Текст книги "Ловушка страсти"
Автор книги: Джулия Энн Лонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 3
Герцог стоял в просторном мраморном холле Эверси-Хауса, упершись ногой в северную сторону огромной инкрустированной звезды-компаса из золотистого мрамора. Вышколенные слуги в ливреях забрали его шляпу, пальто, трость и саквояж, а конюх и несколько трясущихся мальчиков-помощников благоговейно занялись его экипажем и упряжкой. На лестнице собрались служанки, пристально разглядывая герцога. Глаза у них загорелись от интереса, они еле сдерживали смешки, а чепцы взволнованно дрожали, когда девушки перешептывались друг с другом.
Герцог всегда притягивал внимание. Он уже успел к этому привыкнуть.
– Прошу прощения, ваша светлость!
Он еле успел увернуться от пары слуг, шатающихся под тяжестью охапок поразительно ярких цветов. Они держали ослепительные оранжерейные бутоны оранжевого и алого цвета, словно таитянский закат.
– Отнесите их в зеленую гостиную! – прокричал вслед слугам Джейкоб Эверси, поспешно спускаясь в холл. – Спросите у миссис Эверси, куда поставить.
– Оливия, – загадочно пояснил мистер Эверси, поворачиваясь к герцогу. – Я счастлив и польщен принимать вас в нашем доме, Монкрифф. Вы не могли прислать письмо в более подходящее время. У нас намечается бал. Естественно, все очень скромно по сравнению с лондонскими балами, но у нас есть подходящий зал, и к тому же мы ожидаем прибытия приятных гостей. Надеюсь, вам у нас понравится. А в субботу мы позовем соседских мужчин и сыграем в карты. Как хорошо, что вы это предложили! Они все и проиграют вам с радостью. Я сообщу нашим близким друзьям.
– Благодарю вас, Эверси. Более радушного приема я и не ожидал.
Он уже успел побывать наверху. Его комната была просторной, выдержанной в коричневых тонах и вполне уютной – повсюду мягкие ковры, шторы и покрывала, но герцог лишь окинул ее беглым взглядом и поинтересовался у служанки, где спит Йен Эверси.
После этого он проскользнул в его комнату и положил на постель второй ботинок Йена. Когда он приземлился в тридцати футах от окна Абигейл, револьвер все-таки проделал в нем дыру.
Услышав на мраморной лестнице тяжелые шаги, Джейкоб Эверси и герцог подняли головы.
– Откуда он взялся, черт подери? – раздался громкий голос Йена.
В руке он держал тот самый ботинок.
При виде герцога он так резко остановился наверху, что чуть не упал.
– Полагаю, вы знакомы с моим сыном Йеном? – спросил Джейкоб.
Йен спрятал ботинок за спину и застыл на месте, словно заметивший добычу охотничий спаниель. Он молча смотрел на Монкриффа. Наконец Йен спустился вниз и с опаской двинулся по холодному мраморному полу, как по раскаленным углям. Низко поклонился герцогу. Хорошие манеры были свойственны всем Эверси, и, без сомнения, Йен уже успел продумать свое поведение. Когда он выпрямился, его лицо цветом напоминало мрамор.
Что он ни придумал бы, эти мысли совершенно его не успокоили.
– Вот мы и встретились. – Герцог обращался к Джейкобу и тоже склонил голову, но это была скорее пародия. – Как ваша лошадь, Йен?
– Она здесь, – слабым голосом ответил Йен после секундного молчания.
Его лошадь вернулась домой от леди Абигейл.
– Умное животное, – согласился герцог и не высказал вторую половину фразы: «В отличие от своего хозяина…»
– Что привело вас в Эверси-Хауе, Монкрифф?
Йен был безупречно вежлив, но голос звучал чуть выше обычного. Его ноздри раздувались, вокруг них появились белые полосы.
– Случай, – просто ответил Монкрифф.
И одарил Йена улыбкой, похожей на оскал волка, загнавшего добычу в угол.
Пока герцог был наверху, осматривая комнату и ставя ботинок на постель Йена, Женевьева тщетно попыталась скрыться в спальне. Колин ускользнул к себе домой, Йен поднялся наверх, Оливия исчезла…
Но их мать не дремала и перед самым приездом герцога поймала Женевьеву в холле.
Что было известно членам семьи Эверси о герцоге Фоконбридже? Джейкоб ответил бы, что у него потрясающее чутье на выгодные денежные вложения, он ни разу не связался с клубом «Меркюри» Исайи Редмонда, а значит, может стать прекрасным деловым партнером старшего Эверси. Джейкобу нравился скот, которым владел герцог, – шесть одинаковых стойл, нравилось его новое ландо. И он даже с одобрением воспринимал его репутацию, поскольку семейство Эверси тоже хранило множество тайн, а по поводу того, как им удалось получить столь огромное состояние, постоянно ходили различные слухи. Джейкоб одобрял умение герцога играть в карты, и ему не терпелось самому сразиться с ним.
Если бы спросили мнение Женевьевы, она бы ответила, что герцог очень высокий мужчина. У него светлая кожа, темные волосы. От него так и веет нетерпением и чувством собственной значимости, стоит ему войти в комнату, на вас словно налетает устрашающий порыв ветра. Даже когда он долго находится без движения, всегда в нем чувствуется какая-то сила, кажется, ой готов вот-вот ринуться вперед. Женевьева видела, как герцог стоял на балах, заложив руки за спину, словно Веллингтон, обозревающий поле битвы, а присутствующие вежливо обходили его на почтительном расстоянии, как будто он был окружен рвом. Герцог не заметил Женевьеву (она была миниатюрной девушкой) на двух балах, где присутствовали они оба, и она испытала от этого облегчение. Она не знала, красив ли герцог, хотя женщины считали, что исходящая от него тихая угроза очень притягательна, и никто в его присутствии не закрывал глаза от ужаса. Просто Женевьева никогда не смотрела на герцога слишком долго, чтобы прийти к определенному мнению.
Конечно, до нее доходили слухи, будто он отравил свою жену, которая скончалась загадочным образом, а он унаследовал все ее состояние. Рассказывали, что он устраивал дуэли на мечах, а однажды застрелил человека просто ради удовольствия, говорили, что он разрушал жизни людей, посмевших предать его, и происходило это порой через несколько лет, а значит, он мог долго и хладнокровно вынашивать свой план мести. Какое-то время он был помолвлен с Абигейл Бизли, но сейчас помолвка разорвана.
И вот теперь герцог стоял в их холле.
Он беседовал с отцом Женевьевы и, кажется, улыбался. Ее отец умел вызывать улыбки на лицах людей, а ее братья не просто так были известны своим проказливым обаянием. Скорее всего они обсуждали экипажи, лошадей или что-то в этом духе, объединяющее мужчин во всем мире.
Склонившись на перила, Женевьева видела, как служанки, сбившись в кучу, жадно смотрели на герцога и перешептывались, словно мыши, увидевшие кота. Как будто они могут быть в безопасности, держась вместе.
Девушки тут же разбежались, как только по мраморному полу раздался стук каблуков Изольды Эверси.
Все еще привлекательная миссис Эверси с жизнерадостным и целеустремленным видом направилась к дочери – дурной знак.
– Мне нужно тебе кое-что сказать, Женевьева, милая.
Мать потащила ее в зеленую гостиную, которую называли так, потому что в ней все действительно было зеленого цвета. Изящная гнутая мебель, удобный пышный диванчик, длинные бархатные шторы, отделанные шнуром с серебристыми кистями. Спокойная комната, если не считать яркой вспышки причудливых цветов в углу.
– Ну и ну! Да здесь просто настоящие джунгли! Однако молодые люди будут продолжать присылать цветы, – заметила миссис Эверси, осторожно коснувшись заостренного листка.
Многочисленные поклонники Оливии были настойчивы, возможно, потому, что красивая Оливия была к ним совершенно равнодушна.
Нет, конечно, Женевьева тоже получала цветы. Обычно это были романтические букеты или цветы приглушенных, нежных тонов, ничего яркого. Ее поклонники полагали, будто Женевьева Эверси предпочитает цветы, собранные на лугу. Летние цветы, намного более практичные, милые и спокойные.
Изольда обратила свой взгляд на дочь.
– В чем дело? – отрывисто спросила она.
– Ни в чем, мама.
– Ты выглядишь больной. Бледная, как полотно, даже позеленела немного. Попрошу Гарриет приготовить тебе настой.
Итак, ее сердце было разбито самым жестоким образом, а теперь ее через несколько часов отравит кухарка своим ядовитым зельем. Данте был бы вдохновлен.
– Тогда я уж точно заболею, мама, – с тихим отчаянием ответила Женевьева.
Однако надежды не было: мать уже приняла окончательное решение.
– Сегодня просто прекрасный день для прогулки, Женевьева, – с подозрительным оживлением продолжала миссис Эверси.
– Нет, – возразила Женевьева.
По ее мнению, во время прогулок случались ужасные вещи. Она бы согласилась пойти прогуляться, только если бы дорога увела ее как можно дальше отсюда, например, к утесам Дувра.
– Знаю, что ты уже выходила, но пребывание на свежем воздухе тебе не повредит. – Миссис Эверси была совершенно глуха к возражениям дочери. – Думаю, было бы неплохо, если бы вы, молодые люди, взяли с собой герцога (конечно, строго говоря, герцог уже не был так молод) и показали ему развалины. А то скоро пойдут дожди, и холм превратится в кучу грязи.
Женевьева пришла в ужас. Нет, нет, только не это. Сейчас ей больше всего хотелось закрыться в своей комнате, улечься на кровать, обхватив себя руками, чтобы приглушить боль. Вряд ли ей удалось бы заплакать. Не сейчас, возможно, это случится позднее.
А теперь каждый звук, взгляд или ощущение словно острыми иглами пронзали ее. Ей было невыносимо больно. Она была не в состоянии заставить себя беседовать с герцогом Фоконбриджем.
Честно говоря, ей следует навестить своего кузена Адама, викария, чтобы поведать ему о своих грехах (если она их совершила, то они вряд ли уж такие ужасные?) и понять, какой именно отправил ее прямиком в чистилище, возможно, все вместе. Наверное, если вы долгое время не каетесь даже в мелких грешках, наказание будет суровым и внезапным.:
– Мама, вряд ли герцог захочет смотреть на развалины. Не сомневаюсь, их полно у него в поместьях, и все они намного живописнее и древнее наших. Я уверена, он, скорее, предпочтет провести время с отцом.
«И будет делать то, что пристало мужчинам его возраста: курить сигару, жаловаться на подагру».
Последняя мысль не совсем справедлива. Ее отец был вполне здоров, если не считать несколько полноватой талии. У него не было никакой подагры. Его сыновья были высокими и худощавыми, значительно выше его, причем Колин возвышался надо всеми на целый дюйм.
А герцог пока еще не достиг возраста отца.
Однако слуги забрали шляпу герцога. И сверху Женевьева видела его припорошенные сединой виски. Его волосы были почти черными и чуть длиннее, чем принято, хотя отличались густотой. Возможно, в его возрасте люди просто перестают следить за модой. Правда, одежда герцога отличалась безупречным покроем, удачно подчеркивая его худощавость и грацию.
И Женевьева прекрасно знала, что развалины в его усадьбах есть. Пусть даже одна, ведь, по слухам, он владел доброй частью всей Англии. Женевьеве было знакомо одно из поместий герцога, Роузмонт, и однажды, когда он объезжал свои далекие обширные владения, она отправилась туда. По меркам герцога, поместье оказалось на удивление скромным: дом из красного кирпича в Западном Суссексе посреди гряды волнистых холмов, окружавших озеро, где жили огромные злые лебеди, а ветви ив спускались до самой воды. Сад производил неизгладимое впечатление: множество похожих друг на друга цветов, фонтан, из которого похотливо ухмылялся каменный сатир, стоя на одной ноге и выпуская изо рта высоко в воздух струю воды.
Женевьева была очарована. Казалось, миниатюрная причудливая красота поместья совсем не вязалась с образом герцога, но обычно он проводил все время в Лондоне и скорее всего совсем позабыл о существовании усадьбы.
Мать понизила голос:
– Знаешь, он недавно стал свободным…
И тут Женевьева поняла, о чем думала Изольда.
И это было хуже простой прогулки.
– Мама, я себя ужасно чувствую, – поспешно ответила она. Что способно переубедить ее мать? – Мне кажется, я вот-вот потеряю сознание.
Женевьева не лгала, так что ей не придется брать на душу очередной грех. Как изобразить обморок? Она приложила руку ко лбу. Обычно обмороки начинались именно так. С трудом нащупала подлокотник диванчика и медленно опустилась на него.
Женевьева была небольшого роста, но крепко сложена. Она никогда в жизни не падала в обморок.
Мать прищурила глаза, так похожие на глаза дочери. От нее почти ничего не ускользало, и на этот раз она тоже осталась непоколебимой.
– Да, мне кажется, ты не в себе, Женевьева, но скорее всего причиной тому что-то съеденное за завтраком, если ты вообще ела. Ты вполне здорова, чтобы прогуляться с герцогом, и даже бледная ты выглядишь прелестно.
– Но, мама, у меня ужасная…
Что у нее должно болеть настолько сильно, чтобы можно было отказаться от прогулки, но в то же время избежать поспешного вызова доктора? Нельзя же сказать «душа болит».
– Ужасная головная боль.
– Пока ты не докажешь мне, что у тебя нет руки или ноги и ты не в состоянии идти, Женевьева, эта прогулка состоится. Ты будешь мила с герцогом, поскольку он перенес потерю, постарайся утешить его. Пусть он забудет о случившемся.
– Но, мама, он… Я не могу…
– Он способен обеспечить тебе жизнь, к которой ты привыкла, и сделает честь нашей семье. Знаю, ты немного застенчива, милая, но это даже хорошо.
Мать с вызовом посмотрела на Женевьеву, словно говоря: «Я лучше тебя знаю, что тебе нужно».
Женевьева была сбита с толку. Как она не заметила этого прежде? Никто не знал. Никто не знал, что лучше для нее и чего именно она хочет. И почему все считали ее застенчивой? Она была совершенно другой. Скорее тихой, а не застенчивой.
Должно быть, у нее был испуганный вид, и мать вздохнула:
– Ради всего святого, любовь моя, мы ведь не собираемся продать тебя этому человеку. Всего одна прогулка. Это не значит, что после этого вы окажетесь связаны вечными узами, и я не из тех мамаш, которые привыкли решать судьбу детей, хотя я и не против немного вмешаться. В конце концов, у каждой женщины должно быть занятие, – мрачно добавила она.
– Где Оливия? – продолжала упрямиться Женевьева.
Оливия была хитрой. Она вполне могла прятаться сейчас за вазами с цветами и посмеиваться над Женевьевой.
Краем глаза Женевьева увидела входящую в дом миссис Маллин. Экономка остановилась в прихожей, задумчиво почесывая голову, явно недоумевая, куда отправить слуг.
Отец Женевьевы, Йен и герцог куда-то ушли. Посмотреть на лошадей, вне всякого сомнения.
Изольда вздохнула:
– Милая, прошу тебя…
И Женевьева с ужасом смотрела, как ее мать заломила руки.
Это было нечестно. В который раз Женевьева пожалела, что она не такая стойкая, как ее сестра. Несмотря на пережитую ею потерю, Женевьева не могла не сжалиться над матерью, которая так за всех них переживала. Изольда, стойко и не теряя чувства юмора прощалась с сыновьями, уходившими на войну и отправлявшимися на виселицу, и испытывала настоящее отчаяние, глядя на оставшуюся в одиночестве Оливию.
Ради матери Женевьева пойдет на эту прогулку. Она не обаятельна и не может поддержать интересную беседу, как Оливия, но она все равно пойдет рядом с герцогом.
Когда мать увидела ее смягчившееся лицо, она положила руку ей на колено и решила сделать уступку.
– Дорогая, тебе будет весело. Ведь Гарри с Миллисент тоже пойдут.
Глава 4
С первого взгляда девушка, которую Монкрифф собирался соблазнить и бросить, не показалась ему очень привлекательной, хотя, возможно, теперь выполнить поставленную задачу будет легче, чем он предполагал. Она была небольшого роста, бесцветной и простоватой. Да, у нее был приятный цвет лица и безупречная кожа, но возраст ее определить было трудно, поскольку в ней не было никакой яркости. Для прогулки она выбрала белое муслиновое платье в серую полоску и накинула на плечи шаль, крепко сжимая ее края бледной рукой. Она вела себя так тихо, что Монкрифф ничуть не удивился бы, узнав, что она немая.
На ее подругу, леди Миллисент Бленкеншип, было отрадно посмотреть. Это была пышная аппетитная девушка. Лорд Гарри Осборн и настороженный Йен Эверси – забавно было за ним наблюдать – тоже должны были идти с ними, а Джейкоб Эверси, выполняя роль хозяина, собирался показывать им дорогу.
Монкрифф не любил бесцельных прогулок. Он мог бы отказаться. У него был титул, а Эверси были очень вежливы. Скорее всего они бы во всем согласились с ним, возможно, даже начали бы воодушевленно распевать бессмертную песню о позорном спасении Колина Эверси от виселицы, хотя эти воспоминания и были им неприятны.
Но у Монкриффа была цель, поэтому он согласился, и все отправились посмотреть на развалины в поместье семейства Эверси.
– Дышите глубже, Монкрифф! Ничто не сравнится с запахом моря в осеннем воздухе Суссекса.
Джейкоб Эверси энергично зашагал вперед.
Несмотря на то что у Монкриффа было достаточно поместий по всей Англии, где он мог бы в свое удовольствие дышать свежим воздухом, большую часть времени он проводил под почерневшими от сажи и угля небесами Лондона.
Поэтому стоило ему сделать глубокий вдох, как он тут же закашлялся и остановился. Его с озабоченным видом окружили хозяева. Сквозь выступившие на глаза слезы он заметил их сочувственные лица. Краем глаза он увидел, как Йен Эверси пытается скрыть выражение надежды во взгляде.
Монкрифф предупреждающе поднял палец:
– Ничего, ничего.
– Это здорово прочистит вам легкие, Монкрифф. – Джейкоб Эверси терпеливо ждал. – Мы ведь вас не потеряем?
– Боже упаси! – наконец прохрипел Монкрифф. – Со мной все в порядке. Не стоит беспокоиться. Грязный лондонский воздух излечит все болезни.
Джейкоб Эверси хмыкнул:
– У меня есть сигары, которые могут его заменить. После прогулки я вас ими угощу. Как насчет игры в мушку сегодня вечером, ваша светлость? А потом суббота… Ребята, сообщите всем!
Джейкоб махнул рукой в сторону Йена и Гарри.
Гарри вежливо улыбнулся.
– По вечерам я не приемлю никаких иных развлечений, кроме карт, – серьезно ответил герцог, и старший Эверси рассмеялся.
Всем было известно, что герцог почти всегда выигрывает в мушку. И эту игру вряд ли можно было назвать достойной уважения.
– Вам нужна трость?
Какой тихий голос.
Герцог медленно обернулся, не веря своим ушам, и посмотрел вниз. Это была мисс Женевьева Эверси. Она говорила так вежливо и заботливо, словно боялась, будто герцог может споткнуться, если случайно наступит в колею, и им всем придется бежать за тягловой лошадью, чтобы его поднять.
– Ради Бога, Женевьева. Герцог в превосходной форме, – сердито отозвался Джейкоб Эверси, когда они начали подниматься вверх по дорожке.
Раздраженный тон отца не смутил Женевьеву. Несомненно, она к этому привыкла.
Возможно, герцогу пора приступить к выполнению своего плана.
– Он прав, мисс Эверси. Но ваша забота очень трогает, – мягко заметил он.
– Гарри! Посмотри на эту забавную белку! Такая толстенькая.
Леди Миллисент всю дорогу шла очень резво, но тут остановилась и указала на маленькую круглую белочку, которая беспокойно смотрела на них с ветки, быстро издавая раздраженные звуки, а потом сердито взмахнула хвостом.
– Я бы хотела ее нарисовать.
– Тут повсюду достаточно других белок, Миллисент, – суховато заметил Джейкоб.
И вот благодаря быстрым шагам старшего Эверси, стремлению Йена держаться подальше от Монкриффа и Миллисент, указывающей Гарри на каждую белку, герцог с Женевьевой отстал и от остальных. Герцог недоумевал, идет ли она так медленно, беспокоясь о нем, словно он тяжелобольной человек.
Казалось, молчание ничуть не угнетало Женевьеву.
Несколько минут они молча спускались по дорожке, усаженной оголенными деревьями. Под ногами хрустели листья.
– Мне нравится бывать в этой части Англии. В нескольких часах езды отсюда у меня есть поместье.
Которое он не посещал несколько месяцев, потому что… А собственно, почему? У герцога было и другое поместье, значительно ближе к Лондону, но он предпочитал свой дом на Сент-Джеймс-сквер. В Роузмонте его преследовали воспоминания.
– Роузмонт, – тихо заметила Женевьева.
Герцог удивился.
Он не мог понять, нравится ли ему ее голос. Это был тихий низкий альт, очень утонченный. Но произнесла она всего лишь одно слово. За долгие годы герцог узнал, что по тому, как человек произносит слоги, можно понять, насколько он умен. Тут все дело было в уверенности.
Он убедился, что Женевьева не так проста.
– Вам известен Роузмонт, мисс Эверси?
– Да.
Герцог огляделся по сторонам. Кругом одни деревья и длинная дорога, позади мягкие округлые холмы. Типичный Суссекс. Он ждал.
– Прошу прощения, но на данной стадии нашей беседы я ожидал от вас некоторого разъяснения.
Герцог произнес эту фразу крайне сухо. Она должна улыбнуться. В конце концов, она должна постараться обворожить его. Хотя бы чуть-чуть. Он ведь герцог, черт возьми!
– Там очень мило.
Вот и все. Стандартный ответ. Возможно, Женевьева поняла его буквально.
Или она хотела таким образом положить конец другим подобным остротам.
– Вам понравился фонтан с дельфином? – спросил он, прекрасно зная, что такого водоема в Роузмонте нет.
– Фонтан с сатиром, – поправила его Женевьева.
– Вы помните сатира?
– Да.
– Того, который мочится в фонтан посреди круглой подъездной аллеи?
– Он выбрасывает изо рта струю воды.
Боже, она обескураживала его. Даже не вспыхнула, а ведь он говорил неподобающие вещи. Слишком она проста.
– Ах да, конечно! Я там давно не был, но теперь припоминаю, что этот сатир проводит время, как большинство мужчин, которые плюются, курят, бьются об заклад…
Женевьева даже не вздохнула. Но у герцога вдруг появилось впечатление, что она подавила вздох.
Он уже начал было подумывать, не ошибся ли – возможно, она все-таки глупа.
Или невыносимо чопорна.
Будет просто замечательно заставить ее сбросить свою маску.
Но с другой стороны, это может оказаться трудной задачей.
Впереди замаячила высокая фигура Йена Эверси, идущего рядом с отцом. Он посмотрел назад, перевел взгляд с герцога на Женевьеву, и на его бледном лице промелькнуло озабоченное выражение.
Герцог перехватил его взгляд и сурово посмотрел ему прямо в глаза.
Йен резко отвернулся и с отсутствующим видом ощупал свою спину, словно ожидая в любую минуту удара кинжалом.
– Вы были очень любезны, мисс Эверси, предложив мне трость. Доброта – весьма притягательное свойство. Это мне и хотелось бы видеть в моей будущей жене.
Ну вот. Он наконец-то сказал те самые слова, которые так жаждала услышать любая девушка.
– Моя сестра, Оливия, очень добра, – поспешно ответила Женевьева. – Она станет прекрасной женой.
Герцог прищурился. Впервые Женевьева говорила так оживленно.
– Правда?
– Оливия заслуживает хорошего мужа. Однажды ей уже не повезло в любви. Ей нужен супруг с высоким титулом.
– В качестве утешительного приза? – спросил он.
Женевьеве удалось удивить его.
– Прошу прощения. У меня и в мыслях не было заставить вас повысить голос.
Что такое?
– Я никогда в жизни не повышал голоса.
– Просто вы заговорили на октаву выше, если вам будет угодно, – примирительно ответила Женевьева. – И вот сейчас тоже.
Герцог намеревался нарушить спокойствие Женевьевы Эверси, если, конечно, она была живым человеком. Либо у нее не было ни малейшего представления о том, как вести себя в обществе – вряд ли, учитывая ее воспитание, – либо она была просто-напросто кокеткой, по какой-то ей одной ведомой причине пожелавшей его унизить. Ей удалось завладеть разговором. И теперь герцог хотел вновь взять ситуацию в свои руки.
– На октаву выше… – притворно протянул он. – Хотите сказать, что я говорил как кастрат?
Ага, Наконец-то! На ее бледных щеках выступил легкий розоватый румянец. Несколько мгновений она хранила молчание.
– Вам виднее, – наконец рассеянно ответила Женевьева.
Сузив глаза, герцог пристально взглянул на нее.
Но она смотрела прямо перед собой на дорогу, а затем опустила взгляд, когда к ним направился лорд Гарри, радостно махая ей рукой.
Женевьева подняла голову, с видимым усилием махнула ему в ответ, натянуто улыбнулась и снова опустила глаза.
И тут она так глубоко вздохнула, что у нее приподнялись плечи, словно она собиралась с духом. Когда наконец Женевьева взяла себя в руки, ее уши были чуть порозовевшими. От холода или какого-то другого чувства?
– Просто если Оливия не может быть с тем, кого она любит, поскольку он исчез, словно проклятый трусливый…
Женевьева внезапно замолчала, словно ее одернули.
А жаль, поскольку в ее словах была такая очаровательная злость. Пожалуй, она вскоре и сама бы повысила голос.
Женевьева Эверси определенно заинтересовала герцога.
– Если она не может быть с тем, кого она любит… – подсказал он.
– Полагаю, она должна быть с кем-то… очень внушительным.
– Внушительным… – Герцог притворился, будто раздумывает. – Надеюсь, вы не обидитесь, но мне все время кажется, будто вы имеете в виду меня. Учитывая мой титул и богатство, меня можно назвать внушительным. И я действительно польщен услышать подобное слово в мой адрес.
Последовала пауза. Эта девушка действительно любила думать.
– Мы только что познакомились, лорд Монкрифф. Если бы я знала вас лучше, то могла бы выбрать другие слова для описания.
Какие изысканные и утонченные манеры, словно монастырское шитье.
И все же герцог мог поклясться: она выбрала это слово специально.
Теперь Женевьева смотрела себе под ноги. Ландшафт словно не интересовал ее или доставлял ей беспокойство.
И пока герцог наблюдал за ней, в его груди шевельнулось какое-то незнакомое чувство.
Ему было по-настоящему интересно, что она скажет.
Он видел лишь профиль Женевьевы Эверси. Можно было подумать, будто ей скучно. В отличие от подруги в ней не было ни капли живости.
– Вы только посмотрите на эту белку! У нее полосочка на спине! – послышался голос издалека.
И тут же последовал восторженный вопль пышной леди Миллисент.
Джейкоб Эверси, Йен, лорд Гарри и леди Миллисент скрылись за маленьким холмом.
А герцог и Женевьева продолжали молча идти следом.
– Вы играете в азартные игры, мисс Эверси?
– Нет, – коротко ответила она.
– Жаль. Мне кажется, у вас подходящее выражение лица. Вы бы выиграли целое состояние.
Она быстро обернулась к нему, расширив глаза, но так же быстро отвернулась и взяла себя в руки.
Герцог изучал ее профиль. К сожалению, такой заурядный. У нее была прелестная кожа. Жаль, что настолько бледная, никакого румянца на щеках, и губы тоже какие-то бесцветные. Густые черные ресницы. О фигуре судить было сложно, поскольку Женевьева накинула поверх платья шаль. Темные блестящие густые волосы, собранные на затылке шпильками. Герцог пытался найти в ней хоть что-нибудь соблазнительное и не нашел ничего.
– А самое лучшее в азартных играх, мисс Эверси, – это то, что иногда вы выигрываете. Лично я выигрываю почти всегда.
В глазах Женевьевы на мгновение вспыхнул настороженный огонек. Ах вот оно что! Она заподозрила, что он собирается приударить за ней. Однако была твердо намерена сделать вид, будто ничего не понимает.
Очень интересно. Другого слова и не подберешь.
Как двадцатилетней девушке удавалось сохранять такое самообладание? Почему она демонстрировала его перед герцогом? Другие члены ее семьи подобным самообладанием не отличались. Ради всего святого, он же настоящий герцог и недурен собой. Одно его присутствие и репутация всегда находили у окружающих отклик, но ни разу он не сталкивался с равнодушием. Эта девушка была очень-очень странной.
– Благодарю за предложение, ваша светлость, но у моей семьи достаточное состояние…
– Правда? – произнес герцог таким тоном, словно слышал об этом впервые.
Ему стало смешно.
– И я не одобряю азартных игр.
– Конечно же, время надо проводить только за почтенными занятиями.
Женевьева замолчала. Ее губы были плотно сжаты. Она снова сердится? Или просто пытается скрыть улыбку?
Девушка упорно отказывалась взглянуть на герцога, потом вздохнула.
Когда она снова заговорила, герцог с изумлением подумал, что не у него одного сегодня имеется определенная цель. Какую цель преследовала Женевьева?
– Для меня очень важно счастье Оливии. Я не могу представить, чтобы мужчина, который узнает ее поближе, не полюбил бы ее, – серьезно сказала она.
Герцог вновь подозрительно прищурился, но промолчал.
Мисс Эверси была не единственной, кто умел думать.
– Бескорыстие – еще одна весьма притягательная черта, – уверенно ответил он. – Возможно, одно из моих излюбленных качеств в женщинах. И когда кто-то ставит счастье близкого человека выше своего… перед этим просто невозможно устоять, – многозначительно добавил герцог.
Женевьева мрачно молчала.
И пока герцог шагал вперед, глядя в спины ее друзей, Джейкоба и Йена, с ним произошло нечто странное. Возможно ли, чтобы эта ноющая боль в солнечном сплетении на самом деле была вызвана радостью? А напряжение вокруг губ – всего лишь готовая прорваться наружу улыбка?
Женевьева упорно шла рядом с ним. Она то бросала на него взгляд, то отводила глаза в сторону. Герцог чувствовал ее суровую собранность. Она пристально смотрела на головы своих друзей – светлую и золотистую. Сама того не сознавая, тяжело вздохнула.
В этот миг она напомнила ему нетерпеливую лошадь.
Герцог подавил приступ смеха. Он вполне искренне радовался сложившимся обстоятельствам. Конечно, Женевьева никогда не выиграет. У нее прекрасное самообладание, но этот нетерпеливый вздох выдал ее. Он найдет трещину в ее броне, он будет умело отражать ее удары, он очарует ее. Ведь он всегда получал то, чего хотел. Однако сейчас герцогу было приятно встретить достойного противника.
Женевьева откашлялась.
– Да, Оливия тоже очень бескорыстна и много времени отдает общественной работе. Она активно участвует в жизни аболиционистского общества.
– Думаете, она с тем же рвением будет развлекать своего супруга?
Глаза Женевьевы удивленно расширились. Странно, но этот вопрос застал ее врасплох. Она слегка запрокинула голову, задумавшись.
– Все считают Оливию очень красивой, – наконец ответила Женевьева.
Герцог коснулся пальцами губ, чтобы сдержать смех.
– Не сомневаюсь в этом. Я имел удовольствие видеть ее в бальном зале. Уверен, все Эверси очень красивы. – «Коварны, невоздержанны».
Брови девушки были прямыми, темными и тонкими, словно две черточки на бледном простом лице. Внезапно они чуть дернулись, словно она хотела нахмуриться. Герцог, затаив дыхание, ожидал ее следующих слов.
Но Женевьева промолчала.
Тогда он снова заговорил:
– Почему все решили, будто эти букеты предназначены Оливии? Полагаю, вам тоже присылают цветы.
Лично он в этом сомневался.
– Обычно их присылают Оливии, – хладнокровно ответила Женевьева. – После бала их так много.
– Уверен, у вас тоже достаточно поклонников.
Она снова вздернула брови. Герцог заметил, что Женевьеву беспокоят слишком явные комплименты. Впредь он будет осторожен.
– Естественно. – Женевьева ухватилась за его вопрос, возможно, желая отпугнуть его. – На балах меня едва видно за толпой молодых людей. Вам понадобится бита для крикета, чтобы их разогнать.
