Текст книги "Жар желания"

Автор книги: Джулия Гарвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Джулия Гарвуд Жар желания

Глава 1

Его называли героем. Просто за то, что делал свою работу. Можно подумать, одного этого, черт возьми, было недостаточно: его еще и заставляли об этом рассказывать.

После окончания лекции спецагенту Сэмюелу Уэллингтону Кинкейду пришлось вытерпеть овацию. Он отделался быстрым кивком и попытался сбежать, но другой агент ФБР поспешно перехватил его, настояв на том, что, как только вопли, свист и аплодисменты стихнут, предстоит еще ответить на вопросы.

Понимая, что деваться некуда, Сэм снова кивнул и подождал, пока аудитория, состоявшая из курсантов и будущих агентов ФБР, успокоится.

Подобно большинству нормальных людей, Сэм терпеть не мог произносить речи, особенно касающиеся собственной работы в разведывательной службе. Однако это был учебный семинар и миссия доброй воли, и начальство приказало ему рассказать о своей роли в поимке печально известного Эдварда Честера, белого расиста-радикала и одного из самых неуловимых преступников нашего времени.

Несмотря на открытое нежелание снова и снова повторять одно и то же, Сэм был вынужден провести пять семинаров по всей стране. Он уже закончил первый в округе Колумбия, и этот, в Чикаго, стал вторым. На следующей неделе он вылетит в Сиэтл, а потом в Лос-Анджелес. Последняя остановка будет на военно-морской базе в Сан-Диего, где он обратится к курсантам спецназа ВМС.

При мысли о том, что ему предстоит еще три появления перед любознательной публикой, которой не терпелось узнать сенсационные подробности поимки, Сэм уже просто стонал.

Однако именно эти слушатели попросили рассказать, как Сэм, помогая раскрыть другое дело, спас жизнь Алека Бьюкенена, чикагского агента ФБР. Все случилось шесть недель назад, и с тех пор по городу ходили самые разнообразные слухи. Агент Бьюкенен находился в отпуске по болезни, поэтому из него ничего не удалось вытянуть. Еще до того как Сэма представили аудитории, его предупредили о неизбежных вопросах на эту тему. Правда ли, что агент Кинкейд вбежал в горящий дом, чтобы вытащить Бьюкенена? Сколько вооруженных бандитов засело в доме? И действительно ли он вынес Бьюкенена за несколько секунд до того, как обвалилась крыша?

Случившееся не считалось конфиденциальной информацией, однако Сэм избегал этой темы. Но что ему оставалось делать, если публика жаждала услышать все кровавые детали?

Первый вопрос, услышанный Сэмом, не имел никакого отношения к делу Честера или Алеку Бьюкенену. Впрочем, ничего нового. Сэм слышал его каждый раз при встрече со слушателями.

– Агент Кинкейд, я невольно заметила ваш выговор... шотландский? – спросила одна из девушек-курсанток.

– Совершенно верно.

Сэм привык к любопытству окружающих, стремившихся побольше узнать о его семье, поэтому ответ был вежливым, но коротким.

– Но как это возможно?

– Я из Шотландии, и скорее всего, поэтому у меня небольшой акцент, – улыбнулся Сэм.

Девушка покраснела. Сэм, не желая смущать ее, продолжал:

– Вам, наверное, хочется знать, каким образом шотландец мог стать агентом ФБР?

– Да, сэр.

– У меня двойное гражданство, – объявил он. – Я родился в Соединенных Штатах, но вырос в Шотландии. В Северном нагорье. Окончил Принстонский университет и аспирантуру в Оксфорде, после чего перебрался в округ Колумбия, чтобы получить диплом юриста. Когда мне выдали лицензию, я стал работать в ФБР.

Сэм предупредил новые, более откровенные вопросы о его личной жизни, кивнув другому кадету, успевшему поднять руку, и следующие двадцать минут его бомбардировали вопросами. К концу лекции в комнату вошел агент Алек Бьюкенен вместе с напарником Джеком Макалистером. Мужчины сели в заднем ряду. Алек, все еще страдавший от раны на спине, поерзал, пытаясь найти позу поудобнее. Оба не видели Сэма уже несколько недель, но за время, проведенное вместе в округе Колумбия, они стали хорошими друзьями.

– Он в самом деле ненавидит семинары, не находишь? – прошептал Джек Алеку.

– Точно, – ухмыльнулся тот.

– Давай и мы внесем свою лепту.

– Ты о чем?

– Я мог бы поднять руку и задать пару вопросов о его сексуальной жизни.

Алек рассмеялся. Сидевшая впереди женщина обернулась с явным намерением отчитать нарушителя, но увидев, кто перед ней, улыбнулась.

Джек снова понизил голос:

– Сколько Сэм пробудет в Чикаго? Я забыл спросить, когда встречал его в аэропорту.

– Две ночи. Остановился у нас с Риган, но мне пришлось пообещать ему, что моя жена не станет снова обливать его слезами.

– Она у тебя плакса, – понимающе кивнул Джек.

– Насколько я помню, твоя невеста тоже уронила несколько слезинок в госпитале.

– Верно, – признался Джек. – Сэм будет играть с нами в покер завтра вечером?

– Таков первоначальный план.

– Он умеет играть?

– Искренне надеюсь, что нет.

– Господи, только послушай его выговор! Он все глубже погружается в бездну отчаяния. Спасем беднягу?

Алек, не отвечая, уставился на едва успевавшего отвечать на вопросы Сэма.

– Не-а, – ответил он наконец.

Оба агента злорадно ухмылялись, наблюдая, как корчится спецагент, оказавшийся в центре внимания. Хотя он старался показаться сдержанным, было очевидно, как он нервничает, потому что с каждой новой фразой шотландский выговор проявлялся все больше. Алек заметил также, что во время лекции Сэм, описывая свои достижения, ни разу не употребил слово «я». Он был скромен, старался держаться в тени и этим производил на окружающих еще большее впечатление. Как Алек успел обнаружить, Сэм при необходимости был тверд как сталь и бесчувствен, как робот. Кроме того, он являлся первоклассным агентом, умеющим не только раздобыть информацию, но и выполнить любое задание. Но сильнейшей его стороной были языки. Точнее сказать, Сэм не мог перевести текст только на том языке, о существовании которого не знал. Как он уже успел объяснить, большая часть его детства прошла в Шотландии. Правда, при этом не упомянул, что, как сын карьерных дипломатов, он либо жил, либо побывал почти в каждой стране мира. Языки давались ему легко.

Именно эта его способность спасла жизнь Алека Бьюкенена.

Чикагский офис послал Алека и Джека в округ Колумбия, чтобы проверить сведения о человеке, подозреваемом в подпольной торговле оружием. Информатор низшего звена согласился назвать имена людей, которые за определенную плату им помогут. Пока Джек наводил справки у своих людей, Алек решил встретиться с информатором и втереться к нему в доверие. Гарантии, что из этой встречи выйдет толк, не было никакой. Но офис округа Колумбия настаивал на том, чтобы агент захватил с собой оборудование для записи разговора. И хотя информатор изъяснялся на ломаном английском, начальство посчитало необходимым иметь под рукой переводчика.

Предполагаемая короткая беседа обернулась кошмаром.

В тот момент Сэм Кинкейд находился в главном офисе и заканчивал отчет по делу. Он как раз читал последнюю страничку на экране компьютера, когда директор вызвал его к себе и попросил об одолжении. В город приехал чикагский агент с целью допросить возможного информатора. А переводчик, сидящий в фургоне, в квартале от дома, где они встречались, испытывает трудности с переводом.

Вручив Сэму пластиковый файл, директор добавил:

– Здесь содержится вся информация по делу вместе с фотографиями всех, кто к нему причастен.

Сэм быстро просмотрел документы и отдал обратно.

– Дом, где они встречаются, совсем близко, – добавил директор. – Времени много не займет. Возможно, все закончится еще до того, как вы туда доберетесь.

Четверть часа спустя Сэм уже сидел в фургоне вместе с водителем, агентом Томом Мерфи, и переводчиком, представившимся Эваном Брэдшоу. Сэму было достаточно взглянуть на сбитого с толку молодого человека, чтобы определить: перед ним зеленый новичок. Эван протянул Сэму наушники и подвинулся, чтобы дать ему место.

– Они беседуют примерно час.

Сэм надел наушники, немного послушал и, обернувшись, увидел, как Эван отодвигает дверцу фургона, чтобы уйти.

– Эй! – позвал Сэм.

– Что?

– Они говорят по-английски, – заметил он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало слишком уж явное возражение.

– Знаю, знаю, – бросил Эван. – Но время от времени парень произносит фразы на каком-то непонятном диалекте, которого я сроду не слышал, и ни слова разобрать не могу.

Он вышел из фургона и, прежде чем задвинуть дверцу, добавил:

– Думаю, агенту Бьюкенену следует перекрыть кислород этому типу, и надеюсь, вы поймете, что он несет. Удачи!..

Несколько минут Сэм прислушивался к разговору, который велся на английском. Неожиданно он услышал, как двое ворвались в дом и стали выкрикивать приказы на другом языке. Сэм понимал каждое слово, но, переведя всего одну фразу, понял, что эти двое собираются убить информатора и Алека и взорвать дом. Взрывные устройства уже были заложены в нескольких местах.

– В доме бомбы! Звони в офис и оставайся в фургоне! – крикнул Сэм, рывком открывая дверь. Спрыгнул вниз и побежал, вытаскивая на бегу «глок» из кобуры. Перемахнул через забор и помчался по двору. При звуке выстрела он еще ускорил бег и, заслонив рукой глаза, с грохотом ввалился в дом через разбившееся под его натиском окно-фонарь. К счастью, приземлился он на ноги и одним взглядом охватил сцену действия. Информатор лежал на полу сломанной куклой. Из пистолетной раны во лбу сочилась кровь. Агент Бьюкенен скорчился в кресле. Белая рубашка была залита кровью. Бандит, бросившийся к входной двери, удивленно обернулся, когда в окно ввалился Сэм. Еще один стоял за креслом Бьюкенена. Приставив пистолет к его голове, он крикнул:

– Если ты...

Это были его последние слова. Сэм спустил курок. Пуля ударила бандита точно между глаз. Сэм, не теряя времени, развернулся влево и выстрелил несколько раз в сторону второго бандита, вынудив того броситься под прикрытие. Тот, злобно выругавшись, перекатился по полу и вскочил. Сэм пристрелил его как раз в тот момент, когда он поднимал оружие, и, не тратя ни секунды, бросился к потерявшему сознание Алеку, взвалил его на плечо и вынес из дома. И как раз успел перебежать улицу и спрятаться за огромный дуб, когда дом взорвался. Сила взрыва была такова, что могучий ствол задрожал. На них дождем посыпались горящие обломки.

Секундой спустя возле дуба завизжали тормоза фургона, из которого выскочил Мерфи, чтобы помочь, Алеку войти. Пока Сэм зажимал рану Алека, чтобы остановить кровотечение, Мерфи на полной скорости уводил фургон подальше от пожара и остановился только в конце улицы, чтобы вызвать «скорую». Долго ждать не пришлось.

В ночи завыли сирены, и санитары с фельдшером перенесли Алека в свою машину. Его ударили ножом в спину, чуть повыше правой почки. Парамедики работали быстро и слаженно, пытаясь стабилизировать его состояние. Сэм поехал с ним в больницу, и хотя здание было всего в паре миль от того места, где они находились, поездка, казалось, продолжалась целую вечность.

– Как он? – спросил Сэм, как только машина тронулась.

– Стабилен, – успокоила фельдшер, – но потерял много крови.

Оглядев Сэма, она добавила:

– Похоже, большая часть этой крови на вас.

Сэм кивнул. В нем бушевал адреналин, и он никак не мог усидеть на месте. Окровавленная рубашка прилипла к телу.

Санитар, ставивший Алеку капельницу, неожиданно заметил, что из руки Сэма капает кровь. Задрав ему рукав, он обнаружил осколки стекла, впившиеся в кожу.

– Нужно очистить и зашить ранки.

Сэм отмахнулся и опустил рукав. К его облегчению, впереди засветилась табличка у входа в приемный покой.

Как только Алека вкатили в операционную, Сэм позвонил начальнику, главному спецагенту Коулмену, и рассказал, что случилось. Коулмен уже слышал кое-какие подробности от агента Мерфи и немедленно связался с чикагским отделением ФБР, чтобы уведомить босса Алека, спецагента Маргарет Питтмен. Ей предстоял неприятный разговор с женой и родными Алека.

– Я еду в больницу, – сказал Коулмен. – Напарник Бьюкенена, агент Макалистер, найден и тоже направляется туда.

Сэм попрощался и отправился в приемный покой. В травматологическом центре округа Колумбия была на редкость спокойная ночь. Пришлось подождать всего час, прежде чем один из дежурных врачей осмотрел его руку. Как только ему зашили и забинтовали раны, он вернулся в приемную хирургического отделения.

До сегодняшнего вечера Сэм и Алек никогда не встречались. Но Сэм не собирался уходить, не удостоверившись, что Алек вполне способен выкарабкаться.

Выйдя из лифта на том этаже, где располагалась хирургия, Сэм увидел Коулмена. Тот жестом подозвал его в конец длинного коридора, подальше от посторонних глаз и ушей. Сэм объяснил все, что случилось с того момента, как он сел в фургон. По пути в приемную хирург, свернув за угол, едва не столкнулся с ними. Заметив окровавленную рубашку Сэма, он вскинул брови:

– Это вы были с агентом Бьюкененом?

– Да, – ответил Сэм.

Хирург кивнул:

– Так и подумал. Агент Бьюкенен прекрасно перенес операцию и, думаю, полностью поправится.

Объяснив, чего следует ждать в последующие несколько недель, хирург пожал им руки и ушел.

Адреналин давно выветрился, и Сэм неожиданно почувствовал, как устал. Он решил, что здесь больше не нужен, и спустился вниз. У входа в приемный покой его встретил агент Мерфи.

– Хорошая работа, сэр, – похвалил он и, похлопав Сэма по плечу, предложил подвезти домой.

Едва за Сэмом захлопнулась дверь квартиры, он с отвращением сбросил грязную одежду и

направился в душ. Помня, что повязку мочить нельзя, он высунул руку наружу и кое-как смыл кровь и пот. А через минуту, даже не поужинав, растянулся на диване и заснул под ор телевизора.

Проснулся он только в семь утра и первым делом набрал номер справочной. Сэм хорошо знал, какие осложнения подстерегают человека после операции, и хотел убедиться, что Алек жив и относительно здоров. Услышав, что состояние пациента вполне удовлетворительное, он облегченно вздохнул.

Сэм ничего не знал об Алеке Бьюкенене, но они были связаны профессией, и он считал своим долгом справиться о его здоровье. И собирался днем заехать в больницу взглянуть на него и убедиться, что он вне опасности.

Сэм, конечно, не собирался оставаться в палате надолго.

Но у агента Джека Макалистера были другие планы.

Сэм едва успел облачиться в старые джинсы и синюю майку, как кто-то заколотил в дверь. Он автоматически открыл висевшую на поясе кобуру на случай, если незваный гость окажется психом.

Но незваный гость оказался напарником Бьюкенена, агентом Макалистером, и на первый взгляд действительно походил на психа. Едва Сэм открыл дверь, как Макалистер сунул ему в руки кофе из «Старбакс» и датский рулет с ананасами.

– Давай же. Едем!

Мужчины были одного роста и смотрели друг другу в глаза. Сэм посторонился, впустив Макалистера. Увидев оружие, принятое в ФБР, Сэм понял, что перед ним агент.

– Ок, кто вы и куда мы едем?

– Я Джек Макалистер.

– Напарник Бьюкенена.

– Совершенно верно. Можешь называть меня Джек, и мы едем в больницу. Алек хочет тебя видеть.

– Он уже разговаривает?

Джек кивнул:

– Он не только разговаривает, но еще и жалуется, верный признак выздоровления. Нам лучше поспешить. Риган, жена Алека, прилетела прошлой ночью, но остальные родственники вот-вот нагрянут, и если мы не смоемся до их появления, ты не выберешься оттуда еще неделю.

Сэм улыбнулся.

– Я не шучу, – предупредил Джек. – У Алека полно родни, и почти все мчатся сюда. Так ты собираешься съесть этот рулет?

Сэм сунул ему рулет, схватил темные очки и ключи и последовал за ним.

Алек разместился в отдельной палате, и, слава Богу, один. Он сидел на кровати с телевизионным пультом в руке. Выглядел ужасно, словно вампиры попировали его кровью, но глаза были ясными, а взгляд – проницательным.

– В компании нуждаешься? – осведомился Джек входя. Он было попытался втолкнуть Сэма перед собой, но тот не поддался. Только наградил Джека скептическим взглядом.

Джек облокотился о подоконник, сложил руки на груди и кивком показал на капельницу.

– Завтракаешь?

– Как ты себя чувствуешь? – осведомился Сэм, подходя к кровати.

– Как человек, которого ударили ножом в спину. Ты Сэм Кинкейд, верно?

–Да.

– Спасибо за то, что вытащил меня из того дома.

– Без проблем.

Алек спросил, не против ли Сэм ответить на пару вопросов о том, что теперь все называли «событием». Впрочем, вопросы в основном задавал Джек. Но через полчаса Алек явно сник.

– Тебе нужно поспать. Увидимся, – пообещал Сэм.

Он и Джек вышли в коридор вместе.

– Приятно сознавать, что все в порядке, – заметил Сэм. – Судя по тому, что я слышал от других агентов, он хорош в своем деле.

– Лучший, – поправил Джек, – только не говори ему, что я это сказал. Тогда от него жизни не

будет.

Навстречу шли трое парней, смахивавших на Бьюкенена. Сэм заметил, что все вооружены. За ними шествовал представительный седовласый мужчина, обнимавший за плечи хорошенькую молодую женщину.

– Сейчас тебя ждет встреча с частью клана Бьюкенен. Они умеют принять человека в свой круг.

И, как я предупреждал, как только ты в этот круг попадешь, назад дороги нет.

Джек не преувеличивал.

За следующие две недели Сэм перезнакомился со всей семьей, а Алек и Джек стали его хорошими друзьями. А друзья должны помогать друг другу, верно? Вот как сегодня.

Сэм, все еще стоя на возвышении, заметил обоих агентов, сидевших в заднем ряду, и послал им умоляющий взгляд, ясно говоривший «вытащите же меня отсюда!».

Они не отреагировали. Либо остались равнодушны к его печальному положению, либо искренне наслаждались его мучениями, либо притворились, будто не замечают. Он выбрал второй вариант и решил поквитаться.

– Я вижу в этой комнате Алека Бьюкенена, – объявил он. – Может, нам стоит попросить его выйти сюда и сказать несколько слов?

Публика разразилась бешеными аплодисментами. Головы стали поворачиваться одна задругой.

Вид у Алека был совершенно ошарашенный, и Сэм не преминул кивнуть и довольно улыбнуться. Сунув руки в карманы и весело насвистывая, он спустился с возвышения и вышел из аудитории.

Глава 2

Бабушка снова крадет святую воду.

Лайра Прескотт даже не гадала о причине звонка отца Генри. Увидев имя звонившего на экране, она сразу поняла, что речь пойдет о ее любимой бабуле, эксцентричной чудачке, на руках которой она выросла.

Сотовый был зажат в руке. Лайра выключила звонок, но, опустив глаза, увидела его имя и номер. Даже если бы она хотела поговорить со священником, – а она не хотела, – то все равно не ответила бы ему прямо сейчас. Поскольку сидела в аудитории, вслушиваясь в речь профессора Малера, раздававшего темы документальных фильмов, которые предстояло снять его студентам. Кроме того, Малер высказывал довольно циничные мнения о жителях Лос-Анджелеса.

Малер, красивый мужчина лет сорока, был известным профессором, опубликовавшим несколько книг о методах создания документальных фильмов, а также получившим премию за обличение целой семьи преступников, – факт, о котором он любил упоминать почти на каждой своей лекции. Кроме того, профессор был левым активистом, вечно впадавшим в раж при попытках осуществить очередной проект или навязать свое мнение. У него была репутация человека высокомерного и тяжелого. По слухам, от него ушла жена.

Лайра пожалела бы профессора, не окажись он таким эгоистом. Она не могла согласиться ни с одним его словом. Профессор постоянно делал уничижительные замечания:

– Никто в этом городе не заботится о том, что имеет. Когда вещь надоедает, ее просто выбрасывают. Видели фото здешних свалок? Омерзительно! Надеюсь, один из вас выберет эту тему для своего фильма.

В воздух немедленно взметнулась рука.

– Я возьму, сэр.

Малер кивнул, налил воды из пластиковой бутылочки и сделал глоток, прежде чем продолжить свои рассуждения.

– Вместо того чтобы чинить велосипед или машину, эти люди покупают новые. И речь идет не только о вещах, – добавил он, грозя им пальцем. – Они уничтожают дома, и потом покидают развалины.

– Как часто вы будете консультировать нас, пока мы работаем над фильмами? – спросил кто-то из студентов.

– О «часто» не может быть речи. Нянчить вас я больше не стану.

Несколько студентов переглянулись. Кое-кто едва сдерживал смех. Когда это Малер их нянчил?!

– Не желаю видеть половину работы. Не желаю слышать ни о каких проблемах. Хочу увидеть готовые работы. Хочу, чтобы меня удивляли и поражали, и – смею ли представить? – слепили блеском профессионализма. Да, вы меня слышали. Именно слепили. Итак, кто хочет взять продажную ипотечную индустрию?

Поднялась вторая рука.

– Договорились, Питер, – кивнул Малер. – Оставьте тему и вашу фамилию в списке на моем столе. И вы тоже, Филипп, – сказал он студенту, собиравшемуся снимать фильм о свалке.

Профессор показал себе за спину, в сторону своего кабинета, соединенного с аудиторией дверью, которая во время лекции была широко раскрыта.

Не прерывая беготни по комнате, Малер продолжал:

– И торговые центры. Не хочется и начинать... их строят все больше и больше, а старые стоят пустыми, пока их не сносят или не сжигают.

– Я беру торговые центры! – крикнул очередной студент.

Профессор кивнул и дал несколько советов относительно проекта.

Но Лайра уже не слушала. Она смотрела сквозь открытую дверь на цветной постер, висевший на стене, за письменным столом профессора. Надпись на постере гласила:

«Перейсо-парк. Первый ежегодный фестиваль».

Красивое место с прекрасными пейзажами. Рядом с постером висел еще один. Мрачное чернобелое фото фабричных труб. На этом постере не было надписи. Невозможно сказать, где сделан снимок. Какой контраст! Она предпочла бы смотреть на яркие краски Перейсо-парка.

Лайра подняла руку.

– Да? – спросил профессор.

– Как насчет городских парков? Я бы хотела взять эту тему.

– Превосходно. Знаете ли вы, что срок существования большинства парков десять лет?

Лайра посчитала эту реплику абсурдной, но не захотела восстанавливать профессора против себя и поэтому спорить не стала. Еще в начале семестра студенты усвоили, что возражать ему нельзя. Некоторые пытались оспорить его замечания. Профессор задумчиво потирал подбородок, делая вид, будто слушает, хмыкал и объявлял, что оппоненты абсолютно не правы. Малер никогда не забывал тех, кто с ним спорил, и обычно мстил, давая беднягам самые сложные и отвратительные задания. Лайра была слишком близка к финишной прямой, чтобы злить Малера.

– Нет, профессор, не знала.

«Потому что это неправда», – подумала она.

– К этому времени все парковое имущество сломано или разбито. Даже цепи, на которых держатся качели, проржавели, а столики для пикника уничтожены. Далее парком завладевают вандалы и банды хулиганов.

Лайра была полна решимости доказать его неправоту. И собиралась снять документальный фильм о прекрасном Перейсо-парке.

Две недели спустя она горько пожалела о своем выборе.

Был необычайно жаркий и влажный день в Лос-Анджелесе. Лайра стояла по колено в мусорной, омерзительно вонявшей куче. Пришлось прикрыть нос и рот шарфом, а тут еще и телефон зазвонил. Взглянув на экран, она увидела имя отца Генри и перенаправила вызов в голосовую почту. Сейчас нет времени на долгий визит к священнику. Со времени их последнего разговора прошло две недели, и Лайра полагала, будто проблема с бабушкой решена. Но если это так, почему он звонит сейчас? Конечно, рано или поздно придется с ним потолковать, но жалобы отца Генри подождут. Как только Лайра вернется в свою квартирку с кондиционером, примет душ и переоденется, то, возможно, почувствует себя в силах вынести беседу с отцом Генри.

Работа над проектом продвигалась вовсе не так, как ожидалось. Сначала Лайра намеревалась снять фильм о солнечном, счастливом месте, где семьи собираются, чтобы провести беззаботный денек.

Собирая материал, она наткнулась на фото чрезвычайно крутого спускного желоба, встроенного в высокий холм посреди соседнего парка. Дети на снимке выстроились в очередь, чтобы подняться наверх по ступенькам. Они выглядели такими веселыми и энергичными, что она почти слышала их смех. Фото было снято всего шесть лет назад.

Сначала Лайра не слишком ясно представляла тему своего фильма. Поэтому она собралась в парк в надежде, что идея появится. Может, какой-то семейный праздник? Или способность радоваться простым вещам? Она очень хотела, чтобы фильм получился оптимистичным, легким и поднимающим настроение. И немного юмора не помешает.

Даже с помощью навигатора Лайра с трудом отыскала парк. Он находился более чем в часе езды от ее дома. Въехав наконец на гравийную дорогу, она подумала, что свернула не туда. А когда увидела, что осталось от спускного желоба, ей стало плохо. Желоб почти зарос сорной травой, сквозь которую проглядывал ржавый искореженный металл. И повсюду мусор... горы мусора: использованные шприцы, иглы, старые газеты и памперсы. Парк оказался так захламлен, что взбираться на холм было попросту опасно. Метаморфоза, которая произошла за столь короткое время, ошеломляла.

Что здесь случилось? Неужели Малер прав? Неужели люди по природе своей разрушители?

Но Лайра по-прежнему отказывалась смириться с негативом, который изливал на них профессор. Она проезжала многие городские районы с идеально ухоженными парками и скверами и твердо знала, что таковые существуют. Однако здесь все было по-другому. Что же так безжалостно уничтожило парк, процветавший всего шесть лет назад?

Лайре не терпелось получить ответ. И она начала с городских властей. Один советник утверждал, будто в квартале появились шайки хулиганов и парк превратился в их поле битвы. Он объяснил, что война шла из-за того, кто будет контролировать территорию, и порядочные семьи перестали посещать парк. Другой политик считал главной причиной то, что через два соседних квартала проложили новое шоссе. Семьи разъехались, и парк оказался заброшенным. Оба политика отказались разговаривать дальше, когда Лайра спросила, знают ли они, что это место стало свалкой токсичных отходов. Очевидно, полагая, будто это не их проблема.

Лайра покопалась в газетах и архивах, чтобы проследить судьбу парка. Нашла снимки счастливых, довольных семей, гуляющих по дорожкам, окаймленным цветочными бордюрами, с корзинками для пикника в руках. Дети играли в догонялки на склоне холма. Не знай, она точно, поспорила бы, что это совершенно иное место.

Лайра решила показать не только разоренный парк, но и обличить людей, чье равнодушное отношение явилось причиной разрухи. Старые фото будут перемежаться новыми, на которых мужчины и женщины посещают это место только для того, чтобы выкинуть сюда мусор, а иногда и токсичные отходы. Поскольку эти люди нарушают закон, Лайра без всяких угрызений совести откроет их лица. Джип Лайры привлечет слишком много внимания. Поэтому она собиралась снимать цифровой камерой замедленной съемки со счетчиком интервалов, что давало ей непрерывную съемку. Лайра настроила камеру на выдачу снимков каждые пять секунд и подсоединила запасной аккумулятор, чтобы получать изображение круглые сутки. Спрятала камеру в водонепроницаемый футляр и закрепила камешками. Вряд ли кто-то обратит внимание на камеру, помещенную высоко на склоне холма, заваленного омерзительным мусором.

Каждый день после занятий Лайра ехала к свалке, проверяла карту памяти и перепрограммировала камеру, чтобы получить новую серию снимков. Она хотела показать всему городу, что творят с парком люди, выбрасывающие мусор. Молодой человек в безупречно отглаженной голубой рубашке, галстуке в полоску и идеально чистом медицинском халате, привезший в багажнике своего «сааба» несколько пластиковых контейнеров с иглами для подкожного впрыскивания. Или тинейджеры в рваных джинсах и грязных майках, выкидывавшие использованные автомобильные аккумуляторы из грузовичка-пикапа. Но в реальности ее фильм не увидит никто, кроме профессора и нескольких сокурсников.

Через две недели у Лайры накопилось достаточно снимков. Осталось поехать на свалку, забрать камеру и больше туда не возвращаться. Но планы имеют свойство меняться. Она едва успела отсоединить камеру и спрятать в футляр, как увидела темный седан, мчавшийся по узкой дорожке, вьющейся вокруг холма и дальше через парк. Тот, кто вел машину, явно спешил. На крутом повороте из-под колес веером полетел гравий.

Машина исчезла из вида у подножия холма. Лайра посмотрела туда, откуда появилась машина, и ее одолело любопытство. Дорога сужалась до заросшей травой тропинки и исчезала наверху. И поскольку Лайра никогда раньше не осматривала другой склон холма, то на этот раз решила подняться до самой вершины и посмотреть.

Хорошо, что на ней были ботинки! Подъем оказался нелегким, и трудности усугублялись вонью и жарой. Наконец Лайра оказалась на вершине, пробралась через заросли засохших кустов, обошла поваленное дерево и посмотрела вниз. Увиденное ошеломило ее.

У подножия лежал плоский участок размером с бейсбольное поле. Он тоже стал жертвой вандалов: повсюду валялся мусор. Но внимание Лайры привлекло нечто куда более странное, казавшееся здесь совершенно неуместным. Посреди осколков, обломков и обрывков находился прекрасный маленький садик. Крошечный островок только что подстриженной, свежей и зеленой травы, обрамленный яркими цветочными клумбами. И ни соринки, словно те, кто загадил некогда прелестный парк, опасались испортить эту изысканную красоту.

Лайра уставилась на живописную картину. Как мог сохраниться этот садик? Очевидно, кто-то ухаживал за ним. Стриг траву. Интересно, кто и почему?

Она сползла вниз к машине, взяла камеру, спрятала в засохших кустах и закрепила в водонепроницаемом футляре. Предварительно убедившись, что объектив направлен на дорогу и садик и всякий входивший и выходивший будет заснят. Вставив новую карту памяти, Лайра настроила таймер.

Это означало еще недели две поездок сюда. Возможно, все это чепуха... но, может быть, и нет. Версий миллион. Что, если какой-нибудь старичок посадил цветы в память об умершей жене? На этом месте они встретились или назначили первое свидание.

Но тут в голове возник более мрачный сценарий. А вдруг он именно здесь убил и похоронил жену и терзаемый угрызениями совести посадил цветы?

Количество вариантов было безграничным.

Возвращаясь к машине под палящим солнцем, Лайра, мокрая и грязная, ощущала, как липнет к коже блузка, и все-таки улыбалась, несмотря на дискомфорт. Что подумали бы ее родители, увидев дочь в старых джинсах и тяжелых походных ботинках, надетых, чтобы защитить ноги от использованных игл? Возможно, возмутились бы. Впрочем, мать и отец возмущались и негодовали, услышав о любом ее поступке.

Наконец Лайра добралась до машины, включила зажигание, поскорее привела в действие кондиционер, стащила ботинки и сунула ноги в шлепки. Только немного охладившись, Лайра решила позвонить отцу Генри. Лучше поскорее покончить с этим, чем оно будет над тобой висеть.