Текст книги "Сознание и голоса разума"

Автор книги: Джулиан Джейнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Предисловие

Julian Jaynes,“Consciousness and Voices of Mind”, 1985.

Перевод: ibsorath, 2005 ( http://ibsorath.livejournal.com/)

Рожденный в Западном Ньютоне (West Newton), Массачусетс, Джулиан Джейнс обучался в Гарварде и МакГилле и получил степени магистра и доктора психологии в Йале (Yale). В то время как Кафедра психологии в Принстоне, к которой он присоединился в 1964 году, по-прежнему является его академической базой, доктор Джейнс много раз выступал как приглашенный лектор или ученый на кафедрах философии, английского языка и археологии и во множестве медицинских школ.

Начинаясь с традиционной сравнительной психобиологии, его подход состоял в том, чтобы набросать план эволюции сознания с помощью исследования научения и работы мозга у разных видов, от простейших до червей, рептилий и кошек. Найдя такой подход неудовлетворительным, он сменил курс и позже изучал сознание с помощью исторического анализа, самонаблюдения и исследования языка и метафор.

Доктор Джейнс широко публиковался, его ранние работы касались таких тем как импринтинг птиц и нейрологические аспекты парного поведения кошек. Его поздняя работа достигла кульминации в 1976 в его книге «Происхождение сознания при распаде двухпалатного разума» (The Origin of Consciousness in the Breakdown of the Bicameral Mind). Об этой книге существует множество недавних статей, опубликованных в различных журналах, таких как The History of Ideas, Art World, и The Behavioral and BrainSciences.

Здесь представлена лекция, прочитанная Джулианом Джейнсом на симпозиуме Канадской Психологической Ассоциации (Canadian Psychological Association Symposium) по вопросу сознания в Галифаксе, Канада, в 1985 году, и была впервые опубликована в апреле 1986 в Canadian Psychology, том 27 (2).

Джулиан Джейнс СОЗНАНИЕ И ГОЛОСА РАЗУМА

Немногие вопросы проделали такой интересный интеллектуальный путь в истории, как вопрос касательно разума (mind) и его места в природе. До 1859 года, когда Дарвин и Уоллес (Darwin, Wallace) независимо предложили в качестве основы эволюции естественный отбор, эта тема была известна как проблема разума/тела (mind/body problem) и имела различные, иногда неуклюжие решения. Но после этой знаменательной даты, она стала называться проблемой сознания (consciousness) и его происхождения в ходе эволюции.

Итак, первое, на чем я хотел бы сделать в этот вечер акцент, это данная проблема. Ее легко понять среднему любителю. Парадоксально, но для философов, психологов, и нейрофизиологов, привыкших к другому образу мышления, это затруднительно. То, что мы должны объяснить – это контраст, столь очевидный для ребенка, между скрытым внутренним миром воображения, воспоминаний и памяти, и внешним, общим для всех, миром вокруг нас. Теория эволюции прекрасно объясняет анатомию видов, но как из обычной материи, обычных молекул, мутаций, анатомических особенностей, вы можете получить эти богатые внутренние переживания, всегда сопровождающие нас в течение дня и в наших снах ночью? Вот проблема, которую мы будем обсуждать на этом симпозиуме.

Прежние решения

Предыдущие решения оказались иллюзорными. Одним из самых сложных, но исторически интересных (ассоциируемым с такими философами, как Перри, Perry, 1912, или Уайтхед, Whitehead, 1925) была смутная аналогия, названная в итоге неореализмом. Насколько можно судить, она утверждает, что, поскольку взаимодействующая материя может быть сведена к математическим отношениям, как в определенной степени и наше восприятие и межличностные отношения, то сознание происходит из самой материи. К несчастью, это чрезмерно абстрактное представление в определенном смысле возрождается сегодня, в том или ином виде, некоторыми физиками, благодаря некоторым удивительным результатам квантовой физики (например, Вигнер, Wigner, 1972)

Еще одно, более популярное решение восходит к самому Дарвину. В последнем параграфе «Происхождения Видов» The Origin of Species, Darwin, 1859) он предполагает, что Бог создал сознание и тело в первых примитивных организмах, и далее они развивались совместно и параллельно друг другу. Но это погружает проблему в область метафизики, и вскоре было осознано, что должен существовать некий критерий сознания. В эмпиристском климате того времени очевидным критерием было обучение. Таким образом, вопрос зазвучал так: как способность к обучению появилась в ходе эволюции? Множество людей не осознают, что причиной, по которой так много психологов изучали обучение животных (как, например, обучение крыс в лабиринте) в первые два десятилетия века, была цель изучить сознание животных на примитивном уровне и проследить его эволюцию. Как указала доктор Уайтельсон (Witelson) в своем внимательном предисловии, это было, несомненно, фокусом моей ранней работы на протяжении многих лет, но, как я сейчас вижу, не имело отношения к сознанию. Эта ошибка, я думаю, восходит к Джону Локку (John Locke) и эмпиризму: Разум (mind) есть пространство, где у нас есть свободные идеи, неким образом парящие там, и это есть сознание (consciousness). И когда мы воспринимаем вещи в сходстве, различии или каким-либо другим из так называемых законов ассоциации, соответствующие им идеи склеиваются. Следовательно, если вы можете продемонстрировать обучение животного, вы демонстрируете ассоциацию идей, то есть сознание. Это весьма запутанный ход мыслей. Я позже вернусь к этой ошибке.

Потом, разумеется, были другие решения – теория беспомощного наблюдателя Гексли (Huxley, 1896), говорящая, что сознание просто наблюдает поведение и не может ничего делать. Но если это верно, то зачем оно вообще нужно? Поэтому на смену пришла теория эмерджентной эволюции (emergent evolution), намеревавшаяся избавить нас от такого пессимистичного взгляда. Наиболее полно она была разработана Ллойдом Морганом (Lloyd Morgan, 1923), хотя сама идея берет начало в 19 веке. Простейший пример – вода: если вы возьмете водород и кислород, вы не сможете найти в них воду или влажность. Влажность есть результат. Сходным образом, если в ходе эволюции имеется определенное количество мозговой ткани, то внезапно вы получаете сознание. Сознание есть результат, следствие (emergent), не выводимое из чего-либо предшествующего. Эта теория также возрождается в работах некоторых нейрологов сегодня. Но, если проанализировать, она не приводит ни к каким гипотезам, и не говорит нам о каком-либо из процессов ничего. Эмерджентная эволюция – это ярлык, которым мы прикрываем наше неведение.

То, что я хочу вам представить сейчас – это другой тип решения, удививший меня богатством необычных и проверяемых гипотез, которые оно порождает, а также удививший меня в смысле направлений, в которых шла моя работа. Но сначала мы должны прямо рассмотреть вопрос о том, чем является сознание. А перед этим, я сначала обрисую некоторые аспекты того, чем сознание не является.

Чем не является сознание

Во-первых, сознание – это не вся психика (mentality). Вам это очень хорошо известно. Существует множество вещей, которые нервная система выполняет для нас автоматически. Все разнообразие воспринимаемых свойств – например, размер, яркость, цвет, форма, которые наша нервная система сохраняет в широком диапазоне окружающих изменений света, расстояния, угла зрения, или даже нашего движения, при котором объекты сохраняют свое положение, называемое константой расположения (location constancy) – все это делается без какой-либо помощи со стороны интроспективного сознания.

То же и с другим широким классом активности, которую можно назвать преоптивной (preoptive), то есть то, как мы сидим, ходим, передвигаемся. Все эти действия делаются без осознания, если только мы не решим осознавать их – преоптивная природа сознания. Даже в речи, роль сознания более изменчива, чем некое постоянное сопровождение моих слов. Я сейчас не вхожу осознанно в хранилище своего словарного запаса, и не выбираю осознанно элементы, чтобы встроить их в эти синтаксические структуры. Вместо этого, я демонстрирую то, что может быть описано как намерения с определенным смыслом, которые я называю струкциями (structions), а затем лингвистические паттерны привычек, возникающие без дальнейшего вмешательства моего сознания. Похожим образом, слушая чью-то речь, чтО именно вы, слушатели, осознаете? Будь это потоком фонем, или даже, на более высоком уровне, морфем или даже слов, вы бы не понимали, что я хочу сказать.

Сознание часто путают с простым чувственным восприятием. Исторически, мы выводили и абстрагировали идеи чувственного восприятия из осознания (realization) наших органов чувств, и затем, исходя из наших предварительных допущений о разуме и материи (mind and matter) или душе и теле, мы думаем, что эти процессы должны быть отнесены на счет сознания – но это не так. Если кто-то из вас по-прежнему думает, что сознание есть необходимая часть чувственного восприятия, то, я думаю, вам придется дойти до reduction ad absurdum: вы должны будете дальше сказать, что, поскольку все животные обладают чувственным восприятием, они все сознательны. И далее, вниз по эволюционному древу, это должно быть верным даже для одноклеточных простейших, так как они реагируют на внешние стимулы, или одноклеточных растений, наподобие водоросли chlamydomonas, с ее зрительной системой аналогичной нашей, и даже для амебообразных белых кровяных клеток, поскольку они чувствуют бактерий и поглощают их. Они тоже должны тогда обладать сознанием. А говорить, что существует десять тысяч сознательных существ на кубический миллиметр крови, струящихся по американским горкам сосудистой системы в каждом из здесь присутствующих – это позиция, которую мало кто взялся бы отстаивать.

Далее, идея, что сознание присутствует во всем, что мы делаем – иллюзия. Предположим, что вы попросили электрический фонарь в совершенно темной комнате включиться и посмотреть вокруг, и глянуть, есть ли где-нибудь свет – фонарик, глядя вокруг, разумеется, увидел бы свет повсюду, и пришел бы к выводу, что комната ослепительно сияет, хотя, на самом деле, все обстоит почти наоборот. Так же и с сознанием. Мы впадаем в иллюзию, что оно – это вся психика. Если вы оглянетесь на сражения вокруг этой проблемы в 19-м и начале 20-го столетия, вы увидите, что именно эта ошибка оказалось ловушкой, которая затягивала людей в столь многие трудности, да и по-прежнему так происходит.

Во-вторых, сознание не отображает опыт (experience). Это – вторая ошибка, восходящая к началу эмпиризма, когда Локк (1690) говорил о том, что ум это «белый лист, лишенный всех характеристик и каких-либо идей» (Essay II, 1.2), на котором отображается опыт. Была бы в те времена изобретена фотокамера, думаю, Локк использовал бы ее, вместо чистой бумаги, как свою основополагающую метафору. В опыте мы делаем последовательные снимки мира, погружаем их в проявитель размышления, и наблюдаем, как концепции, воспоминания, и весь наш психический интерьер получают существование.

Но то, что сознание не копирует опыт, может быть продемонстрировано очень легко. (а) Изучая отсутствие воспоминаний, которые были бы у нас, если бы сознание копировало опыт. К примеру, знание того, какие буквы соответствуют цифрам на телефонных клавиатурах: несмотря на то, что мы смотрели на них тысячи раз, большинство из нас не могут этого сказать; есть и бесчисленные другие примеры. Или (б) изучая воспоминания которые у нас есть, и замечая, что они не структурированы так, как мы их переживаем. Например, пользуясь примером Дональда Хебба (Donald Hebb, 1961), думая о том, как вы последний раз плавали. Большинство людей, вместо того, чтобы думать о сложном визуальном, температурном, проприоцептивном, дыхательном опыте, каким он был, склонны видеть себя плывущим с другой точки зрения – вероятно, с верхней точки. То есть это то, чего они, конечно, никогда не испытывали. Сознательная память не копирует опыт, а реконструирует его так, каким он должен-был-быть. Этот взгляд близок к некоторым последним конструктивистским теориям памяти.

В-третьих, сознание не необходимо для обучения – на это я указывал ранее как на ошибку, о которой так долго не знал. Если мы возьмем наиболее примитивные типы обучения, такие, как Павловское обуславливание (conditioning), то оно происходит и в препаратах, наподобие задней ноги обезглавленного таракана, о которой никто не подумает, что она и вправду сознательна. А в случае человека, сознание не только не участвует в приобретении условных рефлексов, оно разрушает обуславливание, как только человек осознает дополнительные, непредвиденные обстоятельства (Разран, Razran, 1971).

Обучение двигательным навыкам, судя по всему, также происходит без участия сознания. Это очень широко изучалось в 1920-х годах в области телеграфии, стенографии, и подобных занятий, очень важных в те времена. Обучение воспринимается субъектами как «органическое» – это одно из их слов. Они были удивлены, что сознание, кажется, не участвовало в обучении, как они могли этого ожидать.

Более сложный тип обучения – это инструментальное обучение, или оперантное обуславливание, или мы могли бы сказать, что это обучение решению проблем. Это старая психологическая проблема, называемая обучением без осознания (awareness). Психологи вспомнят эффект Гринспуна (Greenspoon, 1955), некоторые исследования инструментального обучения небольшим мускульным движениям без осознания (Hefferline, Keenan, & Harford, 1959), и многие другие. Это более проблематично, чем я могу здесь описать, но я думаю, что мы можем показать, что инструментальное обучение может происходить без вмешательства сознания.

Я не хочу сказать, что сознание не играет роли в этих различных типах обучения человека. Играет – например, в решении, чему именно учиться, или в создании правил, как учиться лучше, или в сознательном формулировании особенностей задачи. Но это не обучение само по себе. И моя точка зрения состоит в том, что сознание не является необходимым для обучения.

Здесь можно вспомнить хорошо известный феномен автоматизации привычки; когда это случается, все выглядит так, как будто задача требует сознания в самом начале; но когда формирование привычки завершено, сознание уходит, и задача выполняется без усилий. Эти же сглаживание и рост скорости выполнения привычного действия в ходе практики обнаруживаются среди всех животных, которые обучаются. Вообще, в этом повсеместном явлении прекращение осознания с ростом работоспособности не является необходимым или основным в той же степени, как и прекращение принудительного внимания к элементам задачи. И внимание, особенно внешнее внимание, то есть сфокусированное чувственное восприятие, не обязательно является о сознанным. Возьмите две монеты в каждую руку, и перебрасывайте их из одной в другую, пока не научитесь ловить другой рукой. Это задача, которая отнимет где-то от 15 до 20 попыток. И если вы хотите научиться этому сегодня вечером, и будете следить за своим сознанием, пока будете это делать, вы обнаружите, что сознание имеет мало отношения к обучению, которое, кажется, происходит механически. Вы можете осознавать что-либо вроде своей неуклюжести, или глупости того, чем вы занимаетесь, когда будете по-прежнему поднимать монеты с пола – пока, в момент успеха, ваше сознание не обнаружит что-то вроде удивления и даже гордости за вашу превосходную ловкость. А изменилось именно внимание. Автоматизация есть уменьшение внимания, а не сознания.

Четвертая вещь, для которой сознание не необходимо, и это может показаться весьма парадо ксальным, это мышление или умо заключение. Здесь мы по дхо дим к, возможно, главной проблеме в этой области: определению наших терминов, особенно таких, как мышление и умозаключение. Если мы возьмем простейшее определение мышления, я думаю, мы можем действительно показать, что сознание не необходимо для него. Это касается одного из забытых экспериментов в психологии. На самом деле, он кажется столь простым для нас сегодня, что выглядит глупо. И все же для меня это такая же важная часть истории психологии, как очень сложный эксперимент Майкельсона-Морли в истории физики (Swenson, 1972). Как последний продемонстрировал, что эфир не существует, став фундаментом для теории относительности, так и эксперимент, который я хочу описать, показал, что мышление не сознательно, и подготовил фундамент для теории, которую я здесь описываю.

Эксперимент, о котором я говорю, был впервые выполнен в 1901 году Карлом Марбе (Karl Marbe, 1901), аспирантом Вюрцберга (Wurzberg) в тот период в научном мире, когда сознание впервые начало интенсивно изучаться. Используя своих профессоров в качестве подопытных, каждый из которых уже имел интенсивный опыт экспериментов по самонаблюдению, он просил их вынести о двух, выглядящих одинаково гирях, простое суждение, какая из них тяжелее. Вопреки предпосылкам экспериментальной психологии того времени, результат был поразительным. Не оказалось никакого сознательного содержания в суждениях самих по себе, хотя такие суждения были заложены в осознании проблемы, ее сущности и технике.

Так началось то, что назвали Вюрцбергской школой внеобразного мышления (Wurzburg School of Imageless Thought), которая, после экспериментов Эша, Уатта, Кюпле (Ach, Watt, Kulpe) и других (см. обсуждения Боринга, Boring, 1929, Хамфри, Humphrey, 1951, или Мюррея, Murray, 1983) пришла к таким концепциям, как установка (set), aufgabe, и определяющая тенденция (determining tendency) – которые я переименовал в струкции.

Струкции похожи на инструкции, передаваемые нервной системе, что, при существовании материала для работы, дает результат в виде ответа автоматически, без какого-либо сознательного мышления или умозаключения. И этот феномен касается большинства видов нашей активности, от таких простейших, как суждение о весе, до решения проблем и до научной и философской деятельности. Сознание изучает проблему и подготавливает ее в виде струкции – процесс, который может привести к внезапному появлению решения как бы ниоткуда. В ходе Второй мировой войны, британские физики часто говорили, что они больше не делают открытий в лабораториях; у них были три B, где происходили открытия – ванна (bath), кровать (bed), и автобус (bus). И, как мы упомянули ранее, этот процесс в меньшем масштабе происходит сейчас во мне, когда я говорю: мои слова как бы выбраны для меня моей нервной системой после того, как ей даны струкции с моим намеренным значением.

И в заключение этого списка о ши бочных представлений о сознании, пару сло в о его местоположении. Большинство людей (за исключением, возможно, собравшихся здесь, которые долго думали об этой проблеме и в итоге помещают его «где-то там» в интеллектуальной области) склонны думать о своем сознании (как это делали Декарт, Локк, и Юм) как о пространстве, обычно помещаемом внутри их голов. В особенности, когда мы вступаем в контакт глаза-в-глаза, мы склонны – на подсознательном уровне – предполагать такое пространство в других. Но, конечно, такого пространства нет. Пространство сознания, которое я позже назову умственным пространством (mind-space), это фиктивное пространство, не имеющее положения, за исключением того, которое мы ему приписываем. Думать о нашем сознании, как о находящемся внутри головы (как отражено и чему мы учимся в наших действиях вроде самонаблюдения или интернализации), очень естественно, но произвольно. Я определенно не хочу сказать, что сознание отделено от мозга; по предположениям естественных наук, это не так. Но мы используем наши мозги, когда ездим на велосипеде, и все же никто не считает, что местоположение езды на велосипеде находится в наших головах. Воспринимаемое положение сознания произвольно.

Подводя итог, мы показали, что сознание это не вся психика, оно не обязательно для чувствования или восприятия, оно – не копия опыта, не обязательно для обучения, не обязательно даже для мышления и умозаключения, и имеет только произвольное и фиктивное местоположение. В качестве предисловия к тому, что я скажу позже, я хотел бы, чтобы вы представили, что в какое-то время могли бы быть люди, которые делали большинство из того, что делаем мы – говорили, понимали, воспринимали, решали проблемы – но у которых не было сознания. Я думаю, это очень важная возможность.

Пока что это почти что возврат к позиции радикального бихевиоризма. Но чем же тогда является сознание, поскольку я считаю непреложным фактом то, что мое самонаблюдение, ретроспекция и воображение несомненно существуют? Я планирую здесь обрисовать в сжатом виде теорию сознания и затем объяснить ее различными способами.