Текст книги "Черноногие"

Автор книги: Э. Шевалье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– О-о-ох-ох-о-о!

У Ника выпала из рук импровизированная тарелка, и он повторил, словно звучное эхо:

– О-о-ох-ох-о-о! – так смешно передразнивая квакера, что Кенет разразился хохотом.

– Не делай посмешищем избранника божьего, но подумай лучше о спасении своей души, идолопоклонник ты этакий!

Ник закурил свою трубку, а Гэмет затянул себе под нос квакерский гимн.

– Пожалуй, вы не прочь и соснуть чуть-чуть, – сказал Ник, когда квакер окончил свои упражнения, – хотя, право слово, спать здесь не совсем удобно.

– Я говорил тебе, что мало забочусь об удобствах и других суетных мелочах мира сего. Вполне удобно отдыхать, имея землю изголовьем и небо покровом, – отвечал квакер смиренно.

– А может быть, вы не найдете предосудительным воспользоваться частью моего одеяла? – продолжал Ник насмешливо, потому что никак не мог забыть уничтожения своего виски.

– Сказать по правде, я поощряю христианский дух и потому принимаю твое предложение, хотя, признаюсь откровенно, ты для меня нечестивец и идолопоклонник.

– О, пусть вас это не смущает! – возразил охотник, пожимая плечами. – Укладывайтесь, как вам удобнее.

– Истинно говорю тебе, друг Ник, я отдаюсь в твое распоряжение и в награду за твое великодушие буду молить Господа помиловать тебя, да простит он твои прегрешения!

С этими словами Авраам Гэмет тотчас закутался в одеяло, оставив охотнику только край, если у того будет охота прикрыться.

Ник молча посмотрел на своего нового приятеля и через минуту опять спросил:

– А может быть, вы сделаете одолжение и седло мое подложить себе под голову? Пожалуй, домовой вас будет дразнить, если вы так низко будете спать, а я этого страх как боюсь. Гром и молния! Мой брат так и умер от того, что забыл подложить себе седло под голову.

– Делай как знаешь, друг Ник, но я никогда не употребляю своего седла на такие дела, потому что оно новое, красивое и я боюсь запачкать его испарениями волос. Можешь, если есть охота, положить свое седло около меня, чтобы мне не беспокоиться о моем собственном, как бы оно не испортилось. О-о-ох-ох-о-о! Разведи-ка, друг Ник, хороший огонь да присмотри за моим конем. Ведь это такое благородное животное!

Ник с напускным усердием разложил седла, как желал того квакер, потом с шутовской важностью спросил, не желает ли тот еще чего-нибудь, после чего пожелал ему покойной ночи.

Кенет уже спал крепким сном.

Охотник, подбросив охапку хвороста на горящие головни, растянулся у костра выкурить трубку и, ворча себе под нос тысячи замечаний по поводу квакера Авраама, последовал, наконец, примеру своих спутников.

Глава VIII
В ПОХОД

Отряд трапперов-звероловов под предводительством Саула Вандера продвигался к цели своей экспедиции. Третий день пути подходил к концу. Лазутчики, посланные вперед, вернулись с известием, что многочисленный отряд индейцев следит за их движением с высоких вершин в полумиле от отряда. Охотники собрались на совещание, но, пока они толковали, на горизонте показались три всадника, скакавшие во весь опор.

– Если не ошибаюсь, – сказал Саул Вандер, – первый всадник – Ник Уинфлз на своем чудесном коне Огневике.

Слова эти были обращены к прелестной молодой девушке, стоявшей около него, читатель без труда узнает в ней Сильвину.

– Кто же едет рядом с Ником? – спросила красавица, немного покраснев.

– Малютка, твои глаза зорче моих, ты, вероятно, узнала Кенета Айверсона, не раз посещавшего нас.

– Сердце как камень, мужество нечеловеческое! – проворчал Волк.

– Но кто третий? – продолжала Сильвина. – Если бы мои глаза и были действительно так зорки, как вы говорите, то и тогда я не могла бы сказать, кто это. Он такой здоровенный, словно бизон, и выступает с особой торжественностью.

– Волк, оставайся по-прежнему телохранителем моей дочери, – сказал Саул Вандер, – а я поеду навстречу этим людям, чтоб разузнать, кто они и чего им надо.

Через несколько минут Саул подъехал к всадникам.

– Рад встретиться с вами, – закричал он, – и, какова бы ни была причина вашего приезда, будьте желанными гостями.

– Благодарю, – ответил Кенет, – позвольте представить вам нового знакомого, Авраама Гэмета, я уверен, что его общество доставит вам удовольствие. Друг Авраам, это Саул Вандер, предводитель охотничьей бригады.

– Друг Саул, ты носишь святое по Писанию имя, и надеюсь, что ты не из тех, кто наслаждается мерзостями Велиаловой земли.

– Я не лучше того, кем велит мне быть долг, понимаете? – отвечал Саул сухо.

– Что до этого, скажу вам откровенно, что мне не случалось еще встречать ни одного человека из падшего Адамова рода, который хотя бы на йоту превысил свой долг. Лучшие из нас оступаются, совершают ошибки, и нам приходится стойко бороться против искушений плоти и соблазнов внешнего мира.

Квакер, высказав такую важную мысль и следуя своему обыкновению, сложил руки на животе и испустил глубокое воздыхание:

– О-о-ох-ох-о-о!

– Ох! О-о-ох-ох-о-о! – вторил ему Ник.

Предводитель прикусил губы, чтобы не расхохотаться, и, повернувшись как можно скорее к Нику, сказал:

– Никак не ожидал вас встретить, понимаете ли!

– Да, понимаю, – отвечал Ник.

– У нас тревога. Индейцы припугнули.

– Надеюсь, мы не попадем в руки индейцев? – торопливо спросил Авраам Гэмет.

– Благословенная простота! Ведь мы каждый день готовы вступить с ними врукопашную! – воскликнул Уинфлз.

– У кого хватает духу драться, пускай те и дерутся, но моя натура и душевные убеждения против кровопролития, – возразил Гэмет внушительно.

– В таком случае, – подхватил Ник, – вам лучше всего вернуться к ближайшему квакерскому храму, который находится, правда, не очень близко отсюда.

Затем, обращаясь к Вандеру, он спросил:

– Что нового о краснокожих?

– Лазутчика посылали, понимаете?

– Нет, не понимаю, – отвечал Ник.

– Ну, лазутчика посылали разведать, безопасна ли дорога; вот он и вернулся с известием, что краснокожие на холме, вон в том лесу. Он хорошо разглядел их, но не может точно сказать, к какому племени они принадлежат. Понимаете?

– Теперь понимаю.

– Видите тот перелесок? Вот мы там и раскинем стан. Мне хочется расположиться в таком месте, которое защищено, понимаете ли.

– Нет, не понимаю. Эх! Вандер, не спрашивайте меня: понимаете ли, когда я не понимаю, – возразил Ник нетерпеливо.

– Поедем к нам, – сказал Вандер, – я вижу, что один из наших спешит ко мне. Видно, есть новости.

Кенет последовал за ним, надеясь, что какая-нибудь случайность отвлечет его мысли от Сильвины, потому что это сделалось для него тяжким и постоянным игом. Скоро он увидел Волка, едущего рядом с женщиной, которую он принял за индеанку, принадлежащую к отряду. Решив посмотреть на нее поближе, он пришпорил лошадь. Подъехав к ней, молодой человек был поражен такой встречей, которую легче вообразить, чем описать. Он окаменел, уставившись на нее. Понятно, что он менее всего ожидал встречи с Сильвиной Вандер в этих краях. На этот раз она приняла его не так высокомерно и презрительно, как это было в последнее их свидание, но тем не менее в выражении ее лица не было ничего, что могло бы обнадежить Кенета. Кенет покраснел и не мог вымолвить ни слова. Сильвина не торопилась выводить его из замешательства, она даже наслаждалась этим в продолжение нескольких мгновений со всем самодовольством женщины, любящей проверить действие своей красоты. Но так как продолжительное молчание могло поставить и ее в затруднительное положение, то она прервала его и, слегка поклонившись, спросила:

– Вы, кажется, удивлены моим присутствием здесь?

– Если бы вы сказали, что я поражен такой встречей, то и тогда это не было бы преувеличением, – пробормотал Кенет. – Мое удивление достигло крайней степени.

– И вы имеете полное право удивляться, – улыбнулась девушка, – и когда вы достаточно насмотритесь, я попрошу вас взять немного левее, потому что ваша лошадь так прижимается к моему платью…

– Ах! Тысячу раз прошу прощения! Я не заметил своей неловкости. Боже мой! Ведь я думал, что вы остались в Селькирке.

– Верю, что ваша учтивость доказывает вашу искренность, – холодно произнесла Сильвина.

– Не будет ли нескромностью спросить у вас, до каких пор вы намерены следовать за отрядом? – робко спросил Кенет.

– Никак не могу дать определенного ответа на ваш вопрос.

– Конечно, вы завтра же вернетесь в Селькирк? И как это вы решились заехать в такую глушь? Удивляюсь, что ваш отец, так близко знакомый со здешними опасностями, позволил вам сопровождать его. На каждом шагу здесь охотников подстерегают неожиданные нападения, засады, кровавые сражения с краснокожими. И это не единственные враги, которых должны опасаться отряды Гудзоновой компании; непримиримая вражда существует между ними и людьми Северо-Западной компании. В одну ночь шайка звероловов-конкурентов может перерезать такой немногочисленный отряд, как ваш. Поверьте мне, – прибавил он с жаром, – удовольствие видеть вас омрачается печальным сознанием того, что вам угрожает опасность.

– Вот как! – сказала она. – Но если вы воображаете, что я легко поддаюсь страхам, о которых вы упоминаете, то позвольте вам сказать, что вы сильно заблуждаетесь относительно моего характера. В моих жилах течет буйная кровь бродяг Севера. С раннего детства я свыклась с рассказами о подвигах, неудачах, походах и поразительных приключениях. С опасностями свыкаешься, часто вслушиваясь в толки о них. Мой отец не новичок в этих делах, и я полностью полагаюсь на него. Пока он доволен, и я довольна, когда ему будет худо, и я не хочу, чтобы мне было хорошо. Как видите, я желаю разделить с ним все опасности.

Сильвина замолчала, а Кенет почувствовал, как растет в нем уважение к девушке. Он готов был выразить ей свое сожаление по поводу того, что вызвал ее раздражение, как вдруг заметил необычную суматоху в авангарде отряда.

– Вот, кажется, и начинаются затруднения, о которых я говорил. Посмотрите туда: это очень смахивает на перестрелку.

– В окружении таких храбрых защитников я могу не беспокоиться, – ответила Сильвина насмешливо.

В эту минуту облачко дыма вылетело из близстоящего куста; почти в тот же миг раздался выстрел, и один всадник, выпустив повод, свалился с седла головой вниз. Перепуганная лошадь помчалась с горы, увлекая несчастного, нога которого застряла в стремени. Кенет соскочил на землю, остановил лошадь и положил раненого на траву.

– Кончено! – прошептал раненый. – Пуля попала прямо в грудь! Этот проклятый выстрел отправляет меня расставлять западни и охотиться на том свете. Впрочем, я этого ожидал: так должен умереть всякий честный охотник.

Кенет расстегнул одежду бедняги и увидел, что тот прав: рана была смертельна. Пуля прошла через легкие, и запекшаяся кровь пропитала его одежду.

– Не беспокойтесь обо мне, – сказал умирающий, видя, что Сильвина с участием наклонилась к нему, – немного раньше или немного позже, но это должно случиться с каждым из нас. Да будет благословенно ваше доброе сердце, но как это ничтожно, когда валится с насеста птица моего полета! Передайте мой прощальный привет товарищам и похороните меня в уголке, где протекал бы ручей, зеленела травка, и… – он с трудом произносил слова, – немного развесистых деревьев, чтобы давали тень моему последнему приюту.

Подняв глаза к небу, умирающий улыбнулся и прибавил:

– Знаете ли, мы, охотники, любим ручьи, леса и луга. Прощайте! Мы увидимся, друзья… там, на великой ниве будущей жизни – на великом Северо-Западе вечности.

Это были последние вырвавшиеся из его груди слова, с ними он и скончался.

В эту минуту послышался голос Саула Вандера:

– Вперед, молодцы! Джон Легри пошел теперь другой дорогой, в обход, и когда-нибудь мы встретим его под сенью палатки, курящего трубку блаженства, с большим запасом пуль и сухого пороха… Волк, позаботься о моем ягненке.

И он поскакал к голове отряда, где началась уже горячая перестрелка.

Хотя Кенет и жаждал боя, однако с места не трогался; маленькая худощавая рука Волка казалась ему недостаточной защитой для Сильвины. Взглянув на мальчика, он заметил, что тот смотрит на нее с каким-то особенным огнем в глазах. Никогда еще Кенет не обращал на него особого внимания, но в эту минуту он был поражен дикой красотой лица молодого индейца. Его детская физиономия выражала что-то гордое и высокомерное. Шум битвы как-то странно волновал его, губы дрожали, зрачки пылали огнем, и грудь неровно поднималась. Внимательно посмотрев на него, Кенет сказал ему, прибегая к тому образному языку, на котором обыкновенно изъясняются индейцы:

– Отпрыск Волка, не отходи от своей молодой госпожи и не подводи ее близко к передовому отряду. Пускай твои глаза зорко стерегут ее, и не позволяй врагу обойти себя.

Волк, не говоря ни слова, снял ружье и молча держал его наготове.

– Он верен как собака, – сказала Сильвина шепотом и наклонилась к Кенету, – но он угрюмого нрава. Посмотрите, он уже косится на вас, он очень не любит, чтобы ему отдавали приказания посторонние.

Кенет поклонился и, пришпорив лошадь, полетел вперед. Всюду раздавались выстрелы, и крики охотников отвечали на дикие завывания невидимого врага.

Глава IX
НАПАДЕНИЕ

Кенет, явившись на поле битвы, очутился около Авраама Гэмета.

– Право слово, – сказал квакер, – мой конь чует битву, грызет удила, и, я боюсь, как бы он не увлек меня в эту свалку.

– У вас такая мощная рука, что вашему животному невозможно ее ослушаться, – отвечал Кенет.

Не успел он этого выговорить, как лошадь квакера стала биться, взвилась на дыбы и, закусив удила, помчалась как бешеная к лесочку у самого подножия холма.

– Надо спасать беднягу, – сказал Кенет Нику Уинфлзу, заряжавшему свой длинный карабин.

К несчастью, лошадь увлекала Гэмета именно в том направлении, откуда стреляли индейцы и где пал Джон Легри. Кенет пришпорил и без того горячившуюся лошадь, но, несмотря на все свои усилия, не мог настичь квакера; они оба летели с быстротой молнии и через несколько мгновений достигли леса. Лошадь квакера шла все еще впереди на порядочном расстоянии. Деревья здесь были невысоки и росли очень густо, так что Кенет скоро потерял Авраама из вида. Послышался выстрел в чаще леса, и молодой человек подумал, что пришел последний миг жизни квакера. Но ему не хотелось покидать товарища, посланного ему судьбой, в беде, и потому, пришпорив лошадь, он снова пустился вскачь. Вдруг, перескакивая через сломанное грозой дерево, он увидел на земле черноногого в предсмертных страданиях. Молодой Айверсон вздрогнул, и, действительно, зрелище было достойно содрогания. Череп индейца был разрублен пополам от затылка до подбородка. Сильна же была рука, которая смогла нанести такой мощный удар. Вспомнив, что у квакера был топор, Кенет в ту же минуту подумал, что это дело его рук, но мысль о миролюбивых правилах Авраама заставила его усомниться в этом предположении.

Миновав жертву, он устремился далее в лес, как неожиданно какой-то индеец бросился на него с громогласным воплем. Он был гигантского роста и замахнулся уже томагавком, чтобы ударить нашего молодого приятеля. К счастью, Кенет нагнулся, и удар, миновав голову, попал по плечу, но с такой силой, что он потерял равновесие и свалился с лошади. Несмотря на боль и мимолетную потерю сознания, он вскочил с проворством кошки и бросился на противника, стараясь задушить его. Дело было трудное, потому что голое и намазанное маслом тело дикаря было так скользко, что руками его захватить было трудно. Однако, благодаря своей ловкости и силе мускулов, которыми природа его щедро одарила, Кенету удавалось несколько раз сбить с ног своего врага. Но лишь только он намеревался оседлать его, индеец, как угорь, ускользал из его рук, и борьба возобновлялась с усиленной яростью.

Чувствуя, что силы уходят, Кенет решил нанести последний удар, собрав остатки всех сил. На один миг он приостановился, собрался с духом и попытался схватить за горло краснокожего с намерением задушить его. Однако попытка оказалась неудачной, и противник воспользовался его промедлением, чтобы подставить ему ногу; Кенет потерял равновесие и упал. Индеец в то же мгновение поставил колено ему на грудь и приготовился снять скальп. Но вдруг воздух огласился бешеным лаем. За лаем последовал жалобный вой, и черноногий выпустил из рук добычу и покатился наземь. Дрожа всем телом от страшного волнения, Кенет поднялся и увидел Напасть в яростной битве с дикарем.

Недолго длился бой: не успел еще Кенет опомниться, как четвероногий отправил индейца к великому Маниту.

– Добрая ты собака, хорошая ты, Напасть, – говорил Кенет, с нежностью смотря на верного друга Ника, – ты опять оказала мне услугу, за которую, конечно, мне трудно расплатиться с тобой. Благородное ты животное! Каждый твой подвиг противоречит твоему прозвищу!

Напасть и ухом не повела, ее глаза в упор смотрели на лицо индейца.

– Он умер, – сказал Кенет, – оставим его; помоги мне отыскать квакера.

Лошадь Айверсона оставалась неподалеку от места падения хозяина и смирно ожидала его. Радуясь, что так дешево отделался, но утомленный испытанным потрясением, он опять сел на лошадь, сам не зная, куда направить животное. Однако он решился доехать до прогалины в тридцати шагах от него и как можно скорее отправиться в обратный путь, в случае если не найдет там Гэмета. Но на первых же шагах открылась картина, поразившая его и прежде: в нескольких шагах от места битвы лежало тело краснокожего, холодное, недвижимое, с разрубленной на две половины головой.

«Как это странно!» – подумал Айверсон, но не было времени, чтобы предаваться праздным размышлениям. Все вокруг Кенета грозило опасностью. Он привстал на стременах, быстрым взглядом окинул все окрестности, и, не видя ни Авраама Гэмета, ни его лошади, он поспешно повернул назад. Дорогой он встретился с Ником Уинфлзом, летевшим на мохнатом коне.

– А вы меня просто напугали! – сказал Ник. – Бобры и выдры! Неужели же там на вершине было мало опасностей, что вы полезли еще в лес, где краснокожие роятся, как шершни?

– Не удаль кипучей молодости потянула меня туда, – отвечал Кенет, – а желание спасти беднягу Авраама Гэмета; лошадь взбесилась и понесла его, вероятно, на верную смерть. Он исчез вон там, и я не сомневаюсь, что его волосы висят теперь на боку какого-нибудь черноногого героя.

– Черт бы побрал все! Ему совсем не следовало заезжать в эти края. Не для такой жизни сотворены квакеры и люди, ищущие мира в этой жизни. Каждый человек, имеющий хотя бы на две полушки здравого смысла, должен держаться настороже против всяких осложнений в этом краю проклятых дикарей. Впрочем, – продолжал Ник философским тоном, – нет худа без добра; этот широкополый 99
  Намек на квакерскую шляпу с широкими полями.


[Закрыть] был великим обжорой, хуже собаки. Ну да, право слово так, ваш покорнейший слуга! Он только и делал, как охал да стонал, что его здоровье расстроено, что его желудок совершенно не работает. Однако, когда он говорил: «Я не голоден», именно в этот момент его пожирал голод. Словом, он был совсем не тем, кем хотел казаться. Всегда следовало думать о противоположном тому, что он утверждал, чтобы иметь правильное о нем впечатление. Такого рода характеры мне совсем не по душе. Итак, если он отправился в путь иной, то я постараюсь утешиться в этой потере.

И вместо заключения Ник вздохнул с огромным удовлетворением.

Они рысью поскакали к отряду; Напасть не отставала от Огневика.

– А ваша нелюдимка еще раз спасла мне жизнь, – сказал Кенет.

– Будь благословенна ваша простота! Не это ли главное дело Напасти: прилагать свою лапу во всех затруднительных обстоятельствах, в которые мы случайно попадаем?

Когда Кенет и Ник подъехали к другим охотникам, перестрелка уже затихала. К ним навстречу поспешил Саул Вандер.

– А негодяев порядком набралось, понимаете ли?

– Да, – отвечал Ник. – Это я понимаю.

– Мы не можем располагаться лагерем по соседству с этим лесом, – продолжал проводник.

– Не думаю, – возразил Уинфлз.

– Я придумал план, чтобы сбить их с толку, понимаете ли?

– Не понимаю, – отвечал Ник.

– Мы отправимся за милю отсюда, разведем костры, приготовим ужин, устроим три-четыре шалаша, а ночью тихо уйдем.

– А они вслед за нами, – сказал Уинфлз.

– Саул Вандер так давно ходит по этой стране, что не может и этого не знать, – возразил проводник сухо. – Цель моего маневра не в том, чтобы избежать встречи с ними, если у них есть охота тревожить нас. Раз уж случилось так, что они несколько недель ходили по моим пятам, довольствуясь тем, что то лошадь, то мула отобьют, а иной раз кожу с черепа сдерут у какого-нибудь отставшего охотника.

– Да, – сказал Ник, кивая головой, – и это напоминает мне, как однажды, охотясь в Скалистых горах, я терпел преследование в продолжении десяти месяцев от одного индейца-ворона, которому понравилась моя пороховница. Кончилось тем, что он украл ее у меня, когда я спал. Это не привело меня в ярость только потому, что стойкость этого ворюги заслужила слишком жалкое вознаграждение. Тогда у меня была подагра, следствие страсти к лакомым яствам; но будь я в то время легконогим юношей, я и то не сделал бы шага для того, чтобы возвратить свою собственность.

– А я дивлюсь, почему он не прихватил и вашего скальпа заодно с пороховницей, – заметил Кенет.

– Дело в том, что ему хотелось доказать мне, что победа осталась за ним; мошенник понимал, что если бы он снял скальп с моего черепа, то я никогда бы не узнал о его успехе, – возразил Ник с невозмутимым спокойствием, – однако я отплатил ему той же монетой, и в другой раз украл у него томагавк и, поверите ли, с той поры мошенник постоянно меня преследует.

– А как давно это было? – спросил Саул Вандер.

– Да лет пятнадцать будет, – отвечал Ник, устремив глаза в небо с неподражаемым простодушием.

– Он принадлежит к замечательному роду, – насмешливо сказал Саул Кенету. – Его отец и мать, братья и сестры, дядьки и тетки, племянники и племянницы – все были необыкновенными людьми. Его собаки и лошади не похожи на других собак и лошадей – понимаете ли?

– Нет, не понимаю, – отвечал Ник, – я никогда не рассказывал ни истории моего рода, ни истории моих собак и лошадей, которых у меня было множество. Едва ли когда-нибудь я открыл рот насчет моей лошади Советницы, которая теперь мирно пасется в Стране Бизонов. Вы скажете, что возраст не способствовал улучшению ее качеств, но понятия у нее не меньше, чем было прежде.

Теперь она ничего не делает, и потому ноги у нее не так быстры, как прежде, но тем не менее она по-прежнему пользуется славой. Она стонет и вздыхает, как малый ребенок, когда видит, что я отправляюсь в горы, а ее не беру. Огневик приходится ей родней в третьем колене. Вот вам еще лошадь первого сорта. Мчится она быстрее смерча.

– А моя лошадь все-таки получше вашей будет, понимаете ли? – прервал его Саул с видом оскорбленного достоинства.

– Нет, не понимаю, и терпеть не могу, чтоб у меня спрашивали, понимаете ли вы то или другое, чего я совсем не понимаю. Вам следовало бы отвыкнуть от этой дурной привычки, потому что рано или поздно она вас впутает в чрезвычайно неприятные обстоятельства. Но, говорю вам и повторяю: в отношении силы и ума, быстроты ног, нет во всем мире лошади которая могла бы сравниться с Огневиком.

Ни слова не отвечая на такое вызывающее заявление, Саул Вандер созвал своих стрелков и повел отряд в избранное им место для отдыха. Несколько ружейных выстрелов, раздавшихся в разных местах во время отступления охотников, и яростные крики индейских воинов были единственными событиями, которые ознаменовали этот маневр.