Текст книги "Судебно-медицинская экспертиза: проблемы и решения"

Автор книги: Э Гордон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

В пункте 2.13 Инструкции не решен вопрос, может ли судебно-медицинский эксперт, проводивший работу в порядке п. 2.1 (по поручению), впоследствии стать экспертом. По аналогии п. 3 ст. 67 УПК РСФСР он подлежит отводу, т. к. его материалы «послужили основанием к возбуждению уголовного дела». Такое же решение следует, если признать его специалистом (из п. 3а ст. 67 УПК РСФСР). Однако в практике этот вопрос решается весьма противоречиво.

В пункте 2.20 говорится, что «если возникает необходимость проконсультировать лицо, подвергаемое судебно-медицинской экспертизе или судебно-медицинскому освидетельствованию у врача-специалиста, работающего в другом учреждении здравоохранения, то его направляют в это учреждение с соответствующим письмом, подписанным начальником бюро и заведующим отделом (отделением) бюро, либо судебно-медицинским экспертом». Данное положение на редкость неясное. Прежде всего консультацию получает не обследуемое лицо, (как по буквальному смыслу), и. 2.20, а эксперт, направляющий обследуемого другому врачу-специалисту.

Кроме того, данное положение в принципе уязвимо, ибо фактически речь идет о привлечении эксперта, не работающего в экспертном учреждении (ст. 189 УПК РСФСР). Решение об этом может принять только следователь. «Консультация», о которой говорится в Инструкции, – это самое настоящее экспертное исследование. В подобных случаях возникает необходимость в проведении комплексной экспертизы и постановление о назначении экспертизы должно быть переоформлено. В п. 2.24 говорится об объектах, которые также должны исследоваться в лаборатории в порядке экспертизы.

Весьма неясным является п. 2.15, где сказано, что в случае «необходимости решения специальных вопросов» эксперт ходатайствует о приглашении соответствующих специалистов (имеются в виду лица, не работающие в экспертном учреждении). Фактически речь идет о необходимости расширения состава экспертов, обусловленной необходимостью привлечения специальных познаний, которые отсутствуют у эксперта. В подобных ситуациях требуется переоформление постановления о назначении экспертизы и дело не может ограничиться «приглашением» соответствующих специалистов (т. к. «приглашение» – это не вызов, оно может быть отвергнуто).

Непонятно почему вводная и исследовательская части составляют вместе протокол «Заключение эксперта» (п. 3.5 Инструкции). Это не соответствует устоявшимся процессуальным понятиям (согласно ст. 102 УПК РСФСР протокол составляют следователь или суд). По-видимому, данное положение заимствовано из УПК. РСФСР 1923 г., в котором предусматривалось составление протокола осмотра судебно-медицинским экспертом (ст. 195).

Непонятно также, какими «лицами, упомянутыми в вводной части протокола», подписывается подобный протокол. Закон предусмотрел присутствие при экспертизе только следователя и с его разрешения обвиняемого (ст. 185 УПК, РСФСР). Но вряд ли правильно, чтобы обвиняемый и потерпевший подписывали исследовательскую часть заключения.

Как показывает анализ уже этого, отдельно взятого подзаконного нормативно-правового акта, в регулировании производства судебно-медицинской экспертизы в советском уголовном процессе продолжают оставаться весьма серьезные недостатки. Вряд ли оправдано решение в Инструкции вопроса о случаях обязательного проведения комиссионной экспертизы (п. 2.6 – по делам о привлечении к уголовной ответственности медицинских работников за профессиональные правонарушения), повторных по материалам дела, первичных в особо сложных случаях. Создание комиссии экспертов, как дополнительная гарантия объективности, достоверности заключения, должно быть прерогативой следователя (суда). Еще менее оправдано предусмотренное Инструкцией (п. 2.6) создание комиссии для проведения комплексной экспертизы (т. е. проводимой экспертами различных специальностей), ибо комплексная экспертиза должна, несомненно, представлять собой институт доказательственного права, а не функции организации экспертной деятельности.

Подобное «дополнение» уголовно-процессуального закона обнаруживается при анализе и других подзаконных актов Минздрава СССР. Так, в п. 26 «Правил судебно-медицинского определения степени тяжести телесных повреждений» сказано, что судебно-медицинский эксперт выясняет у освидетельствуемого обстоятельства причинения повреждений, жалобы и при необходимости другие сведения. Между тем из смысла закона (ст. 184, 187 УПК РСФСР) вытекает, что изложение обстоятельств, повлекших за собой назначение экспертизы, а также сбор и представление эксперту материалов, необходимых для производства экспертизы, входят в обязанности следователя. Нечеткое предписание, содержащееся в п. 26 «Правил», на практике приводит к тому, что судебно-медицинские эксперты выходят за рамки своих полномочий и вынуждены заниматься сбором исходных данных. В п. 29 «Правил» воспроизводится подвергнутое ранее критике положение о праве судебно-медицинского эксперта привлечь к исследованию других специалистов.

Одной из причин этого является, на наш взгляд, слабая научная разработка таких актуальных проблем, как пределы правового регулирования производства судебно-медицинской экспертизы, разграничение предмета регулирования закона и подзаконных нормативно-правовых актов, возможность и уровень конкретизации в ведомственных инструкциях процессуально-правовых норм более высокой юридической силы, способы обеспечения непротиворечивости закона и подзаконных актов.

Эти проблемы в уголовно-процессуальной литературе не получили должного исследования. Некоторым исключением, пожалуй, является небольшая статья В. Д. Арсеньева «О соотношении процессуальных и административных норм, регулирующих производство судебных экспертиз», где предпринимается попытка выдвинуть идею создания «своеобразного административно-процессуального института экспертного права», как одного из объектов теории судебной экспертизы [189]189
  189 См.: Арсеньев В. Д. О соотношении процессуальных и административных норм, регулирующих производство судебных экспертиз // Вопросы совершенствования законодательства. М., 1976. С. 5–8.


[Закрыть]. Но при этом автор не предлагает критериев разграничения сферы регулирования отношений, возникающих при проведении экспертизы по закону и по подзаконному акту. Положение осложняется еще тем, что в советской юридической литературе в целом еще не утвердилось единообразное понимание пределов нормативно-правового регулирования общественных отношений. Даже в учебной литературе рассматриваются как синонимы такие понятия, как объем и глубина правового воздействия, его пределы и творческие возможности [190]190
  19 °Cм., например: Теория государства и права. М., 1983. С. 301.


[Закрыть] и т. п., что уже само по себе затрудняет решение интересующей нас проблемы.

Как представляется, можно согласиться с тем, что под пределами нормативно-правового регулирования подразумеваются «обусловленные определенными факторами границы властного государственного вмешательства в общественные отношения при помощи норм социалистического права» [191]191
  191 См.: Фаткуллин Ф. Н. Проблемы теории государства и права. Казань, 1987. С. 151.


[Закрыть]. При таком подходе изучение пределов нормативно-правового регулирования судебно-медицинской экспертизы в советском уголовном процессе предполагает научный анализ по крайней мере двух взаимосвязанных проблем:

а) какие отношения, связанные с назначением и проведением судебно-медицинской экспертизы, подлежат нормативному регулированию и какие из этих отношений должны быть оставлены за пределами правового регулирования;

б) каким должен быть уровень правового регулирования, иначе – каковы критерии разграничения предмета регулирования в законе и в подзаконном акте.

Анализируя первую проблему, мы исходим из того, что далеко не все отношения, возникающие при проведении судебно-медицинской экспертизы, нуждаются в правовой урегулированности. Кроме того, попытка подвергнуть правовому регулированию все без исключения действия эксперта и отношения его с органами государства, назначившими экспертизу, и своими коллегами могут причинить вред делу, сковать творческую инициативу эксперта.

Не должны, на наш взгляд, нормативно регулироваться отношения делового сотрудничества между экспертом, с одной стороны, органами расследования и судом – с другой. Например, консультации эксперта о возможности экспертизы данного вида, достаточности материалов для решения поставленных вопросов, круга вопросов, обеспечивающих максимальный познавательный результат экспертизы, выбора экспертного учреждения и т. д. Попытка регламентировать подобные отношения породила бы опасный формализм, способный свести на нет деловое сотрудничество.

Нуждается в правильном решении вопрос о возможности и целесообразности регламентации методов и методик экспертного исследования. Понимая под методом исследования способ проведения в какой-либо области, совокупность приемов, используемых для достижения какой-либо цели [192]192
  192 Штофф В. А. Проблемы методологии научного познания. М. 1978. С. 7.


[Закрыть], а в познании – способ достижения адекватного и всестороннего отражения предмета исследования [193]193
  193 Кедров Б. М. Предмет и взаимосвязь естественных наук. Изд-е 2-е. М… 1967. С. 31.


[Закрыть], следует признать, что в наиболее общем виде метод экспертного исследования, как важная правовая гарантия достоверности заключения эксперта, должен быть закреплен в законе. Такой выход находит основания и в действующем законодательстве. Так, в ст. 78, 80, 82 УПК РСФСР сформулированы требования объективности эксперта за данное им заключение, недопустимости выхода за пределы специальных познаний, а в ст. 191 УПК РСФСР – право на экспертную инициативу. В этих и других нормах закреплены и наиболее важные организационные способы проведения экспертизы. Полагаем, что и в будущем законодательстве основные черты метода исследования независимо от роли экспертизы – научность и объективность исследования, аргументированность выводов, личная ответственность эксперта и т. д. – должны получить ясное и недвусмысленное выражение.

Иначе должен решаться вопрос о методике экспертного исследования. Этим понятием следует, на наш взгляд, охватывать совокупность конкретных приемов исследования объектов, представленных эксперту, выработанных той или иной материнской наукой и приспособленных к особенностям исследуемых объектов [194]194
  194 Аналогично оценивает методику экспертного исследования А. Р. Шляхов.


[Закрыть]. С учетом такого представления оказывается практически невозможным закрепить в нормативном акте огромное многообразие экспертных методик, применяемых в экспертизах разного рода, в т. ч. и при производстве различных видов судебно-медицинской экспертизы (трупа, живого лица, биологической, химической, физико-технической и т. д.). На этот момент обратил внимание и Верховный Суд СССР, отметив, что «решение вопроса о способе проведения экспертизы… входит в компетенцию эксперта» [195]195
  195 Сборник Постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924–1977. Ч. 2. М"1978. С. 338.


[Закрыть]. Попытка нормативно закрепить (в законе или подзаконном акте) методику конкретного экспертного исследования недопустима и потому, что сразу же породит противоречие с расширяющимися, по мере развития науки, возможностями экспертного исследования.

Однако, высказанное здесь положение нуждается в уточнениях. Дело в том, что между правилами, составляющими общий метод экспертного исследования, и методиками конкретных экспертных исследований (частными методиками) находятся предписания промежуточного характера, к которым можно отнести общие правила проведения отдельных, в том числе судебно-медицинских экспертиз (именуемые некоторыми авторами общими методиками). Таковы, например, правила об обязательном вскрытии трех полостей – черепа, грудной и брюшной – при исследовании трупа, правила, содержащие критерии тяжести телесных повреждений, недопустимости подмены непосредственного обследования потерпевшего документальными данными, правила хранения и исследования объектов физико-технической, биологической, химической экспертиз и т. д. Учитывая, что речь идет о правилах достаточно высокой степени общности, носящих стабильный характер, конкретизирующих закрепленный в законе общий метод экспертного исследования, следует признать, что общие методики также подлежат нормативному закреплению.

Более сложен вопрос в разграничении предмета регулирования закона (в данном случае Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик и УПК союзных республик) и подзаконных актов (Инструкция о производстве судебно-медицинской экспертизы, Положение о бюро судебно-медицинской экспертизы, Правила судебно-медицинского исследования трупов, Правила судебно-медицинского определения степени тяжести телесных повреждений, Правила судебно-медицинской, судебно-химической экспертизы вещественных доказательств и др.). В самом общем виде этот вопрос решен в ст. 51 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о здравоохранении, где сказано, что судебно-медицинская экспертиза проводится в соответствии с законодательством Союза ССР и союзных республик по постановлению лица, производящего дознание, следователя, прокурора, а также по определению суда, а Министерство здравоохранения СССР, по согласованию с Верховным Судом СССР, Прокуратурой СССР, МВД СССР и другими ведомствами, устанавливает порядок организации и производства судебно-медицинской экспертизы. Таким образом, предметом регулирования в подзаконных актах, издаваемых Минздравом СССР, по согласованию с правоохранительными органами, должны стать организационные и общеметодологические правила деятельности судебно-медицинских учреждений.

В литературе справедливо обращается внимание на неправомерность воспроизведения в подзаконных актах некоторых, содержащихся в Основах и УПК, положений, поскольку это создает впечатление, будто остальные предписания закона не являются обязательными. Еще более недопустимым является включение в подзаконные акты положений, противоречащих закону, либо ограничивающие ими дополняющих его требований. Как отмечалось ранее, подобное имеет место в ныне действующей Инструкции о производстве судебно-медицинской экспертизы в СССР от 21 июля 1978 г. и других подзаконных актах.

Суммируя сказанное, приходим к выводу, что уголовно-процессуальное законодательство должно регламентировать такие стороны экспертной деятельности, как основания назначения экспертизы, случаи, когда судебно-медицинская экспертиза должна проводиться в обязательном порядке, основания проведения дополнительных, повторных, комиссионных и комплексных экспертиз, общие методы экспертного исследования (независимость, научность, объективность и всесторонность экспертного исследования, личная ответственность эксперта за правильность заключения и его инициатива в выявлении существенных обстоятельств), процедура назначения и проведения экспертизы, включая полномочия следователя (суда) по программированию исследования и обеспечению его объективности и достоверности контроля за его ходом, а также права обвиняемого и потерпевшего при проведении экспертного исследования.

Соответственно из подзаконных актов Минздрава СССР должны быть изъяты все предписания, воспроизводящие нормы закона, противоречащие закону или ограничивающие либо дополняющие его: о праве эксперта привлекать к исследованию других специалистов, возражать в суде против неправильной трактовки его заключения, отказаться от решения вопросов, выходящих за пределы его компетенции (закон содержит иногда более точную формулировку), об основаниях проведения комиссионных и комплексных экспертиз, об установлении обстоятельств совершения преступления со слов потерпевшего и т. д.

При таком положении в подзаконных актах Минздрава СССР (Инструкциях, Правилах, Методических указаниях и др.) должны содержаться правила экспертной деятельности лишь общего уровня, организационный и общеметодический характер (структура экспертных учреждений, виды проводимых в них судебно-медицинских экспертиз, организационно-распорядительные функции руководителей экспертных учреждений и их подразделений, общая методика проведения отдельных видов экспертиз и т. п.).

3.2
Проблема применения судебно-медицинских познаний в стадии возбуждения уголовного дела

На протяжении длительного времени ведомственные нормативные акты Минздрава СССР, регламентирующие деятельность судебно-медицинских учреждений, предусматривают возможность проведения за рамками судебно-медицинской экспертизы судебно-медицинских исследований для обнаружения следов преступления на теле живого человека, а также для установления причин смерти. Так, Инструкция о производстве судебно-медицинской экспертизы в СССР, утвержденная Министерством здравоохранения СССР 13 декабря 1952 г., допускала проведение судебно-медицинской экспертизы по предложениям следственных и судебных органов (п. 2), из чего следовало, что экспертные исследования могли проводиться не только на основании постановлений. Действующая в настоящее время Инструкция о производстве судебно-медицинской экспертизы в СССР, утвержденная приказом № 694 от 21 июля 1978 г., решает этот вопрос более конкретно, устанавливая, что «судебно-медицинская экспертиза производится по постановлению лица, производящего дознание, следователя, прокурора, а также по определению суда. По мотивированному письменному поручению органов дознания, следователя, прокурора, суда могут производиться судебно-медицинские исследования и судебно-медицинские освидетельствования с целью выявления признаков, служащих основанием для возбуждения уголовного дела» (п. 2.1).

Относительно юридической природы судебно-медицинских, проводимых вне рамок экспертизы, действий, их доказательственного значения и пределов применения в сфере доказывания высказываются различные, порой противоположные суждения. Научная дискуссия по этим проблемам не утихает на протяжении десятилетий [196]196
  196 Петрухин И. Л. Экспертиза как средство доказывания в советском уголовной процессе. М., 1964. С. 80–88; Он же. Свобода личности и уголовно-процессуальное принуждение. М., 1985. С. 129–156; Жалинский А. Э. Освидетельствование на предварительном следствии: Автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 1964. С. 20; Жогин Н. В., Фаткуллин Ф. Н. Предварительное следствие в советском уголовном процессе. М., 1965. С. 139–143; Бердичевский Ф. Ю. Процессуальная природа освидетельствования и некоторые вопросы, связанные с практикой его применения // Вопросы борьбы с преступностью. 1966. № 3. С. 69–77; Яковлев Я. М. Судебная экспертиза при расследовании половых преступлений. Душанбе, 1966. С. 20–26; Шалаев Н. Р. О процессуальной сущности судебно-медицинского освидетельствования//Вопросы судебно-медицинской экспертизы в криминалистике. Вып. 3. Горький, 1968. С. 41–43; Шейфер С. А. О познавательном значении и процессуальной сущности судебно-медицинского освидетельствования // Вопросы судебно-медицинской экспертизы. Горький, 1972. С. 14–17; Он же. Судебно-медицинская экспертиза и судебно-медицинское освидетельствование // Уголовно-правовые и процессуальные проблемы реализации уголовной ответственности. Куйбышев, 1986. С. 132–141; Он же. Следственные действия. Система и процессуальные формы. М., 1982. С. 37–41; Арсеньев В. Д. Использование специальных медицинских знаний до возбуждения уголовного дела // Соц. законность. 1976. № 7. С. 62–63; Он же. Понятие специалиста и некоторые вопросы его компетенции в советском уголовном процессе//Организационно-правовые проблемы судебной экспертизы: Сб. науч. тр. / ВНИИСЭ. М., 1982. С. 37–39; Ефимичев С. П., Зинатуллин З. З. Освидетельствование в практике следственных органов // Проблемы предварительного следствия. Волгоград, 1979. Вып. 9. С. 26–28; Виницкий Л. В. О процессуальной сущности освидетельствования // Актуальные проблемы совершенствования производства следственных действий. Ташкент, 1982. С. 77–86; Денисюк А. Н. Правовые и организационные вопросы использования специальных медицинских знаний при расследовании преступлений; Автореф. дис… канд. юрид. наук. Киев, 1985; Андрианова Ю. С. О совершенствовании правовой регламентации освидетельствования по уголовно-процессуальному законодательству // Правоведение. 1986. № 3. С. 94–96; Циркаль В. В. Тактика освидетельствования с участием врача // Криминалистика и судебная экспертиза. Вып. 33. Киев, 1986. С. 45–51; Беляков А. А., Казаков А. И. Освидетельствование в системе следственных действий // Проблемы доказывания по уголовным делам. Красноярск, 1988. С. 119–127 и др.


[Закрыть].

Из положения п. 2.1 Инструкции видно, что судебно-медицинское освидетельствование решает те же задачи, что и судебно-медицинская экспертиза живых лиц, т. е. установление тяжести, давности, механизма образования телесных повреждений, но имеет ограниченную сферу применения – только в стадии возбуждения уголовного дела. В то же время ст. 193 УПК Украинской ССР, ст. 193 Казахской ССР и ст. 207 Азербайджанской ССР предусматривают судебно-медицинское освидетельствование как разновидность обычного «следственного» освидетельствования, не указывая, однако, на цель данного следственного действия. Более определенную оценку ему дает УПК Армянской СССР, где судебно-медицинское освидетельствование рассматривается как разновидность судебно-медицинской экспертизы и производится с соблюдением правил, предусмотренных для экспертизы (ст. 181).

В процессуальной литературе многие авторы обоснованно указывали на искусственность конструкции судебно-медицинского освидетельствования как самостоятельного следственного действия [197]197
  197 См.: Петрухин И. Л. Практика применения нового уголовно-процессуального законодательства. М., 1962. С. 126; Он же. Свобода личности и уголовно-процессуальное принуждение. М., 1985. С. 136; Шейфер С. А. Судебно-медицинская экспертиза и судебно-медицинское освидетельствование // Уголовно-правовые и процессуальные проблемы реализации уголовной ответственности. Куйбышев, 1986. С. 134–135 и др.


[Закрыть].

При этом не без основания отмечалось, что невозможно выявить сколько-нибудь существенные отличия между целями судебно-медицинской экспертизы живых лиц И судебно-медицинским освидетельствованием: и то, и другое направлено на установление факта причинения телесных повреждений, определение их давности, тяжести, механизма причинения и т. д. Поскольку уголовно-процессуальные кодексы союзных республик (в том числе и тех, где узаконено судебно-медицинское освидетельствование) требуют обязательного проведения экспертизы для определения «характера телесных повреждений, налицо явное несоответствие между этими двумя познавательными действиями, создающее возможность дублирования одной и той же работы судебного медика, но в разной форме.

С учетом изложенного представляется, что судебно-медицинское освидетельствование после возбуждения уголовного дела, т. е. в процессе расследования, может быть сохранено только как разновидность судебно-медицинской экспертизы.

Сказанное не касается, однако, вопроса о возможности и пределах использования судебно-медицинских познаний в стадии возбуждения уголовного дела.

В практике работы следственных и судебных органов многие граждане обращаются в милицию, прокуратуру и суд с заявлениями о нанесении им телесных повреждений, в то время, как вопрос о том, имеются ли у них телесные повреждения или нет, требует надлежащей проверки и подтверждения.

Важное значение имеет и вопрос о тяжести телесных повреждений, поскольку от его решения зависит определение компетенции соответствующего государственного органа на возбуждение, расследование и рассмотрение уголовных дел (по общему правилу дела о причинении легких телесных повреждений не требуют расследования и возбуждаются непосредственно судом).

В таких случаях пострадавших направляют в учреждения судебно-медицинской экспертизы, которым в письменном виде поручается провести судебно-медицинское освидетельствование. Деятельность судебных медиков в подобных случаях заключается в обнаружении телесных повреждений, определении их тяжести, давности, механизма причинения повреждений и т. д. В соответствии с п. 3.11 Инструкции результаты судебно-медицинского освидетельствования оформляются «Актом судебно-медицинского освидетельствования». По своей структуре он ничем не отличается от заключения эксперта (этот момент прямо подчеркивается в п. 3.11 Инструкции), содержит в себе выводы по вопросам, бывшим предметом исследования эксперта. И только потому, что исследование проводилось без постановления следователя о назначении экспертизы, оно не считается заключением эксперта.

Таким образом, действующий подзаконный акт закрепляет положение, которое мы можем определить как в высшей степени неопределенное и противоречивое.

Поскольку проведение судебно-медицинского освидетельствования в стадии возбуждения уголовного дела не исключает необходимость в проведении судебно-медицинской экспертизы после того, как дело возбуждено, получается, что судебный медик дважды проводит одну и ту же работу.

Не случайно поэтому, что в следственной практике наблюдается устойчивая тенденция рассматривать «Акты судебно-медицинского освидетельствования», полученные в стадии возбуждения уголовного дела, как заключение эксперта, каковыми они, однако, не являются.

Неопределенность правовой оценки судебно-медицинского освидетельствования порождает массу трудностей. Неясно, в каком качестве судебный медик должен быть вызван в суд. когда в этом возникает необходимость, так как экспертом он не назначается (заметим, что согласно п. 3.5 и 3.11 Инструкции он обязан подписать акт именно как судебно-медицинский эксперт), специалист же действует в уголовном процессе по общему правилу только после возбуждения уголовного дела в рамках следственного действия и не вправе давать заключения. Кроме того, неясно, какой вид исследования должен быть проведен судебным медиком, когда следователь или суд не соглашаются с выводами, изложенными в акте: здравый смысл подсказывает, что нужна повторная экспертиза (с отстранением эксперта, составившего акт от ее проведения), однако первичное исследование экспертизой не является, и поэтому формально можно назначить первичную экспертизу, поручив ее тому же эксперту, который составил акт. А это недопустимо, так как поставлена под сомнение объективность эксперта [198]198
  198 Шейфер С. А. Собирание доказательств в совместном уголовном процессе: методологические и правовые проблемы. Саратов. 1986. С. 146–147.


[Закрыть].

К тому же, несмотря на важность решаемых при судебно-медицинских освидетельствованиях вопросов, обвиняемый, подозреваемый и потерпевший, чьи интересы затронуты самым непосредственным образом, оказываются полностью устраненными от производства исследования.

Наконец, вызывает сомнение правомерность проведения уголовного дела, поскольку уголовно-процессуальный закон, устанавливая способы проверки оснований к возбуждению уголовного дела (ст. 109 УПК РСФСР), не предусматривает данного приема. Фактически подзаконный акт, т. е. Инструкция, неправомерно дополняет уголовно-процессуальный закон.

С учетом сказанного, мы приходим к выводу, что конструкция судебно-медицинского освидетельствования в том виде, в каком она установлена подзаконным актом – Инструкцией, является неэффективной, противоречит закону и не может быть в дальнейшем сохранена [199]199
  199 Иное решение проблемы предлагает Ю. К. Орлов. Он считает возможным исключить из УПК РСФСР (ст. 79) требование об обязательном проведении судебно-медицинской экспертизы для определения характера и тяжести телесных повреждений и узаконить судебно-медицинское освидетельствование в стадии возбуждения уголовного дела, «которое… не носило бы процессуального характера». Орлов Ю. К. Экспертиза в досудебных стадиях уголовного процесса // Правовые проблемы судебной экспертизы: Сб. науч. тр. Вып. 22. М., 1976. С. 137–138. Фактически, следовательно, речь идет о проведении в стадии возбуждения уголовного дела экспертизы в непроцессуальной форме, с чем нельзя согласиться ввиду вышеизложенного. К тому же закрепление в законе судебно-медицинского освидетельствования не позволяет считать его «непроцессуальным».


[Закрыть].

Но поскольку необходимость в установлении в этой стадии следов преступления на теле человека все же является весьма насущной, представляется более сообразным иное решение данной проблемы.

Полагаем, что судебно-медицинское освидетельствование может быть сохранено при соблюдении следующих двух условий:

а) оно будет закреплено в норме, регламентирующей способы проверки оснований к возбуждению уголовного дела (ст. 109 УПК РСФСР);

б) оно будет лишено характера экспертного исследования, что может быть достигнуто ограничением задач судебного медика лишь установлением самого факта телесных повреждений (наличие кровоподтеков, ссадин, ран, переломов, вывихов и т. д.) и квалифицированной их фиксацией, но без судебно-медицинской экспертной оценки.

В такой обрисовке судебно-медицинское освидетельствование может превратиться в специфический способ установления признаков преступления органами судебно-медицинской службы с применением специальных познаний, но без дачи заключения [200]200
  200 Подобная деятельность определенным образом будет напоминать деятельность ревизора и иных лиц. обладающих специальными познаниями, обследующих по заданию следователя существенные по делу обстоятельства. При необходимости этот же судебный медик может в дальнейшем выступать в качестве судебно-медицинского эксперта.


[Закрыть].

Рассмотрим теперь проблемы, связанные с судебно-медицинским исследованием трупа, производимым для обнаружения признаков преступления. По многолетней традиции такая деятельность осуществляется судебными медиками не только в случаях насильственной смерти, но и во многих других случаях, когда отсутствуют признаки преступления: при исследовании трупов лиц, умерших в лечебных учреждениях, если диагноз заболевания не установлен либо имеются жалобы на неправильное или незаконное лечение, а также трупов лиц, умерших скоропостижно, независимо от места смерти, в тех случаях, когда причина смерти врачом лечебного учреждения не установлена и не выдано «Врачебное свидетельство о смерти»; трупов лиц, личность которых не установлена [201]201


[Закрыть].

Согласно Инструкции установление причин смерти должно производиться судебным медиком с составлением «Акта судебно-медицинского исследования трупа».

В литературе неоднократно указывалось на нецелесообразность данного порядка, при котором судебно-медицинские эксперты фактически вынуждены делать несвойственную им работу. Статистические данные подтверждают, что немалая часть вскрытий, производимых судебными медиками, выявляет такие причины смерти, которые подтверждают отсутствие признаков преступления. Причем об этом по большей части можно было судить и не производя судебно-медицинские экспертные исследования. Например, по данным Главного судебно-медицинского эксперта Министерства здравоохранения СССР в 1984 г. в судебно-медицинских учреждениях страны было исследовано 67,4 % трупов лиц, умерших от насильственной смерти (механические повреждения, механическая асфиксия, действие крайних температур) и 32,6 % – погибших от ненасильственной смерти (т. е. от различных заболеваний) [202]202


[Закрыть].

Такая практика не только отвлекает экспертов от их основной работы, но и способствует утверждению в работе судебно-медицинских учреждений упрощенного подхода: явная нецелесообразность соблюдения всех экспертных методик при исследовании трупов без признаков насильственной смерти входит в привычку, приводит к тому, что и в ходе экспертизы по уголовному делу наблюдается отступление от требований правил, методик, что приводит часто к экспертным ошибкам. К тому же эксперта не предупреждают об ответственности, что порождает недостаточно серьезное отношение к вскрытию.

Поэтому следует признать разумным предложение, высказанное многими исследователями, об освобождении судебных медиков от обязанности вскрывать трупы при отсутствии признаков или подозрений на насильственную смерть, возложив эти обязанности на патологоанатомическую службу Министерства здравоохранения СССР [203]203


[Закрыть]. Добавим, что в ведомственных нормативных актах Министерства здравоохранения СССР содержится разумное правило: при выявлении патологоанатомом признаков насильственной смерти вскрытие прекращается и об обнаруженном ставятся в известность следственные органы [204]204


[Закрыть]. Однако при таком подходе остается проблема применения судебно-медицинских познаний при вскрытии трупов с признаками или подозрениями на насильственную смерть. Подчеркнем, что возникает она далеко не в каждом случае обнаружения трупа.

Заметим, что представления об объеме данных, достаточных для возбуждения уголовного дела, связанного с обнаружением трупа, на протяжении многих лет изменялись, что отразилось, в частности, в директивных указаниях Прокуратуры СССР по указанному вопросу. Так, Генеральный прокурор СССР своим указанием № 3/114 от 19 июня 1954 г. обязал следователей при наличии данных о самоубийстве и о других случаях насильственной смерти граждан возбуждать уголовное дело без каких-либо предварительных проверок и производить следствие.

Указанием Генерального прокурора СССР № 3/61 от 17 августа 1962 г. следователям предлагалось при решении вопроса о возбуждении уголовного дела в случаях насильственной смерти граждан (самоубийств в том числе) руководствоваться ст. 3 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик (ст. 3 УПК. РСФСР). Подчеркивалось, что названная норма закона обязывает возбуждать уголовное дело в каждом случае обнаружения признаков преступления, принимая все предусмотренные законом меры к установлению события преступления лиц, виновных в совершении преступления, и к их наказанию.

Указание заместителя Генерального Прокурора СССР № 3/Н-28 от 7 марта 1969 г. касалось возбуждения уголовного дела о самоубийствах граждан. В нем говорится: «При установлении фактов насильственной смерти с признаками самоубийства и вытекающими в этом случае, как правило, версиями о возможном доведении до самоубийства, замаскированном убийстве или совершения самоубийства с целью избежать ответственности за какие-либо преступления, проверка которых возможна путем проведения экспертизы, обыска и других следственных действий, – рассматривать такие данные как достаточные основания для немедленного возбуждения уголовного дела».

Во всех этих случаях основанием к возбуждению уголовного дела выступает предположение о совершении преступления. Против этого выступают Р. С. Белкин и Д. Я. Мирский, считая несерьезным аргументом мнение о том, что для возбуждения уголовного дела не нужно достоверно установленных обстоятельств, а можно довольствоваться предположениями [205]205
  201 См. п. 1 Правил направления, приема, порядка исследования, хранения и выдачи трупов в судебно-медицинских моргах. Приложение № 8 к приказу Министра здравоохранения СССР № 166 от 10 апреля 1962 г.
  202 Архив Главной судебно-медицинской экспертизы Министерства здравоохранения СССР за 1984 г.
  203 Баженов Н. А., Шейфер С. А. Взаимодействие следователя и судебно-медицинского эксперта // Соц. законность. 1973. № 3. С. 37–38; Лукаш А. А. Недостатки при назначении судебно-медицинской экспертизы трупов // Соц. законность. 1973. № 5. С. 59–60; Баженов Н. А., Балдин Э. П., Шейфер С. А. Насущные проблемы организации и проведения судебно-медицинской экспертизы // Наука и техника на службе предварительного следствия. Вып. 12. Волгоград. 1976. С. 86 и др.
  204 Приказ Министра здравоохранения СССР № 667 от 15 октября 1970 г.
  205 Белкин Р. С, Мирский Д. Я. Процессуальные аспекты назначении экспертизы в стадии возбуждения уголовного дела // Процессуальные аспекты судебной экспертизы: Сб. науч. тр. / ВНИИСЭ. М., 1986. С. 34.


[Закрыть].

Согласиться с этим нельзя. В теории уголовного процесса утвердился взгляд, согласно которому для возбуждения уголовного дела достаточно обоснованного предположения о совершении преступления, достоверного вывода об этом не требуется. Такое предположение правильно отражает диалектику перехода вероятного знания в достоверное [206]206
  206 См.: Ларин А. М. От следственной версии к истине. М., 1976. С. 133–138; Кузнецов Н. П. Доказывание в стадии возбуждения уголовного дела: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Харьков, 1980. С. 11 и др.


[Закрыть]. Нет никаких оснований делать из него какие бы то ни было исключения для дел об убийствах.

Можно констатировать, что указания Прокуратуры СССР поначалу весьма широко трактовали основания к возбуждению уголовного дела данной категории, затем сузили эти основания, после чего вновь расширили их, однако в менее широких пределах, чем вначале. В настоящий момент обнаружение признаков самоубийства является достаточным основанием к возбуждению уголовного дела. Однако сам факт насильственной смерти таковым, по мнению Прокуратуры СССР, не является.