Текст книги "Пышечка"
Автор книги: Джули Мёрфи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Тринадцать
О Бо мне теперь многое известно, однако он так и остался для меня загадкой. Вот, например, про красные леденцы я выяснила. В детстве у него бывали приступы ярости, и тогда мама давала ему красный леденец и говорила: «Если дойдешь до палочки и все еще будешь злиться, можешь плакать, лягаться и вопить сколько захочешь». А про иконку у него на шее – нет. Всякий раз, когда она вываливается у него из-под рубашки, он сразу же прячет ее обратно. И сколько бы я о ней ни спрашивала, он пожимает плечами и говорит, что ее ему подарили в школе Святого Креста.
Старая начальная школа теперь вроде как стала «нашим местом». Когда мы впервые туда приехали, я была ошарашена, но теперь это полусгоревшее здание стало нашим убежищем.
Припарковавшись рядом с Бо, я одной рукой вытаскиваю ключ из зажигания, а другой открываю дверь. Бо тянется со своего сидения и распахивает для меня дверь своего пикапа. Я запрыгиваю внутрь. Бо целует меня в нос и, порывшись под сиденьем, достает изрядно помятый красный подарочный пакет, который плюхает на приборную панель перед нами.
– С днем рождения!
День рождения у меня был три дня назад. Никому на работе я не говорила. Не потому, что это какой-то секрет, но просто когда сообщаешь о своем празднике людям (в частности, Бо), то вроде как намекаешь, чтобы они что-то для тебя сделали.
А между нами с Бо все иначе. Никакого дерганья за веревочки. Никаких обязательств.
– Как ты узнал?
Он пожимает плечами.
– Услышал, как тебя поздравляет Рон.
– Можно открыть?
– Нет, – отвечает он. – Это и есть твой подарок. Кроме пакета, ничего не получишь.
Я закатываю глаза и сдергиваю пакет с панели. В животе шипит и извивается комок нервов. Подарок увесистый и приятно давит на колени. Один маленький пакетик, а внутри – история целого лета.
Бо откашливается.
– Я не нашел упаковочной бумаги.
От его взгляда меня бросает в жар. Я закрываю глаза и вытягиваю из пакета первый попавшийся предмет.
– Шар судьбы[7]7
Magic 8 ball (англ.) – игрушка в форме бильярдного шара, предсказывающая будущее.
[Закрыть], – комментирует Бо.
Я расплываюсь в улыбке и чувствую себя ужасно глупо.
– Что ж, с муками выбора покончено!
– Продолжай.
Продолжаю. Шагающая пружинка, жвачка для рук и пакетик соленых ирисок.
Бо принимается выдувать пузыри из жвачки для рук, а потом ею же стирает чернила с инструкции к машине; я же тем временем играю с пружинкой, которая скользит из одной моей руки в другую, точно как Джейк.
– Спасибо, – говорю я. – Но вообще совершенно не обязательно было что-то мне дарить.
Он пожимает плечами и оглядывает россыпь подарков между нами.
– Ты кое-что забыла. – Он шарит в пакете. – Закрой глаза.
Я послушно закрываю.
Его руки касаются моих щек – похоже, он надевает мне на нос очки. Волосы цепляются, но Бо сосредоточенно помещает дужки мне за уши.
– Ладно, – говорит он. – Открывай.
Он разворачивает ко мне зеркало заднего вида, и я вижу красные очки со стеклами в форме сердечек. Линзы темные, тонированные, поэтому я даже не сразу себя узнаю. Я освобождаю застрявшую прядь волос.
Он подарил мне их по приколу, я понимаю, но мне они в самом деле нравятся. Они меня преображают: из зеркала на меня смотрит незнакомка.
– Они прекрасны, – говорю я и немедленно чувствую себя идиоткой. Это дешевая безделушка из магазина «Все за доллар». Наверное, он небрежно кинул их в корзину, уже стоя на кассе.
Бо тянется ко мне и приникает к моим губам. Под тяжестью его тела я расслабляюсь.
– Тебе пора домой, – шепчет он между поцелуями.
Я киваю. Мы продолжаем целоваться.
•
Мы с Бо долго сидим на парковке. Слишком долго, но, к счастью, когда я добираюсь-таки до дома, мама уже спит мертвым сном и дверь в ее комнату закрыта. Все лето я изобретаю отмазки, почему мне приходится «задерживаться на работе» после закрытия. Маме все это не сильно по душе, но она не пристает с расспросами. Кроме того, она шьет рекламные перетяжки, собеседует новых членов жюри, ищет спонсоров для конкурса – то есть на ближайшие месяцы, можно сказать, взяла отпуск от родительства.
Дверь в комнату Люси тоже закрыта, как всегда в последние два месяца. Проходя мимо, я касаюсь ручки, но внутрь не захожу. С того дня, как мама принялась разбирать эту комнату и мы повздорили, больше она к этой теме не возвращалась, будто забыла о своих намерениях. А сама я, конечно, разговора не завожу, дабы она не взялась за старое.
Я уже засыпаю, когда жужжит телефон.
ЭЛЛЕН: лгунья
Вот дерьмо! Она все знает. Нет, ну у нее ведь тоже бывали от меня секреты. Каждый раз, когда я слышу ее болтовню о Тиме, то вспоминаю, как Кэлли упомянула их «оральное недоразумение». Понимаю, это мелочь, причем вообще ничего не значащая, но не могу перестать гадать: о чем еще она умалчивает? Теперь я ее подружка-девственница, которой всего этого не понять.
ЭЛЛЕН: ты чертова лгунья. ты обещала зайти к тиму после работы
Хвала Иисусу! Я напрочь забыла про вечеринку у Тима, но это мне Эллен, конечно, простит. А вот если бы она узнала о нас с Бо…
Телефон снова жужжит.
ЭЛЛЕН: ты пропустила настоящую Д-Р-А-М-У
Я переворачиваюсь на бок и пишу короткий ответ – извиняюсь и обещаю позвонить утром, чтобы узнать все подробности. Затем открываю следующее сообщение.
БО: споки
И вздыхаю. Ну да – вздыхаю, и будь что будет.
Четырнадцать
Просыпаюсь я от звонка в дверь. И, прежде чем выползти из постели, проверяю телефон.
ЭЛЛЕН: я снаружи пусти
Натянув старые спортивные шорты, я спускаюсь по лестнице и иду к задней двери. Там я обнаруживаю Эллен, прильнувшую губами к стеклу: она набирает воздух в щеки и резко выдувает его, издавая пукающие звуки.
Все это лето мы с Эл словно исследуем неведомые земли. Мы всегда были противоположностями. Люси любила повторять, что у лучших друзей общее одновременно все – и ничего. «Вы, девчушки, как два пересказа одной и той же истории», – говорила она. Но в последние два месяца нас словно растаскивает в стороны, а замечаю это, по ходу, одна я.
Я отодвигаю дверь, но Эл продолжает прижиматься лицом к стеклу, так что уезжает вместе с ней вбок, а затем вваливается в дом и падает на стул у кухонного стола.
– Боже милосердный, Уилл! Я там чуть не расплавилась!
Я поворачиваюсь к часам на микроволновке.
– Еще так рано, – ворчу я и тоже опускаюсь на стул.
Я помалкиваю о том, что до двух ночи тусовалась с Бо – Мальчиком-из-частной-школы.
– У меня сегодня зарплата, а для зарплаты слишком рано не бывает. – Она встает и принимается заглядывать в шкафы, прочесывая кухню в поисках чего-нибудь съестного. – И вообще уже одиннадцать. Совсем не рано. Твоя мама не на шутку бомбанет, если узнает, до скольки ты дрыхнешь.
– Плевать. – Я скрещиваю руки на столе и прячу в них голову. – Ты какая-то счастливая. Чего ты такая счастливая?
– Не знаю. Я жива. Жизнь не дерьмо. Через неделю начнется школа. – Она захлопывает шкафчик и разворачивается. – Может, в сексе я тоже перестану быть ужасна.
– Да в нем вроде бы ничего особо сложного не должно быть, правда? – Хотя, надо признать, одна мысль об ЭТОМ приводит меня в ужас.
– Однажды ты поймешь. – Эл склоняет голову набок.
«Ну уж нет, – думаю я. – Невинность на всю жизнь. Девственная плева – форева!»
– Одевайся, пора забирать денежки!
– В кладовке есть чипсы, – бросаю я, направляясь к лестнице. – Мне нужно сорок пять минут.
– Тебе повезло, что у вас на телике записаны какие-то отстойные сериалы, – я найду, чем себя занять! – кричит она мне вслед.
Я быстро принимаю душ, подсушиваю волосы полотенцем и закручиваю их в мокрый пучок. Потом заглядываю в свой шкаф и понимаю, что на улице такая жара, что уж лучше остаться в шортах и старой футболке, доставшейся мне после очередного конкурса красоты.
– Готова! – Я сбегаю по лестнице. – Сейчас насыплю Буяну сухого корма…
– Уже, – отвечает Эллен.
Я сворачиваю на кухню, где Эл убирает полупустой пакет с чипсами.
– Мама подумает, что их съела я, – говорю я. Она даже ничего мне не скажет, но это и не нужно. Я и так знаю.
– Мужик нужен твоей маме.
Буян запрыгивает на кухонную стойку, и Эл с наслаждением чешет ему за ухом.
– Я сегодня взяла мамину тачку, но доехала до тебя с полупустым баком. Можем поехать на твоей?
– Да, конечно.
Эл идет за мной к задней двери. Уже запирая за нами решетку, я интересуюсь:
– И как наличие мужика у моей мамы повлияет на ее отношение к чипсам?
Она пожимает плечами и дергает ручку машины, дожидаясь, пока я открою дверь. С тех пор как Эллен потеряла девственность, она заделалась заправским сексологом: по ее мнению, секс решает все проблемы. Меня это просто с ума сводит. Пусть я и девственница, но я не дура.
Отперев машину, я сажусь за руль, и мы обе невольно присвистываем, потому что нас мгновенно окутывает затхлый горячий воздух.
– О боже, – выдыхает Эл, – открой скорее эти гребаные окна!
•
Меня неизменно забавляет, что в магазине «Свит сикстин» в принципе нет одежды размером больше, чем М. Однажды я сказала об этом Эллен, но она, судя по всему, притворилась, что не расслышала.
Когда мы с Эл впервые пришли в «Свит сикстин», я приложила все усилия, чтобы не полить это место дерьмом по той лишь причине, что мне здесь неуютно. Но поскольку теперь мы каждый четверг заходим сюда за зарплатой Эл, я могу с уверенностью сказать, что располагаю достаточным количеством аргументов и могу составить об этом заведении научно обоснованное мнение.
Итак, вот мое Научно Обоснованное Мнение: магазин – отстой, а девицы, которые здесь работают, – никчемные мымры, считающие, что Эл дружит со мной из жалости.
Стены «Свит сикстин» увешаны зеркалами и заставлены костлявыми манекенами в джинсах с заниженной талией и в крошечных футболках с надписями вроде «Слишком красива для домашки».
Я пробираюсь за Эллен сквозь ряды одежды, стараясь не разнести к чертям весь магазин неловким движением бедер.
– Элль-Белль! – визжит Кэлли, которую я назначила своим заклятым врагом. – Мо-мо! – кричит она в другую сторону, сложив руки рупором. – Тут пришла Элли-Слонэлли за своим баблишком! – Она шарит в ящике под кассой и, протянув Эл белоснежный конверт, добавляет: – Привет, Уиллоу! – А потом наклоняется ко мне и говорит: – Божечки мои, лагерь для подготовки к конкурсу – просто чудо! Уже почти кубики видно на прессе! Но, знаешь, чересчур мускулистой я тоже быть не хочу. Это мерзко.
– Я Уиллоудин, – тихо поправляю я, но она не слышит, потому что из комнаты отдыха выплывает Морган – менеджер магазина (слишком взрослая для колледжа, слишком молодая, чтобы годиться нам в матери).
Она высокая, тонкая и гибкая – именно такой будет взрослая Эл.
– Боже мой, привезли новую коллекцию, и она безумно милая! Я чуть не сдохла – от слова совсем! Нет, серьезно, я спустила всю получку! Счета за квартиру? Нет, не слышала!
Эл хохочет, и меня это просто выбешивает. Не понимаю, кого эта чушь может насмешить?!
– Эл. – Она называет мою лучшую подругу моим прозвищем. – Ты просто обязана заглянуть в комнату отдыха и кое-что примерить.
Эл оглядывается на меня.
Переступив через себя, я киваю.
Она хлопает в ладоши.
– Ладно, но только очень быстро! – И снова оборачивается ко мне. – Обещаю, я мигом! Наверняка мне все равно ничего не подойдет.
Я вяло улыбаюсь и иду было за ней в подсобку, но потом останавливаюсь, заметив вскинутые брови Морган.
– Мне очень жаль. – Ее губы растягиваются в улыбке, говорящей «вообще-то совсем не жаль». – Вход только для сотрудников.
– Подождешь меня тут? – Эл смотрит мне в глаза.
– Ага. Только не задерживайся.
Она ныряет в дверь за спиной у Морган, а Кэлли занимает место за прилавком. Она двигает бедрами в такт какой-то попсовой музычке, звучащей из динамиков, и делает вид, что читает отчет о продажах.
Я протискиваюсь между вешалками и представляю, какой ад творится здесь по субботам. Музыка сменяется на агрессивное техно, и Кэлли делает погромче, а я пользуюсь моментом, чтобы забиться в одну из примерочных. Кабинка отделена от других шторами, внутри – только маленькая табуреточка. Единственное зеркало – общее, снаружи. Вот же геморрой – выходить из примерочной каждый раз, когда хочешь посмотреть, как что-то на тебе сидит.
По другую сторону шторы слышен скрежет вешалок.
– Куда ушла подруга Эл? – спрашивает Морган.
– Не знаю, – говорит Кэлли. – Не видела, хотя ее трудно не заметить.
– Не будь злюкой, – отвечает Морган.
И вроде бы она меня защищает, но я слышу смех в ее голосе. Через некоторое время Кэлли спрашивает:
– Элль-Белль что-нибудь подошло?
– Она примеряет платья в комнате отдыха.
Снова скрежет вешалок.
– Это, конечно, ужасно мило, что Эл дружит с этой девчонкой, но она только и делает, что таскается следом как собачка. Ну серьезно, неужели своей жизни нету? Тоска какая-то.
При этих словах я вся цепенею от гнева.
Я отдергиваю длинную штору и, выходя в зал, спотыкаюсь об ее подол. А потом направляюсь к выходу из магазина и чувствую на себе пристальные взгляды внимательных глаз.
Скрючившись на скамейке снаружи, я прячу голову в колени, лишь бы только не видеть этих двоих.
Если бы можно было расстегнуть кожу и выйти из нее прямо сейчас, я бы так и сделала.
На всех витринах торгового центра – вечерние платья для выпускного и конкурса красоты. В магазине «Фриллс», напротив «Свит сикстин», выставлено блестящее светло-голубое платье. На стекле черной краской написано: «У Кловера может быть только одна Мисс Люпин. Пусть ею будешь ты! Заходи и выбери то самое платье!»
Мне самой противно от того, насколько я презираю этот конкурс, – но он реально похож на тяжелый недуг, поразивший весь город.
– Привет.
Я оборачиваюсь и вижу, как на скамью у меня за спиной садится Бо.
– Ты что здесь делаешь? – спрашиваю я почти обвинительным тоном.
– Хожу по магазинам с мачехой и братом. – Он указывает на обувной рядом со «Свит сикстин». – Вот заметил тебя. Мой младший братец уже сорок пять минут примеряет баскетбольные кроссовки. – Он улыбается, прижимая подбородок к груди: – А ты что здесь делаешь, Уиллоудин?
Я хочу прикоснуться к нему. Хочу потянуться и приветственно его поцеловать. Но не делаю этого, потому что мы не прячемся в полумраке на заднем дворе «Харпи», не обнимаемся в салоне его пикапа. Хоть мы ни разу этого и не обсуждали, наши отношения – по-прежнему тайна.
– С подругой пришла. Она зарплату получает.
– С Эллен?
Я киваю. Я рассказывала Бо об Эл – но всегда в прошедшем времени, потому что не знала, как объяснить столь непривычную пропасть, образовавшуюся между нами. Мне было проще говорить об Эл как о Люси – как будто она часть жизни, которая была до него.
На Бо старая футболка с какого-то баскетбольного турнира и шорты.
– Так странно видеть тебя без рабочей формы. Я еле тебя узнала.
– А я тебя узнал сразу. – Он вытягивает ноги вдоль скамейки. Голые ноги… Я никогда не видела его в шортах. – Так где работает твоя подружка?
Я указываю на магазин.
Бо открывает рот, и я решаю, что его мнение об этом магазине определит мое дальнейшее отношение к нему. Но он не успевает ответить.
– Бо! – восклицает высокая худощавая женщина с каскадом блестящих каштановых волос. Слишком молодая для матери, слишком взрослая для сестры.
Бо бросает взгляд через плечо и поворачивается обратно ко мне.
– Моя мачеха, – шепчет он.
У меня вытягивается лицо. Я с ужасом ждала того мгновения, когда наши миры столкнутся.
Позади мачехи стоит его брат. Ростом он с Бо, но, судя по округлости щек, младше по меньшей мере на год.
– Я совсем потеряла счет времени, – вздыхает мачеха. – У Сэмми ведь в час тренировка. Пора бежать.
И тут она замечает на другом конце скамейки меня.
– А это у нас кто?
– Мэм. – Я встаю и протягиваю ей руку, поскольку я южанка и, что бы ни утверждала мама, манеры у меня безупречные.
– Это Уиллоудин. – Ну вот, он опять называет меня полным именем. – Моя коллега.
– Уиллоудин. Язык можно сломать.
Я выдавливаю улыбку и собираюсь поблагодарить ее сама не знаю за что, но тут слышу голос Эл у себя за спиной:
– Можно просто Уилл.
Сглотнув, я киваю.
Мачеха Бо склоняет голову набок, словно увидела нечто совершенно очаровательное.
– А вы?..
– Это Эллен, – отвечаю я за нее. – Моя лучшая подруга. – Я делаю глубокий вдох: – Эллен, это Бо. Мы вместе работаем.
Бо приветственно машет, но Эллен касается его руки и говорит:
– Очень приятно познакомиться.
Его мачеха улыбается.
– Само очарование!
Я знаю, что Эллен любит Тима, но меня пронизывает и парализует ревность. За это лето я придумала массу причин, по которым не стоит рассказывать Эллен о нас с Бо. Однако, как ни крути, я знаю точно: для Эллен молчание – все равно что ложь (если не хуже).
– Вы, наверное, обе учитесь в Старшей школе Кловера?
Мы одновременно киваем.
– Как чудесно! Значит, в первый школьный день Бо не будет одиноко.
– Что? – выпаливаю я.
В наших с Бо отношениях многое оставляет желать лучшего, но кое-что в них идеально: за пределами работы наши миры не пересекаются. И, пока это так, мне легко верить, будто я обычная девчонка и встречаюсь с обычным парнем.
– Да, Бо и Сэмми уходят из «Святого Креста». – Она слегка хмурится. – Но все будет хорошо. Перемены всегда к лучшему, правда, мальчики?
Они молчат. Губы Бо сжаты в тонкую линию, и я понимаю: он знал и молчал все лето.
– Лорейн, – говорит он мачехе, – нам пора, у Сэма тренировка.
Потом забирает пакеты, а мачеха идет вперед, покачивая бедрами. Вот и все. Ни взгляда, ни даже пожатия плечами. Ни единого намека на то, что я получу объяснение.
Во мне закипает ярость – от щек до самых кончиков пальцев.
– Офигеть! – взвизгивает Эллен. – А он симпотней, чем ты рассказывала!
– Пойдем уже.
Я срываюсь с места и иду к парковке.
– А ты заметила, какие у него взъерошенные волосы? Так эротично! А эта его щетина?..
О, я заметила. Конечно, заметила. Но теперь это уже не важно, потому что нашим отношениям придется положить конец.
Мои мечты о романе за пределами школы рассеялись как туман. Я уже нафантазировала, как переживу школьный год: мы будем приходить на работу и оставлять реальность за порогом. Никаких вопросов, лишь мы вдвоем.
Наверняка есть причина, по которой Бо не рассказал, что меняет школу. Причина должна быть. Но даже если ее нет, с этими отношениями все равно нужно покончить: я не могу позволить им проникнуть в мою настоящую жизнь.
Я не хочу быть посмешищем. Не хочу быть той, на кого все пялятся с одной-единственной мыслью: «И что он в ней нашел?»
Пятнадцать
Все свободные вечера этого лета я проводила, уткнувшись в ноутбук в своей комнате, где полки, забитые летним чтением, нависали надо мной немым укором. Но сегодня у мамы идея фикс – вместе смотреть телевизор, пока она мастерит реквизит для танцевального номера, открывающего конкурс.
Поставив ноутбук на подушку, я сижу на диване напротив места, где раньше всегда сидела Люси. Мама подвинула свою корону, прикрытую стеклянным колпаком, с середины каминной полки, освободив место для урны с прахом Люси. Этот маленький жест напоминает мне о том, что мама – больше чем просто победительница конкурса красоты.
Она возит утюгом по вощеной бумаге, приклеивая какие-то украшения к скатерти из грубого хлопка (видимо, для официального обеда).
– Я тут видела на днях рекламу этого спецвыпуска, – говорит она и щелкает по каналам, пока не находит MTV.
Камера следует за девушкой, идущей по заснеженному микрорайону. Девушка довольно крупная, и живот у нее свисает над джинсами. Я мгновенно понимаю, что будет дальше.
Ненавижу, когда в сериалах и фильмах показывают толстых. Потому что мир готов смириться с толстой девушкой на экране только при условии, что она либо бесконечно собой недовольна, либо чья-то лучшая подружка-хохотушка. Так вот я – ни то ни другое.
Тем временем нам демонстрируют совершенно обычную человеческую жизнь: девушка гуляет, ест. За кадром раздается голос диктора:
– Шестнадцатилетняя Присцилла из Бриджпорта, штат Коннектикут, – сластена, но жизнь ее сладкой не назовешь. Присциллу с детства дразнили и высмеивали, и она решила покончить с лишним весом. Она еще не в курсе, но на MTV услышали крик ее души. – Камера наезжает на задницу Присциллы. У нее такой тип фигуры, когда попа как бы сужается книзу, отчего кажется, будто в заднице застряли трусы.
Потом кадр сменяется заставкой – фиолетовый экран с названием, стилизованным под штамп об отказе: «ПРЕОБРАЗИ МЕНЯ: НАДОЕЛО БЫТЬ ТОЛСТОЙ».
Я бросаю взгляд на маму, но она поглощена реквизитом. С одной стороны, мне хочется пойти запереться в комнате, с другой – узнать о дальнейшей судьбе Присциллы Убогой, поэтому я все-таки остаюсь. Если выяснится, что Присцилле приходится еще сложнее, то я по крайней мере уйду с чувством, что мне повезло больше бедняжки.
Нам с мамой это не в новинку: она сажала меня на бесчисленные модные диеты, когда мне еще не было и одиннадцати. Они с Люси из-за этого вечно ссорились. Я подслушивала их долгие споры, доносившиеся с первого этажа, которые то затихали, то разгорались снова (предполагалось, что я давно уже сплю).
– Она еще ребенок! – восклицала Люси.
– Я переживаю за ее здоровье, – парировала мама. – Ты ведь понимаешь, о чем я, Люс? Я не хочу, чтобы она выросла…
– Такой, как я? Говори уж прямо, Рози! Ты не хочешь, чтобы она выросла огромной, как твоя сестренка! Господи помилуй, да она видит меня каждый день; думаю, одно мое существование уже служит ей красноречивым предупреждением.
– Вспомни, как нам доставалось, когда мы были маленькими. Ты ведь не забыла?
Мама никогда не говорит о детстве, точно ее воспоминания начинаются со старших классов. Но она была большой. Как я. И стыдилась этого. Однако летом перед девятым классом она сбросила детский жирок, как змеи сбрасывают кожу. Люси в то время была уже в одиннадцатом, но ей удача не улыбнулась.
Когда я перешла в среднюю школу, мамины диеты постепенно сошли на нет. Не знаю, каким чудом, но без вмешательства Люси тут явно не обошлось.
На экране на Присциллу, пришедшую в школу, из-за угла наскакивает какая-то агрессивная крошечная женщина (как выясняется, ее личная тренерша). Несмотря на то что Присцилла сама подписалась на участие в шоу, она впадает в истерику, запирается в туалете и рыдает до икоты. Наконец тренерше удается войти, и мы видим «доброго полицейского»: она произносит прекрасную мотивирующую речь. Нет, серьезно, я сама испытываю душевный подъем – правда, не понимаю, с чего вдруг.
На маму мне смотреть не нужно, я и так знаю, что у нее глаза на мокром месте. В подобных шоу она больше всего любит моменты в духе «ЭТО ТВОЯ ЖИЗНЬ! ВОЗЬМИ СЕБЯ В РУКИ И ДАЙ СЕБЕ ПОХУДЕТЬ!».
Погрузившись в свои мысли, я вполглаза слежу за экраном, но, когда показывают утреннюю тренировку на школьной беговой дорожке, оторваться невозможно. Тренерша так загоняла девушку по стадиону, что ту начинает тошнить прямо на трибуны – и, естественно, ровно тогда, когда на стадион выходит мужская футбольная команда в полном составе.
После этого тренерша переносит занятия в местный спортзал, но Присцилла отказывается заходить в здание. Тренерша теряет самообладание и кроет ее на чем свет стоит.
– Я чувствую себя изгоем, – всхлипывает Присцилла. – Вы хоть раз бывали в таких местах, где буквально каждый квадратный сантиметр воспевает и славит все то, чем вы НЕ являетесь? Я хочу быть здоровой, но еще я хочу быть счастливой.
В конце концов Присцилла сбрасывает пять килограммов. Тренерша аплодирует ей на финальном взвешивании, но в глазах у Присциллы сквозит разочарование. Бегут титры, и нам сообщают, что спустя шесть месяцев Присцилла по-прежнему правильно питается и тренируется, а еще примирилась с тем фактом, что ей придется бороться со своим весом всю оставшуюся жизнь.
Если бы здесь была Эл, мы бы обсудили, насколько дико и нелепо считать подобные шоу развлекательными.