Текст книги "Рыцарь Семи Королевств (сборник)"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Мейекар Таргариен, принц Летнего Замка, посмотрел на Дунка из Блошиного Конца долгим взглядом, медленно двигая челюстями под серебристой бородой, а затем повернулся и пошел прочь, не сказав ни слова. Дунк услышал, как он уехал со своими людьми – и единственным звуком стал гул крылышек стрекозы, летающей над водой.

* * *

Мальчик явился на следующее утро, как только взошло солнце, – в старых сапогах, бурых штанах, буром шерстяном камзоле и поношенном дорожном плаще.

– Отец сказал, что я поступаю к тебе на службу.

– На службу к вам, сир, – поправил Дунк. – Для начала можешь оседлать лошадей. Каштанка твоя – обращайся с ней хорошо. И не смей садиться на Грома без моего разрешения.

Эг пошел за седлами.

– А куда мы едем, сир?

Дунк подумал немного.

– Я никогда не бывал за Красными горами. Не хочешь ли отправиться в Дорн?

– Я слыхал, там хорошие кукольники, – с усмешкой ответил Эг.

Присяжный рыцарь

В железной клетке на распутье дорог гнили под летним солнцем два мертвеца.

Эг остановился на них поглядеть.

– Как вы думаете, кто они, сир?

Его мул Мейстер, благодарный за передышку, принялся щипать сухую дьяволову траву у обочины, несмотря на то что был навьючен двумя громадными бочками с вином.

– Разбойники. – Дунк сидел верхом на Громе и потому был гораздо ближе к мертвецам. – Насильники и убийцы. – На его старом зеленом камзоле под мышками проступили темные круги. Солнце пылало на синем небе, и из Дунка с утра вышло несколько галлонов пота.

Эг снял широкополую соломенную шляпу, обнажив блестящую лысую голову, и стал отмахиваться от мух – сотни их ползали по трупам, а в безветренном воздухе висело и того больше.

– Наверное, они были большие злодеи, раз их посадили в воронью клетку.

Эг, бывавший порой мудрым, как мейстер, оставался, в сущности, десятилетним мальчишкой.

– Лорды лордам рознь, – сказал Дунк. – Не всем нужна веская причина, чтобы предать человека смерти.

Клетка была рассчитана на одного человека, однако в нее втиснули двоих. Они стояли лицом к лицу, переплетя руки и ноги, прижавшись спинами к горячим железным прутьям. Один из них перед смертью начал глодать плечо и шею другого. Над обоими успели потрудиться вороны. Когда Дунк и Эг появились у холма, птицы взмыли вверх черной тучей, напугав Мейстера.

– Кто бы они ни были, видно, что они голодали, – сказал Дунк, глядя на обтянутые зеленой кожей скелеты. – Может, украли хлеб или убили оленя в лесу какого-то лорда. – Засуха длилась второй год, и лорды стали весьма немилостивы к браконьерам, которых и прежде не очень-то жаловали.

– А может, они из разбойничьей шайки. – В Даске они слышали арфиста, певшего «Как вешали Черного Робина», и с тех пор благородные разбойники мерещились Эгу за каждым кустом.

Дунк встречал иногда разбойников, когда был оруженосцем у старого рыцаря, и не хотел бы встретиться с ними опять. Те, которых он знал, благородством не отличались. Один, которого помогал вешать сир Арлан, так любил перстни, что у мужчин отсекал заодно и пальцы, а у женщин откусывал. О нем, насколько знал Дунк, песен не складывали. Разбойники или браконьеры, разница небольшая, в компании мертвецов все равно невесело. Дунк медленно объехал клетку. Пустые глазницы казненных, казалось, следили за ним. У одного голова была опущена, а рот открыт, и Дунк заметил, что у него нет языка. Вороны, что ли, склевали? Дунк слышал, что воронье первым делом выклевывает глаза – может, язык идет следующим по порядку. А может, это лорд велел отрезать ему язык за дерзкие речи…

Дунк запустил пальцы в выгоревшие на солнце волосы. Мертвым уже ничем не поможешь, а вино в Оплот отвезти надо.

– Откуда мы ехали-то? – спросил он, оглядывая дорогу. – Что-то я закружился.

– Оплот вон там, сир, – показал Эг.

– Ну так поехали. К вечеру доберемся, если не будем торчать тут да мух считать. – Он тронул Грома каблуками и повернул большого коня на левую дорогу. Эг опять нахлобучил шляпу и потянул Мейстера за повод. Мул в кои-то веки подчинился без споров. Ему тоже жарко, подумал Дунк, да и бочки весят будь здоров.

Дорога от солнца стала твердой, что твой кирпич. В колее конь мог запросто сломать ногу, и Дунк держался посередине. Он сам вывихнул себе лодыжку, когда они уезжали из Даска – ночью было прохладнее, и он шел пешком. Рыцарь должен учиться терпеть боль, говорил ему сир Арлан. «Да, парень, сломанные кости и шрамы – такая же часть рыцарства, как мечи и щиты. А вот если Гром сломает ногу, то без коня и рыцаря нет».

Эг вместе с Мейстером плелся следом, ступая одной босой ногой в колею, а другой на середину. Из-за этого он на каждом шагу то поднимался, то опускался. На бедре у него висел кинжал, за спиной – сапоги, старый бурый камзол он подобрал и завязал вокруг пояса. На измазанном лице под полями соломенной шляпы темнели большие глаза. Ему десять, и росту в нем меньше пяти футов. В последнее время Эг стал быстро расти, но Дунка он догонит еще не скоро. С виду он вылитый конюшонок – нипочем не догадаешься, кто он на самом деле.

Клетка с мертвецами уже скрылась позади, но Дунк не мог перестать думать о них. Много разбойников развелось в королевстве. Засухе конца не видно, и простые люди тысячами снимаются с мест в поисках заветных земель, где идут дожди. Лорд Красный Ворон повелел им всем вернуться назад, к своим господам, да только его мало кто послушался. Многие говорят, что они-то и накликали засуху, Красный Ворон и король Эйерис. Это кара богов, ибо тот, кто проливает родную кровь, проклят. Кто поумней, тот, понятно, вслух такого не скажет. «Сколько глаз у лорда Красного Ворона?» – спрашивается в загадке, которую слышал Дунк в Староместе. «Тысяча и еще один».

Шесть лет назад в Королевской Гавани Дунк видел его собственными глазами: тот ехал на сивом коне по Стальной улице, а следом – полусотня Вороньих Зубов. Это было еще до того, как король Эйерис взошел на Железный Трон и сделал его десницей, но лорд и тогда притягивал взоры, весь в черном и алом, с Темной Сестрой на боку, сам бледный, волосы белые – живой мертвец, да и только. На щеке у него родимое пятно винного цвета – оно будто бы напоминает ворона, только Дунк ничего такого не разглядел, пятно и пятно. Мальчуган пялился так, что королевский чародей это почувствовал и повернулся к нему. Глаз у него один, и тот красный, второй у него отнял Жгучий Клинок на Багряном Поле, но Дунку показалось, что оба глаза целы и смотрят ему в самую душу.

Он содрогнулся от этого воспоминания, несмотря на жару, и Эг сзади спросил:

– Вам нехорошо, сир?

– Нет, ничего. Только жарко и пить охота, прямо как им. – На поле у дороги сохли рядами дыни. Козья и дьяволова трава по краям еще цеплялась за жизнь, но урожаю приходилось куда как плохо. Дунк знал, каково этим дыням. Сир Арлан говаривал, что межевой рыцарь не будет страдать от жажды, покуда при нем есть шлем, в который можно набрать дождевой воды. «Небесная влага – лучший на свете напиток, парень». Старик за всю свою жизнь ни разу не видел такого лета. Свой шлем Дунк оставил в Оплоте. В нем было бы слишком жарко и тяжело, а дождя, чтобы подставить под него этот сосуд, явно не ожидалось. Что делать межевому рыцарю, когда даже зелень на межах высохла и скукожилась?

Авось хоть в ручье можно будет искупаться. Дунк улыбнулся, воображая, как прыгнет прямо туда и растянется в мелкой воде, намочив волосы и камзол. Эгу, наверно, тоже захочется, хотя ему вроде бы и не жарко – он порядком запылился, но ничуть не вспотел. Он почти никогда не потеет и любит зной. В Дорне он бегал полуголый и загорел, как дорниец. Это все его драконова кровь. Слыханное ли дело – потный дракон? Дунк сам охотно снял бы камзол, но этого делать не подобало. Межевой рыцарь может хоть голый разъезжать, этим он никого не посрамит, кроме себя самого. Присяжный рыцарь – иное дело. «Если ты ешь мясо за столом лорда и пьешь его мед, – говаривал сир Арлан, – все твои поступки сказываются на нем. Всегда делай больше того, что от тебя ожидают, и никогда – меньше. Никогда не увиливай от трудных задач, а в первую голову – не позорь лорда, которому служишь». «Мясо и мед» в Оплоте означали курятину и эль, но сир Юстас ел и пил то же самое.

Поэтому Дунк продолжал париться в камзоле.

* * *

Сир Беннис Бурый Щит ждал их у старого дощатого моста.

– А, вернулся все-таки. Долго тебя не было – я уж думал, ты сбежал и стариково серебро прихватил. – Беннис сидел на своем косматом коньке и жевал кислолист, отчего казалось, что рот у него полон крови.

– За вином пришлось ехать в Даск. На Малый Даск налетели кракены [2]2
  Кракен – гигантский кальмар. У Мартина «кракенами» называют жителей Железных островов, промышляющих набегами с моря.


[Закрыть], увезли все добро и женщин, а что не взяли, то пожгли.

– Дагон Грейджой так и напрашивается, чтоб его вздернули – да только кому это по зубам? Видел ты старого Пейта Щипозада?

– Говорят, убили его, когда он вступился за свою дочку.

– Семь преисподних, – сплюнул Деннис. – Видал я эту дочку – было бы за что помирать. Он мне полсребреника остался должен. – Бурый рыцарь выглядел точно так же, как в день их отъезда, а пахло от него еще хуже. Свои бурые бриджи, мешковатый грубошерстный камзол и сапоги он не снимал и не менял никогда. Еще один бурый камзол, верхний, он надевал, когда облачался в заржавленную кольчугу. Меч у него висел на поясе из вареной кожи, покрытое рубцами лицо казалось сделанным из того же материала. Ни дать ни взять сморщенная дыня, которые они видели по дороге. Даже зубы под красными пятнами от кислолиста были бурые. Среди этого бурого однообразия выделялись глаза – светло-зеленые, косые, близко посаженные и злобные. – Всего-то две бочки, – заметил он. – Сир Никудышный просил четыре.

– Хорошо, что хоть две-то нашлись. Засуха добралась и до Бора. Говорят, виноград там превращается в изюм прямо на корню, да еще островитяне разбойничают…

– Сир, а воды-то нет, – вмешался Эг.

Дунк, занятый разговором с Беннисом, этого не заметил. Под щелястым настилом виднелись только песок и камни. Странное дело. Вода в ручье стояла низко, когда они уезжали, однако была.

Беннис рассмеялся. Смех у него был двух видов – иногда он кудахтал, как курица, а иногда реготал громче Эгова мула. Сейчас он кудахтал.

– Высохла, пока вы ездили, не иначе. Засуха, что поделаешь.

Вот тебе и выкупался, мрачно подумал Дунк и слез с коня. Что ж с урожаем-то будет? Половина колодцев на Просторе пересохла, а реки обмелели, даже Черноводная и могучий Мандер.

– Паскудное пойло, вода, – сказал Беннис. – Я раз напился, и меня вывернуло. Вино лучше.

– Только не для овса, ячменя, морковки и лука с капустой. Даже виноградникам нужна вода. Как это ручей пересох так быстро? Нас всего шесть дней не было.

– Он и так еле-еле сочился, Дунк. Я в свое время пускал ручьи побольше этого.

– Я вам не Дунк – сколько раз повторять? Меня зовут сир Дункан Высокий. – Да что попусту слова тратить. Такого сквернослова и насмешника еще свет не видывал.

– Это кто же тебя так зовет? Твой лысый щенок? – опять закудахтал Беннис. – Ты, конечно, подрос с тех пор, как ездил с Пеннитри, но для меня ты все тот же Дунк.

Дунк почесал в затылке, глядя на пересохшее русло.

– Что ж теперь делать?

– Вези вино домой и скажи сиру Никудышному, что его ручей высох. В колодце вода еще есть, так что от жажды он не помрет.

– Не называйте его Никудышным. – Дунк любил старого рыцаря. – Вы живете под его кровом, так проявляйте к нему хоть немного уважения.

– У тебя уважения хватит на нас обоих, а я зову его, как хочу.

Серовато-белесые доски заскрипели, когда Дунк ступил на мост. Среди камней кое-где остались лужицы не больше его ладони.

– Вон дохлая рыба валяется, видишь? – Запах напомнил ему о мертвецах в клетке.

– Вижу, сир, – сказал Эг.

Дунк спрыгнул вниз, присел и перевернул один из камней. Сухой и горячий сверху, илистый и мокрый снизу.

– Вода совсем недавно ушла, это видно. – Дунк кинул камень на берег, и тот сшиб нависшую над обрывом грудку сухой земли. – На берегу земля потрескалась, а посередке мягкий ил. И рыба еще вчера жива была.

– Дунк-чурбан – так, помнится, Пеннитри тебя называл. – Беннис сплюнул на камни красным кислолистом. – Чурбанам думать не надо, их головы для этого не годятся.

У сира Арлана это прозвище звучало ласково – он оставался добрым, даже когда ругался. Сир Беннис произносил его совсем по-другому.

– Сир Арлан уже два года как умер, – сказал Дунк, – а меня зовут сир Дункан Высокий. – Ему очень хотел заехать Беннису кулаком в челюсть и выбить его красно-бурые зубы. Беннис, может, и горазд драться, но Дунк на полтора фута выше его и на четыре стоуна тяжелее. Хоть и чурбан, да большой. Он успел стукнуться головой о половину всех притолок Вестероса и о стропила каждой гостиницы от Дорна до Перешейка. Брат Эга Эйемон измерил его рост в Староместе – тогда, полгода назад, Дунку недоставало одного дюйма до семи футов, а с тех пор он еще больше подрос. Расти – это единственное, что ему хорошо удается, как говорил старый сир Арлан.

– Отвези вино в Оплот, Эг, – сказал он, снова садясь на Грома. – Я погляжу, что такое стряслось с этим ручьем.

– Ручьи то и дело пересыхают, – упорствовал Беннис.

– Я просто хочу поглядеть.

– Камни переворачивать опасно, Дунк – кто знает, что из-под них выползет? В Оплоте у нас славные соломенные тюфяки, куры несутся исправно, и делать особенно нечего – знай себе слушай, каким крутым был сир Никудышный в молодости. Говорю тебе, оставь это. Высох ручей, и все тут.

Чего-чего, а упрямства Дунку было не занимать.

– Сир Юстас заждался вина, – сказал он Эгу. – Скажи ему, куда я поехал.

– Скажу, сир. – Мальчик потянул за собой Мейстера. Мул запрядал ушами, но понукать его опять-таки не пришлось. Хочет, чтобы с него скорее сгрузили бочки – оно и понятно.

Ручей, когда в нем была вода, тек на северо-запад, поэтому Дунк повернул Грома на юго-восток. Через каких-нибудь дюжину ярдов его догнал Беннис.

– Пригляжу, чтоб тебя не вздернули. – Он запихнул в рот новую порцию жвачки. – За теми ракитами на правом берегу начинается паучья земля.

– Я буду держаться нашего. – Дунк не хотел неприятностей с хозяйкой Холодного Рва. В Оплоте он наслушался о ней всякого. Ее прозвали Горячей Вдовой – она уже не одного мужа свела в могилу. Старый Сэм Ступс ругал ее и ведьмой, и отравительницей, и другими словами, почище этих. Два года назад она послала своих рыцарей за ручей схватить человека Осгри, который воровал у нее овец. «А когда милорд поехал требовать его назад, ему посоветовали поискать его во рву, – рассказывал Сэм. – Она зашила беднягу Дейка в мешок с камнями и утопила. После этого сир Юстас и взял на службу Бенниса, чтоб пауков отгонять».

Гром шел ровным шагом под синим небесным сводом, где не было видно ни облачка. Русло вилось между каменистыми, поросшими ивняком пригорками, через поля с пожухлыми колосьями. В часе езды от моста стоял принадлежащий дому Осгри лесок под названием Уотов лес. Издали он представлялся заманчивым, вызывая у Дунка мечты о свежей зелени и прохладной тени, вблизи оказался чахлым и подсохшим. С больших дубов падали листья, половина сосен побурела на манер сира Бенниса, и под ними лежала опавшая хвоя. Плохо дело, подумал Дунк. Одна искра – и все это заполыхает что твой костер.

Вдоль Шахматного ручья, однако, стеной росли молодые ивы, крапива и ежевика. Двое рыцарей, чтобы не продираться сквозь эту чащу, перешли через русло на сторону Холодного Рва, где лес вырубили под пастбище. Среди бурой травы с увядшими полевыми цветами бродили черноносые овцы.

– Нет глупее скотины, чем овцы, – промолвил Беннис. – Они тебе, часом, не родня? – Дунк не ответил, и он снова засмеялся, будто закудахтал.

Еще через пол-лиги они увидели плотину – небольшую, но крепкую с виду.

Ручей перегородили двумя палисадами из древесных стволов, не потрудившись снять с них кору, а в промежутке накидали камней и плотно утрамбовали землю. За плотиной ручей стекал в канаву, ведущую на поля леди Веббер. Дунк привстал на стременах, чтобы лучше видеть. На солнце сверкала целая сеть более мелких канавок – они разбегались во все стороны, как паутина. «Воду нашу воруют!» Дунк вознегодовал, особенно когда сообразил, что деревья для запруды взяты явно из Уотова леса.

– Ну что, чурбан, поглядел? – спросил Беннис. – Нет бы остаться при том, что ручей высох. Началось с воды, а кончится кровью – моей и твоей, по всему видать. – Бурый рыцарь обнажил меч. – Ну что ж, делать нечего. Вон они, землекопы проклятые. Надо их постращать. – Он пришпорил свою лошадку и поскакал по траве.

Дунку ничего не оставалось, как последовать за ним. На поясе у него висел длинный меч сира Арлана, славный клинок. Если у этих людишек есть хоть капля ума, они разбегутся, думал он. Из-под копыт Грома били фонтаны сухой земли.

Один землекоп бросил заступ, увидев скачущих рыцарей, но этим дело и ограничилось. Они стояли в ряд, десятка два человек – высокие и низенькие, молодые и старые, все загоревшие дочерна, с лопатами и кирками в руках. Беннис сдержал коня.

– Это земля Холодного Рва, – крикнул кто-то из рабочих.

– А это вода Осгри. – Беннис показал мечом в сторону ручья. – Кто поставил эту паршивую дамбу?

– Мейстер Серрик, – сказал молодой землекоп.

– Он только указывал – делайте то да делайте это, – поправил его старик, – а строили мы.

– Вы строили, вы и разбирайте.

Землекопы смотрели молча, с угрюмым вызовом. Один утер потный лоб.

– Да вы никак оглохли, – проворчал Беннис. – Может, мне пару ушей отрубить? Кому первому?

– Это земля Вебберов, – упрямо повторил старик, тощий и сгорбленный. – Нет у вас права тут находиться. А вздумаете нам уши рубить, миледи вас живо в мешок и на дно.

Беннис подъехал поближе.

– Я тут никаких леди не вижу, только наглое мужичье. – Он ткнул мечом в голую коричневую грудь старика, и на ней проступила кровь.

– Уберите меч, – вмешался Дунк, решив, что Беннис заходит слишком далеко. – Это не они придумали, им мейстер велел.

– Это для урожая, сир, – подтвердил другой крестьянин. – Пшеница у нас сохнет и груши.

– Либо груши погибнут, либо вы.

– А вы нас не пугайте, – снова подал голос старик.

– Не пугайте? – Меч Бенниса, свистнув, раскроил старику лицо. – Я сказал – либо груши, либо вы.

Напрасно он так. Дунк, видя, как хлещет из раны кровь, сдержал свою ярость – ведь они с Беннисом действовали заодно.

– Уходите, – крикнул он землекопам. – Возвращайтесь в замок своей госпожи.

– Бегом! – добавил сир Беннис.

Трое побросали свои орудия и побежали, но один кряжистый парень покрепче перехватил кирку и сказал:

– Их всего двое.

– Лопаты против мечей – глупая затея, Йорген, – произнес старик, зажимая рану. – Погоди. Дело этим не кончится.

– Еще слово, и конец придет тебе, – посулил Беннис.

– Мы никому не хотим зла, – сказал старику Дунк. – Нам нужна только вода, больше ничего. Скажи об этом своей госпоже.

– Скажем, – заверил задиристый парень с киркой. – Все как есть скажем.

* * *

Домой они ехали напрямик, через Уотов лес, радуясь скудной тени, которую еще давали деревья. И все равно они изжарились. В лесу предположительно водились олени, но единственной живностью, которая встречалась им, были мухи. Они жужжали вокруг головы Дунка, лезли Грому в глаза и раздражали коня невыносимо. Неподвижный воздух действовал удушающе. В Дорне дни тоже жаркие, зато ночи холодные – Дунк там кутался в плащ и все равно трясся. А на Просторе, даже здесь, ближе к северу, ночи ненамного прохладнее дней.

Пригибаясь под ветками, Дунк сорвал листок, и тот рассыпался у него в руке, как тысячелетний пергамент.

– Не надо было рубить того человека мечом, – сказал он Беннису.

– Подумаешь, пощекотал малость. Это научит его следить за своим языком. Я бы глотку ему перерезал, но тогда остальные разбежались бы, точно кролики, и пришлось бы за ними гоняться.

– Неужто вы их всех убили бы? Двадцать человек? – недоверчиво спросил Дунк.

– Двадцать двух. На два больше, чем пальцев у тебя на руках и ногах. Пришлось бы убить, чтоб не трепали потом языками. – Всадники объехали бурелом. – Давай скажем сиру Никудышному, что его занюханный ручеек доконала засуха.

– Вы хотите солгать сиру Юстасу?

– А почему бы и нет? Кто ему правду-то скажет – мухи? – Беннис ощерил свои мокрые красные зубы. – Никудышник не вылазит из своей башни – разве что к мальчикам в ежевику.

– Присяжный рыцарь должен говорить правду своему господину.

– Правда правде рознь, чурбан. Иногда от нее один вред. Засуху насылают боги, а против богов человек ни хрена не может. Горячая Вдова – иная статья. Если сказать Никудышнику, что воду у него отвела эта сука, он сочтет долгом чести вернуть покражу назад. Вот увидишь. Он этого так не оставит.

– Так и следует. Нашим крестьянам без воды смерть.

– Нашим? – На этот раз Беннис заржал, а не закудахтал. – Может, я по нужде отлучился, когда сир Никудышный сделал тебя своим наследником? И сколько же у тебя крестьян? С десяток, считая полоумного сынка Косой Джейны, который не знает, каким концом топор держать? Сделай их всех рыцарями, и у нас будет вполовину меньше, чем у вдовы. Это помимо ее оруженосцев, лучников и прочих. Всех твоих пальцев не хватит, чтоб их перечесть – придется кликнуть лысую башку на подмогу.

– Мне не обязательно по пальцам считать. – Дунку все опротивело: жара, мухи и общество бурого рыцаря. Беннис когда-то служил вместе с сиром Арланом, но это было давным-давно. С тех пор он стал низким человеком, лжецом и трусом. Дунк послал коня рысью и уехал вперед, подальше от Бенниса и его запаха.

* * *

Оплот назывался замком только из вежливости. Он гордо высился на скалистом холме и виден был за много лиг, но весь состоял из одной-единственной башни. Пару веков назад она частично обрушилась и была восстановлена. Серый верх с севера и запада резко отличался от старого черного низа. Тогда же на кровле, опять-таки с северной и западной сторон, поставили стрельчатые вышки. Каменные надстройки в двух других углах так пострадали от непогоды, что трудно было определить, как они выглядели первоначально. Плоская крыша из сосновой дранки покоробилась и протекала.

От подножия холма к башне вела тропка, до того узкая, что ехать приходилось гуськом. Дунк поднимался первым. Вверху на скальном выступе стоял в своей потрепанной шляпе Эг.

К башне притулилась глинобитная конюшня, вся заросшая красновато-лиловым мхом. В одном из денников, рядом с Мейстером, стоял серый мерин старого рыцаря. Бочки Эг с Сэмом Ступсом, видимо, закатили в дом. По двору бегали куры.

– Ну как, выяснили, что случилось с ручьем? – спросил Эг.

– Горячая Вдова его запрудила. – Дунк спешился и вручил поводья Эгу. – Не давай ему много пить сразу.

– Да, сир, я знаю.

– Моего коня тоже возьми, парень, – распорядился Беннис.

– Я у вас не служу, – нахально ответил Эг.

Ох, не доведет его язык до добра, подумал Дунк.

– Возьми у него коня, не то в ухо получишь.

Эг надулся, однако послушался. Как только он взялся за повод, смачный красный плевок Бенниса шмякнулся ему прямо на босую ступню.

– Вы плюнули мне на ногу, сир, – ледяным тоном заметил мальчик.

– Угу. А в другой раз в рожу плюну, – посулил Беннис, слезая с коня. – Посмей только опять надерзить мне.

Дунк видел, как зол мальчуган, и боялся, как бы дело не обернулось к худшему.

– Займись лошадьми, Эг, – сказал он. – Нам надо поговорить с сиром Юстасом.

Единственным входом в Оплот служила дубовая с железом дверь в двадцати футах над ними. Нижние ступени из гладкого черного камня до того истерлись посередине, что больше походили на чаши. Выше их сменяла крутая деревянная лесенка, которую в случае нападения поднимали, как мост. Дунк шагал через две ступеньки, распугивая кур.

Оплот был больше, чем казался с виду. Его глубокие подвалы и склепы занимали добрую часть холма, на котором торчала четырехэтажная башня. На двух ее верхних ярусах имелись балконы и окна, на нижних – только амбразуры. Внутри было прохладнее, но так темно, что глаза у Дунка не сразу привыкли. Жена Сэма Ступса, стоя на коленях у очага, выгребала золу.

– Сир Юстас внизу или наверху? – спросил ее Дунк.

– Наверху, сир. – Старуха так горбилась, что голова у нее сидела ниже плеч. – Он только что ходил навестить мальчиков в ежевике.

«Мальчики» были сыновья Юстаса Осгри – Эдвин, Гарольд и Аддам. Эдвин и Гарольд были рыцарями, Аддам – оруженосцем. Все они пали на Багряном Поле пятнадцать лет назад, в конце мятежа Черного Пламени. «Они умерли славной смертью, сражаясь за своего короля, – сказал Дунку сир Юстас, – а я привез их домой и похоронил в ежевике». Жена старого рыцаря тоже лежала там. Вскрывая новую бочку вина, старик всякий раз спускался с холма, чтобы помянуть своих мальчиков. «За нашего короля!» – произносил он, поднимая чашу, и пил.

Спальня сира Юстаса занимала четвертый этаж башни, горница помещалась под ней. Старик обыкновенно сидел там, роясь в своих сундуках. На толстых стенах из серого камня висело заржавленное оружие, знамена поверженных врагов, трофеи времен давнишних сражений, о которых не помнил больше никто, кроме сира Юстаса. Знамена, некогда яркие, покрылись плесенью, выцвели, запылились и все как одно казались зеленовато-серыми.

Сир Юстас, счищавший грязь с разрубленного щита, просветлел при виде Дунка.

– А, мой добрый великан – и храбрый сир Беннис. Взгляните-ка – я нашел его на дне вот этого сундука. Настоящее сокровище, хотя и заброшенное.

От щита, серого и щербатого, осталось чуть больше половины. Железный обод проржавел, дерево усеивали червоточины. На нем еще остались чешуйки краски, но слишком мало, чтобы распознать герб.

– Что это за щит, милорд? – спросил Дунк. Осгри уже несколько веков перестали быть лордами, но сиру Юстасу нравилось, когда его так называли – это напоминало ему о былой славе его дома.

– Он принадлежал Маленькому Льву. – Рыцарь стер немного ржавчины с обода. – Сир Уилберт Осгри имел его при себе, когда пал в бою. Вы, конечно, знаете эту историю…

– Нет, милорд, – сказал Беннис, – не знаем. Маленький Лев, вы сказали? Он что ж, карлик был?

– Разумеется, нет. – Усы старика возмущенно дрогнули. – Сир Уилберт был высокий, могучий муж и великий рыцарь. Это прозвище ему дали в детстве, как младшему из пяти братьев. В его времена семь королей еще сидели на своих престолах, и Хайгарден часто воевал со Скалой. Тогда нами правили зеленые короли, Садовники. В них текла кровь Гарта Зеленой Руки, и зеленая рука изображалась у них в гербе на белом поле. Жиль Третий повел свои знамена на восток, на войну со Штормовым Королем, и все братья Уилберта пошли вместе с ним: в те времена шахматный лев всегда развевался рядом с зеленой рукой, когда Король Простора выступал на битву.

Король Скалы, однако, усмотрел в этом удобный случай, чтобы оторвать кусок от Простора, и налетел на нас со своим войском. Осгри были хранителями Северных Марок, и встретить врага выпало Маленькому Льву. Ланнистеров вел четвертый король Лансель – а может, и пятый. Сир Уилберт заступил ему дорогу и сказал: «Ни шагу дальше. Я запрещаю вам ступать на землю Простора». Но Ланнистер послал свои знамена вперед.

Полдня они бились, золотой лев и шахматный. Ланнистер был вооружен валирийским мечом, с которым обычная сталь не сравнится: видите, как пострадал от него щит Маленького Льва. В конце концов, истекая кровью от дюжины ран, со сломанным клинком в руке, Уилберт бросился на врага очертя голову. Король Лансель разрубил его чуть ли не пополам, как поется в песнях, но Маленький Лев, умирая, успел вонзить свой кинжал королю под мышку, на стыке его доспехов. Западные воины, когда погиб их король, отступили, и Простор был спасен. – Старик погладил разбитый щит нежно, словно ребенка.

– Да, милорд, – проскрипел Беннис, – нынче бы нам такой воин в самый раз пригодился. Мы с Дунком побывали у вашего ручья. Сух, как старый скелет, и не засуха тому причиной.

Старик отложил щит и пригласил своих рыцарей сесть.

– Рассказывайте. – Он слушал Бенниса молча, вздернув подбородок и развернув плечи, прямой, как копье.

В молодости сир Юстас Осгри был, наверное, образцом рыцаря – высокий, сильный, красивый. Время и горе сделали свое дело, но он оставался по-прежнему широким в плечах и груди, с резкими, как у орла, чертами. Коротко остриженные волосы побелели, как молоко, однако усы сохраняли пепельно-серый цвет. Чуть более светлые, полные печали глаза прятались под такими же серыми бровями.

Они стали еще печальнее, когда Беннис заговорил о плотине.

– Этот ручей зовется Шахматным уже тысячу лет, а то и больше, – сказал старый рыцарь. – Мальчишкой я в нем ловил рыбу, и мои сыновья тоже. Алисанна любила плескаться в нем в такие вот жаркие дни. – Алисанной звали дочь старика, умершую по весне. – На берегу Шахматного ручья я впервые поцеловал девушку – мою кузину, младшую дочь моего дяди, Осгри с Лиственного озера. Теперь их никого нет в живых, и ее тоже. – Усы старика дрогнули. – Мы не можем этого допустить, сиры. Эта женщина не получит мою воду – шахматную воду.

– Плотина построена на совесть, милорд, – сказал Беннис. – Мы с сиром Дунком ее и за час не разберем, даже если лысый малец поможет. Понадобятся кирки, лопаты, веревки и дюжина мужчин – только для работы, а не для боя.

Сир Юстас молчал, глядя на щит Маленького Льва. Дунк откашлялся и сказал:

– Видите ли, милорд, с землекопами у нас вышла…

– Не беспокой милорда пустяками, Дунк, – перебил его Беннис. – Будет дурню наука, только и всего.

– Наука? Что за наука? – вскинул глаза сир Юстас.

– Да я там проучил одного. Чиркнул клинком по щеке, ничего больше.

Старик пристально посмотрел на Бенниса.

– Вы поступили необдуманно, сир. У этой женщины сердце паучихи. Она погубила трех мужей, а все ее братья, пятеро или шестеро, умерли еще в пеленках. Они стояли между ней и наследством. Не сомневаюсь, что она способна спустить шкуру с любого крестьянина, вызвавшего ее недовольство, но то, что ее человека ранили вы… такого оскорбления она не потерпит. Можете быть уверены: она явится за вами, как явилась за Лемом.

– За Дейком, милорд, – поправил Беннис. – Простите великодушно, ведь вы знали его, а я нет, однако его звали Дейк.

– С разрешения милорда, я мог бы съездить в Золотую Рощу и рассказать лорду Ровану об этой плотине, – сказал Дунк. Рован был сюзереном как старого рыцаря, так и Горячей Вдовы.

– Ровану? Нет, там вы помощи не найдете. Сестра лорда Рована вышла за Вендела, кузена лорда Вимана, стало быть, он родня Горячей Вдове. К тому же он не любит меня. Отправляйтесь завтра по моим деревням, сир Дункан, и соберите всех пригодных к бою мужчин. Я стар, но пока еще не умер. Эта женщина скоро увидит, что когти у шахматного льва еще есть!