Текст книги "Love etc"

Автор книги: Джулиан Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Я не знаю почему Стюарт решил рассказать вам десять лет назад, что у меня была связь. Я рассказала ему по секрету, а он поступил как репортер какой-нибудь желтой газетенки в вашей стране. Ладно, ему было непросто, его брак разваливался, так что возможно я прощу ему.

Но так как вы знаете, я расскажу вам немного еще. Он – Алан –был англичанин, он был женат, нам обоим было… нет, этого я вам не скажу. Он был женат уже … ну пусть много лет. Сначала мы встречались ради секса. Вас это шокирует? Это всегда ради секса, чтобы там ни говорили. Ах, да – ради того, чтобы скрасить одиночество, потому что у вас много общего, разговоры, бесконечные разговоры, но на самом деле все ради секса. Он говорил, что занимаясь любовью со своей женой столько лет, это наконец стало похоже на то, когда едешь по знакомому участку шоссе, и заранее знаешь все повороты и дорожные знаки. Мне это сравнение показалось не вполне galant. Но мы договорились – как часто делают любовники, с некоторой высокомерной наивностью – говорить друг другу только правду. В конце концов, приходилось придумывать столько лжи каждый раз, просто для того, чтобы мы могли встретиться. Я начала первой. Я сказала ему, что не собираюсь снова выходить замуж и не хочу жить с другим мужчиной. Это не значило, что я не собираюсь снова влюбиться, но – ладно, я уже об это говорила. Я правда начала влюбляться в него тогда, когда это произошло.

Он приехал на уикэнд. Он жил миль за двадцать от меня. Я была занята всю неделю, так что, когда он приехал, я сказала, что нам придется съездить за покупками. Мы поехали в Уэйтроуз, оставили машину, взяли chariot – тележку – мы поговорили о том, что бы мне приготовить, мы нагрузили тележку, я положила туда и то, что мне было необходимо по хозяйству, я расплатилась картой Уэйтроуз. Когда мы снова вернулись в машину я заметила, что у него вдруг испортилось настроение. Я не стала расспрашивать, сначала не стала, я ждала, что он будет делать – в конце концов это у него испортилось настроение, а не у меня. Он вел себя очень мужественно, потому что он тоже начал влюбляться в меня и тут уместно мужество. Я имею ввиду для того, чтобы преодолеть себя.

Мы провели прекрасный уикэнд вместе и когда он закончился, я спросила его, почему у него внезапно испортилось настроение в супермаркете. Его лицо снова помрачнело и он сказал: «Моя жена тоже расплачивается картой Уэйтроуз». В тот миг я поняла все, и я поняла, что эти отношения безнадежны. Дело конечно не только в карте, дело в парковке, в тележке, в том, чтобы заехать в пятницу вечером за покупками, в том, чтобы осознать ужасный факт, что твоя новая любовница тоже покупает одноразовые полотенца для кухни, как и твоя жена. Он шел по той же дорожке, пусть их и разделяло расстояние в двадцать миль. И возможно это заставило его думать, что очень скоро со мной он снова будет повторять этот хорошо знакомый отрезок трассы.

Я не упрекаю его. Просто у нас разное представление о любви. Я была способна наслаждаться одним днем, одним выходным, неожиданно выпавшим свиданием. Я знала, что любовь хрупкая, недолговечная штука, fugace, не подчиняющаяся правилам, поэтому я отдавала ей все, все, что ей принадлежало. Он знал, или по крайней мере не мог заставить себя не думать об этом, что любовь это не волшебство, или не только волшебство, но скорее начало пути, который рано или поздно приведет к карте Уэйтроуз. Он мог думать лишь так, хотя я и говорила ему, что не захочу жить с кем-то еще или выходить замуж. Так что, в чем-то к счастью, он это обнаружил для себя. Скорее раньше, чем позже.

Он вернулся к своей жене. И – я говорю это не потому, что хочу показаться добродетельной – возможно он стал счастливее после того как вернулся. Он усвоил урок кухонного полотенца. Как вы считаете? В наши дни басни Ла Фонтена разыгрываются в супермаркетах.

Мисс Дайр: Что вам надо? Говорите. Я лейбористка, вы это хотели узнать? Всегда была лейбористкой. Мой муж тоже, пока он был жив. Сорок лет вместе прожили, ни разу не поругались. Я готова соединиться с ним. Вы что – что-то продаете? Мне ничего не надо. Я вас не впущу. Я читала о таких как вы в газете. Поэтому поставила счетчики снаружи. Так что убирайтесь отсюда, что бы вам ни было нужно. Я сейчас закрою дверь. Я лейбористка, если вы это хотели узнать. Но вам придется продать машину, чтобы заполучить мой голос. Да, это мои ноги. Совершенно верно, я закрываю дверь. Что бы там ни было, мне это не надо. Спасибо.

Терри: Вы же знаете, что когда влюбляешься, то все кажется ну совершенно необыкновенным. То, что он говорит, то, как он обнимает тебя в постели, то, как он водит машину. Вы думаете – со мной так никогда никто не разговаривал, или не занимался любовью, или не водил машину так, как он. Что, конечно, скорее всего совсем не так. Разве что вам двенадцать лет или около того. Просто вы никогда раньше не обращали на это внимание, или забыли. И если он делает что-то, чего действительно никогда раньше не случалось, пусть самая мелочь, это кажется, ну, таким потрясающим, что хочется закричать, и это становится частью ваших отношений.

Например у меня были эти часы с Микки Маусом. Я знаю, это звучит … ну не знаю, ну все равно – у меня были такие часы. Я никогда не одевала их на работу, потому что – ну что бы вы подумали, если бы хозяйка французского ресторана носила часы с Микки Маусом? Вы бы решили, что у нас на кухне Плуто готовит желе или еще что-то в этом роде, так? Так что часы я хранила дома, у кровати, и носила их только по воскресеньям, когда ресторан был закрыт. И когда Стюарт переехал ко мне, кое-что из того, что я сразу заметила, было то, что когда он просыпался, он всегда точно знал, какой сегодня день, даже если еще не совсем проснулся. А я знала, что он знает, что сегодня воскресенье потому что когда он начинал шевелиться, он протягивал через меня руку и пошарив на тумбочке спрашивал: «Что говорит Микки – который час?» Я смотрела на часы и отвечала: «Микки говорит, что сейчас двадцать минут девятого» ну или что-то такое.

Вам это кажется странным? У меня до сих пор слезы на глазах, когда я просто вспоминаю об этом. И так как он британец, он использовал всякие обороты и выражения, которых я раньше не слышала, и казалось, ну, как я уже говорила, что так мог сказать только он. Они были частью его. И частью нас с ним. Например он говорил «и все дело в шляпе», или «просто заскочил на огонек», или «чего стоит пудинг можно понять только когда он съеден».

Когда он сказал это в первый раз, я решила, что он говорит о ресторане. О каком-то десерте, который не получился. И если задуматься, то это странная фраза, потому что единственный способ узнать получился десерт или нет – это съесть его, и то же со свежими ребрышками или устрицами. Так что это не просто клише, это так очевидно, что нет смысла об этом говорить. Но к тому времени когда я задумалась над этим, было уже слишком поздно, фраза была тут как тут, стала частью наших отношений, а то, что у нас был ресторан, наполняло ее особенным смыслом. Случалось он шептал мне «пудинг», когда вокруг было полно людей.

Ну что ж, пудинг и тебе, экс-муж, чертов пудинг. Я встречалась с разными мужчинами и сейчас встречаюсь с мужчиной, так что речь не только о тебе, Стюарт Хьюз. Но если ты решишь, что это про тебя, я пойму. Некоторые люди лгут, когда они влюбляются, некоторые люди говорят правду. Некоторые люди делают и то, и другое, говорят честную ложь – это то, что делает большинство нас. «Да, я люблю джаз», – говорим мы, тогда как на самом деле хотим сказать: «Может мне понравится с тобой». Любовь должна изменить твою жизнь – так? Поэтому это честная ложь, когда ты говоришь то, в чем не уверен. Даже когда говоришь «я хочу чтобы у нас были дети».

Как раз так у нас все и было, или нет, Стюарт? Чертов пудинг, мистер Экс. Покажи фотографию, вот что я скажу, покажи фотографию. Бывает, что одна ложь честнее другой.

Элли: Вот что, я не жалуюсь, но если вам и правда интересно, то дело обстоит так.

Мне двадцать три, почти что двадцать четыре и треть своей жизни я была, как это называется в опросах, сексуально активной. Да, да, я знаю. Пятнадцать. Незаконно и все такое. Но также нормально. И если бы я считала – а я не считала – готова поспорить, что у меня было намного больше мужчин, чем у моей мамы, и это тоже нормально. И я жила с одним из них, так что можно сказать, что у меня была любовь. И я встречалась с женатым мужчиной какое-то время, все ОК, хотя разница небольшая, разве что он врал мне больше остальных. И – что еще? – я закончила колледж, и у меня есть работа, и я путешествовала по миру, и я перепробовала все, что пробуют все, и у меня есть право голоса, и я одеваюсь так, как хочу, и люди, которые не видели меня год или больше, говорят: «Слушай, Элли, а ты и правда так повзрослела».

Только я этого не чувствую. Не тогда, когда я вижу тех людей, которые и правда взрослые, таких как Джиллиан, к примеру. Тогда я чувствую себя невероятно маленькой, а если вы правда хотите знать, то фальшивкой, так, словно в любой момент кто-нибудь может ткнуть в меня пальцем и сказать, что я глупа, что я просто выдаю себя за взрослую, что у меня умственное и эмоциональное развитие двенадцатилетнего ребенка и я знаю, что мне нечего будет возразить. Не могу представить даже, что я когда-нибудь смогу сойти за взрослого человека.

Когда я сказала про женатого мужчину, я не имела ввиду Стюарта. То есть, его я не считала.

С другой стороны, когда имеешь с ними дело, большинство взрослых оказываются полным дерьмом. Мои родители расстались, когда мне было десять. По меньшей мере у половины моих знакомых родители тоже расстались. Тебе постоянно говорят: «О, Элли, это ничего не значит, ты не должна так думать, ла-ла-ла, просто мы разошлись, и мы намного честнее наших родителей, которые продолжали жить вместе просто потому, что так было принято, даже когда они до смерти надоели друг другу и возненавидели друг друга, так что неужели ты не понимаешь, что расстаться не только честнее, но и по большому счету не так больно ла-ла-ла», тогда как все, что они действительно имеют ввиду – я трахаюсь с кем-то еще.

Ну давайте посмотрим. Возьмем Джиллиан и Оливера. Я невысокого мнения об их браке. Возьмем Стюарта: два брака, плюс что там – пять с небольшим лет в промежутке. Даже старая мадам Уатт – и та в результате осталась одна.

Людям свойственно ошибаться. Да, согласна. Но просто когда я вижу людей, которые старше меня, то они или расстались, или у них такие отношения, которым я бы не позавидовала. Да, если хотите знать, я сужу строго. Когда видишь экспертов, юристов, людей с телеэкрана, которые говорят: «Следует исключить понятие вины, когда мы говорим о крахе отношений», то я думаю – да нет, зачем? – то, что следует сделать – это включить его снова. Все ошибаются, так что никто не виноват, вот что они хотят сказать, так? Что ж, я так не думаю, я другого мнения.

Вот что мне хотелось бы знать. Большинство взрослых, которых я знаю, так или иначе оказываются настоящим дерьмом. Так выходит это и есть способ повзрослеть – стать дерьмом? В таком случае не думаю, что мне этого хочется.

P.S. Что касается Джиллиан. Конечно, я восхищаюсь ею. Она прекрасно справляется со своей работой, она управляет своей жизнью так, как я бы никогда не смогла. И она мне нравится. Только вот … когда мы работаем в студии и кто-то приносит картину, она с первого взгляда различает подделку.

Тогда почему она с Оливером?

Стюарт: Первая любовь – вот единственная любовь.

Оливер: Как можно больше любви – вот единственная любовь.

Джиллиан: Настоящая любовь – вот единственная любовь.

Стюарт: Я не говорю, что нельзя полюбить снова. Пусть не все, но некоторые люди могут. Но неважно – можете вы полюбить еще или нет, первая любовь не повторяется. И неважно – можете вы полюбить еще или нет, первая любовь не отпускает. Вторая любовь отпускает. Первая – никогда.

Оливер: Не поймите меня превратно. Это не катехизис Казановы, не оправдание Джованни. Стахановское секс-движение это для тех, у кого не хватает воображения. То, что имелось ввиду, если вообще что-то имелось, это совершенно обратное. Как можно больше любви, потому что ее так мало. Согласны?

Джиллиан: Настоящая любовь – это прочная любовь, любовь изо дня в день, надежная любовь, любовь, которая никогда не подведет. Вам кажется это скучным? Мне нет. Мне кажется, что это глубоко романтично.

Стюарт: p.s. Кстати, вопрос по теме – кто сказал, что любовь делает нас лучше, или заставляет нас меняться к лучшему? Кто вообще такое сказал?

Стюарт: p.p.s. Я вот еще что хотел сказать, поскольку больше никто этого не сделал. Кто-то сказал, что когда ты влюблен, то склонен влюбляться. Я просто хотел бы добавить: а когда ты не влюблен, то еще больше склонен влюбляться.

Стюарт: p.p.p.s. И вот еще что. Любовь делает нас счастливыми. Это то, во что мы все верим, так? Это то, во что верил и я много лет назад. Но больше не верю.

Кажется вы удивлены? Подумайте над этим. Проанализируйте свою собственную жизнь. Любовь сделала вас счастливыми? Да бросьте.

15. Что происходит?

Терри: Понимаете, Стюарт и я неплохо ладили. Мы ругались из-за каких-то вещей, например из-за отпуска – он отказывался брать отпуск, а когда все-таки устраивал его, то совершенно не умел отдыхать. Никогда не видела ничего более жалкого чем Стюарт на пляже. Но он был щедрым, ему нравилось покупать мне всякую всячину, мы хорошо уживались, к нас были друзья, которые приходили к нам в гости. Мы могли бы и не разводиться – ради бога, люди, у которых дела обстоят намного хуже, чем у нас не разводятся и считают, что у них все в порядке.

Думаю, мы оба согласны, что это началось с того дня, когда мы провели эти восемнадцать минут у психотерапевта. Но нет единого мнения почему это случилось. Никто не собирается обращаться к психотерапевту, чтобы выяснить причину этого непонимания. В суде разбираться с этим тоже не пришлось. Мы оба хотели развестись, у нас не было детей, и, как я уже сказала, Стюарт был щедр. К чему копаться в истине, как копаются в собственности? Так что оно просто остается там, это наше непонимание, непонимание того, что случилось. Покоится там словно всякое старье на дне океана. Представьте себе – вот вы плывете, прекрасный день, вода такая прозрачная, вы счастливы, но глубоко на дне вы видите груду ржавого хлама. Дом для крабов. Вот и все, что видно.

Стюарт: Терри? Вы все еще спрашиваете меня о Терри? Вот что, все это для меня уже в прошлом, с этим покончено и забыто. Давайте так: я просто изложу суть дела и оставлю как есть. Не верите – не надо. Я хочу сказать, что счет закрыт.

ОК. Значит так. Мы стали жить вместе. Мы поженились. Сначала Терри не хотела детей, но это не проблема. Мы ладили, мы неплохо проводили время, мы справлялись. Потом … ну скажем так, у Терри появилась навязчивая идея – Джиллиан. Примерно тогда же она решила – и совершенно ясно дала мне это понять – что вообще не хочет чтобы у нас с ней были дети. Что тут можно поделать? Если кому-то из нас и нужен был психотерапевт, то это ей. Но проблема оказалась неразрешимой. Так что мы никогда не смогли бы создать то, что я называю настоящей семьей. Поэтому мы разъехались. Потом развелись. Это было больно, но каждый ждал от этого брака разного, и когда понимаешь это, то наступает время поставить точку, разве не так? Конец.

Терри: «Счет закрыт?» Он что правда так и сказал? Может дело во мне, может я слишком чувствительна, но разве это не похоже на ушат холодной воды? Стюарт, можно закрыть счет в бизнесе, можно закрыть счет в американской внешней политике, но мы же говорим здесь о человеческих отношениях, неужели ты этого не понимаешь?

Факт. Стюарта сильно подкосил разрыв с первой женой. Ему было плохо, ему было так больно, как он и не мог предположить. Она это устроила, она втоптала его в грязь и ушла к его лучшему другу. Стюарту потребовалось много времени чтобы научиться снова доверять. Факт. Он научился снова доверять. Со мной. Факт. Только потому что кто-то сделал вам больно, это не значит, что вы прекратите думать о нем. Обычно обратное. Обычно это становится навязчивой идеей. Факт. Стюарт упомянул как-то о детях, когда мы начали встречаться, я сказала, что еще не готова, он сказал, что не страшно – у нас впереди вся жизнь. Факт. С тех пор он и не заговаривал о детях до того дня, когда мы сходили к психотерапевту.

Теперь, это уже не факт, это мое личное мнение, к которому я однажды пришла и в пользу которого говорит все – мои внутренние ощущения, мой разум, мои наблюдения, мои воспоминания. Помните то, что я говорила о честной лжи, которую рассказываешь, когда отношения только начинаются? И честная ложь Стюарта, большая ложь, заключалась в том, что он сказал – я хочу чтобы у нас с тобой были дети. И знаете почему это ложь? Потому что правда, и чтобы понять это мне потребовалось три года совместной жизни, состоит в следующем: то, чего Стюарт хотел, он хотел детей, но детей не от меня, а от Джиллиан. Разве это не очевидно?

Эй, Стюарт, вот теперь счет закрыт.

Джиллиан: Не знаете что происходит с Оливером?

Он вернулся из Линкольншира в действительно скверном расположении духа. Софи выбежала его встретить, но он просто протопал наверх. Софи вернулась и сказала: «Папа опять не в духе».

Не в духе. Что с этим поделаешь? Я не врач, и вряд ли у меня бы получилось. Так что все, что я могу, это делать то, что всегда делаю – я делаю вид, что все в порядке, я стараюсь быть настолько жизнерадостной, насколько это возможно, а если Оливер не хочет поддержать мое настроение, тогда что ж – очень жаль, но пусть остается при своем. Я не люблю – как там это ужасное слово? – конфронтацию. Я задаю вопросы и слушаю только когда меня об этом просят и пока меня об этом просят. Я рядом, если ему надо ко мне обратиться. С другой стороны я ему не нянька и не мать, я мать только для своих дочерей.

Когда он спустился, я спросила как прошел день.

«Морковь, лук, утки».

Я спросила много ли машин.

"Шоссе запрудили трусы, простаки и мошенники.

Тогда я сделала последнее усилие вернуть его в нормальное состояние. Я показала ему полки, которые прибил Стюарт. Он долго смотрел на них – всматривался с близкого расстояния, отходил подальше, словно находился в Национальной галерее, постучал костяшками пальцев по дереву, изогнулся чтобы посмотреть как они закреплены, поиграл с ватерпасом, который забыл Стюарт. Он устроил целое представление, если не переиграл больше чем обычно.

«Они не покрашены», – сказала я чтобы нарушить молчание.

«Если бы ты не сказала, я бы ни за что не заметил».

«Стюарт подумал, что может ты захочешь сам их покрасить».

«Очень мило со стороны Стюарта».

Как вы могли догадаться, я не люблю разговаривать подобным образом. Чем старше становишься, тем больше хочешь, чтобы люди говорили с тобой начистоту.

«Так что ты думаешь, Оливер?»

«Что я думаю?» Он опять устроил представление в Национальной галерее – встал широко расставив ноги, подперев подбородок и почесывая голову. «Я думаю, что вы со Стюартом состряпали тут неплохую штуку, вот что я думаю».

С чем я его и оставила. Я пошла спать. Оливер спал в другой комнате. Иногда бывает так. Если девочки спрашивают в чем дело, мы говорим, что папа работал допоздна и не хотел будить маму.

Стюарт: Я наткнулся на Оливера во дворе. Он тут же опустил ящик цикория и начал сложно раскланиваться и расшаркиваться. Он обернул уголок платка вокруг пальца, так что чуть не попал мне платком в лицо. Очевидно это должно было что-то мне напоминать.

«Оливер, – сказал я, – Что ты делаешь?»

«Я к вашим услугам», – ответил он.

«В чем дело?»

«Ага! – воскликнул он, состроив гримасу и постукивая себя пальцем по носу, – никогда не забывай, что нельзя стать героем для своего слуги».

«Может это и так, – сказал я, – Но, учитывая, что в наше время никто не держит слуг, эта сентенция кажется мне довольно неуместной».

Оливер: Было время, это случилось до того как мой господин спас меня, я пал очень низко. Я разносил в пластиковых ящиках чайные полотенца и кухонные рукавицы. Я ходил от двери к двери, предлагая услуги видео-проката, что вряд ли можно назвать вполне законным. Я раскидывал рекламные листовки по почтовым ящикам. Включая свой собственный. Что вовсе не так онанистично, как представляется. Я понял, что если, содрогаясь от мерзости содеянного, я брошу пятьдесят или более пестрых листовок на собственный коврик, то домовладелец вряд ли нажалуется, а мой груз сразу станет легче. Однажды я опустил в свой ящик кипу лишних, с чем можно поспорить, листков со специальным предложением отобедать во вторник вечером в Бенгальской Звезде – они гордятся как своим рестораном, так и службой доставки на дом (Карри на скорую руку), а потом на следующий день воспользовался упомянутым предложением и спустил свою жалкую зарплату на то, чтобы сопровождать свою Meilleure Demie[88]88
  фр. – лучшая половина


[Закрыть] на упомянутый Ужин при Свечах. Я припоминаю, нам бесплатно полагался гарнир из овощей к каждому заказу свыше десяти фунтов.

Стюарт, без сомнения, утверждал бы, что я получил начальный урок по теме подводные камни дикого капитализма. Забавно, но я чувствовал себя больше как беззащитный работяга, которого эксплуатирует крупный воротила.

Plus ca change, eh?

Джиллиан: Может вы сочтете это предательством. Оливер наверно решил бы именно так. Но мне неожиданно вспомнилась его депрессия, так что я позвонила Стюарту на работу и сказала, что беспокоюсь за то, что Оливер слишком много работает. Последовала пауза, потом неожиданно резкий смешок, потом опять пауза. Наконец Стюарт сказал: «Мне кажется, Оливер полагает, что любая работа – это слишком много работы». Он говорил так, словно и правда презирал Оливера и презирал меня за то, что я как хлопотливая женушка звоню боссу, чтобы справиться о муже. Он и разговаривал как начальник – не как старый друг и бывший муж – но как работодатель и господин. Потом он осекся и стал расспрашивать о девочках и говорил нормально.

Может быть, я не гожусь для того, чтобы поддержать человека, впавшего в депрессию. Но ведь это не моя вина, ведь так?

Оливер: Кстати, это не какой-нибудь тевтонский умник. Цитата о слугах и героях. Это мадам Корнуэл. Слышали о ней? Нет. Я тоже нет. Я посмотрел, кто она такая. «Буржуа, известная своим саркастичным складом ума», – вычитал я, – «В конце семнадцатого века литературные мужи становились в очередь чтобы попасть в ее salon». Да, но к чему сейчас вспоминать о ней? Стюарт провозгласил ее мудрость «неуместной». Давайте сотрем память о ней, давайте вычеркнем единственный вклад, который он внесла в словарь цитат, учитывая, что «в наше время никто не держит слуг».

Элли: Не то чтобы я хотела, чтобы это меня «куда-то привело». Это то, как говорят родители.

Просто совершенно очевидно, что это «никуда не ведет». И так они тоже говорят. Разумеется.

Наслаждайся сегодняшним днем. Я так и делаю. Попробуй всего понемногу. Я так и делаю. Не надо себя связывать. Я не связываю. Молодость дается лишь раз. Я знаю. Получай удовольствие от того, что свободна. Я пытаюсь.

Так что это не проблема. Что я ответила Оливеру, когда он пытался свести нас вместе? Я сказала, что разведенные мужчины среднего возраста меня не интересуют. Или дважды разведенные, как выяснилось. И они меня по-прежнему не интересуют.

Послушайте, я не люблю в Стюарта. И вряд ли полюблю. Я бываю у него раз в неделю, раз в десять дней. Его квартира все так же пуста, как и в первый раз. Обычно мы идем ужинать вместе, выпиваем бутылочку вина. Потом возвращаемся к нему и иногда я остаюсь на ночь, иногда мы делаем это по-быстрому и я возвращаюсь домой, а иногда вообще ничего. Ясно? Никаких проблем. В этих отношениях нет ничего особенного.

Просто если бы я была увлечена, действительно увлечена, я знаю, меня бы это задевало. Меня и правда задевает даже мысль об этом. Я должна быть рада, так? Но я не рада. Это и правда меня задевает.

Вы знаете что происходит? То есть, мне это кажется очевидным. Так же очевидно, как и … ну, хотя бы тот факт, что в его квартире совершенно ничего нет, кроме стопок рубашек и кипы одежды для стирки, и одна из причин почему там ничего нет в том, что он все время проводит на Данстан Роуд, прибивая полки и занимаясь по хозяйству.

Согласитесь, что взрослые такое дерьмо!

Софи: Последнее время мама и правда очень странная. Все время смотрит в окно, как я говорила. Забывает о том, что по вторникам у меня урок музыки. Мне кажется, она беспокоится из-за папы. Боится, что он снова станет как не от мира сего.

Я хотела что-нибудь придумать, чтобы ее развеселить. И я сказала: «Мам, если с папой что-то случится, то ты всегда можешь выйти замуж за Стюарта». Ну, мне казалось, это здравая мысль, ведь у него полно денег, а у нас никогда ничего нет.

Мама просто посмотрела на меня и выбежала из комнаты. Через некоторое время она вернулась, было видно, что она плакала. Еще у нее было такое выражение лица, которое означает, что сейчас предстоит серьезный разговор.

Потом она рассказала мне то, о чем никогда не рассказывала. Что она и Стюарт были женаты до того, как она вышла замуж за папу.

Я немного подумала над этим. «Почему ты мне не сказала?»

«Ну, мы подумали, что все расскажем, если ты спросишь».

Но ведь это не ответ, разве не так? Вроде, а скажи, мама, папа никогда не был женат на принцессе Ди? Почему бы не спросить это, теперь, когда я знаю, что надо спрашивать обо всем до того, как тебе расскажут.

Я еще немного подумала над этим и спросила о том, что показалось мне совершенно очевидным: «То есть ты хочешь сказать, что Стюарт – мой настоящий отец?»

И что бы вы думали? Снова море слез. Поцелуи. Она сказала, что это абсолютно не так. Вы же знаете, как мама говорит "это абсолютно не так "?

Почему она не сказала мне, что Стюарт и она были женаты, разве что здесь нету какой-нибудь тайны? А как это еще объяснить?

Она сказала, что я не должна говорить Мэри. Возможно они ждут, когда она спросит.

«Что ж, – сказала я, стараясь чтобы это звучало разумно, – полагаю, ты всегда можешь снова выйти за него замуж».

Мама сказала, что об этом я тоже не должна никому говорить.

Но ведь я спрашивала! Помните? В тот вечер, когда папа пришел домой пьяным. Я спросила, кто такой Стюарт и мама сказала, что это просто кто-то, кого они знают. Они могли бы рассказать мне тогда, разве нет?

Стюарт: Не правда ли, сейчас в газетах полно ужасных историй? Вы читали эту историю, недавно напечатали, о человеке, с которым когда-то жестоко обращались в детском доме? Ужасно, когда доверяешь кому-то и тебя обманывают. А потом проходит время, но время не лечит. Этот парень вырос, он пытался забыть, но не смог и двадцать лет спустя он отыскал того человека, который так с ним поступил. Тому было уже за шестьдесят, так что в каком то смысле они поменялись ролями – он нуждался в защите кого-то, кто сильнее, так же, как тот мальчик много лет назад.

Итак он представился своему обидчику, посадил его в машину и столкнул с обрыва. Нет, выходит слишком гладко. Сначала он позволил ему помолиться. Вот что интересно, не находите? Он позволил ему опуститься на колени и помолиться. Позднее он рассказывал полиции, что отпустил бы его, если бы тот помолился за своих жертв, но он помолился лишь за себя. Так что он затащил старика на вершину утеса и пинком ноги столкнул его вниз. Именно так он и сказал – пинком ноги. Он сказал в полиции, что может показать отметины, там, где его жертва пыталась уцепиться за землю. Они не смогли найти ни волоска, ни единого клочка. Нет, не совсем так, волосок они потом нашли, внизу на скале. Шарф футбольного клуба и на нем несколько седых волос. Клуб Портсмут, это я хорошо запомнил. Синий с белым. Портсмут.

Разве не ужасная история? Еще ужаснее, когда подумаешь, что убийца возможно считал, что совершает праведный акт. Что если чего этот старик и заслуживал, то только худшего. Если он о чем и думал, так, возможно, о том, что тот дешево отделался.

Еще я помню, что полиции он сказал, что сам удивился тому, насколько спокоен он был после этого. Он сказал, что поехал домой, выпил чаю и в ту ночь прекрасно спал.

Оливер: Еще кое-что. Ватерпас мистера Черрибама. Я посмотрел на него и подумал – вот то, что нам всем необходимо. Что-то, чем можно проверить состояние духа. «присмотритесь в пузырьку – он укажет на хандру».