Текст книги "Робертыньш"

Автор книги: Дзинтра Шулце

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Шулце Дзинтра
Робертыньш

Дзинтра Шульц

Робертыньш

Фикус был необычайно красивой планетой. Его оранжевые плато, темные долины и белые вершины гор непрестанно меняли окраску, потому что была планета очень маленькой и время на ней текло быстрее. Прибывшим сюда с Земли людям сутки Фикуса казались чересчур короткими.

На Фикусе не было ни садов, ни городов, потому что люди доставляли сюда с Земли все необходимое. Зато на оранжевых площадках они разместили ракетодромы, в горах укрыли антенны, а в пологой долине уложили зеркальную плоскость, куда, словно в чашу, собиралась энергия белого солнца Фикуса.

Чем больше люди осваивали Фикус и чем чаще маленькая планета служила их космическим кораблям промежуточной станцией, тем неотвратимее теряла планета свою живописную красоту.

Оранжевые плато скрылись под противоударными пластмассовыми покрытиями, из долин во все стороны протянулись кабели и провода, а вершины гор заслонили решетки локаторов.

Шестеро поселившихся на Фикусе астронавтов постепенно обвыклись здесь, с радостью встречали рассветы, а ночью, если не спалось, они заводили маленькую антикварную машину и отправлялись на другую сторону планеты, где загорали в какой-нибудь из немногих незанятых долинок.

Был на Фикусе и робот по имени Робертыньш Вообще-то его предназначением было развлекать астронавтов, но одна постоянная забота была и у Робертыньша – он следил за напряжением в линиях, по которым энергия поступала из хранилища. Робертыньш проделывал эту операцию совсем шутя: посвистывая, шагал он вдоль линий, крепко обхватив железными пальцами провод, и мелодия, которую он выводил, соответствовала величине напряжения на линии.

В остальном же Робертыньш был просто-напросто маленький шалун. Он бродил возле астронавтов, помогая им коротать время своей болтовней, умел быть полезным, а иногда мешал, путаясь под ногами. Ночью, когда почти все спали, Робертыньш – он-то совсем не нуждался в отдыхе – бродил по маленькой планете, баловался с искрами, проскакивающими между проводами, делал круг на машине, а ближе к утру старательно готовил всем завтрак.

Будить людей и подавать им утреннюю чашечку кофе было для Робертыньша величайшей радостью. Улыбаясь, сидел он в конце стола, изучая людей и удивляясь им.

В отличие от других роботов, которые когда-то входили в обслугу планеты, у Робертыньша были свои, только ему свойственные причуды. Он, к примеру, носил короткие штанишки. (Поначалу Робертыньш запросил длинные, а вернее – скафандр, как и у прочих астронавтов, но так как на корпусе Робертыньша располагались некоторые ответственные узлы, индикаторные лампочки и рычаги управления, то на общем планетном совете было решено соорудить ему короткие штанишки.)

Из всех работавших на Фикусе астронавтов особенно подружился Робертыньш с Увисом. Увис был самый молодой член экипажа, и маленькая планета стала его первым местом работы.

Начинающий астронавт добровольно взял на себя заботу о Робертыньше, чистил, смазывал и отлаживал его механизмы, никогда не оставляя без внимания жалобы Робертыньша на искрящиеся контакты, щелкающие суставы или отклонения от заданного напряжения. Ломался Робертыньш редко. У него были прочные конструкции, мозг средней величины и повышенной емкости блоки памяти. Иногда Увису казалось, что Робертыньш охотнее обучался всякой чепухе, нежели пополнял блоки памяти полезной информацией...

В рассветные часы короткого и невероятно прекрасного лета, когда Увис с Робертыньшем стояли на одном из пригорков вблизи лагеря, Робертыньш обычно смотрел не на солнце, а на Увиса, потому что запечатлевшийся однажды в памяти робота вид рассвета уже не представлял для него никакого интереса, зато Увис всякий раз по-иному выражал свою радость и восторг.

Когда они возвращались в лагерь, Увис задавал Робертыньшу вопросы, чтобы позабавиться его формулировками.

– Робертыньш, что такое цветы?

– Цветы это редко наблюдаемый в мировом пространстве процесс, в котором со всей очевидностью одни неорганические вещества превращаются в другие.

– Робертыньш, а что такое дождь?

– Круговорот водорода и кислорода, – в тот же миг отвечал Робертыньш, но долго Увис этого не выдерживал, принимался рассказывать сам. Только то, что помнил Увис о Земле, ничуть не походило на объяснения Робертыньша. Робертыньш не вспоминал рассказов Увиса наедине с собой, но слушать их ему было бесконечно приятно. В такие минуты робот словно уподоблялся людям, ощущая незапрограммированные изменения в своем железном корпусе, желание лететь, куда то торопиться. Он чувствовал прикосновение скупого ветра Фикуса, которое мог бы уловить лишь с помощью барометеоиндикатора. Робертыньшу начинало казаться, что в холодном воздухе летают птицы, которых никогда не бывало на Фикусе, и вместо привычных белых скатов вершин ему чудились зеленые склоны...

Дни шли за днями, и опять подоспело время пополнить запасы продовольствия, воды и материалов. В полете на Землю ничего сложного не было, и летали обычно поодиночке. Понятно, что каждому хотелось побывать дома, на Земле, поэтому очередь строго соблюдалась.

Когда настал черед Увиса, он попросил разрешения взять с собой на Землю Робертыньша. Полет длился недолго, на Фикусе вполне могли обойтись без робота, и им разрешили.

Так Робертыньш увидел Землю, первую в его жизни обжитую планету. Знал он прежде только Фикус, но что такое был Фикус по сравнению с Землей... Красочный рисунок его поверхности напоминал одеяние, сшитое из нескольких однотонных кусков, Земля же была непередаваемо прекрасная, гармоничная, живая...

В положенное время они вернулись. Увис, само собой, захлебываясь говорил о Земле, о том, как дома хорошо и спокойно, и с воодушевлением окунулся в работу. В этом не было ничего странного, и опытные астронавты, глядя на Увиса, вспоминали свои первые полеты, первые восторги и возвращения, но совсем скоро они позабыли об Увисе и обратили внимание на Робертыньша. С ним-то происходило нечто из ряда вон выходящее.

Когда ракета опустилась на Фикус, Робертыньш из нее не вышел. Никто, кроме Увиса, в тот момент ничего не заметил.

Увис вернулся в ракету. Робертыньш стоял и пристально глядел в откинутый люк. Увису померещился испуг в обычно безэмоциональном взгляде робота.

– Что случилось, Робертыньш? – спросил Увис. – Тебя что-то пугает?

– Нет, – ответил Робертыньш. – Но я не хочу на Фикус.

Увис вздрогнул. Роботу не пристало слово "не хочу" (Он мог сказать "не могу", "не в состоянии", "нельзя" или "не знаю"...)

– Почему? – машинально спросил Увис.

Робертыньш не ответил. В этот момент он походил на маленького, беспомощного мальчишку, и Увис просто взял друга за руку и вывел его из ракеты.

С этого момента все и началось. Веселый и жизнерадостный Робертыньш стал молчаливым и грустным. Он один подолгу сидел на холме, что-то тихо напевая, и единственной работой, которую он все еще охотно выполнял, была проверка линий.

Увис каждый вечер тщательно обследовал техническое "здоровье" Робертыньша, но никаких отклонений не обнаруживал: все блоки, узлы и клетки работали безотказно.

Однако по утрам Робертыньш больше не готовил завтраков.

– На кухне слишком жарко, – объяснил он Увису, сидя на заветренной стороне у здания космодрома. Вечером Увис проверил термостаты: все было в порядке.

Рассвет, как и прежде, они встречали вместе, только Увис больше не задавал вопросов, потому что боялся услышать что-нибудь уж вовсе странное. Вообще же он начинал понимать, что угрожает Робертыньшу, да и остальные уже заметили, что поведение робота не поддается разумным объяснениям. Предположения о поломанных блоках, пустом аккумуляторе, сбоях в регулируемых режимах уже никого не устраивали – все слишком затянулось...

Все чаще Увис звал Робертыньша с собой, отправляясь в дальние обходы. Чаще обычного Робертыньша заставляли проверять линии, чтобы хоть чем-нибудь его занять...

Вскоре перестало помогать и это, капризы Робертыньша с каждым днем становились все менее безобидными. То он отказывался оставаться по ночам за стенами помещения, потому что ночи на Фикусе чересчур промозглые, то запрашивал шунт и защитную схему, чтобы понизить силу тока на линии во время проверок... Когда они оставались вдвоем, Увис вел серьезные разговоры с Робертыньшем, терпеливо объясняя ему, что у роботов есть свое особое назначение и за непослушание их можно наказать, заменить, отдать в ремонт, разобрать наконец...

Увис даже признался, как трудно и грустно ему будет без Робертыньша, если строптивца отправят в ремонт, а на Фикус доставят другого.

– Пусть, – отвечал Робертыньш. На Увиса он даже и не взглянул.

И вот однажды Робертыньш отказался работать. Ему опасен ток, заявил он. Почему бы не подключать в сеть обычные индикаторы или приспособить преобразователи, которыми пользовались в старину? В его помощи никто тогда не будет нуждаться.

Не помогли ни угрозы, ни уговоры. Робертыньш спокойно и равнодушно стоял перед шестью астронавтами и молчал.

– Так ты не будешь работать?

– Нет.

– Тебя придется отослать и демонтировать.

– Да.

– Ты можешь обосновать свое решение?

– Я не хочу оставаться на Фикусе.

– Почему?

– Фикус неживая планета.

И в этом Робертыньш был прав...

На собрании было решено сообщить о поломке робота на базу. Вскоре пришел ответ, что на Фикус посылается новый робот, а Робертыньша следует демонтировать.

Выполнить второе указание оказалось делом невероятно трудным. Переносить причуды Робертыньша, чинить его, перестраивать, вести беседы с ним могли все, но разобрать – это же почти убить...

Вопреки всем инструкциям, касающимся обслуги космодрома, было решено предоставить Робертыньшу полную свободу. Ведь ничего плохого робот не делал, за ним нужно просто построже следить и пойти на последнее средство лишь в крайнем случае...

Робертыньш совершенно спокойно воспринял весть о том, что вскоре на Фикусе появится еще один робот. Несколько суток он неподвижно сидел в маленькой камере, климат которой напоминал земной и где космонавты в свободные минуты сажали, пололи и поливали в свое удовольствие растения, вывезенные с Земли.

– Не сиди здесь, – сказал Увис Робертыньшу. – Этот влажный и насыщенный кислородом воздух тебе вреден.

– Знаю, – ответил Робертыньш. – Но быть здесь мне необходимо.

Увис напрасно пытался занять Робертыньша каким-нибудь делом. Робертыньш никуда не шел. В то первое утро, когда рассвет Увис встретил один, на Фикусе готовились принять ракету с новым роботом.

– Робертыньш, теперь у тебя будет друг, – сказал Увис накануне вечером, присев возле робота.

– Мне все равно.

Увис собрался, как обычно, проверить и смазать Робертыньша, но робот увернулся.

– Не стоит, тебе ведь нужно следить за новичком... Лучше расскажи что-нибудь о Земле! Я так мало успел увидеть... Много ли на ней таких больших деревьев, какие растут у космодрома? Ты помнишь, я шел по дорожке и все время спотыкался о корни... Ты помнишь? Ты-то ни разу не зацепился и ни разу не запнулся... Я все думал об этом и теперь понял... Ты родился на Земле и все знаешь наперед...

Увис обомлел. Если бы такое говорил человек, но робот...

– На Земле много лесов, конечно... – ответил Увис.

– Почему ты не живешь на Земле?

– Здесь, на Фикусе, моя работа.

– А на Земле работы нет?

– Найти можно...

– В таком случае почему ты здесь?

– Мне нравится летать, путешествовать, видеть новые планеты...

– И неживые тоже? И некрасивые?

– Всякие...

– Не понимаю, – сказал Робертыньш и отвернулся.

Увис ушел. На следующее утро он застал Робертыньша в неподвижной позе. Лампочки на лице робота были выключены, стрелки индикаторов застыли на нуле, хотя аккумулятор оказался заряженным.

Робертыньш сидел недвижимо, только правая рука его была протянута к источнику тепла. Увис нагнулся и увидел на раскрытой железной ладони пушистый зеленый росток, крошечное дитя земной ели с бархатными светлыми хвоинками. В горсти робота было немножко песка, и маленький росточек держался за него едва различимой бахромой корешков.

...Самым дорогим талисманом, который привез с собой на Землю трижды доктор космических наук Увалд, был маленький кристаллический блок. Все долгие годы, странствуя по разным планетам и работая на станциях, космодромах, а позже в научной группе Центра. Увалд бережно хранил и повсюду возил с собой этот пустячок.

Возвратившись на Землю, он жил одиноко в лесном своем доме за городом, бродя целыми днями среди молодых еловых посадок, а вечерами сидел у камина. Иногда по известным только ему самому праздникам Увалд разрешал включать телевизор с видеозаписью. Единственной кассетой во всем доме был маленький кристаллический блок, потому что Увалд не признавал записей развлекательных программ или информационных бюллетеней.

Запись эту видели немногие. Среди космонавтов ходили слухи, что на ней – какая-то далекая оранжевая планета, очень маленькая и очень красивая. Она вся покрыта зелеными лесами и цветущими садами. Животные, птицы и насекомые этой планеты походят на тех, что живут на Земле, ручьи, озера и реки ее точь-в-точь как земные, только повсюду невиданное количество елей...

Увалд никак не комментировал запись, но его бывшие коллеги говорили, что только это и осталось от блоков памяти давным-давно разобранного робота. Ученые-космологи ручались, что такой планеты нет, что блок памяти робота невозможно наполнить тем, чего никто не видел и не слышал, ведь робот не способен мечтать и фантазировать...

Недавно Увалд закончил работу над диссертацией о способности электронного мозга к субъективным суждениям, но его труд пока считается гипотезой. Не может же в самом деле робот фантазировать.