Текст книги "Страна Рождества"

Автор книги: Джозеф Хиллстром Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Вик слезла с байка. Ноги у нее нервно подрагивали. Она прислонила «Роли» к контейнеру, чувствуя, что ей не хватает смелости задуматься о том, что именно произошло с «Коротким путем».

В переулке воняло жареной пищей, гнившей на солнце. Вик было просто необходимо сделать несколько глотков чистого свежего воздуха. Она прошла мимо сетчатой двери, успев заглянуть в шумную, полную пара кухню, и оказалась возле высокого деревянного забора. Открыв дверь, она вышла на хорошо знакомую узкую полоску тротуара.

Вик стояла именно на этом месте всего несколько часов назад!

Посмотрев налево, она увидела длинный отрезок пляжа, а дальше за горизонт уходил океан: белые гребни зеленых волн ярко сверкали на солнце. Мальчишки в плавках бросали фрисби, картинно прыгали, а затем падали между дюн. По бульвару катились, бампер к бамперу, автомобили. Ноги предательски подгибались, но Вик все же повернула за угол и посмотрела на вывеску у себя над головой:

Террис Примо Сабс Хэмптон-Бич, штат Нью-Гэмпшир

Затем она прошла мимо ряда мотоциклов, стоявших возле фасада, хромированные части которых горели огнем в лучах послеполуденного солнца. У окна заказов, звонко смеясь, стояли в очереди девушки в топах и коротеньких шортах. Кто бы знал, как Вик ненавидела звук их голосов, напоминавший звон бьющегося стекла. Она вошла внутрь. На двери звякнул латунный колокольчик.

Окна были открыты, и с полдюжины настольных вентиляторов крутились за прилавком, гоня воздух к столикам, но в помещении все равно было ужасно жарко. С потолка, раскачиваясь на ветру, свисали длинные липкие ленты. Пацанка предпочитала не смотреть на липучки, на насекомых, которые на них поймались, чтобы агонизировать и умирать, меж тем как посетители засовывали в себя гамбургеры, сидя точно под лентами. Она почему-то не заметила липучек, когда сегодня обедала здесь с родителями.

Она чувствовала себя одуревшей, как будто бы только что пробежалась на полный желудок по августовской жаре. За кассой стоял здоровяк в белой майке. Плечи у него были волосатыми и багровыми от загара, а на носу красовалась полоска, нанесенная цинковыми белилами. Белый, в тон носу, пластиковый бейдж на рубашке сообщал, что его владельца зовут Пит. Он работал здесь весь день. Два часа назад Вик стояла здесь с отцом, пока Крис МакКуин платила за корзинки с гамбургерами и молочные коктейли. Двое мужчин обсуждали команду «Ред Сокс», набравшую хорошие обороты, так что от нее стоило ждать победы. Клеменс [15]15
  Клеменс, Уильям Рождер (род. 1962) – американский профессиональный бейсболист, питчер-правша. С 1984 по 2007 г. выступал в Главной лиге бейсбола за команды «Бостон Ред Сокс», «Торонто Блю Джейс», «Нью-Йорк Янкиз» и «Хьюстон Астрос». Семь раз выигрывал приз Сая Янга,


[Закрыть]косил всех направо и налево. Приз Сая Янга [16]16
  Приз Сая Янга – награда, ежегодно вручаемая лучшим питчерам Главной лиги бейсбола.


[Закрыть]практически уже стоял у парня в шкафчике, а играть командам оставалось всего-то месяц.

Вик повернулась к здоровяку лишь потому, что узнала. Но дальше просто стояла перед ним, моргая, и не понимая, что сказать. Вентилятор с гудением дул Питу в спину, подхватывая его влажный мужской запах и обдавая им лицо Пацанки. А она чувствовала себя по-настоящему паршиво.

Застигнутая незнакомым ощущением беспомощности, Вик готова была расплакаться. Она оказалась в Нью-Гэмпшире, к которому не имела никакого отношения, а ее мост «Короткого пути» застрял в переулке, и… в этом каким-то образом была виновата именно она.

Родители поссорились и понятия не имели, как далеко занесло Вик от дома. Ей надо было рассказать кому-нибудь обо всем этом, да и еще о многом другом. Ей надо было позвонить домой. Ей надо было позвонить в полицию. Надо было, чтобы кто-то пришел посмотреть на мост в переулке. Ее мысли неестественно сплелись в клубок и вызывали боль. Она чувствовала, что в голове появилось «гнилое» место, которое соединялось с темным туннелем, заполненным ужасным шумом, мешающим сосредоточиться; в глубине темноты неистово метались и скрежетали крыльями стаи летучих мышей.

Но здоровяк избавил ее от непосильной в данный момент задачи решить, что следует сказать. Увидев Вик, он сдвинул брови:

– Ну, вот и ты. А я все гадал, увижу ли тебя снова? За ним вернулась, да?

Вик уставилась на здоровяка непонимающим взглядом.

– Вернулась?

– За браслетом. На котором бабочка.

Он повернул ключ кассы, и ящик, где хранились деньги, с лязганьем и звоном выскочил наружу. Браслет матери лежал в дальнем углу ящика.

Стоило Вик увидеть его, и слабая дрожь вновь побежала по ногам. Пацанка порывисто вздохнула: впервые с того момента, как она выехала из «Короткого пути» и каким-то невероятным образом оказалась в Хэмптон-Бич, она ощутила нечто вроде понимания.

Был только один способ объяснить все происшедшее, включая мост, втиснутый в переулок. Все произошло в воображаемом Вик мире, где она отправилась на поиски браслета матери и в итоге нашла его. Или же Вик вообще никуда не ездила на «Роли». Что значит – родители вовсе не ругались. Просто Вик вернулась домой, перегревшись на солнце, сильно устав и выпив слишком много молочного коктейля. Задремала на кровати и теперь видит сон. Поэтому она решила, что лучше выход – забрать браслет матери, пересечь мост в обратном направлении и… проснуться.

В голове вновь встрепенулась тупая пульсация и сменилась сильной и резкой головной болью в области левого глаза. Вик не помнила, чтобы головная боль когда-либо сопутствовала ее сновидениям.

– Спасибо, – сказала Пацанка, когда Пит через прилавок протянул ей браслет. – Моя мама очень из-за него переживает. Он дорого стоит.

– Очень переживает, да? – Пит вставил себе в ухо мизинец и повращал туда-сюда. – Дорог как память, я думаю.

– Нет. То есть да,так и есть, он принадлежал ее бабушке, моей прабабушке. Но я имею в виду, он еще и очень ценный.

– Да уж, – немного странно произнес Пит.

– Он старинный, – заверила его Пацанка, не вполне понимая, почему здоровяка необходимо убедить в ценности браслета.

– Если он чего-то и стоит, то лишь из-за того, что старинный. А так цена ему – пшик. Обычная старая побрякушка.

– Это бриллианты, – сказала Пацанка. – Бриллианты и золото.

Пит издал короткий и язвительный смешок, похожий на лай.

– Так и есть, – настойчиво произнесла Вик.

– Не-а, – возразил Пит. – Бижутерия. Разве это похоже на бриллианты? Цирконий. Видишь, внутри он стал серебристым? Золото не стирается. Классное остается классным, сколько бы его ни били. – Лоб у него вдруг сочувственно сморщился. – Ты в порядке? Выглядишь бледной.

– В полном порядке, – ответила она. – Я от загара не прусь. – Сказать именно так ей показалось очень по-взрослому.

Однако Вик действительно было не по себе. Голова кружилась, и постоянно дрожали ноги. Она хотела на воздух, подальше от смеси ароматов: пота здоровяка, запаха луковых колец и пузырящего фритюра. Вик мечтала, чтобы сон этот закончился.

– Точно не хочешь выпить чего-нибудь холодненького? – спросил Пит.

– Спасибо, но я пила молочный коктейль, когда здесь обедала.

– Если пила молочный коктейль, то, значит, не здесь, – с усмешкой сказал Пит. – Может, в «Макдоналдсе». У нас только фраппе [17]17
  Кофе фраппе или греческий фраппе́ (греч. φραπές) – покрытый молочной пеной холодный кофейный напиток.


[Закрыть].

– Мне надо идти, – сказала она, поворачиваясь и направляясь к двери. Она знала, что загорелый Пит смотрит на нее с искренней озабоченностью, и была благодарна ему за сочувствие. Она надеялась, что он, несмотря на дурной запах и грубые манеры, хороший человек, который обеспокоен болезненным состоянием маленькой девочки, одиноко бредущей по Хэмптон-Бич. Она хотела, но не смогла сказать еще хоть что-то. Пот, как будто Вик внезапно заболела, проступил на висках и верхней губе; девочка с большим трудом подавила новый приступ дрожи в ногах. В левом глазу опять что-то закололо. На сей раз гораздо сильнее, чем в первый раз. Надежду на то, что она лишь воображает свой визит в «Террис» и просто плутает по необычайно правдоподобному сновидению, было невозможно удержать в руках: она выскакивала из ладоней, как скользкая лягушка.

Вик шагнула на улицу и быстро двинулась по раскаленному бетону, мимо припаркованных мотоциклов. Открыв дверь в высоком дощатом заборе, она вернулась в переулок за «Террисом».

Мост никуда не делся. Его наружные стены были вплотную прижаты к зданиям с обеих сторон. Больно было смотреть на его руины. Жжение в левом глазу все усиливалось.

В переулке возле мусорного контейнера стоял то ли повар, то ли мойщик посуды. Одним словом – работник с кухни. На нем был фартук, измазанный жиром и кровью. Любой, кто полюбовался бы этим фартуком, перестал бы обедать в «Террисе». Невысокий небритый парень с татуировками на предплечьях и руках, увитых гнусными рисунками и венами, уставился на мост с выражением возмущения и страха.

– Что это тут за хренотень? – растерянно спросил парень. Он непонимающе посмотрел на Вик. – Ты видишь это, малышка? Я имею в виду… что это за чертова хренотеньтут творится?

– Мой мост, – сказала Вик, хотя едва ли соображала, что говорит. – Но вы не волнуйтесь – я заберу его с собой.

Она схватила байк за руль, развернула и толкнула по направлению к мосту. Пробежала рядом несколько шагов, а потом перебросила ногу на педаль.

Переднее колесо ударилось о доски, и Пацанка на своем «Роли» погрузилась в шипящую темноту.

Этот звук – идиотский рев статических помех – усиливался по мере того, как «Роли» уносил ее все глубже внутрь моста. Вик показалось, что она слышит шум реки, но это была не река. Стены «Короткого пути» были сильно изрезаны длинными трещинами; она посмотрела на их мелькание и ощутила, как ни странно, трепет от ярко-белого великолепия. Ей показалось, что возле обратной стороны стены стоит самый большой в мире телевизор, настроенный на канал, по которому ничего не транслируют. В кривобокий и ветхий мост ударила буря, световая метель. Вик чувствовала, как «Краткопутк» слегка изогнулся под напором стихии, порывами налетающей на стены.

Она закрыла глаза, не желая больше ничего видеть, встала на педали и погнала на другую сторону. Она попробовала еще раз воспользоваться своим монотонным заклинанием – почти там, почти там, – но сейчас было слишком тошно подолгу повторять какую-либо одинаковую фразу. Оставались только ее дыхание и ревущая, бушующая статика, этот бездонный звуковой ураган, наращивающий мощность, взлетающий до сводящей с ума интенсивности, а затем усилившийся еще немного и еще, пока ей не захотелось крикнуть ему: «Прекрати!»Слово просилось на язык: « Прекрати, прекрати!»Легкие Пацанки наполнялись воздухом для отчаянного крика, но как раз в этот миг «Роли» влетел обратно в

Хэверхилл, штат Массачусетс

Звук выключился с мягким электрическим хлопком, как если бы она слушала огромное радио, а бог резко выдернул шнур питания. Она почувствовала хлопок у себя в голове, в левом виске, как небольшой, но отчетливо различимый взрыв.

Даже не успев открыть глаза, она поняла, что оказалась дома; или не дома, но, по крайней мере, в своемлесу. Она узнала лес по запаху сосен и кустарника; по воздуху: свежему, чистому и прохладному. Вик была уверена, что так легко дышится только возле реки Мерримак. Она слышала шум воды: отдаленный, нежный, успокаивающий звук потока, совсем не похожего на шум статических помех.

Вик открыла глаза, подняла голову, смахнула волосы с лица. Солнечный свет клонящегося к вечеру дня пробивался сквозь листву беспорядочными отблесками. Она перестала крутить педали и нажала на тормоз; опустила одну ногу на землю.

Вик повернула голову, чтобы сегодня в последний раз посмотреть сквозь мост на Хэмптон-Бич. Ей было интересно, сможет ли она с такого расстояния увидеть повара в грязном фартуке.

Но она не смогла этого сделать, потому что мост «Короткого пути» исчез. Осталось ограждение, за которым должен был следовать въезд на мост… Но дальше начинался крутой, поросший сорняками склон, тянувшийся до места «столкновения» с руслом глубокой синей реки.

Из бурного пенящегося потока торчали три расколотых, напоминавших в верхней части скобы, опоры моста. Ничего другого от «Короткого пути» не осталось.

Вик ничего не понимала. Она только что проехала через мост, вдыхала запах старого, подгнившего, обожженного солнцем дерева, смешенный с отвратительным «привкусом» помета летучих мышей, слышала стук колес о дощатый настил.

В левом глазу у нее запульсировало. Она закрыла его, сильно потерла ладонью и открыла снова… на мгновение ей показалось, что мост на месте. Она видела – или полагала, что видит, – его остаточное изображение, белое сияние, обрисовавшее контуры моста, тянувшегося до противоположного берега.

Но остаточное изображение быстро улетучилось, а из глаза потекли слезинки: она слишком устала, чтобы вот так с ходу разобраться, что именно произошло с мостом. Ей никогда в жизни не хотелось так сильно домой, в свою комнату. Прошмыгнуть внутрь, залезть в постель и ощутить хрустящие складки простыней.

Она начала крутить педали, но осилила всего несколько метров и сдалась. Слезла, пошла вперед – голова опущена, волосы растрепаны. Браслет матери свободно болтался на ее потном запястье. Вик ни разу даже не посмотрела на него.

Она протащила байк через задний двор по желтеющей траве, на игровой площадке; она уже здесь больше не играла – так что цепи качелей давно покрылись ржавчиной. Пацанка бросила «Роли» на подъездной дорожке и вошла в дом. Ей хотелось добраться до спальни, хотелось лечь и отдохнуть. Но, услышав из кухни звук открывающейся алюминиевой банки, она свернула с намеченного курса, чтобы посмотреть – кто и что пьет.

Отец стоял спиной к двери, держа в одной руке банку пива «Штро». Другую руку он держал возли струи холодной воды, поочередно подставляя костяшки пальцев.

Вик не знала, как долго она отсутствовала. Часы на тостере вечно показывали всякую ерунду. На них непрерывно мигало 12:00, как будто их только что перезапустили. Свет был выключен, так что кухня здорово смотрелась в предвечерних сумерках.

– Пап, – спросила она усталым голосом, который сама едва узнала. – Сколько сейчас времени?

Он взглянул на тостер и встрянул головой.

– Провалиться мне, если я знаю. Минут пять назад был скачок напряжения. По-моему, вся улица… – начал было оправдываться он, но затем, взглянув на дочь, вопросительно приподнял брови. – В чем дело? Ты в порядке? – Он закрыл воду и взял тряпку, чтобы вытереть руку. – Выглядишь бледной.

Она рассмеялась, но как-то напряженно и невесело.

– Пит сказал то же самое. – Ее голос как будто доносся издалека – с противоположного въезда в длинный туннель.

– Какой еще Пит?

– Пит из Хэмптон-Бич.

– Вик?

– Я в порядке. – Она попыталась сглотнуть и не смогла. Ей ужасно хотелось пить, хотя она не подозревала об этом, пока не увидела отца с холодным напитком в руке. На мгновение закрыв глаза, она представила запотевший стакан охлажденного розового грейпфрутового сока. Этот образ вызвал болезненное ощущение жажды каждой клеточки тела. – Просто пить хочется. У нас есть сок?

– Прости, малышка. В холодильнике шаром покати. Мама в лавку еще не ходила.

– Она прилегла?

– Не знаю, – ответил он, не добавив вслух: «И знать не хочу», хотя эта фраза отчетливо слышалась в интонации его голоса.

– Вот, – сказала Вик, сняла браслет с запястья и положила на кухонный стол. – Когда выйдет из комнаты, скажи ей, что я нашла браслет.

Он захлопнул дверцу холодильника и оглянулся. Скользнул взглядом по браслету и снова посмотрел на дочь.

– Где?..

– В машине. Между сиденьями.

В кухне потемнело, словно солнце скрылось за огромным темным облаком. Вик покачнулась. Отец коснулся ее лица тыльной стороной ладони, той, в которой держал банку пива. Костяшки пальцев он обо что-то ободрал.

– Боже, да ты вся горишь, Пацанка. Эй, Линн?!

– Я в порядке, – произнесла Вик. – Просто хочу прилечь на минутку.

Она не имела в виду, что хочет прилечь прямо там,прямо тогда.Она собиралась пойти к себе в комнату и растянуться под своим восхитительным новым плакатом с Дэвидом Хассельхоффом, но ноги у нее подкосились, и она начала падать. Отец опередил ее. Прежде, чем она рухнула на пол, он подхватил Вик одной рукой под ноги, а другой – под спину, он вынес ее в коридор.

–  Линн?! – снова выкрикнул Крис МакКуин.

Линда вышла из спальни, прижимая к углу рта мокрую махровую салфетку. Ее темно-рыжие волосы были растрепаны и напоминали перья, а глаза оставались полуприкрыты, словно она только что проснулась. Когда Линда увидела Пацанку на руках у мужа, взгляд ее стал более сосредоточенным.

Она встретила их у двери в спальню Вик. Тонкими пальцами она смахнула волосы с лица Вик и приложила руку к ее лбу. Ладонь у матери была холодной и гладкой, и от ее прикосновения девочка содрогнулась, одновременно ощущая и тошноту, и удовольствие. Ее родители больше не сердились друг на друга; если бы Пацанка знала, что для их примирения ей надо всего лишь вызвать у себя тошноту, она не стала бы гонять через мост в поисках браслета. Ей просто следовало сунуть себе палец поглубже в рот.

– Что с ней случилось?

– Сознание потеряла, – сказал Крис.

– Ничего я не теряла, – возразила Пацанка.

– У нее температура под сто градусов [18]18
  По Фаренгейту, 38 ^опо Цельсию.


[Закрыть], она падает с ног, но продолжает со мной спорить, – с явным восхищением отметил отец.

Мать опустила мокрую тряпку, которую прижимала к углу рта.

– Тепловой удар. Три часа провела в машине, потом сразу же запрыгнула на велосипед и умчалась со двора. Солнцезащитным кремом не намазалась и весь день ничего не пила, кроме того паршивого молочного коктейля в «Террисе».

– В «Террисе» его называют фраппе, – сказала Вик и подметила: – Мам, ты поранила себе рот.

Мать лизнула уголок припухших губ.

– Сейчас принесу воды и ибупрофен [19]19
  Ибупрофен (иначе – нурофен). В США ибупрофен с 1974 г. применяется под торговым названием «Мотрин».


[Закрыть]. Нам обеим пойдет на пользу.

– Прихвати с кухни свой браслет, – сказал Крис. – Он лежит на столе.

Линда успела сделать два шага, прежде чем до нее дошли слова мужа. Она оглянулась. Крис МакКуин стоял в дверях в комнату Вик, держа ее на руках. Вик видела над своей кроватью Дэвида Хассельхоффа, который улыбался ей и выглядел так, словно ему едва удавалось подавить желание подмигнуть: Классно управилась, малышка.

– Он был в машине, – объяснил Крис. – Это Пацанка его нашла.

* * *

Вик спит.

Ее сны напоминали бессвязное мелькание стоп-кадров: противогаз на цементном полу, лежащая на обочине дороги мертвая собака с размозженной головой, лес из высоких сосен, увешанных слепыми белыми ангелами.

Последний образ был самым ярким и загадочно пугающим. Темные шестидесятифутовые деревья раскачивались на ветру, словно язычники в трансе во время обряда; ангелы же мерцали и проблескивали сквозь их одежды из ветвей. Вик стало страшно, она хотела закричать и даже попыталась, но не смогла выдавить из себя ни звука. Ее завалило удушающей лавиной теней и огромной горой мягкой, душной ветоши. Она упорно продиралась наружу, отчаянно толкаясь, молотя руками по всему вокруг со всей возможной злостью, вкладывая в это все свои силы, всю жилистость, пока вдруг не поняла, что сидит в кровати, а вся ее одежда насквозь пропиталась потом. Отец сидел на краю матраса рядом с ней и держал за запястья.

– Вик, – сказал он. – Вик.Успокойся. Ты меня только что так огрела, что чуть башку не свернула. Уймись. Это я, папа.

– Ой, – пискнула Пацанка

Отец отпустил ее запястья, и она уронила руки на одеяло.

– Прости.

Он взял себя за челюсть большим и указательным пальцами и подвигал туда-сюда.

– Сойдет. Заслужил, наверное.

– Чем это?

– Не знаю. Чем угодно. Никто не без греха.

Она подалась вперед, поцеловала его в небритый подбородок и улыбнулась.

– Жар спал, – отметил отец. – Теперь тебе лучше?

Она пожала плечами, полагая, что чувствует себя хорошо, раз уж смогла вылезти из-под огромной кучи черных одеял и убраться подальше от этого пригрезившегося леса зловещих рождественских сосен.

– Здорово тебя скрутило, – он покачал головой. – Тебе бы услышать, что говорила.

– И что я говорила?

– Например, кричала, что летучие мыши вылетают из моста, – сказал он. – Думаю, ты имела в виду колокольню.

– Да. То есть… То есть нет. Нет,я, наверно, имела в виду мост. – Вик на мгновение забыла о «Коротком пути». – Пап, а что случилось с мостом?

– С мостом?

– Ну, с «Коротким путем». С тем старым крытым мостом. Он буквально исчез.

– А! – вспомнил отец. – Я слышал, что какой-то тупой сукин сын пытался проехать по нему на своей машине и погнал напролом. Сам убился и почти весь мост обрушил. Останки, естественно, демонтировали. Вот почему я говорил тебе и шагу не делать на этот чертов мост. Его надо было разобрать еще лет двадцать назад.

Она содрогнулась.

– Посмотрела бы на себя, – улыбнулся отец. – Просто цуцик какой-то.

Она вспомнила свой бредовый сон о собаке с размозженной головой, и все вокруг сначала стало ярким, а потом потускнело. Когда в глазах у нее прояснилось, отец держал у ее груди резиновое ведерко.

– Если захочешь откашляться или потребуется стошнить, – сказал он, – постарайся сделать это в ведро. Господи, никогда больше не поведу тебя в этот поганый «Террис».

Она одновременно вспомнила и мерзкий запах пота, и липкие ленты, покрытые мертвыми насекомыми, и… ее вырвало.

Отец унес ведро с блевотиной и вернулся со стаканом ледяной воды.

Она выпила половину стакана за три глотка. Вода была такой холодной, что у нее начался очередной приступ дрожи. Крис опять укутал ее одеялами и, положив ей на плечо руку, сел рядом, дожидаясь, когда она согреется. Он не двигался и ничего не говорил. Но как же с ним было спокойно и надежно! Его присутствие подействовало как успокоительное средство, и почти сразу Вик ощутила, что сползает в сон… или, возможно, в какое-то новое приключение. Закрыв глаза, она поняла, что вновь сидит на байке: легко и стремительно несется сквозь темноту и безмятежное спокойствие.

Но когда отец поднялся, собираясь уйти, она еще чувствовала, что продолжает бодрствовать, поэтому смогла издать слабый протестующий звук и даже потянулась к нему. Он сделал шаг в сторону и прошептал:

– Отдыхай, Вик. Очень скоро ты вновь сядешь на свой байк.

Она плыла… и голос отца доносился издалека…

– Жаль, что убрали «Короткий путь», – тихо сказал он.

– А я думала, что мост тебе не нравится, – почти шептала она, переворачиваясь на другой бок, – как бы покидая и отпуская отца. – Думала, ты боишься, что я попытаюсь проехать по нему на байке.

– Это верно, – согласился он. – Мне былострашно. Я имею в виду, мне жаль, что его взяли да и убрали безменя. Все равно ведь собрались взорвать эту штуковину; жаль, что не мне предложили установить заряды. Этот мост всегда был смертельной ловушкой. Ежу понятно, что он ждал своего часа, чтобы кого-нибудь убить. Я ужасно рад, что этого не произошло с тобой. Давай спи, коротышка.

Различные места 1986–1989 гг.

Через несколько месяцев инцидент с потерянным браслетом был практически забыт, а когда Вик все-таки о нем вспоминала, то говорила, что нашла эту вещицу в машине. Она старалась по возможности не думать о «Коротком пути». Воспоминание о поездке через мост было обрывочным, похожим на галлюцинацию и неотделимым от сновидения с темными деревьями и мертвой собакой. Восстанавливать его ей было ни к чему, поэтому она убрала с глаз долой, спрятала в дальний уголок сознания, заперла, да и забыла.

То же самое она проделывала со всеми остальными случаями.

Потому что были другие случаи, когда она гоняла на «Роли» через мост, которого не было, чтобы найти то, что потерялось.

Был случай, когда ее подруга, Вилла Лордс, потеряла мистера Пентака, вельветового пингвина, приносившего ей удачу. Однажды родители Виллы затеяли уборку в ее комнате, когда Вилла ночевала в доме у Вик, и Вилла решила, что мистера Пентака выбросили в мусор вместе с ее фигуркой Тинкербелл [20]20
  Тинкербелл ( англ. Tinker Bell, Tink) – она же Динь-Ди́нь, или Динь – фея, из сказки Дж. Барри «Питер Пэн». Тинкербелл (Динь-Динь) является самой известной из всех сказочных фей.


[Закрыть]и светящейся игрушкой для рисования «Лайт-Брайт», которая больше не работала. Вилла была так безутешна, так огорчена, что на другой день не смогла пойти в школу – да и на следующий тоже.

Но Вик спасла положение. Оказалось, что, когда Вилла оставалась у нее на ночь, мистер Пентак был при ней. Вик нашла его под кроватью, среди залежей пыли и забытых носков. Трагедии удалось избежать.

Вик, разумеется, нев силах была поверить, что отыскала мистера Пентака, сев на «Роли» и проехав через лес Питтман-стрит до того места, где некогда стоял мост «Короткого пути». Она не верила и в то, что мост мог ждать ее там, что она видела на стене надпись, сделанную зеленой аэрозольной краской: БОУЛИНГ ФЕНУЭЙ-ПАРК [21]21
  Фенуэй-Парк – бейсбольный стадион в Бостоне, штат Массачусетс.


[Закрыть]. Не верила, что мост был наполнен ревом статических помех и что сквозь разломы в его сосновых стенах проносились таинственные огни и вспышки.

Тем не менее в ее памяти сохранился четкий образ: она выезжает из «Короткого пути» и попадает в пустой и темный – а и как иначе в семь-то утра! – боулинг. Крытый мост, как это ни абсурдно, вломился прямо сквозь стену и соединился непосредственно с дорожками. Вик знала это место. Две недели назад она ездила туда на чей-то день рождения, и Вилла тоже была там. Сосновый пол, чем-то смазанный, блестел, а велосипед Вик заскользил по нему, как масло по горячей сковороде. Она упала и ударилась локтем. Мистер Пентак лежал в корзине ДЛЯ НАХОДОК за прилавком, под полками с обувью для боулинга.

Эту история ей привиделась ночью после того, как днем Вик нашла мистера Пентака у себя под кроватью. Той ночью она была больна – горячая, липкая, с тягостными рвотными позывами, а ее сновидения были неестественно яркими.

Царапина на локте через пару дней зажила.

Когда ей было одиннадцать, она нашла бумажник отца между подушками дивана, а вовсе нена строительной площадке в Эттлборо. В течение нескольких дней после того, как бумажник нашелся, она чувствовала пульсацию в левом глазу, как после удара.

Когда ей было двенадцать, у четы де Зут, жившей через дорогу, пропал черно-белый старый тощий кот Тейлор. Он выбежал из дома, когда начинался летний ливень, и не вернулся. На следующее утро миссис де Зут ходила взад-вперед по улице и, щебеча как птичка, выкрикивала имя Тейлор. Мистер де Зут, напоминавший пугало, хотя всегда был при галстуке-бабочке и в подтяжках, стоял во дворе с граблями, ничего не сгребал, только в светлых глазах его читалась безысходность.

Вик очень нравился мистер де Зут – у него был смешной, как у Арнольда Шварценеггера, акцент, а в его кабинете располагалось миниатюрное поле боя. От мистера де Зута пахло свежесваренным кофе и трубочным табаком, и он разрешал Вик красить его маленьких пластиковых пехотинцев. Кот Тейлор тоже ей нравился. Когда тот начинал мурлыкать, в груди у него что-то ржаво погромыхивало. Звук напоминал работу старой коробкой передач, которая пытается с шумом пробудиться и разогнать машину.

Никто никогда Тейлора больше не видел… но Вик придумала для себе историю, что она ездила по мосту «Краткопутку» и в мокрых сорняках на обочине нашла старого бедолагу со слипшейся от крови шерстью и кишащими над ним мухами. Он дополз туда с улицы, где автомобиль переломил ему хребет. На асфальте Пацанка нашла даже все еще заметные пятна крови.

С тех пор звук статических помех стал для Вик ненавистен.