Текст книги "Нечестивый монастырь и его монахи"
Автор книги: Джузеппе Бонавири
Жанры:
Классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Джузеппе Бонавири
НЕЧЕСТИВЫЙ МОНАСТЫРЬ И ЕГО МОНАХИ
Жили на свете муж с женой, и были они так бедны, что просили милостыню: ведь только богатый живет, как хочет, а бедный – как может. Встретили они раз целую толпу оборванцев, тащивших за уздцы ослов. Вот муж, Чиччо Казаччо, спрашивает:
– Кто ослов продает?
– Никто.
– А где вы их взяли?
– Далеко-далеко, на Лысой горе, стоит монастырь, и живут в монастыре сто братьев-монахов, послушников и монастырников.
– Ну и что?
– А то, что, коли засеете вы их поля, оберете оливы, хлеб обмолотите, жернова тяжеленные поворочаете да из спелого зерна доброй белой муки намелете, монастырь их, ночами темными посторожите, они и вам дадут в награду такого осла.
– Сколько ж надо работы переделать!
– Пойдем туда, Чиччо, – говорит жена мужу. – Неужто всю жизнь подаянием кормиться?
Оставим их, пока идут они знойными дорогами, выжженными тропинками, каменистыми ущельями, и перенесемся в монастырь, где сто монахов-монастырников держали в заточении Иисуса: приковали его золотыми сверкающими цепями к кольцам, кольца крепко-накрепко в стену вмуровали. Проведали монахи, что может Иисус творить чудеса, и велели ему камни в хлеб превращать и оживлять ослов, которых рисовал настоятель монастыря отец Гауденцио. Крестьяне, чтобы обзавестись ослом, приходили в монастырь, и трудились денно и нощно в поте лица, так что покрылись тамошние бесплодные земли цветущими садами, а поля щедро стали родить бобы, горох, пшеницу и ячмень.
Вот пришли кум Чиччо Казаччо и его жена Маруцедда в монастырь.
– Стойте! – говорят им. – Вы кто такие? Зачем пришли?
– Работу ищем.
– Мы за работу только ослов даем.
– Ладно, – говорит Чиччо Казаччо.
– Ладно, – вторит ему жена, и голос ее, как эхо, тонет в золотистой пшенице.
В ту пору поспел виноград во славу Божию, и монахи засунули мужу с женой кляпы в рот, чтобы не съели они ни одной виноградины с обильных гроздьев. Ничего не оставалось беднякам, как смотреть, вздыхать да от голода мучиться. Так, питаясь впроголодь, проработали они год, месяц и один день; вконец отощали – кожа да кости.
– Вот вам осел, – сказал настоятель отец Гауденцио.
Пошли они из монастыря, а вслед им гимны священные несутся: это монахи, сытые да гладкие, Господа Бога славят.
Забрели муж с женой по дороге в пещеру, видят – юноша цепями прикован.
– Ты кто, сынок?
– Я Иисус. Держат меня здесь, чтоб я чудеса творил.
– И ты день и ночь в цепях?
– Да. Если встретите великана Джуфу, друга моего, скажите, чтоб шел ко мне на выручку.
– Скажем, сынок, непременно скажем. Бедный ты, бедный.
Дрогнуло у них сердце, как огонек на ветру, и понял Иисус, что перед ним добрые люди.
– Я вам, – говорит, – осла заколдую.
В той стороне на полях паслось много ослов, которым нечего было есть, кроме сухих колючек, и они умирали с голоду: белым-бело кругом от ослиных костей, черным-черно от ослиных трупов.
– Бежим скорей отсюда, муженек. Не зря говорят: где поп, там и преисподняя. Спасибо хоть старого осла дали.
И пока шли они в свою далекую деревню мимо выжженных долин и голых вершин, плакала земля вокруг горючими слезами.
Когда подходили к дому, разносился по всей округе вечерний звон. Входят к себе кум Чиччо с женой, а хибарка у них маленькая, вдвоем и то тесно.
– Осел в ногах у нас ляжет, – говорит муж. – Солома для него найдется.
Народ соседский глазеет из окошек, в каждом голова торчит.
– Ну и осел, – слышится со всех сторон, – вот-вот копыта откинет! И где вы только такого взяли?
– Слыхали старое присловье: не суйся не в свое дело? – рассердился кум Чиччо. – А то как бы по носу не получить.
Соседи попрятались: колокол отзвонил, пора было и на боковую отправляться. Уснул петух, уснули куры, укрылся ворон в скалистом ущелье, журавль задремал в гнезде и орел. Соловьи уснули, воробьи и дрозды.
– О, горе! – причитала жена. – Какой нам прок от этого осла? Да разве его прокормишь?
Что было дальше? А вот послушайте.
Среди ночи осел вдруг начал испражняться, да с таким грохотом, что темный дом ходуном заходил.
– Чиччо! – кричит жена, – Осел обделался!
– Погоди, дай лампаду зажгу.
Поднялся кум Чиччо с постели, засветил тусклую лампаду, извивается язычок пламени, в огненный крест складывается. Видит муж, а осел по всему дому куч наложил чистого золота, дымятся кучи на каменном полу, еще не остыли.
– Ах, жена, женушка дорогая, счастье-то какое нам привалило!
Снова раздался треск, и посыпались из осла золотые монеты, новенькие, тепленькие, да прямо куму Чиччо в лицо – он знай себе отплевывается.
– Чиччо, да ты весь сверкаешь!
От радости жена в пляс пустилась, а муж все приговаривает:
– Мы теперь богатые, а никто не знает! Мы теперь богатые, а никто не знает!
Наша благословенная матушка-земля, словно крестьянка в переднике, обернулась на радостях к небу, и смотрели на нее звезды, и кружились в хороводе леса и птицы, реки и горы.
– Мы богатые! – кричит муж. – Теперь купим себе замок князя Пупу.
Пока весь мир радовался, начался новый день – с крика петуха, с кудахтанья курицы. Открыли они дверь, а в проулке народу полно, собрались там все от мала до велика, даже собаки пришли. Все уже знают.
Хнычут ребятишки:
– А нам, значит, ничего?
Обутые на одну ногу женщины вопят:
– Думаете, вы единственные у Господа нашего всемогущего?
А старики:
– Мы что же, по-вашему, слепые?
Говорит тут кум Чиччо своей жене такие слова:
– Да, женушка моя разлюбезная, всяк смотрит со своей колокольни, у каждого своя логика, своя метафизика.
– Никому мы ничего не должны давать, – возражает ему жена. – Сами бедные. Каждый бедняк пусть сам о себе заботится.
А осел между тем все клал и клал кучи. Бездонный он был, что ли? И вошли в дом дети, вошли бабы и мужики, даже графы вошли и князья. Набирали золото кто в решето, кто в корзину, кто в суму, кто в сковороду, кто в шапку. Воробьи и те наворовали, чтоб гнезда свои украсить.
Мимо проезжал Орланд, великий рыцарь; всю ночь он гнался за Анжеликой и очень устал.
– Орланд наш, Орландушка! – закричал народ. – Возьми и ты себе золотого добра.
Наполнил Орланд свой шлем и говорит напрямик:
– Хватит, братья, малая забота перед большой отступает.
И поехал прочь скромный, благородный рыцарь, и протянуло за ним радостное солнце сверкающий шлейф через дремучие леса и безлюдные долины.
Все довольны и счастливы, только мы голы и босы.