Текст книги "Восстание Спартака"

Автор книги: Е. Велюханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Дважды в ходе этой братоубийственной войны Рим брали с боем римские же войска. Победа Суллы ознаменовалась кровавыми гонениями на сторонников Мария. Террор был введен в систему. Регулярно обнародовались списки граждан, подлежавших смерти – проскрипции. Процветало доносительство, Сулла требовал, чтоб в составлении проскрипций принимал участие Сенат. Сводили счеты с врагами, а поскольку имущество проскрибированных конфисковалось в казну, а затем распродавалось с аукционов, людей вносили в списки, польстившись на их богатство. Весь ужас того безжалостного времени – в истории Квинта Аврелия, которую Плутарх поместил в биографию Суллы: «Придя на форум, он стал читать список и, найдя там свое имя, промолвил: “Горе мне! За мною гонится мое альбанское поместье!” Он не ушел далеко, кто-то бросился следом и прирезал его». Террор обрушивался на целые племени и города. Особенно пострадали Самний (самниты оказывали деятельную поддержку Марию) и Этрурия. Многие города этих областей были опустошены, лишены части своих земель, которые Сулла раздавал своим ветеранам. В 79 году он неожиданно для всех отказался от власти, сделав свое отречение настоящим общественным вызовом (некоторое время после отречения он посещал форум как частное лицо, выражая готовность дать отчет в своих действиях любому, кто захочет), затем удалился в свое имение, где вскоре скончался.

Сразу после его смерти консул 78 года Марк Эмилий Лепид выступил с предложением вернуть народным трибунам права, значительно урезанные сулланским законодательством, амнистировать проскрибированных и вернуть им имущество. После того, как Сенат отклонил эти предложение, Лепид, посланный во главе армии усмирять восставший этрусский город Фезулы, у жителей которого земли были отобраны Суллой в пользу своих ветеранов, присоединил свою армию к восставшим, и снова римляне обратили оружие против римлян. Решительный бой произошел в 77 году на Марсовом поле, под стенами Рима. Лепид проиграл его и бежал в Этрурию, а затем на остров Сардинию, где умер. Но народные волнения далеко еще не подошли к концу, «бунташный век» только разворачивался.

Таков был Рим, куда привезли на продажу Спартака, и где он через некоторое время очутился в гладиаторской школе Лентула Батиата в городе Капуе.

Гладиаторы

В специальной литературе указывалось, что гладиаторские бои как часть погребального ритуала римляне переняли у этрусков. Это утверждение основывалось на свидетельстве раннехристианского писателя Тертуллиана «О зрелищах», который прямо заявляет, что практику игр римляне переняли от этрусков, которые, в свою очередь, получили их от лидийцев. При этом он связывает название страны «Lydia» с наименованием этрусских актеров «ludii» и сценических игр «ludi scaenici». Однако среди множества изображений, оставшихся от этрусков, нет ни одного, которое можно отождествить с гладиаторскими боями. С другой стороны, среди фресок, датированных IV веком до н. э., которыми был украшен некрополь кампанского города Пестума, есть и изображения схваток двух вооруженных людей, охраняемых стражниками. В Кампании были построены первые каменные амфитеатры, здесь же располагались самые известные гладиаторские школы. Ничего удивительного, что и апофеоза своей истории гладиаторы достигают именно в Кампании.

Изначально гладиаторские бои были частью погребального ритуала. На это указывает применявшийся к ним латинский термин munus («подношение», «обязанность»), что позволяло трактовать их как жертвоприношение с целью умилостивить души усопших. Однако чисто спортивные правила, которыми руководствовались устроители гладиаторских игр, начиная с первых дошедших до нас упоминаний, показывает, как мало осталось в этом обряде религиозного смысла. Фактически это был уже не религиозный, а светский ритуал, предназначенный не мертвым, а живым. Он призван был продемонстрировать состоятельность семьи, значимость усопшего, память которого устроитель чтит столь торжественной и дорогостоящей церемонией. Лишь в силу устоявшейся традиции формальным поводом для устроения гладиаторских игр оставалось погребение усопшего родственника.

Первые засвидетельствованные источниками гладиаторские игры в Риме были организованы в 264 году до н. э. сыновьями Брута Перы. Сражались всего три пары гладиаторов, но уже в 216 г. на погребальных празднествах в честь Марка Эмилия Лепида выступало 22 пары. Зрелище быстро сделалось популярным, и здесь во имя восстановления исторической справедливости следует сделать отступление.

Гладиаторские бои долгое время были одиозной приметой римской культуры, благодаря которой Рим помимо эпитетов «Золотой» и «Вечный» заслужил еще один – «Жестокий». Исследователи римской истории и культуры или спешат «отречься» от гладиаторства, указывая на него как на примету общества не цивилизованного, а «упаднического, с гнусным народом» (Л. Фридлэндер), или пытаются оправдать римлян, указывая на сходные атрибуты нашей современной цивилизации: профессиональный бокс, боевые единоборства, в конце концов, потоки крови, льющиеся с киноэкранов. Допустим, сравнивать гладиаторов с профессиональными боксерами нельзя. Во-первых, последние не имеют и десятой доли популярности, какая выпадала на долю гладиаторов, в этом смысле составить аналогию гладиаторам могут разве что звезды экрана. Во-вторых, в Риме имелся и прямой аналог боксеров – кулачные бойцы, тоже очень любимые, и все же не могущие тягаться с гладиаторами в популярности. Рассуждения же о степени цивилизованности того или иного общества и вовсе утратили всякую актуальность. Попробуем просто взглянуть на гладиаторские бои глазами самих римлян.

Чем объяснить ошеломительную популярность гладиаторов? Популярность действительно огромную, если учесть бесконечное количество фресок, мозаик, барельефов, посвященных гладиаторам и гладиаторским боям, предметов быта, украшенных изображениями гладиаторов, упоминаний в стихах, письмах, даже сонниках. Можно сказать, что тема гладиаторских боев пронизывала все римское общество. Попытаемся понять, чем были для него гладиаторы.

Во времена Республики (а здесь мы рассматриваем только их) контингент гладиаторских школ формировался главным образом за счет рабов и – в меньшей степени – осужденных преступников, хотя уже тогда среди гладиаторов были и свободные. Тит Ливий пишет о боях, устроенных Сципионом около 206 г. до н. э. в Испании: «Гладиаторы были не такие, каких обычно набирают ланисты: не купленные на рынке рабы и не те свободные, что торгуют своей кровью». Участие в гладиаторских боях считалось наказанием и наказанием позорным, которому даже рабов нельзя было подвергать без достаточного основания (Тертуллиан в своем трактате «О зрелищах» пишет о том, что изначально гладиаторами были преступники и нерадивые рабы). Впрочем, во время кризиса Римской республики, когда нарушались законы и более важные, это правило склонны были обходить. Ланисты приобретали товар для своей школы на невольничьих рынках, где выбор был значительно больше. С рынка продавали военнопленных, представлявших интересный материал для ланист. Например в ходе войн Рима с царем Понта Митридатом в Риме оказалось множество рабов-фракийцев, слывших в античности едва ли не эталоном храбрости и физической силы. Эти люди попадали в гладиаторские школы, разумеется, безо всякой вины, тем не менее, в общественном сознании прочно закрепилось представление о гладиаторах, как о преступниках. В республиканское время слово «гладиатор» не только характеризовало квалификацию раба, но было эмоциональным эпитетом, таким же как «шлюха» или «жулик». Характеризуя моральный облик Катилины, Цицерон говорит, что нет в Италии такого «отравителя, гладиатора, бандита, разбойника, убийцы, подделывателя завещаний» и т. д., который не назвал бы Катилину своим другом. Гладиаторы, таким образом, поставлены в один ряд с разбойниками и убийцами. Именно этим, а вовсе не страхом перед вооруженными рабами, объясняются усиленные меры охраны гладиаторских школ. Отношение римлян к гладиаторам было тождественно нашему отношению к закоренелым преступникам, это была смесь страха, ненависти и презрения. В этом отношении присутствует вполне доступная нам логика. Раб, которого ланиста покупал на рынке, наверняка не имел никакой квалификации и вряд ли отличался примерным поведением. Смирные рабы не нужны были на арене, где требовалась, напротив, агрессивность, желание сражаться. Так что римляне отчасти были правы, предполагая во всех без исключения гладиаторах преступную сущность.

Страх и презрение, которые как по волшебству отступали, когда гладиатор выходил на арену. Возвращаясь к изображениям гладиаторов в римском прикладном искусстве, надо отметить один примечательный факт. Гладиаторов всегда изображали во время выступления на арене или в боевом вооружении, но никогда во время тренировок или на отдыхе у себя в школе. Можно подумать, что эта сторона жизни гладиаторов римских художников совершенно не интересовала. Ничего удивительно, ведь в школе жил и тренировался преступник, к которому не испытывали ничего, кроме презрения, и который был не достоин воплощения в искусстве. Кем же становился гладиатор, выходя на арену?

Организация гладиаторских боев подчинялась строгому, отточенному веками церемониалу. Выступлениям гладиаторов предшествовала цирковая процессия – «помпа». «Скучный, как цирковая процессия», – говорили римляне. Вокруг арены медленно двигалась колесница устроителя игр, за которой шли гладиаторы, которые должны были участвовать в представлении, и несли гладиаторское вооружение. Затем следовали своеобразные показательные выступления. Гладиаторы сражались друг с другом на учебном оружии. Это позволяло зрителям заранее оценить их силу и искусство владения оружием, что было немаловажно, учитывая суммы пари, которые заключали зрители между собой. Затем следовала проверка оружия (мечей, кинжалов, копий) с тем, чтоб удостовериться в равных шансах всех участников. Сражение могло вестись на разном оружии (например, классическая пара мирмиллон – ретиарий), но шансы на победу у противников были равны.

По окончании каждого выступления арену посыпали песком, уничтожая все следы предыдущего боя. Она снова была девственно чиста в ожидании следующей пары. Гладиаторские бои сделались чудовищными по своим масштабам только во времена империи. Для Республики характерно сравнительно небольшое количество гладиаторов. Бой трехсот двадцати пар, устроенный Юлием Цезарем в 65 году до н. э., всполошил Сенат, такое множество гладиаторов одновременно свозилось в Рим. Однако в республиканское время бои были куда более кровопролитными. В обстановке неутихающей и крайне ожесточенной политической борьбы гладиаторские игры были самым простым, хотя и не самым дешевым способом заслужить общественные симпатии, а как следствие – и голоса на выборах. Но будучи мощным орудием политической рекламы, гладиаторские бои превращались в столь же мощное оружие антирекламы, если они оказывались неудачны. Неудачные бои означали плохо подготовленных гладиаторов; плохо подготовленные гладиаторы – их дешевизну, а дешевизна – попытку устроителя сэкономить на развлечении народа. Устроители игр стремились избежать этого во что бы то ни стало. От ланист требовался только первосортный товар, прекрасно обученные бойцы, способные продемонстрировать захватывающую борьбу, и ланисты за большие деньги удовлетворяли требованиям заказчиков. Цицерон в речи за Сестия говорил: «Вот гладиаторы, они – преступники или варвары, но как переносят они удары! Насколько охотнее вышколенный гладиатор примет удар, чем постыдно от него ускользнет! Как часто кажется, будто они только о том и думают, чтобы угодить хозяину и зрителю! Даже израненные, они посылают спросить хозяев, чего те хотят, – если угодно, они готовы умереть. Был ли случай, чтобы даже посредственный гладиатор застонал или изменился в лице? Они не только стоят, они и падают с достоинством; а упав, никогда не прячут горла, если приказано принять смертельный удар!»

Сражение гладиаторов вовсе не было простой схваткой вооруженных людей. К этому зрелищу применялись строгие эстетические каноны. Гладиаторское фехтование отличалось от принятого в армии в сторону усложнения. Некрасивые приемы, даже если они были эффективны, исключались. В 105 году до н. э. консул П. Рутилий поручил ланистам из школы Г. Аврелия Скавра преподать легионерам «более изощренные приемы нанесения и отражения ударов». Такая попытка была сделана лишь однажды: видимо, эффектное аренное фехтование оказалось неэффективным в условиях реального боя. За сражением пары гладиаторов наблюдал арбитр, который следил за честностью поединка и констатировал победу одного из бойцов.

Бой шел до смерти или тяжелого ранения одного из противников, также гладиатор мог признать себя побежденным. В таком случае его судьбу решала публика. Широко распространенная версия о решающем жесте, каким публика свидетельствовала свою волю: большой палец вниз в случае требования смерти или большой палец вверх – помилования для гладиатора, – исторически не подтверждается. Убитых гладиаторов увозили с арены на специальных тележках (крючьями уволакивали с арены лишь тела казненных преступников). Множество обнаруженных в настоящее время погребальных памятников гладиаторам свидетельствует, что хоронили их с соблюдением погребальных церемоний, в собственной могиле с надгробным памятником.

Победителю вручалась символическая награда – пальмовая ветвь, а за особенно удачный поединок – лавровый венок, а также денежное вознаграждение, сумма которого была вполне существенной. Во времена империи ее ограничили: не более одной четвертой стоимости свободного бойца, или одной пятой стоимости раба.

А теперь попытаемся совместить бытующее в римском обществе представление о гладиаторах, как о преступниках, с героизмом, который они демонстрировали на арене. Не здесь ли кроется ключ к пониманию популярности гладиаторских игр в римском обществе?

Одной из наиболее ценимых римлянами добродетелей была храбрость. Та самая храбрость, образцами которой были гладиаторы. Написал же Флор (впрочем, не без ехидства) о восставших рабах армии Спартака: «они погибли смертью, достойной храбрых людей, сражаясь не на жизнь, а на смерть, что было вполне естественно в войсках под начальством гладиатора».

Посмотрим на арену глазами римлян. Выходившие на нее люди были преступниками и здесь, на арене, где все было настоящим: и оружие, и кровь, и смерть, – им предоставлялся шанс показать свои истинные человеческие качества и самое драгоценное для римлян – храбрость. Римляне, конечно, знали, что храбрость гладиатора – результат тренировки и, в общем, недорого ценили ее, но в момент боя эмоциональный подъем заглушал голос рациональности.

Награждая отважного бойца и присуждая к смерти труса, римляне вершили справедливость. Гладиаторские бои были своеобразными формами народного суда, но суда не формального, где рассматривается деяние преступника, а того, где рассматривалась сама личность. Благородный душевный порыв, возможность сделаться орудием безукоризненной справедливости, обнаружить героя в преступнике, а вовсе не распущенность кровожадной толпы влекла римлян в амфитеатры.

Тема гладиаторов была бы не полной, если не рассмотреть, хотя бы вкратце, жизнь гладиаторов в их школах. Во времена Спартака эти школы лучше назвать тюрьмами для особо опасных преступников с соответствующим уровнем охраны.

Казалось бы, гладиаторы, обученные сражаться не на жизнь, а на смерть, обреченные погибнуть на арене, должны были представлять собой среду, постоянно чреватую бунтами, но во всей истории Рима зафиксировано всего два (!) случая восстаний, точнее бунтов, гладиаторов, помимо восстания Спартака.

Объяснять это единственно надежностью охраны нельзя. Слишком хорошо известно, что людям невозможно управлять при помощи одного лишь кнута. Здесь сочетаются несколько факторов, каждый из которых по отдельности не гарантировал от бунта, но совместно они создавали достаточный предохранительный барьер перед мятежными настроениями.

Вопреки бытующему представлению гладиаторы были прекрасно устроены в бытовом отношении – лучше, чем подавляющие большинство рабов и даже свободных римлян. Ужасы пребывания в гладиаторских школах начали живописать в имперские времена, когда настоящим социальным злом сделалось повальное увлечение гладиаторством, и граждане Рима все больше вытесняют на аренах рабов и преступников. Дисциплина в гладиаторских школах была палочной, и это понятно, если учесть контингент. Тем не менее жестокость ради жестокости была ланисте просто не выгодна. На арену должны были выходить полные сил бойцы. Тренировки, диета, медицинское обслуживание гладиаторов были организованы на самом высоком уровне. Прославленный римский врач Гален считал честью для себя, что он, еще совсем молодой врач, получил приглашение работать в гладиаторской школе. Смерть гладиатора от ран была обычным явлением и приносила ланисте немалые убытки, поэтому в гладиаторские школы старались нанимать самых лучших врачей. Даже каморки, предназначенные для сна, были приметой особенно комфортного содержания. Разумеется, гладиаторы не жили в этих клетушках 1,5 на 2 метра. Эти были чисто функциональные помещения. «Жили» гладиаторы во дворе школы, где проходили тренировки, или в залах, используемых для тренировок в плохую погоду. Не были забыты даже женщины, поскольку близость с женщиной считалась обязательным условием здорового образа жизни. Публичные дома поставляли в гладиаторские школы свой контингент. Выразительно звучат слова Сенеки: «Гладиатор за стол и кров платит кровью».

Всю эту налаженную жизнь гладиатор должен был утратить в случае бегства. Да и кем мог стать такой беглец, разве что разбойником, чья жизнь была не менее рискованной, чем гладиаторская, но отнюдь не такой благоустроенной.

В последнее время сделалось модным говорить о «кодексе чести» гладиаторов, клятве, которую гладиатор давал хозяину. Клятва, которую, действительно, приносили гладиаторы, касалась только свободных, вербующихся в гладиаторскую школу, а с таким понятием, как «кодекс чести», следует быть осторожным, слишком уж разнится оно в ту или иную эпоху.

Справедливо то, что гладиаторы вопреки, казалось бы, здравому смыслу, были фанатически преданы своим ланистам. В этом нет ничего удивительного, если представить себе общий уклад жизни рабов. Рабы не представляли собой однородно закрепощенную и униженную массу, в рабском обществе существовала своя социальная пирамида, которую венчали рабы-управляющие, а у подножия находилась масса безвестных тружеников. Виллами и домами состоятельных римлян управляли вилики, на кухне был старший повар, в поле – десятник. Сделать карьеру в рабском обществе было возможно, но карьера раба находилась в полной зависимости от доверия хозяина. Чтоб сделаться небольшим начальником, требовалось, помимо деловых качеств, умение войти в доверие к хозяину, что означало угодничать, гнуть спину, то есть быть в прямом смысле рабом. Совсем не то в гладиаторской школе. Как бы ни заискивал гладиатор перед ланистой, это не влияло на изменение его статуса. Статус гладиатора повышался после удачного выступления на арене, а удача на арене зависела от храбрости, физической силы, искусства владения оружием, т. е. качеств, напротив, наиболее ценимых в мужчинах. Складывалась парадоксальная ситуация: ланиста, посылая своих гладиаторов на смерть, торгуя их кровью, относился к ним, как к свободным людям. Ведь он вознаграждал их за качества, наиболее ценимые в свободном обществе. Гладиаторы же платили ему преданностью, но не бывает правила без исключений, и таким исключением стал заговор, созревший в 73 году до н. э. в школе Лентула Батиата в Капуе.

Заговор и бегство

К сожалению, об обстоятельствах пребывания Спартака в школе Батиата остается только гадать. Неизвестно, сколько лет он там пробыл, и уж исключительно домыслом литераторов являются сведения о том, что он получил на арене свободу и был принят в школу Батиата в качестве преподавателя фехтования.

Можно разве что предположить, что Спартак на момент восстания был уже заслуженным гладиатором. Безвестный новичок не сумел бы встать во главе заговора, добиться авторитета в такой специфической «профессиональной» среде, как гладиаторская.

В гладиаторских школах, как и во всех областях, где применялся рабский труд, надзор за рабами зачастую возлагался на рабов же. Гладиаторы высшего ранга не только обучали новичков, но и присматривали за ними. Лояльность же их самих обеспечивалось их собственным привилегированным положением в школе. Чем выше был ранг гладиатора, тем больше было у него шансов перейти в разряд «рудиариев». «Рудиариями» назывались гладиаторы, заслужившие право больше не выходить на арену, причем они оставались в собственности хозяина. Слово это происходило от названия тренировочного деревянного меча – «rudis» – в противоположность боевому «gladius». Соответственно, рудиарии переводились в разряд тренеров.

Будучи гладиатором высшего разряда, Спартак мог не только пользоваться привилегиями своего положения, но и получить возможность свободно общаться со своими коллегами по оружию, выбирая среди них людей, подходящих для его цели.

Очень часто в соответствующей литературе можно прочитать, что гладиаторам в школах запрещалось разговаривать между собой. Это ошибка, общаться между собой гладиаторам запрещалось на арене, где их молчание усиливало впечатление драматизма происходящего. Об ошибочности этой версии свидетельствует хотя бы фраза Аппиана: «Спартак уговорил около семидесяти своих товарищей пойти на риск ради свободы, указывая им, что это лучше, чем рисковать своей жизнью в театре». Вряд ли Спартак смог уговаривать своих товарищей, если бы ему было запрещено разговаривать.

Как уже было указано выше, восстания гладиаторов – чрезвычайно редкий факт римской истории. Можно предположить, что стихийные вспышки бунтов случались гораздо чаще, но благополучно подавлялись в самой школе и известия о них до нас не дошли.

Так что же послужило причиной такого грандиозного восстания, как восстание Спартака? Конечно, причин этих много, но все же одна из главнейших – личность Спартака. Личность неординарная и, похоже, сам Спартак прекрасно это знал. Его судьба – путь искателя фортуны, но фортуна, и так не баловавшая его триумфами, в качестве последнего удара привела его в гладиаторскую школу, где жизнь его должна была вскоре бесславно окончиться. Даже уцелей он на арене, сделайся тренером-рудиарием, это не удовлетворило бы его амбиций. Итак, у Спартака не было иного выхода, как сделаться хозяином своей судьбы, попытаться переиграть свой жребий. Это решение вполне в стиле Спартака, человека энергичного, решительного, привыкшего к полной риска жизни наемника. К нему должна была подталкивать Спартака сама эпоха, которую определяли люди, чья личная энергия, таланты, отвага позволили им приобрести гораздо больше, чем сулила судьба. Разве не благодаря личным качествам Сулла сделался пожизненным диктатором Рима; Серторий, скромный офицер армии Мария, стал фактически хозяином Испании; царь Понта Митридат из своего маленького царства сделал огромное и могущественное?

Одного личного решения, разумеется, было недостаточно. Нужно было убедить людей последовать за собой в таком опасном, рискованном деле, как бегство и восстание. Здесь мы можем опираться на процитированную выше фразу Аппиана. Да, соратники Спартака готовы были пойти на риск ради свободы, но здесь нужно сделать важную оговорку. Отношение к свободе и рабству было различным в античности и в наше время, и перенос современных понятий на людей античности всегда приводит к ошибкам. Рабские восстания объясняли и будут объяснять стремлением рабов к свободе, и это правильно. Рабы, конечно, стремились на свободу, но понимание того, что значит «быть свободным» различалось в наше время и в античности. Живя в обществе, лишенном рабства, мы вкладываем в это понятие абстрактный смысл. Когда мы говорим о том, что рабы желали вырваться на свободу, мы имеем в виду самих себя. Будь мы на месте античных рабов, «быть свободными» означало бы для нас право называть себя свободными. В античности же рабство было не абстрактной категорией, а реальным общественным состоянием, поэтому рабам было важно не столько называть себя свободными, сколько добиться, чтоб свободными их признало общество. Самый простой и надежный способ добиться этого – получить свободу официально, перейти в состояние вольноотпущенника, но такая возможность была далеко не у всех рабов. Оба восстания на Сицилии и Спартаковское восстание черпали человеческие резервы из огромной массы сельскохозяйственных рабочих, лишенных надежды получить свободу, да и живущих в значительно худших условиях по сравнению с городскими рабами. Восставшие воссоздавали собственное общество, где они были уже свободными гражданами. Так Эвн основал на Сицилии Сирийское царство.

Что же мог в этой связи предложить своим товарищам Спартак? Ведь его предложение было настолько соблазнительно, что гладиаторы последовали за ним, создав едва ли не единственный прецедент восстания. Чтоб ответить на этот вопрос, посмотрим, каким был Рим в 70 годы I века до н. э.

Социально-политические потрясения всегда сказываются негативным образом на внешнеполитическом положении государства. Так было и в Риме. Его беды множились. Неослабевающая гражданская напряженность: войны, мятежи, диктатура Суллы выявляли в обществе большое количество лиц, недовольных существующим режимом. Центром притяжения для них стала Испания, где, начиная с 78 года до н. э. вел военные действия против Рима сподвижник Мария Квинт Серторий. Римская армия Сертория была невелика, но его ударную силу составляли мобилизованные и организованные по римскому образцу испанцы. Серторию удалось приобрести доверие местных жителей. Испания была практически потеряна для Рима, римские войска с трудом удерживали лишь небольшую приморскую полосу в Юго-Восточной Испании и отдельные районы внутри Пиренейского полуострова. Посланцы Сертория проникали в Галлию и подстрекали галлов к восстанию против Рима. Завязал Серторий сношения и с самым могущественным на тот момент врагом Рима – понтийским царем Митридатом VI. Опасность была так велика, что Сенат направил для борьбы с Серторием ведущего полководца Рима Гнея Помпея.

Еще большую опасность для Рима представлял царь Понта Митридат. Потомок по отцу персидского царя Дария Гистаспа, а по матери Селевкидов, наследников Александра, он пытался объединить под своей властью Восток, возродить могучие восточные государства древности, империю персов, державу Александра.

Первая война с Митридатом началась в 89 году до н. э. Огромная армия боспорского царя (250 тыс. пехоты, 40 тыс. всадников) с легкостью опрокинула немногочисленные римские отряды и захватила римскую провинцию Азия. Вслед за этим произошло событие, которое сделало Митридата не просто политическим и военным соперником, но подлинным врагом Рима и его народа. Всем сатрапам и начальникам городов он выслал тайный приказ «выждав тридцать дней, сразу всем напасть на находящихся у них римлян и италийцев, на них самих, на их жен и детей и отпущенников, которые будут италийского рода, и, убив их, бросить их без погребения, а все их имущество поделить с царем Митридатом». Этот приказ был исполнен. По разным подсчетам погибло от 80 до 150 тыс. человек мирного населения, включая женщин, детей и стариков.

После этого война с Митридатом сделалась для Рима священной. Военные действия велись с огромной ожесточенностью, прерываясь только, когда воюющие стороны полностью исчерпывали свои ресурсы, а затем вспыхивали с новой силой. Первая война с Митридатом началась в 89 году до н. э. и не закончилась в 85 году полным разгромом царя только потому, что полководец Луций Корнелий Сулла спешил в Италию, где власть захватили его политические противники. Римляне занялись собственными междоусобицами, предоставив Митридату время оправиться от поражения, собрать новую армию. В 83 году до н. э. началась Вторая война Митридата против Рима, а в 74 году до н. э. – Третья. Митридат небезосновательно считал ее решающий и всесторонне подготовился к военным действиям. Остаток лета и всю зиму 75 года он строит корабли и собирает войска, которых накопилось у него, по свидетельству Аппиана, 140 000 пехоты и до 16 000 всадников.

Митридат направил послов к Серторию. Переговоры были успешны. «С Митридатом он (Серторий) договаривался о том, что даст ему Азию, Вифинию, Пафлагонию, Каппадокию и Галатию, и в качестве главнокомандующего послал ему Марка Вария, а советниками обоих Люциев, Магия и Фанния» (Аппиан, «Митридатовы войны»).

Формальным поводом к началу войны стало завещание царя Никомеда, оставившего свое царство, Вифинию, римлянам. В 74 году до н. э. 120-тысячная армия Митридата овладела Вифинией. В ответ Рим направил на Восток войска под командованием консула Луция Лициния Лукулла. Для римлян война началась с целого ряда неудач. Они потерпели поражение у Никополя и в морском бою у Халкидона, причем потеряли все 70 своих боевых кораблей. Это был сильнейший удар по римскому военному присутствию на море.

Итак, внешнеполитическое положение Рима в 74—73 гг. было неустойчивым, что Спартак и попытался использовать в своих планах. Это были дерзкие планы. Вырваться из школы, взбунтовать рабов (два сицилийских восстания доказали, что рабы могут формировать боеспособные армии и наносить поражения римлянам), вступить в союз с Серторием и Митридатом, а после победы в войне, которая становится гораздо более вероятной после того, как на арену военных действий выйдет еще одна армия, произойдет неизбежный передел мира, в котором можно будет надеяться получить свою долю. План этот дерзкий, трудно осуществимый, но лучше «пойти на риск ради свободы, чем рисковать своей жизнью в театре». Спартаку поверили. Это был человек незаурядный, далеко превосходящий по своим личным качествам своих товарищей. Под его руководством осуществление этого плана казалось вполне вероятным.

О самом заговоре нам известно очень мало. Плутарх пишет: «Некий Лентул Батиат содержал в Капуе школу гладиаторов, большинство которых были родом галлы и фракийцы. Попали эти люди в школу не за какие-нибудь преступления, но исключительно из-за жестокости хозяина, насильно заставившего их учиться ремеслу гладиаторов. Двести из них сговорились бежать. Замысел был обнаружен, но наиболее дальновидные в числе семидесяти восьми, все же успели убежать, запасшись захваченными где-то кухонными ножами и вертелами».