Текст книги "Дорогая миссис Бёрд…"

Автор книги: Э. Дж. Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Муж ее был человеком достойным, но когда дело касалось постели, он не проявлял к ней почти никакого интереса. Все подробности были изложены в весьма деликатной манере, и я подумала, что у нас есть шанс.

– Ну конечно же нет, – отрезала Кэтлин, заправляя беглый локон-пружинку обратно в пучок. – Здесь же написано «отношения». А миссис Бёрд этого терпеть не может.

– Они же муж и жена, – возразила я.

– Не в этом дело.

– Она ему не интересна.

– Эммелина.

– А это совсем невесело.

– Постой, – оборвала меня Кэтлин, и другой локон вырвался на свободу. – Не надо подробностей. Чтение надо было прекратить после третьей строчки.

– Я и прекратила, – соврала я.

– Вы уверены?

– Ну, может, не после третьей. Но здесь что-то нечисто. Они уже год как женаты, а она еще не видела его без пижамы.

– Эммелина! – Кэтлин покраснела, и я решила не упоминать, что было дальше, так как боялась спровоцировать скандал. – Послушай. Не нужно читать ничего из отмеченного миссис Бёрд. Ты еще слишком молода.

Она с озабоченным видом поднялась.

Мне не хотелось выглядеть нелепо во второй раз за день, и я снова извинилась, сказав, что хорошенько это запомню.

Но я чувствовала, что все должно быть иначе. И с этой разочарованной леди, и с застенчивой девушкой, и всеми остальными, чьи письма забраковывались.

Меня поразила смелость тех, кто писал нам письма, и их откровенность. Миссис Бёрд была всего лишь незнакомкой из журнала, но с ней делились самыми сокровенными переживаниями. Кто-то из пишущих действительно нуждался в совете, а она попросту игнорировала их. Можно же было хотя бы ответить на письмо, даже если оно и не печаталось в журнале?

Я вскрыла последний конверт. Почерк был со слабым нажимом, но очень аккуратным – очевидно, автор трудился над письмом целую вечность.

Дарагая миссис Бёрд

Мне семнадцать и я люблю молодого человека который добрый и хароший и говорит мне что тоже меня любит. Он со мной гуляет и водит на танцы и я хочу отблагодарить его за это хоть и знаю что так поступать очень плохо. Моя падруга Винни хочет делать со своим молодым человеком то же самое и мы с ней очень переживаим и Винни очень боится что ее папа все узнает. Помогите, пожалуйста. Мы не хотим расставаться с мальчиками. Я приложила конверт со штемпилем и заказ на выкройку для пальто чтобы мама не узнала что я вам пишу.

Искренне ваша,

Запутавшаяся.

Кэтлин проверяла развертку с выкройками для весенних платьев, и я перечитала письмо Запутавшейся. Я сочувствовала всем, чьи письма попали мне в руки, но ее беда тронула меня больше остальных. Она и ее парень плавали в опасных водах.

Конечно же, я поговорила с Банти, в ночном саду возле убежища, и мы сидели и болтали об Уильяме и Эдмунде, как и делают лучшие подруги. Банти была без ума от Билла, а Эдмунд, хоть и скептически относился к моим карьерным планам, всегда был добр ко мне и поддерживал меня. И ему так шла униформа!

Должно быть, я звучала прямо как та запутавшаяся бедняжка.

Мы уже знали, где лежала граница, которую нам не переступить, хотим того или нет. Наверное, «оставаться неприступной» звучит ужасно провинциально, даже если бы не было войны. Но мы с Бантс уже знали, какие потери можно понести на любовном фронте, и это было совсем не весело.

Я села за свой стол, делая вид, что перечитываю письмо Запутавшейся, но мысли мои были далеко.

Всю школу, до самого выпуска, я и Банти были в банде. Она, я, Оливия и Китти. Наша четверка всегда была неразлучна: мы были в одних и тех же кружках, одних командах, влюблялись в одних и тех же актеров, вместе рисовались перед мальчишками. Ничего особенного, так делают все лучшие подруги.

Но когда нам стукнуло шестнадцать и мы сдали выпускные экзамены, Китти стала встречаться с парнем, который был старше. Его звали Дуг, и ему было двадцать. Китти говорила, что он очень взрослый и считает нас всех еще детьми, что, вероятно, было правдой. Так или иначе, пока мы сходили с ума по Гэри Куперу и Эрролу Флинну, Китти взяла и влюбилась в Дуга. Сказала нам, что он ее тоже любит. А затем забеременела.

Едва лишь Дуг узнал об этом, как тут же испарился.

Я прикусила губу, перечитывая письмо Запутавшейся. Кэтлин права, я слишком молода. Но это не означает, что всю жизнь я просидела в пещере.

Китти отправили в Шотландию, к тетке, которую она совсем не знала. Нам запретили с ней видеться, и она осталась одна. Китти отчаянно хотела оставить ребенка, но через четыре дня после того, как у нее родился сын, его забрали. Я заставила Банти пойти со мной к родителям Китти, чтобы переубедить их. Но те были непреклонны, и ответом нам было лишь категоричное, злое «нет».

Китти назвала сына Питером. Сейчас ему должно было исполниться шесть.

Опершись локтями на стол, я уронила голову на руки, забыв, что я на новом месте и мне стоило бы произвести благоприятное впечатление.

– Вы в порядке, Эммелин?

Из-за стола выглянуло дружелюбное лицо Кэтлин.

– Не волнуйтесь. Вы со всем справитесь.

– Ну конечно, – ответила я мгновенно, – просто кое-что для меня в новинку.

Кэтлин участливо взглянула на меня.

– Что, опять что-то ужасное? – спросила она, посмотрев на конверт с обратным адресом Запутавшейся. – Хотите, я сама брошу его в ящик?

– Нет-нет, – спохватилась я. – Это от девушки, которая Переживает За Котика. Думаю, миссис Бёрд это понравится.

Кэтлин на миг усомнилась, но затем улыбнулась, искренне похвалив меня.

– Вы молодец. Но животные тоже не годятся. – Она помедлила. – Эмми, я знаю, жестоко так поступать, но миссис Бёрд говорит, что если люди ввязываются во всякие глупости, то сами виноваты.

Я не считала, что Запутавшаяся должна винить себя. Она просто верила в то, что ее кто-то любит. Вся разница между этой девочкой и мной в том, что история Китти послужила мне примером и Эдмунд не обольщал меня так, как ее – Дуг. Если ей никто не поможет, с ней случится то же, что и с Китти.

– Несомненно, Кэтлин. – Я положила конверт и письмо в свой ящик.

Я не оставлю в беде эту девочку и ее парня.

Если ей не ответит миссис Бёрд, то ей отвечу я.

Глава 5
Дорогая Запутавшаяся

К среде я уже поняла, что и как, и старалась изо всех сил. Банти утешала меня, как могла, когда я рассказала ей о том, что я работаю не в «Ивнинг Кроникл», а в «Женском Дне» и для нее что то, что это звучит одинаково здорово. Я написала Эдмунду, изрядно приукрасив историю, в надежде, что он отнесется к случившемуся с юмором. Девочки с пожарной части были потрясены и твердили, что это может стать началом чего-то великого.

Я с нетерпением ждала писем от читательниц, полная оптимизма в ожидании их вопросов, чего-то интересного и приемлемого для печати, не чувствуя никакой паники. Не так уж много мне попалось писем, авторам которых можно было бы посоветовать вступить в клуб блюстителей морали.

Письмо Запутавшейся все еще лежало у меня в ящике. Я все обдумывала свой ответ, в надежде улучить момент, когда незаметно смогу его напечатать. Я ужасно хотела помочь ей, но шанс того, что узнает миссис Бёрд, страшил меня.

Часть работы мистера Коллинза Кэтлин переложила на меня, предпочитая набирать схемы вышивки и советы миссис Бёрд касательно красоты, почти всегда сводившиеся к отсутствию макияжа и нанесению на лицо какой-либо отпугивающей смеси. Мистер Коллинз занимался статьями, беллетристикой, и хоть это и не шло в сравнение с новостями о Королевских Военно-Воздушных Силах, сражавшихся с вражескими бомбардировщиками близ Тобрука, это было лучше правовой документации в юридической конторе.

Миссис Бёрд большую часть дня проводила вне офиса, так как была занята огромной кучей Добрых Дел, и когда она покидала кабинет, из коридора слышался могучий рык, возвещавший о пункте назначения и времени ее возврата. От ее громогласного «В МЕТРО К ВОЛОНТЕРСКОМУ ПРИЮТУ!!! ВЕРНУСЬ В ТРИ ПЯТНАДЦАТЬ!!!» мы подскакивали на стульях. Звучала эта стенография примерно так же, как уличные сумасшедшие, что орут на мусорные баки.

В среду, почти в десять, в коридоре что-то стукнуло, затем что-то покатили.

– Это Кларенс, – сказала Кэтлин, и тонкий голосок пропищал: «Доставка почты!», а ему вторил глубокий бас. Чуть дрогнув, первый голос пискнул: «Для Мисс Найтон».

– Входи, Кларенс, – тихо позвала она.

– Вхожу, – послышался испуганный баритон.

Кларенс был самым усердным и самым застенчивым разносчиком почты во всем издательстве. Ему было четырнадцать, а росту в нем уже было пять футов десять дюймов, его кожа уже причиняла ему страдания, и несколько раз за день он разносил почту. Неподдельный интерес к событиям войны мешался в нем с полным параличом, разбивавшем его при виде Кэтлин, в которую он был безнадежно влюблен.

Если она хотя бы взглянула на него, Кларенс лишился бы дара речи, и все, что собирался сказать ей, он выложил мне.

– Доброе утро, мисс Лейк, – он охватил три октавы. – Мисс Лейк, – повторил он, доказывая, что все еще способен говорить. Вчера у него получилось хуже, и сегодняшний прогресс поражал.

– Доброе утро, Кларенс, – приветствовала его я.

Кларенс, набравшись духу после приветствий, пустился с места в карьер.

– Мисс Найтон, – триумфально возгласил он, хоть и прозвучало это так, словно он пытался заговорить с летучей мышью.

– Привет, Кларенс, – тепло ответила Кэтлин. Кларенс смешался, готовый умереть на месте.

– Посылка для мисс Лейк, – сказал он, оставаясь в том же регистре, и, повернувшись к Кэтлин спиной, добавил:

– В Италии плохи дела, – как будто между посылкой и этим была какая-то связь. – Наши никак не справятся с венграми.

– Уверена, что они скоро прорвутся, – ободрила его я. – Не унывай.

– Не задерживайся, Кларенс, – беззлобно напомнила ему Кэтлин. – Не то нарвешься на миссис Бёрд.

Кларенс храбро посмотрел в ее сторону, но был сражен увиденным, и, помахав рукой, как мальчуган на ярмарочной карусели (теперь будет из-за этого терзаться), исчез до следующего раунда.

Я немедленно принялась разбирать почту. Первое же письмо касалось военных сберегательных марок, что было хорошо и приемлемо. Второе прислала леди, мучимая зобом. Нелегко было читать его, хоть я и хотела когда-то стать ветеринаром. Я дважды сверила его со Списком и решила, что оно подойдет, если опустить некоторые подробности. Все шло вполне неплохо.

Сразу затем было письмо от леди, желавшей развестись, от которого я избавилась без особой охоты. Все закончилось на открытке, на которой размашистым почерком торопливо было написано следующее:

Дорогая миссис Бёрд!

Знаете ли вы какие-либо упражнения для укрепления голеней? Сейчас я ношу сапоги на меху, иногда посещая мероприятия в вечернем платье, но летом мне мучительно больно. Прошу вашего совета.

Ваши

Несчастные Ножки

Мне было жаль эти ножки – жизнь и без того трудна, чтобы отказывать себе в том, чтобы носить короткие платья, но благодаря ей я вышла из положения, набрав достаточно материала для выпуска.

Положив все письма в картонную папку для миссис Бёрд, я протиснулась в коридор мимо стола Кэтлин. Там, как всегда, было пусто и пахло вареной капустой и мылом. Не самый приятный запах. Наверное, что-то с отоплением.

Миссис Бёрд была на собрании, посвященном Эвакуации Кошек, и папку я оставила на ее столе, затем наведалась в отдел искусств, чтобы сообщить миссис Махоуни, что сдам работу в срок. Она объясняла мистеру Брэнду, как легко приготовить пикантные колбаски, и я с радостью присоединилась к беседе. Они нравились мне и было грустно оттого, что все мы не сидели вместе в старом офисе – было бы намного веселее работать так, а не прятаться по норам.

Миссис Махоуни попросила меня поторопить мистера Коллинза с его колонкой кинообзоров, и я с сожалением покинула их, направившись в его кабинет. Я постучалась.

Я все еще помнила о его странностях, но сегодня, вместо того, чтобы уйти в себя, он пребывал в радостном расположении духа.

– Это вы, миссис Лейк? – спросил он, не поднимая головы. – Входите.

Работал он в полумраке среди полного хаоса, и это, как я быстро поняла, его вполне устраивало. Я уже привыкла к его рукописям, беспорядочным, скомканным, иногда порванным надвое и склеенным вновь. На одной из них он гигантскими буквами вывел разочарованное «НЕТ», а ниже начал писать заново. Было заметно, что он до последнего не избавляется даже от безнадежного старья. Несмотря на налет циничности, я думала, что его работа ему нравится.

– Ну что, как устроились? Генриетта хорошо себя ведет?

В первый раз я услышала, как кто-то называл миссис Бёрд по имени. Это звучало настолько радикально, что я чуть не расхохоталась.

– Все очень милы, – ответила я, что было почти на три четверти правдой. – Я читаю письма, которые нам приходят.

– Ясно, – сказал Коллинз. – Мисс Найтон сообщила мне, что подобрать подходящий материал непросто.

Я кивнула. Знал ли он о тех письмах, на которые никто не отвечал? Может быть, нет? Может, если я скажу ему, он мне поможет?

– Ммм, – пробормотал он, – для меня это все равно, что греческий, ничего в этом не понимаю.

Мое сердце упало. Я смотрела на книжные полки, пытаясь придумать, как лучше сказать ему об этом. Бутылка бренди все еще была на месте.

– Мне жаль людей, – решилась я. – Стыдно ничего для них не делать.

Мистер Коллинз ухмыльнулся, поскреб подбородок. Кажется, небритый.

– Я чувствовал, что в вас что-то есть, – он ни о чем меня не спросил. Какой провал. – Продолжайте в том же духе, у вас все получится.

Этот туманный намек был не слишком-то полезным, и я чувствовала, что его лимит на болтовню исчерпан. Однако, передав ему просьбу миссис Махоуни и вернувшись за свой стол, я немного приободрилась. Услышать от него «у вас все получится» было сродни похвале.

Странно, что я вообще придавала значение похвале от циничного любителя бренди средних лет, работать в «Женском Дне» которому нравилось еще меньше, чем мне, но так и было. Мистер Коллинз мог закатить глаза, сделать вид, что ему плевать на все эти истории в письмах, но он не мог подвести тех, кто читал журнал. Отважными, смелыми были герои и героини этих историй, всегда со счастливым концом. И это было лучше и больше того, что делала миссис Бёрд.

Кэтлин оставила на моем столе записку, гласившую, что она отлучилась по поручению миссис Бёрд, и я уселась в одиночестве, грызя карандашик в мыслях о мистере Коллинзе и миссис Бёрд. Я знала, на кого хочу походить. Кто по-настоящему понимал женщин, выписывавших этот дрянной журнальчик.

И я решилась.

Сердце мое билось чаще обычного, и я, скормив лист бумаги машинке и прикидывая, насколько быстро я смогу печатать, вытащила из ящика письмо Запутавшейся. И, чуть помедлив, вслед за ним и письмо Застенчивой Девушки.

Если бы меня застигли за этим занятием, суровая кара была бы неминуема. Так что я должна была попытаться помочь обеим.

Я вновь перечитала письма, закусив губу, пытаясь представить, как выглядит та добрая и опытная советчица, которой пишут в трудный час, и ответить им кратко, в стиле миссис Бёрд. И принялась печатать.

Среда, 22 января 1941 года

Дорогая Запутавшаяся,

Благодарю вас за ваше письмо. Не стоит так переживать, я уверена, что могу помочь вам…

Глава 6
Не все люди добропорядочные

Я уверяла себя, что нет ничего плохого в том, чтобы ответить лишь на два письма, и все равно ужасно боялась. Едва начав печатать ответ, я подумала, что стоило бы показать их миссис Бёрд и попытаться воззвать к ее лучшей стороне или попросить мистера Коллинза поговорить с ней. Но судя по ее Списку и грозным речам обо всем Неприемлемом, не говоря уже об ужасе, овладевшем Кэтлин, стоило мне лишь прочесть некоторые из писем, я понимала, что буду вынуждена играть на совершенно чужом поле. Не самая лучшая затея. Придется собраться с духом и потерпеть.

Печатать ответы на письма было совсем не трудно, если не считать предупредительный окрик мистера Коллинза, удалявшегося на обед из-за двери, от которого со мной едва не случилась истерика. Я работала быстро, отвечая так, как обратилась бы к Банти или Оливии, или одной из своих юных кузин, но в стиле, присущем миссис Бёрд.

Когда вернулась Кэтлин, письма уже надежно лежали в конвертах, вложенных в библиотечную книгу на дне моей сумки. Если бы не подпись Ваша миссис Г. Бёрд, это были бы просто письма к подруге.

Но все было не так.

Я подделала ее подпись.

Использовала фирменную бумагу.

Написала их в свое рабочее время.

Так что ничего общего с письмами к подруге у них не было.

Разыграв сценку с необходимостью срочно отлучиться, я едва смела смотреть Кэтлин в глаза.

– ОЙ, А МНЕ ЧТО, УЖЕ ПОРА? Я ТАК ОПАЗДЫВАЮ, МНЕ НАДО БЕЖАТЬ, ДО ЗАВТРА, ПОКА! – выпалила я единым духом.

И я помчалась прочь, с пальто и шляпкой наперевес, пока она не заметила мои щеки, пунцовые от стыда.

Казалось, я никогда не покину здания. Я стояла в лифте и обливалась потом, так как он делал остановку на каждом этаже, затем, полукрадучись, пробралась через холл, каждое мгновение ожидая, что мне на плечо ляжет тяжелая рука и меня немедленно арестуют.

Едва оказавшись на промозглой улице, под снегом и дождем, я поспешила избавиться от улик, опустив их в почтовый ящик, затем вскочила не в тот автобус, который привез меня совершенно не туда, куда нужно.

Нет уж, больше никогда.

Я сделала ужасную ошибку. Выдавать себя за миссис Бёрд! Похоже, я совершенно тронулась.

Интересно, что мне на это скажет Банти. Наверное, что у меня мозгов ни на унцию, и стоит кому-то узнать об этом, как меня тут же уволят. И ведь она будет права. Я надеялась, что сумею помочь тем, кому предназначались мои письма, и от этого мне немного полегчало. Но делать все вот так было невыносимо, и в другой раз мне действительно стоило бы попросить помощи у миссис Бёрд.

До конца недели в «Женском Дне» я работала, как сумасшедшая, стараясь изо всех сил. Все еще горек был вкус той пилюли, что я проглотила, когда устраивалась сюда, но за мной оставалось место в пожарной части, и я считала, что все не так уж плохо. Я следила за всеми новостями в газетах, стараясь быть на острие политики, если вдруг подвернется малейший шанс для перевода в «Ивнинг Кроникл».

Пытаясь произвести наилучшее впечатление, я печатала письма для миссис Бёрд с удвоенной скоростью, отредактировала две рукописи для мистера Коллинза на своей древней машинке, бралась за любую работу, которой брезговала Кэтлин или кто-либо еще. Все шло, как по маслу, и когда миссис Махоуни назвала меня сокровищем, жизнь в «Женском Дне» для меня заиграла новыми красками.

А на второй неделе работы все пошло наперекосяк.

Я честно пыталась искоренять сорняки писем, неугодных миссис Бёрд, но скудный ручеек писем и слишком низкая планка Неприемлемого едва позволяли набрать материал на страницу. Я с надеждой вскрывала каждый конверт, воодушевляясь при виде первой невинной строки, за которой сразу же всплывало разрушительное «перестал заниматься со мной любовью» или «и теперь я жду ребенка». Несмотря на убежденность миссис Бёрд в том, что здоровый взгляд на жизнь и небольшая прогулка способны решить любые проблемы, бедам большинства читательниц «Женского Дня» свежий воздух бы не помог.

Впрочем, сдаваться я и не думала. Я пыталась, даже если ничего не получалось.

В понедельник миссис Бёрд громко отчитала меня за предложение напечатать письмо от леди, муж которой завел интрижку.

– Мисс Лейк, вы что, с ума сошли?

Через два дня я вновь пошла на риск: девушка не знала, что ей делать в первую брачную ночь. За этим последовал решительный ответ:

– Разрешите поинтересоваться, мисс Лейк, есть ли в моем списке слово «удовольствие»?

Странно, но случайно мне повезло с вопросом о миссис Битон: существовала ли она на самом деле и правда ли умерла молодой («Разумеется, мисс Лейк, ей было двадцать девять»), и письмо от читательницы из Канады, которой было там очень одиноко («Не стоит быть мрачной, мисс Лейк, пусть соберется с духом»), тоже пришлось кстати, но старательно нарезая полосками проблемы наших читательниц, я не могла избавиться от мысли, что мы не очень-то им помогаем.

– Честно говоря, Кэтлин, – обратилась я к ней однажды утром, когда писем для миссис Бёрд почти не оказалось, – если мы так поступаем с письмами, неудивительно, что их приходит так мало.

– Но кто-то же пишет, – возразила Кэтлин, поглощенная техникой двойного вязания.

– Их могло бы быть больше. Смотри: другие еженедельники полны советов для тех, кому изменяет муж, или тех, кто хочет завести ребенка, или тех, кто не хочет иметь детей, или что делать, если твой жених на фронте уже целый год, а ты не знаешь, вернется ли он оттуда живым. – Я вспомнила Эдмунда. – Вот что волнует людей, а не июньское нашествие муравьев. Кому это вообще надо?

Кэтлин обеспокоенно посмотрела на дверь.

– Господи, Кэтлин, да нет ее там, – резко бросила я. Прошлой ночью город снова бомбили, и смена в пожарной части выдалась особенно длинной. Как и весь Лондон, я спала урывками и вымоталась.

– Нам надо помогать таким, как вот эта леди, – и я зачитала письмо от леди, подписавшейся псевдонимом В тупике.

Дорогая миссис Бёрд,

Я очень люблю своего жениха, но он внезапно охладел ко мне. Он говорит, что любит меня, но говорит бесстрастно.

– Эммелина, – прошептала побледневшая Кэтлин, – не надо.

Я продолжила:

Стоит ли мне выходить за него замуж в надежде, что все изменится?

Я посмотрела на Кэтлин, и это было нечестно, так как претензии были не к ней.

– Почему миссис Бёрд ей не поможет? Эта девушка станет несчастной, если он действительно ее не любит. А нам всего лишь стоит сказать ей, что на нем свет клином не сошелся. Или вот, вот это. – Я достала из ящика очередное печальное письмо, которое не в силах была уничтожить.

Дорогая миссис Бёрд!

Я – мать троих детей, мой муж погиб еще до войны. У меня не так много друзей, и я сблизилась с квартировавшим у нас солдатом. К своему ужасу, я забеременела от него. Я написала ему, но он мне не ответил. Я в отчаянии. Пожалуйста, скажите, что мне делать?

– Эммелина, прекрати немедленно! – зашипела Кэтлин. – Ты же знаешь, что миссис Бёрд подобного терпеть не может!

– Подобного? – я вспомнила Китти и ее сына. – Боже мой, Кэтлин, да это могло случиться с тобой или мной! Это же живые люди! Вот, послушай:

Дорогая миссис Бёрд,

Когда детей эвакуировали из Лондона, я не могла смириться с тем, что моего мальчика заберут. Два месяца назад в наш дом попала бомба, и теперь он останется инвалидом на всю жизнь.

Я осеклась. Нелегко было довести меня до слез, но слова застревали в горле. Днем раньше я показала это письмо миссис Бёрд, на что та ответила, что не станет отвечать той, которая виновата во всем сама. От подобного ответа мне стало не по себе.

– Кэтлин, так в чем же смысл такой страницы в «Женском Дне», если мы никому не помогаем?

Этот вопрос предназначался не ей, а миссис Бёрд.

Кэтлин была хорошей девушкой, и понимала, что я на грани.

– Эмми, послушай, – тихо ответила она. – Я знаю, что все это ужасно печально. Мне тоже иногда грустно. Но с этим ничего не поделать. Если миссис Бёрд сказала, что не потерпит ни слова о… ну… о беременности, то так и будет. – Пружинки на ее голове согласно качнулись. – Даже если нам это не нравится.

Я отвернулась. Папа смеялся надо мной, говорил, что «вас, барышня, стоило бы назвать Капитаном Настойчивостью», а я всегда считала, что не стоит бросать тех, кто в беде. А в «Женском Дне» моя задача заключалась в том, чтобы делать все ровно наоборот.

Я залезла под стол, чтобы поднять упавший конверт.

– Если бы я забеременела, – обратилась я к темному дощатому полу, – хотелось бы верить, что мы сможем помочь.

Кэтлин ничего не сказала, хотя я слышала, как скрипнул ее стул – должно быть, она встала. Мне ответил другой, холодный голос:

– Так возможно ли это, мисс Лейк?

Бомм! Часы за столом Кэтлин пробили одиннадцать, что означало одно: миссис Бёрд вернулась в редакцию после того, как разобралась с пьянчугой, которого сбили на другой стороне улицы.

Бомм!

Я оставалась под столом, а часы все били и били, и от этого было еще хуже. Хотелось бы мне остаться там, пока не они пробьют все одиннадцать раз.

– Мисс Лейк?

Да, не самая лучшая идея.

– Да, миссис Бёрд? – я вылезла из-под стола, заметив, что Кэтлин побледнела, прямо как леди, которую я увидела убегающей с выставки доктора Криппена в музее Мадам Тюссо.

– Полагаю, мисс Лейк, – спокойно проговорила миссис Бёрд, несмотря на то, что стала свидетельницей вопиюще безнравственного, – это всего лишь ваши предположения?

– Конечно, Бог мой, разумеется! – Все, теперь мне точно конец. – Кэтлин и я просто обсуждали одно из писем.

Кэтлин побелела еще сильнее, и я вспомнила, что обсуждение писем строго запрещено.

– Понимаю, – протянула миссис Бёрд с совершенно противоположным видом.

Я вытянулась, так как должна была встать, еще когда вошла миссис Бёрд и еще потому, что была уверена, что сейчас свершится возмездие.

– То есть обсуждения не состоялось, – я поспешно перешла в отступление. – Говорила я, а Кэтлин пришлось слушать.

Я надеялась, что кара минует хотя бы ее.

– И что же вы сказали, мисс Лейк? – ледяным тоном поинтересовалась миссис Бёрд, выглядевшая так, словно ее вот-вот хватит удар. На ней было древнее, огромное пальто на меху, придававшее ей сходство с медведем, упустившим особо жирную форель. – Я не знала, что младшей наборщице вообще позволяется что-то говорить, – плевался медведь.

Я собралась с духом. Здесь, в редакции, я чуть больше недели. Всего второе место работы. Сейчас меня уволят.

Но если подумать, потеря работы не так уж страшна – мне ничего не останется, кроме как пойти на фронт, хоть мама и папа будут сходить с ума. Наберусь там опыта, и может даже, в будущем это поможет мне устроиться на должность военной корреспондентки.

Можно пойти в женские вспомогательные военно-воздушные силы. Отличная идея. Научусь укладывать парашюты, пойду в эскадрилью моего брата Джека, буду следить за его парашютом. Или во вспомогательные органы воздушного транспорта, вторым пилотом, даже если по правилам мне нельзя будет ни в кого стрелять. Жаль, конечно.

Пока миссис Бёрд продолжала меня отчитывать, я немного пришла в себя и думала дальше. Может, остаться у пожарных, пройти курс водительской подготовки и работать в выездной бригаде? Тогда я смогу остаться с Банти в Лондоне, будет весело – с Уильямом и друзьями будем ходить в кино, на танцы и все такое, и ничего не изменится. Можно и Кэтлин позвать.

Все будет замечательно, как ни посмотри.

– И я считаю, что читательница «Женского Дня» не желает портить себе день подобными вещами, а вы?

Миссис Бёрд закончила свою речь. Вышло зрелищно.

– Да, – твердо ответила я, – конечно, не желает.

Я приготовилась уйти, но, как оказалось, это был лишь антракт. Миссис Бёрд по-прежнему стояла в дверях.

– Мисс Лейк, – продолжала она, и ее ноздри угрожающе затрепетали.

– Вы наивны и юны, – гремела она, словно клеймила преступницу. – Вам еще предстоит узнать, что НЕ ВСЕ ЛЮДИ ДОБРОПОРЯДОЧНЫЕ.

Она выглядела угрожающе, заложив руки за спину, словно военный инспектор перед отрядом.

– Особенно вот эти, – она кивнула в сторону писем, в беспорядке лежавших на моем столе.

Лекция продолжалась.

– Интрижки… теряют голову… дети… НЕПОЗВОЛИТЕЛЬНО! – громыхала миссис Бёрд, делая паузы для осознания чудовищности всего перечисленного. – НЕРВЫ, мисс Лейк, подумать только!

Весь ее вид выражал отношение к подобным людям, как к врагам государства.

– Эти женщины развлекаются, пока мужчины сражаются за будущее свободного мира! Я не считаю, что они заслуживают помощи, А ВЫ?

Не очень-то ее речи вязались с тем, о чем я читала, но спорить с миссис Бёрд было бессмысленно. Я просто младшая наборщица на временной основе, и о такой работе не очень-то и мечтала.

Какое мне вообще дело до этой ее чертовой колонки?

Миссис Бёрд набирала обороты, второй акт пантомимы был в самом разгаре, и вдруг я поняла, что мне не все равно. Более того, я переживала за тех женщин, которые писали в этот старомодный, богом забытый журнальчик. Миссис Бёрд приходило так мало писем, что она могла бы ответить на каждое из них. Вместо этого она нанимала ничтожеств вроде меня, чтобы те избавлялись от неугодных писем, пока она разъезжала по своим совещаниям. Жить под постоянной угрозой бомбежек, да еще с такой вот миссис Бёрд, с ее резонерством и надменной стойкостью? Нет уж, увольте.

Если ей не было дела до тех, кто отважился написать нам, оставалась лишь я.

Ошибкой было прийти сюда, но попробовать стоило. Я хотела остаться лишь потому, что этим людям нужна была помощь. Я понимала, что это капля в море и что на самом деле хотела совсем иного – быть военной корреспонденткой, или пилотом, или курьером, но за всеми, кто был в первых рядах, крылись другие люди, безгласные, о которых никто не знал, и которым тоже приходилось нелегко. Нам всем следовало бы мужаться и быть стойкими, чтобы старый хрыч Адольф не надеялся на победу, но некоторым из нас нужно было просто протянуть руку.

Я не хотела уходить.

Пришло время вкусить плодов смирения.

– Конечно, я согласна с вами, миссис Бёрд, – бодро ответила я. – Приношу свои извинения. Боюсь, я еще не совсем хорошо освоилась на новом месте.

Прикинуться дурочкой было разумнее всего.

– Теперь я намного лучше все поняла. Простите, пожалуйста. Я так медленно схватываю! Но вам не придется повторять все это еще раз. Могу ли я показать вам письмо от леди, которая не в восторге от Франции?

Миссис Бёрд яростно выхватила у меня письмо, но мгновение спустя остыла. На лице ее явно читалось, что воспитанием моим занимались самые непотребные из проституток, но она процедила, что отныне я должна выбирать себе достойный моральный ориентир и не тратить ее время.

– Этих писем я видеть не желаю, – она указала на те, что лежали на моем столе. – Я не стану их читать, я не стану отвечать на них. Они неприемлемы.

С этими словами она схватила несколько писем, скомкала их и швырнула в корзину.

Наконец, словно галеон, обошедший Армаду с фланга, невзирая на не самый лучший день, она удалилась из кабинета настолько величественно, насколько позволяли ее размеры.

Мы с Кэтлин сидели в тишине, пока не хлопнула дверь в кабинете миссис Бёрд.

– Боже правый, – восторг пьянил меня.

– Ну ты даешь, – прошептала Кэтлин, чьи глаза таращились на меня, огромные, словно две тарелки.

– Как думаешь, между нами ничья? – хихикнула я, ведь меня не уволили.

– Думала, что нас ждет взбучка, – пробормотала Кэтлин. – Спасибо, что прикрыла меня.

– Так ты же ни в чем не виновата. Наоборот, ты пыталась закрыть мне рот. Прости, что втянула тебя во все это. Больше ни слова об этих дурацких письмах.

– Идет, – заверила Кэтлин. – Знаешь, а мне даже понравилось. Пойду к почтальонам, – облегченно вздохнула она и направилась к выходу – видимо, ее тошнило.