Текст книги "Новые неприкасаемые"

Автор книги: Джозеф Дилэни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

* * *

Зима, медленно сойдя со сцены, уступила место бурной весне, когда страну впервые по-настоящему ошеломила значимость «дела Судано». По мере приближения к лету его истинный смысл становился все более очевидным, заставляя простых людей выходить на улицы и выплескивать в протестах свое непрерывно нарастающее отчаяние. Осень принесла временное затишье, а зимние холода загнали боль за стены домов, где она, продолжая набухать тяжким нарывом, оставалась невидимой.

Клифтон Чедвик вздрогнул и зябко повел плечами, поднимая повыше воротник пальто из верблюжьей шерсти. Пока он шел от машины к крыльцу, густой снег успел облепить шею и плечи, и теперь, сбившись мокрыми комками вокруг воротника рубашки, таял и стекал за шиворот. Чедвик переложил сумку с продуктами из правой руки в левую, вставил ключ в замок и с облегчением переступил порог квартиры.

Послышался треск. Над его головой брызнули осколки фарфора. Чедвик уронил сумку, пинком захлопнул дверь и пригнулся, уворачиваясь от летящей в него стеклянной вазы с водой.

– Эбби… что слу?..

Трах! Вода залила ему плечи. В стену, возле самого уха, вонзился осколок стекла.

Чедвик бросился вперед, чтобы утихомирить свою сожительницу, вооруженную теперь не фарфоровой миской, а массивными ножницами. В несколько прыжков Чедвик пересек комнату. Что за бес вселился в женщину?

– Эбби! Эбби! Положи ножницы! Ты словно с ума сошла. Что случилось?

Женщина отступала, стискивая в правой руке свое оружие и не произнося ни слова. Глаза ее покраснели, словно от недавних рыданий. Причина для слез явно была нешуточной, а он, кажется, помешал ей собирать вещи – на кровати лежал раскрытый чемодан.

– Отойди от меня, ничтожество! – взвизгнула подруга, взмахнув ножницами. – Только подойди – убью!

Приближаться Чедвик не стал, но, посчитав за добрый знак хотя бы то, что она заговорила, снова спросил:

– Эбби, в чем я виноват?

– А ты не знаешь, Большой Человек? Мистер Умник, разваливший всю систему! Разве не ты под ручку вывел Джастина Судано из зала суда?

– Да о чем ты толкуешь, Эбби? Какое это имеет отношение к нам? Когда я уходил сегодня утром, ты лежала в этой самой постели и улыбалась. Разве ты не была счастлива?

– Еще этим утром у меня была работа, куда я ходила с улыбкой на устах, была карьера в Агентстве национальной безопасности. А теперь, благодаря тебе и твоей шайке, я безработная. И, наверное, навсегда.

– Почему? Как?

– Ты еще не догадался? Меня уволили из-за твоего теста, слизняк! Нас всех отправили на тестирование, и я пролетела. Теперь я статистический псих, а это означает, что ненадежна, и мне нельзя доверять секреты. Меня вышвырнули сразу после ленча. Пока я освобождала свой стол, охранники торчали у меня за спиной, а потом вывели меня на улицу…

– Эбби! Я…

Чедвик шагнул вперед, примиряюще подняв руки и собираясь ее обнять.

Нога Эбби угодила ему в пах, а когда он согнулся от боли, она сжала ножницы и вонзила оба длинных лезвия ему в спину. Потом шагнула в сторону и стала смотреть, как он медленно оседает на пол. Когда Чедвик перестал шевелиться, она выдернула ножницы, вытерла их, бросила в чемодан и продолжила свои сборы.

* * *

Тайри Хоси стоял, ежась на ледяном ветру, и страстно желал, чтобы репортаж поскорее закончился. Это был уже пятый выезд на сегодня, и глаза ему словно запорошило песком, а ноги совсем окоченели. Район тоже был не из приятных, и он прекрасно понимал, что микрофон оружием не назовешь.

Оператор, громадный негр Абдул Хабиб Уоткинс, несмотря на свой внушительный рост, явно разделял его чувства и разрывался между работой и необходимостью присматривать за машиной с оборудованием. Настроив камеру, он дал Тайри сигнал начинать.

– Это типичный день в Южном Бронксе, – заговорил Тайри. – У меня за спиной знаменитое здание, некогда известное под названием «Форт апачей». Теперь его называют иначе – «Небесная горка». Это здание – часть великой американской «ферм-машины». Днем и ночью полиция доставляет сюда арестованных. Они входят в эту дверь, поднимаются на лифте на верхний этаж, а затем, вероятнее всего, снова спускаются вниз и через служебный выход попадают в переулок с противоположной стороны здания. Но оказываются не в тюремном фургоне, а на свободе.

Тем, кому удалось оказаться внизу, больше не нужно убегать от полиции. Все признанные «ферм-позитивами» знают, что за любое преступление, кроме убийства, вооруженного ограбления или изнасилования, их даже не арестуют. В тюрьмах для мелких нарушителей закона не хватает места, а прокурорам известно, что с тех пор как семь месяцев назад суд над убийцей Джастином Судано закончился его оправданием, у них буквально не осталось шансов вынести обвинительные приговоры прочим преступникам.

А таких людей на наших улицах сейчас гораздо больше, чем когда-либо. И не только здесь, в Нью-Йорке, но и в Чикаго, Лос-Анджелесе, Питтсбурге и любом большом американском городе, поскольку искушение безнаказанностью пересилило страх, который прежде сдерживал кое-кого из них.

Кроме того, у них немало свободного времени. Почти все позитивы слоняются без дела, поскольку не могут найти работу.

Тест на «синдром Элбана» весьма прост. Наличие фермента в крови можно определить в ходе очень простого исследования. Работодатели, за которыми официально признали конституционное право проводить таковые, теперь зачисляют в штаты своих компаний медиков, единственная цель которых – выявлять работников с положительной реакцией: тех самых несчастных людей, которых в современной Америке начали называть «новые неприкасаемые».

Следствие: там, где до сих пор была просто нестабильность, наступил хаос. В воздухе запахло революцией. Мир замер в ожидании: что противопоставит наше свободное общество надвигающемуся разгулу уличной анархии?

В любом другом месте на Земле проблему решили бы штыками и концентрационными лагерями. Кстати, во многих странах именно так и поступили. «Синдром Элбана» не признает национальных границ, не уважает ни расы, ни пола, ни общественного положения. Но в нашей стране эту игру, кажется, придется сыграть до конца, и многие полагают, что с ее окончанием американскому обществу – каким бы оно ни было до сих пор – придет конец.

Репортаж из 41-го округа Южного Бронкса вел Тайри Хоси, «WBC News»

* * *

– Я все-таки согласился встретиться с вами, доктор Элбан, несмотря на то, что вы натворили.

– Не я, господин Президент, природа. И если не доктор Элбан, то кто-нибудь другой обязательно установил бы эту связь. Лично мне очень жаль, что и вы оказались жертвой фермента, но это, признайтесь, не влияет на факт его существования.

– Сейчас его называют «синдром Элбана». Большая честь для врача! Его имя попадает в учебники, верно?

– Господин Президент, давайте перестанем ходить вокруг да около. Мне известно, что вы позитив. И это не предположение.

– Однако сама история моей жизни начисто опровергает вашу теорию. Мне шестьдесят четыре года, из них я и дня не провел в тюрьме и ни разу не был арестован. Уж меня-то вам не удастся очернить.

– Я и не пытаюсь. В конце концов, я сам позитив.

– Что?

– Да, я тоже болен, и тоже никому об этом не говорил. И у меня тоже чистое досье, на бумаге. Но это вовсе не означает, что в моем прошлом нет поступков, которых следует стыдиться. Дело не в этом. Мы с вами, вероятно, достаточно стары и имеем достаточно высокий социальный статус, чтобы болезнь не заявила о себе: поэтому каждый из нас не представляет опасности для других. Но между нами находится огромное число менее удачливых людей. Только в нашей стране их почти четверть миллиона.

– По-вашему, виноват я? Но я лишь жертва.

– До определенной степени. Вы же видите, что происходит вокруг. Люди, как вы и я, наверняка существовали на протяжении всей истории человечества, но лишь теперь наличие фермента в крови расценивается как роковое обстоятельство. Теперь тест позволяет обществу идентифицировать часть своих граждан как преступников – и не статистически, а на индивидуальном уровне.

– Я жил с этой болезнью. Вы, очевидно, тоже. Мы же смогли миновать все ее опасности, значит, и они смогут.

– Выходит, оставим все, как есть? Вы в порядке, я в порядке, а остальные пусть крутятся, «как смогут»?

Президент Кинней промолчал. Элбан поднялся из кресла.

– Вокруг нас творятся чудовищные вещи. Всех обязывают пройти тестирование, результат которого недвусмысленно утверждает, что каждый позитив – потенциальный преступник, способный даже на массовое убийство, и что в рамках нашей юридической системы он обладает полным иммунитетом к наказанию. Тест настолько непоколебим, что Соединенные Штаты Америки не могут наказать человека, попытавшегося убить президента страны. Вы хоть представляете как поступает обычный работодатель, когда к нему приходит позитив и просит работу? Его выставляют в ту самую дверь, в которую он вошел, и чем скорее, тем лучше. Правительство здесь не исключение Помните Чедвика? Он мертв. Его убила сожительница, обвинив в том, что из-за него она потеряла работу в АНБ.

Как вы поступаете с такими людьми, господин Президент? Разумеется, человека, совершившего действительно тяжкое преступление, в некоторых штатах можно запрятать в кутузку, но только на определенное время. А как насчет остальных, тех, кто еще не поддался власти рока и, может быть, никогда не поддастся? Имеете ли вы право наказывать законопослушных граждан за проступок, который ни когда-нибудь могут совершить?

– Чего вы от меня хотите?

– Выходите из укрытия, господин Президент. Присоединяйтесь ко мне, воспользуйтесь вашим влиянием среди прочих тайных, но выдающихся позитивов. Давайте сообща откроемся миру и докажем, то не все из нас так уж плохи. Дадим хоть какую-то надежду людям на улицах.

Взгляните в лицо фактам, господин Президент. Вы виноваты в лучившемся не меньше меня. При естественном развитии медицина события развивались бы медленно. Моя книга очень противоречива и до покушения Судано была мало известна. Не получи эта история огласки из-за того, что в ней замешан президент, она никогда не оказала бы столь мощного влияния на общественное сознание. С течением времени люди сумели бы приспособиться.

– Подождите, доктор Элбан. Я не стал бы делать столь далеко идщущих выводов. Вспомните, ведь я оказался в роли жертвы…

– Тем не менее ваш особый статус возлагает на вас обязательство – действовать немедленно. Ведь если влиятельные люди не помогут жертвам, они позаботятся о себе сами. Процесс уже начинается, и остановить его необходимо сейчас, пока он полностью не вышел из-под контроля.

– Что вы имеете в виду?

– Назову вещи своими именами, господин Президент. Быть сумасшедшим вовсе не значит быть тупицей. Мы с вами тому живое доказательство. К тому же имеется другая статистика, не упомянутая на суде: относительный уровень интеллекта. Позитивы в большинстве своем умны, со средним коэффициентом интеллекта 125, а у многих он впечатляюще выше. А умному парню нельзя просто так дать пинка под зад, господин Президент, потому что умный парень всегда найдет способ сперва дать ответный пинок, а потом и рассчитаться за обиду сполна. Это было верно еще до открытия фермента и остается верным по сей день.

Теперь эти люди знают друг о друге, к тому же не страдают отсутствием здравого смысла. Более того, им известно, что они не просто меньшинство, а преследуемое меньшинство. Они способны установить между собой тождество, а, главное, – опознать друг друга.

Поэтому они организуются. Любому меньшинству, желающему власти, приходится консолидироваться. И, подобно любой группе людей, осознавших, что нормальное общество для них закрыто, они создадут собственное. Если их не берут на работу, если правительства штатов не выдают профессиональные лицензии, а покупатели не признают в них торговцев, то что им остается?

Преступления, господин Президент. Этот бизнес позитивам подали словно на блюдечке, потому что в нем почти нет риска – тебя не накажут, даже если поймают. Вы же помните, позитив – это псих. Так утверждает медицина, а ей вторят законы нашей страны.

Вы думали, что мафия сильна и изобретательна? А революцию вы не хотите? Что ж, она тоже на подходе.

– Хорошо, я понял, понял, доктор Элбан.

– Так вы согласны? Отлично! Поверьте, это единственный выход.

– Я не говорил, что согласен, но обещаю подумать над вашими словами. Сколько вы еще пробудете в Вашингтоне?

– До пятницы. Остановился в отеле «Мэйфлауэр», номер 1938.

– Хорошо, я свяжусь с вами перед отъездом. Когда будете уходить, оставьте секретарю номер вашего телефона.

«А это, – подумал Элбан, – есть тонкий намек на окончание разговора». Он откланялся и вышел.

Оставшись один, Кинней достал из ящика стола зеленый телефон без диска и кнопок. Президент поднес трубку к уху, дождался щелчка и заговорил:

– Зайди ко мне немедленно – есть разговор. И положил трубку.

* * *

Нельсон Элбан ощущал огромное облегчение. Он добрался по проходу «Боинга-767» до места А-17, бросил пальто на полку над головой сел и пристегнул ремни. Потом не спеша открыл коробку, которую перед самой посадкой в самолет ему вручил агент секретной службы. «С наилучшими пожеланиями от президента», – тепло произнес агент

Сняв оберточную бумагу, Элбан увидел обтянутый кожей ящичек на крышке которого золотыми буквами было вытиснено «Картье»

Внутри на голубом бархате лежали позолоченные дорожные часы размером с кулак.

Элбан откинул крышку часов. Под ней было табло с мягко светящимися красными цифрами. Очень красиво. Он закрыл крышку, уложил часы в ящичек, сунул его под сиденье и вскоре забыл о подарке.

В 9.35 в сорока тысячах футов над южной частью штата Индиана часовой механизм замкнул контакт.

* * *

Зеленый телефон загудел. Рука Киннея метнулась к ящику стола, выдвинула его.

– Да. – Пауза. – Никто не уцелел? – Пауза. – Какая трагедия. Слушай, теперь, когда непосредственная опасность позади, пора вернуться к делу. Случай с Элбаном показал, что мы допустили некоторые ошибки. Прежде всего мы поторопились избавиться от всех позитивов. Разыщи их. Если придется, проверь заново, но верни к работе – уже для нас. Пауза.

– Что значит – уйдет много времени? У нас его просто нет. Мой срок истекает через шестнадцать месяцев. Может, по Конституции два срока – предел, но это в обычной ситуации. А в нынешней я не собираюсь отдать власть им; они намерены вывести меня из игры. Да, они всегда этого хотели, но сейчас сильнее, чем когда бы то ни было. А теперь займись делом.

Кинней бросил трубку, задвинул ящик и оглядел стол. Ему нравился его стол. И пост ему тоже нравился. Оставить его? Нет уж, на подобную глупость способен только настоящий сумасшедший.

* * *

Тайри Хоси протянул длинную смуглую руку к приборной доске, покрутил переключатель кондиционера, потом взглянул на водителя. Дэйв Херрик пожал плечами.

– Бесполезно, Тайри. Эта штука начала издыхать еще с тех пор как мы миновали Падуку. Не проще ли просто открыть окна?

– Нет уж, спасибо, Дэйв. Только не на этой дороге. Уж лучше я попотею. – Хоси обернулся и взглянул на облака пыли на проселочной дороге, отмечающие продвижение их взятой напрокат машины. – Вроде уже немного осталось до… до… как называется городишко, куда мы едем?

Толстоватый Дэйв был круглолиц, а его довольно длинные вьющиеся темно-русые волосы поредели на лбу, еще более подчеркивая округлость лица. Ни дать, ни взять – диск полной Луны.

А еще Дэйв был осторожен. Кроме того, он знал, что его чернокожий друг Хоси слыл шутником, и потому ответил, помедлив, словно ожидая подвоха:

– Скайтерсвиль.

– Гнусное название, – заметил Хоси. – Мы бы уже добрались до места, если бы поехали через Сент-Луис вместо Падуки. Шпарили бы прямо по шоссе, да и машина там нашлась бы нормальная.

– Не я планировал маршрут, Тайри, а Нэт Рот. И наверняка о выбрал его неспроста.

– Конечно, так дешевле. И вообще говоря, что мы там можем отыскать? Парень мертв. От него остались такие ошметки, что и хоронить нечего.

– Его архивы, Тайри. Там все его архивы, а в них, возможно ключ к разгадке преступления.

– Если и метили, то не в него. Он просто случайно оказался в том самолете.

– Может, случайно, Тайри, а может, и нет. Но признай, что иногда предчувствия Нэта оправдываются. Кстати, нам подвернулся шанс полюбоваться природой.

– В гробу я ее видал. Вместе с кукурузными полями, проселочными дорогами и коровами. Я вырос среди этих красот на берегу Миссисипи. Потому и живу в Нью-Йорке. Коров я люблю на тарелочке в виде отбивных, а кукурузу – в консервной банке. Поганый гравий, если он тебе нравится, можешь оставить себе. На тебе, белом, пыль незаметна, а я словно напудренный. Придется залезть под душ. Дэйв кивнул на дорожный указатель:

– Еще две мили, Тайри. – Тут он взглянул вперед и ахнул: – Боже! А это еще что?

– Это называется комбайн. Большой и толстый. Уступи-ка ему дорогу; еще правее, а то сшибет.

– За ним кто-то мчится… я слышу сирену.

Дэйв сбросил скорость и стал озираться, где бы свернуть с дороги. Увы! Проселок был узкой, почти без обочин, а по его краям тянулись глубокие дренажные канавы. Не найдя лучшего решения, он просто остановил машину.

Комбайн был уже совсем близко, когда из поднятого им облака пыли выскочила полицейская машина, завывая и сверкая мигалкой.

Ее водитель заметил машину репортеров, но слишком поздно. шлея визг тормозов, полицейская машина заскрежетала по гравию. Запахло аварией.

Комбайн тем временем промчался мимо разинувших рты парней. Они успели разглядеть водителя: морщинистый старикан в клетчатой рубахе и соломенной шляпе.

Тайри снова ожило неоднократно пережитое ощущение: он знал, что его ожидает. То ли время замедлилось и начало ползти с черепашьей скоростью, то ли ускорилось восприятие, но Тайри, упершись ногами в пол, со спокойной отрешенностью наблюдал, как на левый бок их машины накатывает полицейский автомобиль. Из-под его передних колес фонтаном брызгал гравий, под крыльями, разлетаясь в стороны, вились клубы пыли. Все происходило, словно в замедленной съемке.

оси различал водителя – крупного мужчину с пышными рыжими усами и искаженным лицом. Глаза полицейского метались, а побелевшие пальцы отчаянно стискивали руль, изо всех сил пытаясь развернуть машину вправо.

Послышался звучный удар, левое крыло получило вмятину – его зацепил задний бампер полицейской машины.

Она промелькнула мимо, прошла юзом еще метров пятьдесят а замерла поперек дороги. Хоси расслабился.

Мотор машины смолк одновременно с сиреной, но красный купол мигалки продолжал вспыхивать. Водитель снова завел мотор, дал задний ход и остановился рядом с репортерами.

Высокий полицейский в темно-синей форме вылез из машины, нахлобучил на голову широкополую шляпу, затем подошел к потерпевшим. Лицо его было красным.

– Мужики, вы в порядке? – подавленно спросил полицейский. Дэйв заметил на его груди значок с именем.

– У меня, кажется, все в порядке, офицер… э-э… Эрвин. А как ты, Тайри?

– Нормально, Дэйв.

– Послушайте, – пробормотал Эрвин. – Мне действительно очень жаль, что так вышло. Я ведь не знал, что вы здесь стоите.

– Кстати, а что это были за гонки? – спросил Дэйв. – Тот старикан что-то натворил?

– Это Арт Фенски. Он местный чокнутый: гоняет на комбайне так, словно это легковушка или пикап. Сейчас он перебрал лишнего, а это ему вредно. Понимаете, у старикана свои странности. Он и раньше был немного того, а как съездил в город и прошел тестирование, он него вовсе житья не стало.

Единственное, что я могу сделать, так это вытурить его из города на проселок. Кстати, можно мне взглянуть на ваши права и регистрационное удостоверение? Надо записать.

Дэйв нашел документы и протянул их Эрвину. Тот отправился к своей машине за блокнотом.

– Выйду-ка я размяться, – решил Хоси. Он открыл дверцу И выбрался из автомобиля.

Херрик последовал его примеру. К тому времени Эрвин вернулся и отдал им документы.

– Что-то мне ваше лицо знакомо, – обратился он к Дэйву. – Вы с телевидения, верно?

– Да, – подтвердил Дэйв, – мы работаем в WBC.

– Я видел ваши репортажи с процесса Судано. Здесь тоже на задании?

Репортеры промолчали. Эрвин счел это за положительный ответ и заговорил дальше:

– Из всех жителей Скайтерсвиля только доктора Элбана показывали по телевизору. Других важных персон у нас нет. Вся эта история скверно попахивает, вот что я вам скажу. А вы знаете, что ни из ФБР были здесь уже через час после сообщения о его гибели?

Хоси раскуривал трубку – на ветру спичка норовила погаснуть, – замер, услышав слова полицейского.

– Что они здесь искали, офицер?

– Лерой – зовите меня Лерой, так меня звать. Что искали? Да почем мне знать! Направились прямиком к его дому, даже мне не сообщили, что приехали в город. В таких случаях местные власти полагается уведомлять, хотя бы из вежливости, а они мне и слова не сказали. Знаете, ведь я начальник здешней полиции, – гордо добавил он.

– Нет, мы этого не знали, – признался Дэйв. – Они все еще здесь?

– Да вроде нет. Кейл об их визите особо не распространялась, но, насколько я понял, они наведались за архивом дока. Заявились по-наглому – ни ордера, ни какой другой бумажки, вот Кейл их и шуганула. Не удивлюсь, если ружьем пригрозила.

– А кто такая Кейл?

– Кейл Эдварде, экономка дока. Живет у него несколько лет, с тех самых пор, как он тут поселился. Кое-кто, конечно, поговаривал, она для него была не просто экономкой. Кейл красивая женщина

– Как я понял, архив до сих пор у нее?

– Скорее всего. Если только Рич Хоган его не забрал. Рич – юрист дока. Ведет дела по его собственности и дому.

Лерой протянул блокнот Дэйву – тот стоял рядом и слушал.

– Будьте добры, прочитайте и подпишите.

Дэйв взял блокнот, пробежал глазами протокол, решил, что нет смысла тратить время, разбираясь в закорючках Лероя, и нацарапал внизу свое имя, потом вернул блокнот.

Спасибо, мистер… Херрик, – сказал Лерой, взглянув на подпись, чтобы освежить в памяти имя. – Городские власти свяжутся с конторой, где вы нанимали машину, и уладят вопрос об ущербе, на этот счет можете не волноваться. Вас еще что-нибудь интересует?

– Да, есть кое-что, – ответил Дэйв.

– Городок не очень большой, – заметил Лерой, – но, думаю, хуже не будет, если я сам представлю вас нужным людям – особенно Кейл. Вы ведь хотите с нею потолковать?

– Отличная мысль, Лерой. Но не лучше ли будет сперва заскочить к мистеру Хогану? Что скажете?

– Конечно. Я не особо занят. Городок у нас маленький, беспорядков я не терплю, и все это понимают. Меня тут уважают – кроме парней вроде Арта Фенски. Нет, сэр, в моем городе никто не смеет заигрывать с законом. – Он многозначительно поправил ремень с кобурой. – Прошу следовать за мной.

Они направились за Лероем по главной улице к старинному двухэтажному дому из красного кирпича. Остановившись, все трое зашли поговорить с Ричем Хоганом.

Встреча была краткой. Архива у Хогана не оказалось. Хозяин встретил их приветливо, но ясно дал понять, что его ждут другие дела. Все же он уделил минутку, позвонил Кейл сообщить, что в город приехали два репортера, и он не видит причин, почему бы ей с ними не поговорить.

– Если бы вы зашли к Кейл без предупреждения, она все равно связалась бы со мной, – пояснил Хоган.

От юриста Лерой с репортерами направились к дому Элбана – старому, но довольно крепкому и большому строению. Дверь была желтой, под цвет оконных рам.

Лерой солидно стукнул в дверь массивным бронзовым молотком и отступил на шаг, заложив большие пальцы за ремень и стараясь напустить на себя важный вид.

Но ждал он напрасно.

– Наверное, Кейл в дальних комнатах и не слышит, – смущенно пояснил он, протягивая руку к кнопке звонка.

Секунд через десять – пятнадцать дверь открыла высокая темнокожая женщина лет сорока.

– Доброе утро, Кейл. Это мистер Хоси и мистер Херрик. Хоган звонил тебе насчет них.

– Заходите. Вы объявились раньше, чем я предполагала. Слегка отступив, она впустила гостей.

– Чую, пирогом пахнет, – повел носом Лерой. – Нет, двумя пирогами: яблочным и черничным… и кофе тоже.

– Ты просто прелесть, Лерой, – улыбнулась Кейл. – Особенно? когда голоден. Впрочем, ты всегда голоден, верно я говорю? Почему бы нам не зайти на кухню и не отведать пирога?

Очень скоро они сидели вокруг кухонного стола и пили кофе, а Кейл нарезала пироги. Едва она положила кусок Лерою, как ее отвлек телефонный звонок.

– Звонят из участка, – сообщила она полицейскому. – Арт вернулся в город и уже успел свалить ограду вокруг церкви. Ты им позарез нужен.

Лерой вскочил, прихватив тарелку с пирогом.

– Зайду попозже и верну тарелку, Кейл, – крикнул он уже по пути к двери.

– Он не сядет в машину, пока не умнет весь кусок, – заметила Кейл. – А тарелка – лишь предлог, чтобы вернуться и получить добавку. – Женщина поставила перед гостями по тарелке. – А теперь, что я могу для вас сделать?

– Мы приехали сделать материал о докторе Элбане, мисс Эдвардс, – начал Тайри.

– Зовите меня Кейл. Мне так больше нравится. Но что можно сказать о докторе Элбане? Он умер, и не надо тревожить его прах.

На мгновение Тайри показалось, что она готова поддаться эмоциям но женщина быстро взяла себя в руки.

– Это очень важно, Кейл. Необходимо докопаться, кто убил доктора и почему.

– Но ведь то был несчастный случай. Власти уже провели расследование…

– И вам этого достаточно? Конечно же, нет. Скажите, что здесь делало ФБР? Что они искали? Его архив, верно?

– Какая разница, верю я в убийство или нет? Нельсона уже не вернешь.

– Почему правительству понадобился архив Элбана? Мы пока не знаем всего, но согласны с Лероем: обстоятельства гибели доктора скверно попахивают. Перед самым его отлетом произошло несколько странных событий. Мы, к примеру, знаем, что накануне он встречался с президентом. А перед самым вылетом какой-то человек срочно примчался в аэропорт и вручил ему пакет.

– А что в нем было? Я про это не знала. Как…

– Как нам это стало известно? На этот раз случайно. Жена одного из наших коллег приехала в аэропорт провожать мужа и видела, Как какой-то человек передал Элбану сверток. Мы считаем, что в свертке могла быть бомба.

– Бомба?!

– Самое невероятное то, что доктор с этим «подарком» благополучно миновал систему безопасности аэропорта. Такое просто невозможно без вмешательства свыше. Вы, кстати, в курсе, что творится в мире после открытия фермента. Вот это действительно бомба!

– Наверное, вы правы. Я слежу за выпусками новостей, но в нашем фермерском мирке мало что изменилось. Разве что Фенски… да нет, он всегда был ненормальным.

Хоси отодвинул тарелку и доверительно наклонился к Кейл, чтобы придать вопросу многозначительность:

– С какой целью доктор Элбан добивался аудиенции у президента?

– Комплекс Оппенгеймера, если хотите. Он чувствовал свою вину перед несчастными позитивами, и хотел им чем-то помочь.

– Скажите, Кейл, неужели вы допускаете, что убийцы доктора Элбана избегнут наказания?

– Наказания! Никого больше не наказывают. Неужели вы не понимаете, что это и есть самое ужасное? Безумцы получили лицензию на убийство. И их ничто не остановит.

– Но ведь есть вы, Кейл. Не запирайтесь, расскажите нам все. Очевидно, вы были для Элбана больше, чем экономкой. Вы ведь любили его?

– Да, и он меня. Почти двадцать лет я была его женой, а не экономкой. Уверена, вы меня поймете. В те времена, столько лет назад… словом, так поступать было не принято, особенно в городках вроде нашего. А если на подобное решались, приходилось лгать. Мы тоже лгали. Но я тем не менее законная вдова Нельсона. Хогану это известно.

– В таком случае, вы владелица архива?

– Да, скорее всего. Полагаю, я унаследовала все имущество Нельсона.

– В таком случае ваша позиция юридически непоколебима, и готов поспорить, что правительству это известно. Интересно, что у них на уме?

– Понятия не имею. Но у Нельсона имелись истории болезни тысяч людей. Он начал с записей собственных исследований, а когда приобрел интерфейс и подключился к базе данных Службы общественного здоровья, то узнал…

– Результаты тестирования всех граждан, правда?

– Да, так и было первое время. Позднее, когда Центр контроля заболеваемости переместил свои компьютеры в Атланту, Нельсон Потерял к ним доступ. Тогда он и начал анализировать старые записи – некоторым из них было лет тридцать или сорок.

– Такая старая информация?

– Он хотел узнать, существует ли зависимость между фермента в крови и другими заболеваниями.

– И он нашел такую зависимость?

– Насколько мне известно, нет. Он всегда обсуждал со мной профессиональные проблемы. Но… он нашел данные о ферменте в результатах кое-каких старых анализов. Видите ли, фермент этот не нов. Его выделили много лет назад, но его функцию в организме установил только Нельсон. Кровь можно разделить на множество фракций, и многие из этих фракций даже имеют названия, хотя их роль в метаболизме до сих пор не известна. Тот фермент потому-то и обнаружили, что его наличие в крови вызывало у некоторых пациентов ложную положительную реакцию на С-реактивный белок. К нему относились, как к досадной помехе, но никто не знал, какова истинная функция этого фермента. Нельсон же на основе старых историй болезни получил совершенно новую, революционную, информацию.

– А откуда он получал истории болезней?

– Из самых разных источников: Службы общественного здоровья, армии, государственных учреждений.

– А я полагал, что подобные изыскания незаконны, поскольку нарушают врачебную тайну…

– Верно, если пациент жив. Но людей, чьими медицинскими картами занимался Нельсон, уже почти не осталось в живых. К тому же во многих случаях правительство получало предварительное согласие пациента на передачу касающихся его сведений по каналам некоторых правительственных учреждений.

– Ага, уже теплее. И какие учреждения имеют право потребовать подобное разрешение?

– Насколько мне известно, некоторые из пациентов были сотрудниками Государственного департамента, другие занимали должности в службах безопасности. Кое-кто, возможно, работал в ЦРУ.

– А ФБР?

Наверное, из ФБР тоже. Весь Вашингтон просто впал в панику. Нельсона завалили работой. Они захотели немедленно узнать, кто позитив, а кто нет.

– И Элбану позволили получать и хранить подобную информацию?

– Предполагалось, что она так и останется в компьютере Агенства Национальной Безопасности. Они подключили терминал Нельсона таким образом, что он видел данные лишь на экране, но не мог перекачать их в собственную базу данных, так как не знал шифрованных кодов.

– Тогда как он ухитрился их сохранить?

– Очень просто. При помощи видеокамеры. Знаю, звучит абсурдно, но Нельсон был прав, утверждая, что в правительстве полные идиоты.