Текст книги "Каникулы у моря"

Автор книги: Едґар Аллан По

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

И я с радостью потянулся за иголкой, но она отвела мою руку и сказала: "Лучше мне самой!.." А я подумал, что сон похож на правду.

Снова полет. Стремительный, бесшумный, почти невидимый со стороны. Потом мерцание зеленого луча в глубине.

И я увидел подводные сады, забытые причалы, затонувшие каравеллы и галеры, покоящиеся в подводных долинах и расселинах, светящиеся глаза обитателей придонного слоя, тени кальмаров-гигантов, скользящих в глубине. Увидел коралловые рифы в аквамариновом пространстве вод, полосатых и пятнистых пестрых рыб, похожих на бабочек и птиц, морских змей и скелеты вымерших ящеров в доисторических пластах. Она показала мне развалины опустившегося на дно древнеиндийского города Каверипаттинама, откуда суда династии Чолов отправлялись в заморские страны. Я побывал у пирсов Ольвии. У Багамских островов, где покоится легендарная "Пинта" – третья каравелла экспедиции Колумба. У канадского острова Фанди, где рыбаки подвешивают сети на берегу, на высоких шестах, как будто собираются ловить птиц. После самого высокого в мире прилива – восемнадцать метров – можно собирать улов.

...Когда мы приблизились к знакомому берегу, я услышал странные стихи. Женский голос звучал изысканно-медлительно. Но я не узнавал его. Незнакомка исчезла из моего сна. Казалось, поет ветер. Или море.

Пусть жабры и клыки процедят воду,

И пусть вернется вновь вода

И складки гор умножит,

Как морщины множат горе

Бессмертны мы. Сегодня и всегда

Свет глаз твоих над этим морем.

НЕПОТЕРЯННЫЙ ДЕНЬ

Утро. Неяркий свет в окне. Но уже десятый час: под окном много зелени и листва заслоняет солнце. Вскакиваю с постели, умываюсь, вспоминаю, что в десять мы должны быть с Женей в Адлере, чтобы лететь в Красную поляну. Ведь я почти опоздал! Скатываюсь по ступенькам. Бегу к стоянке автобуса, где мы условились встретиться... Жени нет. Ну, положим, десять минут она могла бы и подождать. А небо! Так ясно, что видна труба теплохода над сферическим изгибом морской дали.

В кафе на центральной аллее глотаю сливки и творог; бреду на пляж. Заглядываю в камеру хранения. Ее нет. Ну и сон мне приснился...

Под бетонным волнорезом мелкие черноморские крабы вылезли погреться на солнышке. Кидаю с досады камни в воду, целюсь в высоко торчащий над водой валун: два попадания из десяти – результат неважный. На пляже пустынно, как всегда в середине октября. Тишь. Галька красная, теплая... И шуршит. Оборачиваюсь: Женя.

– Здравствуй, Женя! Я тебя ждал, но не дождался.

– Здравствуй, Валентин. Ты меня не ждал.

– Ошибаешься. Полчаса охотился за тобой на автобусной стоянке. В Красную поляну мы опоздали.

– По твоей вине.

– Но тебя же не было в десять!

– Была. В тот день, когда мы договорились. То есть вчера.

– Что значит, вчера?

– Это значит, что мы с тобой должны были лететь туда двенадцатого октября.

– Женя!.. Мы же только вчера днем договорились об этом: сегодня с утра...

– Но сегодня уже тринадцатое.

– Да? Шутить изволите?

– Проверь, – пожала она плечами так непринужденно, что я действительно пошел за соседний волнорез, где как раз оказались двое тех самых ребят, Вадим и Боря.

Вдвоем они убедили меня, что сегодня тринадцатое октября.

– Сдаешься? – спрашивает Женя.

Я молчу, вспоминаю странный сон, пытаюсь найти какое-то подобие объяснения. Сутки, выходит, пропали, или, быть может, это вовсе не сон? Да нет! Что это со мной в самом деле? Легче допустить, что я проспал до сегодняшнего утра, ведь спать хотел по-настоящему... Это хоть похоже на правду в отличие от варианта с путешествием в Средиземное море, Атлантику, Индийский океан, на морское и океанское дно на жемчужном шаре в сопровождении очаровательной инопланетянки.

– Разгадка проста! – воскликнул я. – Я волновался перед полетом в Красную поляну, и мне все это приснилось. Во сне я летел с тобой на вертолете, представь себе. И мне показалось, тоже во сне, конечно, что просыпаться не обязательно. Проспать почти двое суток! Можно ли это представить?

– Трудно... – односложно ответила Женя. – Согласна дать тебе еще одну попытку. Учитывая, что сегодня – тринадцатое число.

– О, завтра я буду ждать тебя в такси у самого дома отдыха!

– Идет.

...Проснулся я рано: кто-то тихо, старательно, настойчиво стучал в мое окно. Прислушался – стук повторился. Я быстро встал, подошел к окну, отдернул слепую белую занавеску, уколов палец сломанной иголкой, которая торчала из оконного переплета... Высасывая из пальца кровь, я не без удивления обнаружил за окном Женю. Милое лицо, сонные еще глаза, а голос веселый, звонкий:

– Я думала, ты опять проспишь! Да открой окно, а то плохо слышно.

– Я уколол палец, – сказал я громко. – Сейчас выйду.

По лицу Жени промелькнула летучая тень, тревога, почти неуловимая, как ночная птица. Прожужжал зеленый жучок и утих, ударившись о стекло...

...Из Красной поляны вертолет нес Женю и меня над тенистыми ущельями, а я увидел незнакомку из сна. Именно увидел, а не вспомнил. Или, может быть, представил так отчетливо, что невольно прикрыл глаза и подумал о шаре. Показалось: вот он, протяни руку и дотронешься... Открыл глаза. Мне и в самом деле захотелось увидеть его. Наяву. Но я знал, что это невозможно. И тогда появилось оранжевое пятно на стекле вертолета. Медленно ползло оно по стеклу. Цвет его изменился, и мне показалось, что это изображение жемчужного шара незнакомки. Так и есть, очень похоже! Иллюзия полная...

Я услышал:

– Кто-то слишком много себе позволяет. – Это было сказано тихо, но внятно.

Женя! Боже, до чего захотелось вспылить. Но я сдержался. Задумался. Кто слишком много позволяет себе? Ответ вовсе не очевиден. Если Женя имела в виду женщину с зеленым гранатом, то откуда она знала про жемчужный шар? Если меня, то и вовсе непонятно: при чем тут пятнышко на стекле вертолета, которое, кстати, исчезло?

Я внимательно изучаю Женю. Исподволь разглядываю ее. Кажется, она этого не замечает. Несколько непринужденных слов – и мне показалось, что она сама готова отвлечь меня от моих размышлений. Но нет! Она не так проста, как мне казалось... не так проста.

– Что ты имела в виду, Женя?

– Я вспомнила, что камера хранения работает очень плохо! – Ко мне обращены ясные светлые Женины глаза, и я мысленно каюсь, что минуту назад допускал иное, не то, что она подразумевала.

А откуда-то из глубины моего существа всплывает мысль, от которой теплеют виски. "Тот день, когда было море, и старый фрегат, и песня ветра – если он был – не потерянный день".

Именно светлый круг на стекле вертолета заставил вспомнить слова, которым я готов был поверить. О камере хранения и второй женщине с гранатом, о второй инопланетянке. О мимолетности соприкосновения миров.

НЕЗНАКОМКА, Я И ЖЕНЯ

И все же наступил день, когда я рассердился на себя, на Женю, на камеру хранения и авторов вздорных гипотез.

Пора наконец избавиться от навязчивой мысли о сатурнианцах, которые якобы появляются на необыкновенных летательных аппаратах, свободно парят над Гималаями, в глубине морской передвигаются с помощью неких светящихся колес, выныривая на поверхность, чтобы запросто поболтать с наивными простачками третьей планеты и снова заняться своими делами.

...Рано утром я пошел на базар, купил букет чайных роз, три килограмма винограду, корзинку, в которую сложил виноград, прикрыл его журналом, сверху положил розы, приладил плетеную крышку и сдал в камеру хранения.

Принимала та женщина... Была она в золотисто-желтом платье с белым газовым поясом, в дымчатых очках, на плечах – легкий шумящий плащ, на запястье – браслеты, на смуглых ногах серебристые туфли с высокими каблуками, расписанными золотыми волнистыми линиями. Я застыл как вкопанный. Передо мной была комната с голубым ковром и маленьким столиком. На столике – хрустальный стакан, в стакане – алый цветок. Куда это подевались саквояжи и сумки?..

Женщина стояла чуть в стороне, и я потому и видел это пространство с белыми и желтыми бликами. Но вот она сделала два-три шага, и комната с голубым ковром утонула в полутьме. Я протянул ей корзинку. И тут заметил транспортер, опустил на ленту корзинку и взглянул на женщину. Под башней темно-золотистых локонов – неподвижное, строгое лицо.

– Все? – спросила она.

– Все, – ответил я, не решаясь добавить ни слова.

Осторожней, подумал я невольно, не подавай виду, что ты ее хочешь провести, иначе... Что будет, я не знал, но твердо решил подарить ей розы... позже. Интуиция подсказывала, что тайна голубой комнаты мне не откроется, если я сейчас заговорю.

Быстро промелькнула неделя.

На пляже, где не раз поджидал я Женю, представлялось вдруг, что комната с голубым ковром исчезла и женщина – тоже. Не пора ли, спрашивал я себя...

И вот новый день: у крутого берега я ловил знакомую минуту показывалась бесшумная электричка, волна полого ложилась на гальку, голубоватый лес казался древним, сказочно живописным и притягивал к себе. Я подплывал к берегу, бросался на гальку, но все переменялось вокруг: и лес много терял в моих глазах, становился обычной рощей на взгорье, и на голой полосе берега, круто взбегавшего к его подножию, открывались рытвины, горы щебня, железнодорожное полотно. И все это заставляло меня снова ждать встречи с той минутой: я уплывал в море и высматривал электричку. Вот она появлялась и словно незримой чертой отделяла прошлое от будущего. Но с каждым разом впечатление становилось слабее... И с этим я ничего не мог поделать.

"Что необычного нашел я в камере хранения?.." – думал я, и бродил по берегу, и искал парней, размышлявших о ней много дней назад...

Я подошел к Жене, и мы стали собираться. У камеры хранения я остановил ее. Теперь, спустя восемь дней, должно многое проясниться.

– Подожди.

Подошел к знакомому окошку. Протянул квитанцию. Женщина была рядом со мной, только на ней было другое платье, белое с голубым поясом. За ней угадывался неувядающий алый цветок на столике. Темный контур цветка плавал над хрустальным стаканом. Старая мысль промелькнула опять. "Зачем им... этим... старые вещи, если они могут сотворить в мгновение ока все, что надо – и более того?"

Я взял корзинку, откинул плетеную крышку. Розы были свежее, чем восемь дней назад. Но вчера выяснилось, что у Жени – день рождения. Я протянул ей букет. А голова была занята другим: что происходит? Женщина отошла от окошка, но я успел заметить, как белым огнем полыхнул ее гранат. Цветок как будто плавал над хрустальным стаканом, и столб света выхватил из тьмы голубой ковер, и мне послышался там шум моря. "Вот оно что! – подумал я. Им действительно нужны подлинные вещи. Пусть старые, но подлинные. Там, у них на другой планете, наверное, музей, лаборатория, что еще?.. Взамен они возвращают дубликаты, копии. Им это по силам. Просто!.."

И тут случилось то, что иногда случается со мной: пропало очарование голубой комнаты, женщины, алого цветка в хрустальном стакане, ведь я, наверное, добрался до сути. Как там, на берегу, где вечно будет пробегать на фоне леса поезд и, может быть, подарит кому-нибудь волшебную минуту, утраченную для меня. Не то чтобы я очень уж хотел огласить результаты моего эксперимента с розами, которые выглядели совсем живыми, такими же, какими я сдавал их восемь дней назад вот этой ворожее. Нет. Но мне надоело играть в прятки.

Я говорил слишком громко, не без иронии, понимая, что только так и не иначе могу я выразить свое понимание событий и свою роль в них. Потом, когда память снова возвращала меня в этот солнечный день, я корил себя за поспешность. Но, допустим, я поступил бы иначе. Смог ли бы я чего-то достичь? Вряд ли...

Женя настойчиво тянула меня за руку – подальше от этого не нравившегося ей места. Она ничего как будто не замечала и воспринимала мою горячность спокойно. Но во время разговора, как я убедился позднее, ей не надо было искать смысла в моих словах – и она лишь живо улавливала интонации.

Подул ветер.

Всего на мгновение я отвел взгляд от знакомого окошка. Но этого мгновения оказалось достаточно. Взяв под руку ничего не подозревавшую спутницу, я шагнул к нему, уже понимая, что опоздал. Да, опоздал.

Я не верю своим глазам...

Передо мной белеет стена камеры, по ней разбегаются причудливые желто-зеленые узоры – отблески волк. На решетчатых створках красуется замок. Я осторожно провожу пальцем по темному холодному металлу. Замок покрыт пылью, и кажется, что висит он тут давным-давно. Быть может, это порыв ветра поднял пыль и надул сора в заржавленную скважину.

Медной тусклой проволокой к знакомому окошку прикручена табличка: "Камера хранения переведена в помещение вокзала". Женя недоуменно смотрит на меня, и выражение какого-то преувеличенного удивления в ее больших светлых глазах сменяется другим: она как будто подозревает сговор. В тридцати шагах от нас по-прежнему лениво и бездумно плещется море.

...И ПОСЛЕДНЕЕ, ГЛАВНОЕ

Не люблю хостинский вокзал. Многолюдье в отпуске противопоказано. И все же я несколько раз пытался заглянуть туда... в окошко камеры хранения. Незнакомку я, разумеется, не встретил. Зато встретил Женю. Это произошло поздним вечером, и она, как мне показалось, смутилась. Я был смущен не менее.

Что же удалось выяснить? Что там работает отныне мужчина, и он непохож на того типа в очках, которого я приметил в старом помещении, под эстакадой. Работает он там, насколько мне известно, и по сей день. Кажется, камеру хранения поз же перевели на старое место. Незнакомка больше не появлялась. Думаю, она поплатилась все же за неопытность. С вещами в камере хранения пока не происходило ничего загадочного, голубой комнаты как не бывало. И это лишний раз говорило о серьезности случившегося.

Однажды на набережной я засмотрелся на зеленый камень в перстне. Молодая высокая грузинка стояла с подругой в нескольких шагах от меня. Камень на тонкой красивой ее руке живо напомнил о незнакомке.

Вот когда вспомнился странный сон! И светлый круг на стекле вертолета, и сломанная игла в оконном переплете... Камера хранения под эстакадой закрыта не случайно: ведь это вмешалась вторая женщина с зеленым гранатом. Наверное, это совсем обычная с виду женщина, а узнать ее можно по лучистому камню. О ней говорила со мной во сне незнакомка! ("Узнать предупредившего я могла бы по зеленому гранату. Такому, как у меня. Разве что крупнее и ярче". – "Значит, это женщина?" – "Женщина. Только... как это сказать... выше рангом..." – "И она здесь?.. Та, другая?" – "Выходит, здесь".)

...Я потянул Женю. Она освободила свою руку. Я подошел к девушке-грузинке. Мне запомнилось ее имя: Теа. Подруга ее вставила словцо:

– Все же Теа не продавщица ювелирного магазина, чтобы спрашивать у нее о драгоценностях.

– Ну что ты, Нина, – возразила ей Теа. – Если человек хочет узнать, что это за камень, я отвечу. Мой родной дядя Гиви подарил этот перстень мне в день рождения. – И Теа царственно подняла руку и показала мне его, и я убедился, что это не совсем то.

– Камень вам очень идет, – произнес я, памятуя, что Женя, вероятно, наблюдает сценку.

– Очень! – ответила подруга с акцентом (в грузинском языке нет ударений): – У Теа зеленые глаза, а у дяди Гиви хороший вкус.

– Спасибо, Теа. Спасибо, Нина, – скомкал я разговор, пытаясь быть учтивым.

Подруга Нина пожала плечами. Я вернулся к Жене, она холодно сказала:

– Интересуешься зелеными камушками?.. Это хризолит, а вовсе не гранат.

– Теперь я это знаю. Спасибо.

Чуть позже я вспомнил этот эпизод, но тогда меня уже не удивило, что Женя на расстоянии нескольких шагов смогла рассмотреть, что это не гранат, во всяком случае, не тот гранат, который я искал.

Мы пошли на пляж. Искупались. Знакомая электричка промелькнула в послеполуденный час над берегом. Аромат смол, пологие волны, красноватая галька, тишина... Мгновенное, щемящее чувство утраты. Или, быть может, предчувствие тревоги...

– Я сейчас уезжаю, – спокойно произнесла Женя.

– Как это – сейчас? А вещи, чемодан?

– Чемодан мне больше не понадобится.

– Шутить изволите!

– Нет. У меня всего несколько минут...

– Почему же ты меня не предупредила? – воскликнул я.

– Ну, знаешь... меня вовсе не надо провожать. Я сама.

– Сама!.. – повторил я и осекся.

Женя поспешно собиралась, а сумочка ее оказалась открытой, и я заметил внутри большой зеленый камень. Я замолчал как завороженный. Наши глаза встретились. Она тянула сумочку к себе. Но продолжала смотреть на меня. Перстень выскользнул на гальку. И подкатился к моему локтю. Еще не осознавая происшедшего, я поднял его. Отполированные грани сверкнули, и под ними грозно вспыхнул белый огонь.

– Гранат... – бормотал я смятенно, разглядывая камень, – такой я уже видел...

– Дай-ка, – тихо сказала она.

Я понял все; некстати выдавил из себя:

– Я никому не скажу, – и вернул ей камень.

– Можешь рассказать, если захочешь. Разве поверят? – Она улыбнулась.

– Значит, я тебя не буду провожать?

– Это невозможно.

– Непонятно, зачем тебе нужно было оставаться здесь так долго. Когда тебе вернули в камере хранения кофточку и ты обнаружила ошибку, все могло быть кончено. Ведь ты из-за этого сюда пожаловала?

– Но потом... был отпуск, каникулы, – проговорила она, а я подумал, что этот ответ ей вполне мог подсказать зеленый гранат.

– Я сама так решила. – Она поднялась. – И ни о чем не жалею.

Там, где были ее колени, в мелкой красноватой гальке остались две продолговатые ямки. Рука ее легла на мое плечо. Гранат полыхнул зеленым огнем и оказался на ее безымянном пальце.

– Странно, что я не носила его на руке все эти дни, правда? – она наклонилась, словно хотела что-то добавить, но передумала.

...Я смотрел ей вслед, пока глазам не стало больно от ослепительного солнца.