Текст книги "Кровное родство"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Эд Макбейн
Кровное родство

Ed McBain

Blood Relatives

© 1975 by Hui Corporation

© Вуль Н. А., перевод на русский язык, 2021

© ООО «Феникс», издание на русском языке, оформление, 2021

I

Она мчалась босая сквозь дождь и гудение автомобильных клаксонов, вздымая ногами брызги, подсвеченные огнями неоновых вывесок. Она бежала сломя голову, а ее зеркальное отражение в черном, влажно поблескивающем асфальте, словно сиамский близнец, неслось вместе с ней по грязным лужам, переливавшимся красным, зеленым, оранжевым и голубым цветом.

Она истекала кровью.

Кровь лилась из глубокой раны на правой щеке, текла из порезов на ладонях и пальцах. Платье спереди было разорвано, был виден бюстгальтер, и девушка, чтобы хоть как-то прикрыться, на бегу пыталась стянуть края загубленного наряда. Дождь шел с десяти вечера. Поначалу лило как из ведра, но теперь с небес падала лишь морось, образовывавшая над асфальтом туман. Вдалеке сквозь водянистую дымку зеленели круглые фонари, горевшие у входа в восемьдесят седьмой полицейский участок.

Девушка поскользнулась, ноги подкосились, отказываясь ее слушаться. Она грохнулась на тротуар с жутким звуком, наводящим на мысли о вывихе, ударилась об асфальт бедром. Резко выдохнув от боли, неподвижно села, склонив голову. Накрапывал дождик. Платье, колготки, бюстгальтер – все было вымазано в крови. Кровь сочилась из раны на щеке, полыхала рубиновым огнем в горизонтальных порезах, покрывавших ладони и пальцы. Светофор на пустынной улице переключился на красный. Этот свет горел очень ярко, и на какой-то миг почудилось, что девушка с ног до головы покрыта кровью. Послышался щелчок – светофор снова переключился. В то же мгновение лицо девушки, платье, бюстгальтер, промокшие колготки, кровоточащие порезы на руках, рана на щеке – все сразу стало зеленым. С трудом поднявшись на ноги, она кинулась к полицейскому участку.

Детектив Берт Клинг, присев за стол в дежурке, оформлял задержание молодого человека, который владел лишь одним языком – испанским. Со вздохом детектив указал на большой лист бумаги, специально повешенный как раз для таких случаев. На этом листе на испанском языке были расписаны все права задержанного. Молодой человек посмотрел на лист, кивнул и только начал читать, как вдруг в участок ворвалась девушка. Преодолев наружную деревянную дверь, она налетела на вторую, двухстворчатую, стеклянную, и заколотила в нее обеими руками. Обернувшись на стук, Клинг первым делом увидел кровавые разводы на стекле. Кровавые разводы и отпечатки ладоней – по одному на каждую створку. Берту подумалось, что он не забудет этой картины до конца своих дней. Как только двери распахнулись, девушка влетела в дежурку – руки широко расставлены, пальцы и ладони в порезах, из раны на щеке льется кровь, синее платье разорвано, бюстгальтер перемазан кровью, бледное, в потеках туши лицо облеплено мокрыми черными волосами.

– Помогите! Ради бога, помогите! – умоляюще воскликнула она, бросившись к столу, за которым сидел Клинг.

Патрульный Шанахан промочил ноги.

Лить перестало минут десять назад, только какой от этого толк, если он, почитай, весь день проходил под дождем. Ну хорошо, не весь день, а с 15:45 – именно тогда он сменил Донлеви. И что в итоге? Ноги промокли, в горле першит. Если заболеет – придется мучиться неделю в постели. Шанахан был дородным мужчиной, а в черном дождевике, напоминавшем плащ то ли Бэтмена, то ли Дракулы, наброшенном на широкие мощные плечи, полицейский выглядел еще внушительнее. Сжимая в правой руке утяжеленную дубинку, а в левой – фонарик, Шанахан шел по пустынной улице, совершая обход своего участка. Как же все-таки хорошо, что дождь прекратился, как здорово, что уже половина двенадцатого и где-то через пятнадцать минут его, Шанахана, сменят. Черт, вот только ноги он промочил, в ботинках хлюпает.

И тут полицейский неожиданно увидел руку.

Лежавшая на крыльце рука торчала из открытой двери, ведущей в подъезд заброшенного дома. Шанахан застыл как вкопанный. С того места, где замер полицейский, он мог различить только ладонь с кистью, и больше ничего, и на короткий миг ему показалось, что рука оторвана, а само тело отсутствует. Однако, подойдя поближе, он увидел и очертания всего тела, неподвижно лежавшего поперек порога. Поднявшись по широким ступенькам на крыльцо, он осветил фонариком руку, лежавшую ладонью вверх, и увидел покрывавшие ее порезы. «Дело плохо», – понял Шанахан. Осознание этого пришло еще до того, как он направил луч фонарика на само тело.

Неожиданно до полицейского дошло, что он стоит в крови, и он в ужасе отпрянул, будто бы боясь, что она растворит подошвы его ботинок. Чувствуя под ногами липкое, Шанахан сделал шаг назад, ненароком сдвинув луч фонарика чуть вверх. Полицейский увидел само тело, и тут же волной накатила дурнота. Он быстро отвел взгляд. Вход в подъезд стал вроде рамы чудовищной картины, многократно усиливая ее кошмарность. Устыдившись своей слабости, Шанахан заставил себя вновь посмотреть на тело. Девушка лежала навзничь в собственной крови. Лет шестнадцати, темноволосая, невидящий взор широко распахнутых темных глаз устремлен вверх, к потолку со вздувшимися пузырями штукатурки и потеками влаги, которая, казалось, готова вот-вот прорваться и затопить всю парадную. На девушке сохранились остатки изрезанного в клочья розового платья. Нож убийцы не делал различий между плотью жертвы и ее одеждой. И то и другое было безжалостно, в безумной ярости искромсано. Лицо и тело несчастной покрывали жуткие раны. Когда до Шанахана дошло, что нос бедняжки фактически отрезан и свисает с лица на тоненьком клочке кожи, полицейский отвернулся и его скрутил приступ рвоты.

Отдышавшись, он поспешил к телефонной будке на углу, откуда и позвонил в участок.

Моноган и Монро были не разлей вода и всегда работали вместе. Именно поэтому, когда Стив Карелла увидел Моногана в одиночестве, то не сразу его узнал. Согласно существовавшим в городе правилам, расследование убийства поручалось местному детективу, выехавшему на место преступления, однако убойный отдел главка непременно присылал свою команду – то ли для того, чтобы помочь советом, то ли чтобы отдать должное серьезности совершенного преступления. Моноган и Монро работали в убойном отделе главка в паре, однако сегодня ночью явился лишь Моноган, напоминавший в отсутствии своего товарища человека без тени и голос без эха. Моноган пояснил, что его напарник захворал – слег с гриппом. Черт бы побрал этот грипп, так и косит в этом месяце народ. Черное пальто с белым платочком в нагрудном кармане, черная фетровая шляпа с загнутыми полями, черные кожаные перчатки, белоснежный шелковый шарф, черный галстук-бабочка – Моноган вырядился так, словно собрался на бал к губернатору или как минимум в оперу. Он пояснил, что праздновал годовщину свадьбы, причем золотую, и что его вытащили прямо из-за стола, за который ему хотелось бы как можно скорее вернуться. Моноган говорил таким тоном, будто бы Карелла нес личную ответственность за смерть девушки, лежавшей в луже собственной крови.

– Как думаешь, сколько ей? – спросил Моноган. – Я о возрасте, – тут же пояснил он. Создавалось впечатление, что Моноган в тоске по отсутствующему напарнику решил подавать реплики и за Монро. За долгие годы излишнее многословие этой парочки из главка стало ее визитной карточкой, и Моноган явно не собирался изменять традициям.

– На вид лет шестнадцать-семнадцать, – отозвался Стив Карелла.

Он смотрел на раны, покрывавшие тело девушки. Как можно обращать дышащую жизнью плоть в ничто? Стив думал о том, что так и не привык к этому и вряд ли уже привыкнет. Десять минут, полчаса назад девушка была еще жива. А теперь ее изломанное тело лежит в парадной заброшенного дома, а бежавшая по жилам кровь, дарившая энергию и силу, покрывает пол, словно выплеснутая из корыта грязная вода. Глядя на тело, Карелла поморщился, будто от боли, и предпочел промолчать, когда Моноган высказал предположение, что девушку, судя по изорванным, покрытым кровью трусикам, перед убийством изнасиловали.

Через некоторое время подъехал и судмедэксперт. Был он сердит и раздражителен – как и любой другой врач, которому выпало ехать на вызов в непогожую ночь. Кроме того, оптимизма не прибавлял и тот факт, что на дворе было воскресенье, когда полагается веселиться и отдыхать, а не осматривать убитых.

– Ни днем ни ночью нет покоя, – вздохнул судмедэксперт, поставив черный саквояж рядом с трупом девушки.

– Хотя бы дождь прекратился, – промолвил Моноган.

– Вы в курсе, как англичане узнают о погоде? – осведомился судмедэксперт.

– Нет. И как? – с интересом посмотрел на него Моноган.

– Подходят к окну и смотрят на собаку. Если собака стоит на улице мокрая, значит, идет дождь. Если с собаки течет ручьями, скорее всего, дождь очень сильный.

Оба рассмеялись.

– Дождь вызывает у сексуальных маньяков обострение, – со знанием дела произнес Моноган. – Такое мог сотворить только маньяк.

– Псих, – кивнул судмедэксперт.

– Сумасшедший, – улыбнулся Моноган. В лице судмедэксперта он обрел достойную замену Монро. Даже этой промозглой воскресной ночью расследование пойдет по накатанной колее, с дежурными диалогами, достойными Труляля и Траляля. Настроение у Моногана заметно улучшилось. – Славно он над девчонкой потрудился, – небрежно промолвил он.

– Ага, – согласился судмедэксперт. – Все ей изрезал: и трахею, и сонную артерию, и яремную вену.

– А на руки внимание обратили? – спросил Моноган.

– Сейчас и до них доберемся, – отозвался врач.

Моноган повернулся к Карелле и, сочтя, что тот не обойдется без объяснений, охотно пояснил:

– Порой, когда убийца наносит удары ножом, жертва пытается закрыться руками, и тогда на пальцах остаются порезы.

– Или на запястьях, – подал голос судмедэксперт.

– Или на предплечьях.

– Или на ладонях.

– Ненавижу ножевые раны, – покачал головой Моноган. – А вы? Вот пулевое ранение – совсем другое дело. Чистенькое, аккуратненькое. А ножевые раны – жуть сплошная.

– Знаете, я и пулевые раны видел такие, что просто мама дорогая, – возразил врач.

– Это верно, – согласился Моноган. – Но ножевые раны все равно страшнее. Я их просто ненавижу.

– Лично я ненавижу раны, которые наносят разными тупыми предметами, – поделился судмедэксперт. – А про пулевые ранения – это вы зря. Иногда такой кошмар бывает…

– Я говорил об обычных пулевых ранениях. – Моноган поднял палец. – Если вы про ранения из дробовика – там совсем другое дело.

– Да какой там дробовик, – отмахнулся врач. – Взять, к примеру, среднестатистическое выходное отверстие пули калибра одиннадцать миллиметров. Дыра такая, что поезд проедет. Вот это я понимаю – жуткая рана.

– И все равно я больше всего ненавижу ножевые раны, – упрямо произнес Моноган.

– Что ж, каждому свое, – пожал плечами врач и защелкнул саквояж. – Она в вашем распоряжении, – кивнул он на труп девушки, поднимаясь с корточек.

– Ее изнасиловали? – спросил Моноган.

– Это мы узнаем после того, как сделаем анализы, – ответил судмедэксперт.

В сумочке девушки полицейские обнаружили расческу, пачку ментоловых сигарет, коробок спичек, три доллара и сорок центов, а также карточку социального страхования, на которой значилось имя погибшей. Девушку звали Мюриэль Старк.

В двадцать минут первого ночи в полицейский участок позвонила женщина. Представившись Лилиан Лоури, она попросила соединить ее с дежурным детективом. Когда сержант Марчисон поинтересовался, по какому вопросу она звонит, женщина ответила, что очень переживает за свою дочь с племянницей. В восемь вечера девочки пошли в гости на вечеринку и до сих пор не вернулись домой. Попросив женщину не вешать трубку, Марчисон соединил ее с детективом Мейером, находившимся этажом выше – в инструктажной.

Первым делом Лилиан сказала Мейеру, что одной девочке пятнадцать, а другой – семнадцать лет, и они обещали вернуться домой самое позднее к одиннадцати вечера. К половине двенадцатого девочки так и не объявились. Тогда Лилиан позвонила туда, где проводилась вечеринка, и паренек, взявший трубку, сказал, что девочки уже минимум час как ушли. До дома им было идти не больше двадцати минут. Сейчас часы показывали половину первого, то есть прошло целых два часа с того момента, как девочки ушли с вечеринки. Мейер, который и сам растил дочь, как можно мягче предположил, что девочки могли пойти погулять в компании молодых людей с той же вечеринки. На это миссис Лоури заявила, что ее дочь всегда держала слово, а когда понимала, что задерживается, непременно звонила домой и предупреждала. Именно поэтому Лилиан так беспокоилась. Мейер записал внешние данные девушек, после чего попросил назвать их имена и фамилии. На это миссис Лоури ответила, что ее дочь зовут Патриция Лоури, а племянницу – Мюриэль Старк.

Мейер попросил Лилиан перезвонить ему, если девочки все-таки появятся. В том случае, если к утру миссис Лоури так и не свяжется с ним, он передаст полученные от нее сведения в отдел по розыску пропавших без вести. После этого он связался с дежурным сержантом и приказал передать всем патрульным машинам города ориентировку на двух девушек-подростков: обе темноволосые, кареглазые, одна в синем платье, другая в розовом, в последний раз видели неподалеку от Хардинг-авеню, 1214, предположительно двигаются на юг, в сторону своего дома по адресу Сейнт-Джонс-роуд, 1604. Ну и само собой, Мейер продиктовал сержанту имена и фамилии девушек, вот только они ни о чем дежурному не говорили. Он заступил на свою смену незадолго до наступления полуночи и не знал, что Клинг и Карелла уже занимаются расследованием двух дел, в каждом из которых фигурирует по девушке-подростку. Его неведение было объяснимо – откуда тому или иному детективу знать, чем занимается каждый из его коллег по участку в тот или иной отрезок времени. Клинг, например, не знал, что в данный момент Карелла сидит в больничном морге и ждет результатов вскрытия, чтобы выяснить, была ли изнасилована Мюриэль Старк. Карелла, в свою очередь, не знал, что Берт находится на восьмом этаже той же самой больницы и беседует с медиком-практикантом, разрешившим допросить израненную девушку, ворвавшуюся в участок два часа назад. Клинг даже не знал, как ее зовут, пока медик-практикант ему об этом не сообщил.

В 0:33 благодаря показаниям Патриции Лоури постепенно начала складываться картинка произошедшей трагедии.

Первым делом Патриция сказала Клингу, что убили ее двоюродную сестру Мюриэль. Она объяснила Берту, где это произошло, и Клинг тут же поспешил к столику дежурной медсестры в коридоре, на котором стоял телефон. Позвонив в участок, он выяснил, что Карелла еще час назад выехал на место преступления. Дежурный сержант сверился с регистрационным журналом и обнаружил, что, оказывается, Карелла сейчас как раз находится в больничном морге. Клинг поблагодарил дежурного, после чего, прежде чем вернуться в палату Патриции, позвонил в морг сказать Карелле, что он, Клинг, тоже в больнице и сейчас будет допрашивать свидетельницу преступления. Стив попросил обождать минутку, пообещав как можно быстрее подняться наверх.

Раны девушки успели обработать, а саму ее переодеть в чистую больничную пижаму. Теперь ее волосы были аккуратно расчесаны, а в глазах уже не стояли слезы. У больничной койки с карандашом наготове сидел полицейский стенограф. Ему предстояло записать показания Патриции – все до последнего слова. Карелла и Клинг задавали вопросы тихо и мягко. Патриция отвечала ровным ясным голосом, бесстрастно, без малейшего содрогания рассказывая о том, что случилось после того, как они с двоюродной сестрой ушли из гостей.

КАРЕЛЛА: И в котором часу это было?

ПАТРИЦИЯ: Мы ушли где-то в пол-одиннадцатого.

КЛИНГ: Вы пошли домой?

ПАТРИЦИЯ: Да.

КЛИНГ: Вы можете рассказать, что произошло?

ПАТРИЦИЯ: Снова начался дождь. Он весь вечер то переставал, то снова начинался. Когда мы выходили, он вроде стал поменьше, а потом зарядил с новой силой. Поэтому мы бежали по улице. Время от времени прятались: то под навесами, то в парадных. Плащей мы не взяли – когда мы пошли в гости, дождя еще не было. Дождь начался, когда мы были где-то в двух кварталах от дома Пола.

КАРЕЛЛА: Пола?

ПАТРИЦИЯ: Пола Гэддиса. Это к нему мы ходили в гости. Он праздновал день рождения. Ему исполнилось восемнадцать.

КАРЕЛЛА: Патриция, а сколько вам лет?

ПАТРИЦИЯ: Пятнадцать. В декабре уже будет шестнадцать. Двенадцатого декабря.

КАРЕЛЛА: А вашей двоюродной сестре сколько было?

ПАТРИЦИЯ: Семнадцать.

КАРЕЛЛА: Ясно, продолжайте, пожалуйста. Вы вышли из дома Пола…

ПАТРИЦИЯ: Да.

КЛИНГ: На Хардинг-авеню?

ПАТРИЦИЯ: Ага. Там еще куча разных магазинов. Он живет неподалеку от перекрестка Хардинг-авеню и Шестнадцатой улицы. Когда мы добрались до Шестнадцатой, лило как из ведра. Мы встали под навес, чтобы переждать ливень, а как только он стих, пошли по Хардинг-авеню дальше, в сторону Четырнадцатой улицы. Там, знаете, стройка намечается, старые дома идут под снос, говорят, будет новый жилой микрорайон. Так вот, когда мы добрались до Четырнадцатой улицы, снова зарядил дождь, и мы с Мюриэль забежали в подъезд заброшенного дома. Просто чтобы спрятаться от дождя. Обождать, пока он хотя бы чуть-чуть поутихнет. Оттуда до нашего дома оставалось всего три-четыре квартала, вот мы и подумали – подождем пару минуток и пойдем дальше.

КЛИНГ: То есть вы хотите сказать, что ваша двоюродная сестра проживает у вас?

ПАТРИЦИЯ: Да. Она переехала к нам, когда мне было тринадцать лет. Ее родители погибли в автокатастрофе. Разбились на автостраде.

КАРЕЛЛА: Скажите, Патриция, у вас есть родные братья или сестры?

ПАТРИЦИЯ: Да, у меня есть старший брат.

КАРЕЛЛА: Как его зовут?

ПАТРИЦИЯ: Эндрю Лоури.

КАРЕЛЛА: Сколько ему лет?

ПАТРИЦИЯ: Девятнадцать.

КАРЕЛЛА: Он все еще живет с вами?

ПАТРИЦИЯ: Да.

КАРЕЛЛА: А он был сегодня на вечеринке?

ПАТРИЦИЯ: Нет, он работал.

КЛИНГ: Чем конкретно он занимается?

ПАТРИЦИЯ: Подрабатывает от случая к случаю в закусочной на Стеме. Когда там нужна помощь – обращаются к нему. Обычно это случается вечером в субботу. Думаю, если бы не работа, он бы пошел на вечеринку с нами. И тогда бы то, что случилось, ни за что бы не произошло.

КЛИНГ: Вы готовы рассказать нам об этом?

ПАТРИЦИЯ: Да. Мы стояли в парадной и смотрели на дождь. Мне казалось, что он никогда не перестанет. Я все твердила Мюриэль, что нам надо просто припустить что есть мочи и добежать до дома, но она не желала окончательно погубить свое платье. К тому моменту оно уже успело изрядно намокнуть, так что волновалась она не напрасно. И все же…

КЛИНГ: В котором это было часу?

ПАТРИЦИЯ: Наверное, где-то в районе одиннадцати.

КАРЕЛЛА: Продолжайте.

ПАТРИЦИЯ: На улице никого не было – ни единой живой души. Оно и понятно – в такой дождь все сидят по домам. Мы простояли в парадной как минимум минут пять, и за это время мимо не проехало ни одной машины. А потом… Не знаю, откуда он взялся… Наверное, он с самого начала был в здании, спал в одной из пустых квартир… Так вот, откуда ни возьмись, из темноты позади нас показался мужчина… Он схватил Мюриэль за запястье, и она закричала… Точнее, попыталась закричать. Но потом увидела у него в руке нож и тут же замолчала. Она замолчала даже раньше, чем он велел ей заткнуться. Сперва мне захотелось просто пуститься наутек, смыться оттуда поживее, но он приставил к Мюриэль нож, и я подумала, что, если сбегу, он может ее ранить – просто со злости. Вот я и осталась. Просто сами понимаете, в такой ситуации думаешь, что хуже уже не будет и все как-нибудь утрясется, кто-нибудь появится и спасет тебя.

КАРЕЛЛА: Вы узнали мужчину? То есть я хочу спросить, вам доводилось видеть его прежде?

ПАТРИЦИЯ: Нет, я видела его впервые.

КАРЕЛЛА: Вы можете нам его описать?

ПАТРИЦИЯ: Да. Он был высоким. Я бы сказала, примерно с вас. Где-то метр девяносто.

КАРЕЛЛА: Получается, что он был выше меня.

ПАТРИЦИЯ: Нет, не выше, примерно с вас. Только сложен чуть мощнее.

КАРЕЛЛА: Он был белым или чернокожим?

ПАТРИЦИЯ: Белым.

КАРЕЛЛА: Не обратили внимания, какого цвета у него волосы?

ПАТРИЦИЯ: Темные. Либо темно-каштановые, либо черные, но что очень темные – это точно.

КЛИНГ: А глаза?

ПАТРИЦИЯ: Глаза были голубые.

КЛИНГ: Усы, борода были? Или он был выбрит?

ПАТРИЦИЯ: Выбрит.

КАРЕЛЛА: Как он был одет?

ПАТРИЦИЯ: Кажется, в костюм. Либо в широкие брюки с пиджаком. Не уверена. Если на нем был пиджак, то однотонный. И темного цвета.

КАРЕЛЛА: И рубашка с галстуком?

ПАТРИЦИЯ: Галстука не было.

КАРЕЛЛА: Вы бы узнали его, увидев снова?

ПАТРИЦИЯ: Да. В подъезде было темно, но внутрь проникал свет от уличного фонаря. Я его узнаю. И голос его я тоже хорошо запомнила.

КЛИНГ: Вы сказали, что он велел вашей кузине замолчать?

ПАТРИЦИЯ: Да, но это случилось, когда она уже перестала кричать. Она закричала, когда он вышел из темноты, а потом увидела нож и замолчала. Но он все равно приказал ей заткнуться.

КЛИНГ: Что он еще сказал?

ПАТРИЦИЯ: Он обещал, что нас не тронет, если мы будем вести себя послушно. Он держал Мюриэль за запястье, а я стояла у противоположной стены. Он приставил к Мюриэль нож.

КАРЕЛЛА: Что это был за нож?

ПАТРИЦИЯ: В каком смысле?

КАРЕЛЛА: Выкидной или…

ПАТРИЦИЯ: Ах, вы об этом. Нет-нет, это был обычный нож. Знаете, вроде тех, которыми пользуются на кухне.

КАРЕЛЛА: Нож был коротким или длинным?

ПАТРИЦИЯ: Думаю, лезвие было сантиметров десять.

КАРЕЛЛА: И когда преступник показался из темноты, он уже держал в руке нож?

ПАТРИЦИЯ: Да.

КАРЕЛЛА: Откуда именно он появился? Справа или слева?

ПАТРИЦИЯ: Кажется, справа. Да, точно, справа. Мюриэль стояла справа, так что и он должен был появиться оттуда. Понимаете, он ведь схватил именно Мюриэль.

КЛИНГ: Что случилось после того, как он велел Мюриэль замолчать?

ПАТРИЦИЯ: Он заставил ее опуститься перед ним на колени. А потом сказал, что она должна делать то, что он потребует. Сказал, давай действуй, я знаю, тебе этого самой хочется. А я смотрела. Стояла у стены и смотрела. Она сделала все, что он требовал, и я думала, что после этого он нас отпустит. А он вдруг начал бить ее ножом… это… это было так жутко… Он снова и снова бил ее ножом, а я стояла, смотрела и не могла поверить своим глазам, не могла поверить в реальность происходящего, что он творит такое с ней… И я знала, что будет дальше, я знала, что он заставит меня проделать то же, что и Мюриэль, сперва пообещает, что меня не тронет, а потом все равно изрежет… Я поняла, что мне надо бежать, но почему-то не могла сдвинуться с места. Стояла как вкопанная и смотрела, как он творит с Мюриэль такое… А потом он…

КАРЕЛЛА: Патриция, вам вовсе не обязательно…

ПАТРИЦИЯ: Нет, я хочу вам рассказать как все было. Он повернулся ко мне и сказал: «Теперь твоя очередь», и сперва я подумала, что он решил проделать со мной все то же самое, что и с Мюриэль, а потом до меня дошло, что он собирается меня убить. Он пошел ко мне с ножом в руке, он целился им мне прямо в лицо. Я выставила руку, чтобы защититься, и отмахнулась, знаете, вот так, чтобы уберечь лицо, и он ударил меня ножом по ладони. Я выставила другую руку, а он все пытался прижать меня к стене и бил ножом по рукам. Кончиком ножа он разрезал мне платье. Тут я вспомнила, что он сотворил с грудями Мюриэль, и заорала что есть мочи. Только меня все равно никто не слышал – в округе ни души, весь микрорайон выделили под стройку. Именно в тот момент я и пропустила удар ножа, видите – располосовал мне лицо под глазом. Не знаю, как мне удалось вырваться. Наверное, двинула его ногой. Помнится, когда я выбегала из дома, он стонал, скорчившись на полу, так что, скорее всего, я ему ногой заехала. Потом услышала, как он завопил за моей спиной, услышала, как он бежит вслед за мной вниз по ступенькам крыльца. Я знала, что если он меня догонит, то убьет, как Мюриэль. Я пыталась сообразить, что мне делать. И подумала, что если побегу домой, то он может меня настичь либо на лестнице, либо в коридоре – дело в том, что мы живем на третьем этаже. Но если я побегу к полицейскому участку и если успею до него добраться, то вокруг будут полицейские и он не сможет причинить мне зла. Поэтому я и побежала к участку.

КЛИНГ: Он гнался за вами?

ПАТРИЦИЯ: Не знаю. Думаю, да. Знаете, в двух кварталах от участка я поскользнулась и упала. В этот момент за мной вроде уже никто не гнался. Наверное, он махнул на меня рукой. Вы его поймаете?

Допросив Патрицию, Карелла и Клинг спустились в морг, где встретились с врачом, который изложил им предварительные результаты осмотра тела убитой. Несмотря на то что в ходе нападения преступник нанес девушке множество увечий, смертельным, по мнению доктора, скорее всего, стало проникающее резаное ранение, протянувшееся от шеи до плеча, – шестнадцать с половиной сантиметров в длину и три сантиметра в глубину. В результате этого удара преступник полностью перерезал жертве левую общую сонную артерию и яремную внутреннюю вену, одновременно повредив левую долю щитовидной железы и переднюю долю трахеи. С точки зрения врача, смерть наступила в результате обширной кровопотери, усугубленной воздушной эмболией и попаданием крови в дыхательные пути.

Врач пояснил, что всякий раз, когда необходимо установить факт изнасилования жертвы перед убийством, проводится осмотр половых органов на предмет наличия повреждений, следов крови, семени, а также посторонних объектов вроде волос нападавшего. Исследование тела не выявило следов спермы ни на одежде девушки, ни в области влагалища, ни в заднем проходе, ни в желудочно-кишечном тракте. Впрочем, отсутствие волос и следов семени нападавшего вовсе не исключало факт изнасилования. Одна из ран, нанесенных девушке, вполне могла иметь сексуальную подоплеку. Эта рана привела к обширному кровотечению и вполне могла стать причиной смерти. Речь шла о разрыве стенки влагалища, который произошел из-за введения в область таза острого предмета, вероятнее всего орудия убийства, и последовавшего за этим рассечения левой подвздошной артерии. Тут врач попросил у детективов дозволения высказать свое мнение, выходящее за пределы его специализации – патологии и токсикологии. Когда полицейские с большим интересом попросили доктора продолжать, он заявил, что, скорее всего, детективы имеют дело с убийцей-садистом, который способен получить сексуальное удовлетворение лишь одним способом – лишая своих жертв жизни. При этом врач тут же отметил, что поскольку он не психиатр, то это лишь его частное мнение.

Поблагодарив его, детективы отправились в заброшенный дом на углу Хардинг-авеню и Четырнадцатой улицы.