355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джордж Гордон Байрон » Видение суда » Текст книги (страница 2)
Видение суда
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 22:02

Текст книги "Видение суда"


Автор книги: Джордж Гордон Байрон


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

L

 
За Цербера скорее стану я,
Хоть труд его не синекура тоже,
Чем допущу в надзвездные края
Ханжу и нечестивца с мерзкой рожей!..»
«Святой! – заметил Дьявол. – Страсть твоя
И правый гнев твой мне всего дороже!
А что до смены Цербера – изволь!
И наш годится на такую роль!»
 

LI

 
Тут Михаил вмешался: «Погодите!
Вы, Дьявол, да и вы, мой друг Святой!
Вы, добрый Петр, напрасно так шумите,
Вы, Сатана, порыв его простой
Из снисхожденья к пылкости простите!
И праведник забудется порой
В разгаре споров. Попрошу собранье
Прослушать очевидцев показанья!»
 

LII

 
Знак подал Дьявол. Дрогнул эмпирей
И, силе магнетической послушен,
Зажегся искрой, молнии быстрей,
Скопленья туч разрядами наруша.
От залпа инфернальных батарей
Вселенский гром потряс моря и сушу.
(Как пишет Мильтон – этот род войны
Важнейшее открытье Сатаны!)
 

LIII

 
И это был сигнал для тех несчастных,
Которым привилегия дана
Перемещаться всюду, ежечасно,
Презрев пространства, грани, времена.
Они порядкам ада не подвластны
И к месту не прикованы – одна
Владеет ими страсть к передвижению,
Но кара их от этого не менее.
 

LIV

 
Они гордятся этим. Ну и что ж?
Приятен всякий символ благородный:
Как ключ, блестящий из-под фалд вельмож,
Как франкмасонов символ ныне модный.
Набор моих сравнений не хорош:
Я – праха сын, как стих мой, с прахом сходный!
Мне духи высших сфер должны простить:
Ведь, право же, я их умею чтить!
 

LV

 
Итак: был дан сигнал из рая в ад,
А расстоянье это подлиннее,
Чем от земли до солнца. Говорят,
Исчислили уж те, кто нас умнее,
С какою быстротой лучи летят
От солнца к нам, чтоб сделалось светлее
И в лондонском тумане, где с утра
Блестят на зданьях только флюгера.
 

LVI

 
Итак: пошло не более мгновенья
На это все. Признаться мы должны:
У солнечных лучей поменьше рвенья,
Чем у гонцов надежных Сатаны:
При первом состязанье, без сомненья.
Окажутся они побеждены:
Где света луч годами мчится к цели.
Там Дьяволу не нужно и недели!
 

LVII

 
В просторе сфер с пятак величиной
Явилось как бы пятнышко сначала
(Я видел нечто сходное весной
В Эгейском море пред началом шквала), —
Оно меняло быстро контур свой,
Как некий бот, несущийся к причалу,
Или «несомый»? Сомневаюсь я
И в знании грамматики, друзья!
 

LVIII

 
Оно росло по мере приближенья
И очень скоро в тучу разрослось.
(И саранчи подобного скопленья
Мне наблюдать еще не довелось.)
Затмили свет мятущиеся тени,
Как крик гусей стенанье их неслось…
(Но, уподобив их гусиным стаям,
Мы нации гусям уподобляем!)
 

LIX

 
Здесь крепкими словами проклинал
Джон Буль[33]33
  Джон Буль – прозвище англичан.


[Закрыть]
свою же тупость, как обычно,
«Спаси Христос!» – ирландец бормотал,
Французский дух ругался неприлично.
(Как именно – я скромно умолчал:
Извозчикам такая брань привычна!)
Но голос Джонатана[34]34
  Джонатан – персонаж из романа Г. Филдинга «История жизни покойного Джонатана Уайльда Великого».


[Закрыть]
все покрыл:
«Эге! Наш президент набрался сил!»
 

LX

 
Здесь были и испанцы, и датчане,
Тьма-тьмущая встревоженных теней;
Голландцы были тут и таитяне,
Они смыкались кругом все тесней,
Готовя сотни тысяч показаний
И на Георга, и на королей
Ему подобных, за свои деянья,
Как вы и я, достойных наказанья.
 

LXI

 
Архангел побледнел: ведь побледнеть
Порой способен и архангел даже,
Потом он стал искриться и блестеть,
Как солнца луч сквозь кружево витражей
В готическом аббатстве или медь
Военных труб и пестрые плюмажи,
Как свежая форель, как вешний сад,
Как зори, как павлин, как плац-парад.
 

LXII

 
Потом он обратился к Сатане:
«Зачем же, друг мой, – ибо я считаю,
Что вы отнюдь не личный недруг мне,
Идейная вражда у нас большая,
Не будем вспоминать, по чьей вине,
Но я вас и ценю, и уважаю,
И, видя ваши промахи подчас,
Я огорчаюсь искренно за вас!
 

LXIII

 
Да, дорогой мой Люцифер! К чему ж
Излишество такое обвинений?
Я разумел совсем не толпы душ,
А парочку корректных заявлений!
Ведь их вполне достаточно! К тому ж
На разбирательство судебных прений
Я не хочу растрачивать – ей-ей! —
Бессмертия и вечности своей!»
 

LXIV

 
«Что ж! – молвил Сатана. – Не споря с вами,
Пожалуй, я готов его отдать:
Я получил бы с меньшими трудами
Гораздо лучших душ десятков пять.
Я только для проформы, между нами,
Хотел монарха бриттов оттягать:
У нас в аду – и Бог про это знает —
И без него уж королей хватает!»
 

LXV

 
Так молвил Демон, коего зовет
Многострочивый Саути «многоликим».
Вздохнул архангел: «Стоит ли хлопот —
Возиться с этим сборищем великим?
Пускай любой свидетель подойдет
И скажет, чем не угодил старик им!»
«Отлично! – молвил Сатана. – Ну что ж?
А вот Джек Уилкс[35]35
  Джек Уилкс (1727–1797) – английский политический деятель, публицист. Издавал газету «Норт Бриттен», в которой в апреле 1763 г. резко критиковал тронную речь короля Георга III. Подвергся аресту и был исключен из палаты общин. Позже был судом оправдан и вновь стал членом парламента.


[Закрыть]
– он, кажется, хорош!..»
 

LXVI

 
И пучеглазый бритт, весьма забавный,
Довольно бойко выступил вперед;
Он был одет с опрятностью исправной
Ведь наряжаться любит весь народ
На том и этом свете; благонравный
Адам – родоначальник наших мод,
А скромный фиговый листочек Евы
Прообраз юбки, как согласны все вы!
 

LXVII

 
Дух, обратясь ко всем, сказал: «Друзья!
На небесах у них холодновато
И ветрено. Боюсь простуды я!
Скорее к делу! Почему, ребята,
Вы собрались? Скажите не тая!
Не выбирать ли в небо депутата?
Так вот: пред вами я – чистейший бритт,
Апостол Петр вам это подтвердит!»
 

LXVIII

 
«Сэр! – возразил архангел. – Это бренно!
Дела мирские чужды нам сейчас:
Задача наша более почтенна:
Мы судим короля на этот раз!»
«А! – молвил Джек. – Так эти джентльмены
Крылатые, что окружают вас,
Чай, ангелы?! А я и не заметил!
А тот старик? Уж не Георг ли Третий?»
 

LXIX

 
«Да! – Михаил ответил. – Это он!
Его судьбу решат его деянья.
На небе с незапамятных времен
И самый жалкий нищий в состоянье
Судить великих!» – «Неплохой закон! —
Заметил Джек. – Но я без предписанья
И там, под солнцем смертных находясь,
Все говорил, что думал, не таясь!»
 

LXX

 
«Так повтори над солнцем речи эти,
Грехи Георга назови при всех!» —
Сказал архангел. «Полно! – дух заметил. —
Теперь его губить уж просто грех:
В парламенте, когда он жил на свете,
Его не раз я поднимал на смех,
Что поминать былые недостатки:
Ведь он – король, с него и взятки гладки!
 

LXXI

 
Он, правда, был жесток и глуповат,
Католиков казня миролюбивых,
Но Бьют-наперсник в этом виноват
И Грэфтон[36]36
  Грэфтон, Август Генри (1735–1811) – английский политический деятель, первоначально виг, затем – тори, травивший Уилкса.


[Закрыть]
– автор книг благочестивых.
Они уже давно в котлах кипят
В аду, во власти дьяволов ретивых,
А короля бы можно и простить, —
Пускай в раю он будет, так и быть!»
 

LXXII

 
«Ты стал, Джек Уилкс, на склоне лет пигмеем! —
Насмешливо заметил Сатана. —
Привычка быть придворным и лакеем
Тебе, однако, больше не нужна:
Глупцом ли был Георг или злодеем —
Он больше не король: одна цена
Всем грешникам! Не подличай! Не надо!
Теперь он только твой сосед по аду!
 

LXXIII

 
Я видел – ты уж вертишься и там,
Прислуживая дьяволам сердитым,
Когда они, рыча по пустякам,
На сале лорда Фокса[37]37
  Фокс, Чарлз Джеймс (1749–1806) – английский государственный деятель, глава радикального крыла партии вигов.


[Закрыть]
жарят Питта,[38]38
  Питт, Уильям Младший (1759–1806) – английский политический деятель, лидер партии тори, премьер-министр (1783–1801 и 1804–1806).


[Закрыть]

Его ученика! Ты знаешь сам:
Он был министр ретивый, даровитый,
Одних проектов уйму написал:
Ему я глотку ими затыкал!»
 

LXXIV

 
«Где Юниус?[39]39
  Юниус – «Письма Юниуса», публиковавшиеся под псевдонимом в 1769–1771 гг. в журнале «Паблик адвертайзер» в Лондоне, поразили читателей открытой и смелой критикой политики английского правительства и выступлений ряда реакционных политических деятелей. Автор писем не установлен.


[Закрыть]
» – раздался чей-то крик.
И все заволновались, всполошились,
И шум такой неистовый возник,
Что даже духи высшие смутились:
Напор теней был яростен и дик,
И все они толкались и теснились,
Как газы в пузыре иль в животе…
(Жаль, образ не на должной высоте!)
 

LXXV

 
И вот явился дух седой и хмурый,
Не призрак, а своей же тени тень.
То хохотал он дико, то, понурый,
Он был печален, как осенний день,
То вырастал он грозною фигурой,
То становился низеньким, как пень,
Его черты менялись непрестанно,
А это было уж и вовсе странно.
 

LXXVI

 
Сам Дьявол озадачен был: и он
Узнать сего пришельца затруднялся:
Как непонятный бред, как дикий сон,
Тревожный дух зловеще искажался,
Иным он страшен был, иным – смешон,
Иным он даже призраком казался
Отца, иль брата, иль отца жены,
Иль дяди с материнской стороны.
 

LXXVII

 
То рыцарем он мнился, то актером,
То пастором, то графом, то судьей,
Оратором, набобом, акушером,
Ну, словом, от профессии любой
В нем было что-то, он тревожным взором
Являл изменчивость судьбы людской,
Фантасмагорию довольно странную,
О коей фантазировать не стану я.
 

LXXVIII

 
Его не успевали и назвать,
Как он уже совсем другим являлся,
Пожалуй, даже собственная мать,
Когда он так мгновенно изменялся,
Его бы не успела опознать;
Француз, который выяснить пытался
Железной Маски тайну,[40]40
  Француз, который выяснить пытался // Железной Маски тайну… – Предполагается, что человек, брошенный по приказу французского короля Людовика XIV в крепость, был граф Эрколо Антонио Маттиола, государственный секретарь при дворе Фердинандо Карло Гонзага, герцога Мантуанского, Ряд лет провел в крепости, в том числе в Бастилии.


[Закрыть]
– даже тот
Здесь всем догадкам потерял бы счет.
 

LXXIX

 
Порой, как Цербер, он являл собою
«Трех джентльменов сразу» – это стиль
Творений миссис Малапроп,[41]41
  Миссис Малапроп – персонаж из комедии Шеридана «Соперники».


[Закрыть]
– порою,
Как факел, виден был он на сто миль,
Порой неясной расплывался мглою,
Как в лондонском тумане дальний шпиль,
И Барком[42]42
  Барк (Бэрк), Эдмунд (1729–1797) – английский политический деятель, один из предполагаемых авторов «Писем Юниуса».


[Закрыть]
он, и Туком[43]43
  Тук, Джон Хорн (1736–1812) – английский политический деятель, публицист, предполагаемый автор «Писем Юниуса».


[Закрыть]
притворялся,
И многим сэром Фрэнсисом[44]44
  Сэр Фрэнсис, Филипп (1740–1818) – также один из предполагаемых авторов «Писем Юниуса».


[Закрыть]
казался.
 

LXXX

 
Гипотезу имею я одну,
Но помолчу о ней из спасенья,
Что пэры мне вменят ее в вину
Как дерзкое и вредное сужденье, —
Но все-таки я на ухо шепну
Тебе, читатель, это подозренье:
Сей Юниус – НИКТО, – все дело в том, —
Без рук писать умеющий фантом!
 

LXXXI

 
Мне возразят: «Да полно! Как же это,
Чтобы писать без рук? В уме ли вы?»
«Но пишут же и книги и памфлеты
Пииты, не имея головы?
Они, скрывая сей дефект от света,
Находят и читателей, увы!
Морщинясь, часто мнит свиная кожа,
Что на чело мыслителя похожа!»
 

LXXXII

 
«Скажи нам, кто ты?» – молвил Михаил.
«Мой псевдоним на титульной странице,
Но если тайну я всю жизнь хранил,
То вам признанья тоже не добиться!»
«Так докажи нам то, в чем ты винил
Георга? Или хочешь отступиться
От слов своих?!» Но тень вскричала: «Нет!!!
Теперь его черед держать ответ.
 

LXXXIII

 
Не защитят его от обвинений
Ни мрамор мавзолеев, ни парча!»
«Но нет ли все же преувеличений
В памфлете, сочиненном сгоряча?
Противники в разгаре словопрений,
В пылу страстей порой разят сплеча…»
«О да! Я ведал страсть, скрывать не стану:
Любовь к отчизне, ненависть к тирану!
 

LXXXIV

 
Я все сказал. Пусть одного из нас
Постигнет кара!» – молвил исступленно
Nominis Umbra[45]45
  Nominis Umbra – тень имени (лат.), псевдоним автора «Писем Юниуса».


[Закрыть]
– и пропал из глаз.
А Дьявол молвил: «Было бы резонно
Нам вызвать, как свидетелей, сейчас
И Франклина, и Джорджа Вашингтона,
И Тука самого…» – но тут возник
На небесах какой-то шум и крик.
 

LXXXV

 
Отчаянно работая локтями,
Явился черт пред сборищем теней
И пал во прах с помятыми крылами,
Полураздавлен ношею своей.
Вскричал архангел, засверкав, как пламя:
«Что ты принес, злосчастный Асмодей?!
Ведь он не мертв!» – «Я только жду приказа, —
Ответил черт, – и он подохнет сразу!
 

LXXXVI

 
Ведь как тяжел, проклятый ренегат,
Его таща, чуть не свихнул крыла я!
Как гири из свинца, на нем висят
Его труды – вся писанина злая!
Кропал он эту пакость, супостат,
Историю и Библию кромсая,
Когда над Скиддо[46]46
  Скиддо – гора в Кумберленде, где часто жил Роберт Саути.


[Закрыть]
ночью я летал
И свет в его окошке увидал.
 

LXXXVII

 
Историю придумал Сатана,
Но Библия – творенья Михаила!
Сообразил я, как страшна вина
Злосчастного британского зоила,
Схватил его, пока его жена
За чайником куда-то уходила,
И вот мы оба перед вами тут,
Летел я меньше десяти минут!»
 

LXXXVIII

 
«A! – молвил Сатана. – Он мне знаком!
Давно ему пора сюда явиться…
Но он ведь глуп как пробка, и притом
Талантишком своим весьма гордится!
Мой милый Асмодей! С таким ослом
Совсем тебе не стоило возиться,
Ведь даже без доставки он бы сам
Сегодня или завтра прибыл к нам!
 

LXXXIX

 
Но, уж поскольку здесь он, пусть прочтет,
Что он писал…» – «Да можно ли такое? —
Воскликнул Асмодей. – Он, идиот,
Вообразил себя самим судьею
Всех дел людских! Ведь он же чушь несет!
Он никому не даст теперь покоя!»
«Нет, пусть прочтет! – воскликнул Михаил. —
Послушаемте, что он сочинил!»
 

ХС

 
Тут бард, счастливый, что нашел вниманье,
Которого не находил у нас,
Готовя рифмы к буре излиянья,
Прокашлялся, подготовляя глас,
Могучим рыком удивил собранье,
Но в первом же гекзаметре увяз,
В котором так подагра угнездилась,
Что ни одна стопа не шевелилась!
 

XCI

 
Он дактили пришпорил что есть сил,
Спасая стих свой неудобочтимый,
Но тут затрепетали тьмою крыл
И серафимы все, и херувимы,
И наконец поднялся Михаил:
«Помилуй, друг! Уже утомлены мы!
„Не радует, – Гораций говорит, —
Non Di, non homines…[47]47
  Ни богу, ни человеку… (лат.).


[Закрыть]
плохой пиит!“»
 

XCII

 
И тут поднялся шум: не мудрено,
Что всем стихи внушали отвращенье:
Ведь ангелам наскучили давно
И славословия и песнопенья,
А бывшим смертным было бы смешно
Прийти от грубой лести в восхищенье.
Георг и тот воскликнул: «Генри Пай![48]48
  Генри Пай – английский поэт Генри Джеймс Пай (1745–1813), с 1790 г. придворный поэт-лауреат Георга III. Писал во множестве бездарные стихи.


[Закрыть]

Лауреат! Довольно!!! Ай, ай, ай».
 

XCIII

 
Гул рос и рос, зловеще свирепея,
От кашля сотрясался небосвод,
Так, изумлять риторикой умея,
Наш Каслрей шумиху создает.
Кричали где-то: «Прочь! Долой лакея!»
В отчаянье от этаких невзгод
Бард бросился к Петру, ища защиты,
Петра ведь уважают все пииты!
 

XCIV

 
Сей бард природой не был обделен:
Имел и острый взгляд, и нос горбатый,
На коршуна похож был, правда, он,
Но все же в этой хищности крылатой
Имелся стиль, – он был не так дурен,
Как стих его шершавый и щербатый;
Являвший все типичные черты
Холуйства и преступной клеветы.
 

XCV

 
Вдруг затрубил архангел, заглушая —
Невероятным шумом шум большой, —
И на земле метода есть такая:
Лишь раз дебаты окриком покрой —
И водворится тишина немая,
Смущаемая только воркотней.
Ну, словом, стихло все, и бард польщенный
Предался болтовне самовлюбленной.
 

XCVI

 
Сказал он, что, не видя в том труда,
Писал он обо всем – писал немало,
Он хлеб насущный добывал всегда,
И лакомство ему перепадало;
Он мог бы перечислить без труда
Десятки од своих о чем попало:
О Тайлере, Бленгейме,[49]49
  Бленгейм – «Бленгеймская битва» – раннее произведение Р. Саути (1802), написанное под влиянием идей Французской революции.


[Закрыть]
Ватерло[50]50
  Ватерло – «Паломничество поэта к Ватерлоо» (1816), произведение Саути, написанное в реакционном духе.


[Закрыть]
 —
Ему ведь на издателей везло!
 

XCVII

 
Он пел цареубийц и пел царей,
Он пел министров, королей и принцев,
Он пел республиканских главарей,
Но он же поносил и якобинцев,
Пантисократом[51]51
  Пантисократ – сторонник социального строя, в котором установлена общность имущества.


[Закрыть]
слыл из бунтарей,
Но он напоминал и проходимцев,
Всегда способных в нужный срок линять
И убежденья с легкостью менять.
 

XCVIII

 
Сраженья проклинал и пел сраженья,
Их славу восхваляя до небес,
Он защищал поэзии творенья
И нападал на них, как злобный бес,
Всем продавал он музу без стесненья,
Ко всем влиятельным в любимцы лез,
Стихов он написал немало белых,
Но мыслящий читатель не терпел их!
 

XCIX

 
Вдруг к Сатане он обратился: «Я
Пишу и биографии на славу!
А вашу написать – мечта мок!
Два превосходных тома in octavo!
Все критики теперь мои друзья,
Читателей-святош я знаю нравы:
Вот только вас чуть-чуть порасспрошу —
И ваше житие я напишу!»
 

С

 
Но Сатана молчал. «Я понимаю! —
Воскликнул бард: – Горды вы и скромны!
Тогда я вам, архангел, предлагаю
Мой бескорыстный труд за полцены!
Я так вас расхвалю, что вы, сияя,
Затмите все небесные чины!
Как та труба, которой без усилий
Вы медь моих литавров заглушили!
 

CI

 
Но вот мое творенье! Вот „Виденье“!
Вот – справочник: кого и как судить!
Вы можете теперь свои сужденья
О всех и вся бездумно выносить!
Я, как король Альфонс,[52]52
  Король Альфонс. – Король Альфонс X Кастильский (1221–1284) был автором ряда научных трудов.


[Закрыть]
без затрудненья
И богу мог бы дело облегчить
Советами: ведь ясновидцы все мы,
Легко решаем сложные проблемы!»
 

СII

 
И тут он важно рукопись извлек —
Старались тщетно черти и святые
Остановить неистовый поток:
Их доводов не слушал наш вития!
Но сонм теней уж после первых строк
Исчез, как пар, лишь запахи густые
Амброзии и серы после них
Стояли долго в небесах пустых.
 

CIII

 
Все ангелы захлопали крылами,
Заткнули уши и умчались ввысь,
Все черти, оглушенные стихами,
В геенну, завывая, унеслись,
Все души смертных робкими тенями
В туманности внезапно расплылись.
Дрожа от страха, а у Михаила
И затрубить-то духу не хватило.
 

CIV

 
Тогда апостол Петр ключом взмахнул:
Он после пятой строчки разъярился
И так пиита нашего толкнул,
Что тот, как Фаэтон, с небес свалился,
Но в озере своем не утонул,
А за венок лавровый ухватился!
Но зреет в мире буря! Дайте срок:
Смерч вольности сорвет с него венок!
 

CV

 
Что утонуть не мог он от паденья,
Пожалуй, объяснить не мудрено:
Всплывает на поверхность, к сожаленью,
Вся грязь и мерзость – так заведено!
И сор и пробки – все несет теченье
Реки времен. Писака все равно
«Видения» кропать не перестанет:
Беда, беда, коль бес ханжою станет!
 

CVI

 
Но чем же этот гам и суетня
Закончились? Я ныне слаб глазами:
Нет больше телескопа у меня,
И трудно мне следить за небесами.
Однако наш Георг, уверен я,
Пробрался в рай: выводит он с друзьями
(Для этого не надобно ума!)
Теперь рулады сотого псалма!
 

Равенна. 4 октября 1821

КОММЕНТАРИИ

В конце рукописи поэмы «Видение Суда» Байрон пометил: «Равенна. 4 сентября, 1821. Mem.[53]53
  Mem. [Memorandum] – заметка для памяти (лат.).
  О. Афонина


[Закрыть]
Поэма начата 7 мая 1821 г., но в тот же день отложена. Возобновил работу около 20 сентября того же года и закончил, как датировано выше».

Поводом для написания этой сатиры послужило опубликование в апреле 1821 г. поэтом Робертом Саути (с 1813 г. поэтомлауреатом при дворе английского короля) верноподданнической поэмы, названной им «Видение Суда» и созданной на смерть английского короля Георга III (1738–1820). В предисловии к ней Роберт Саути не только поносил деятелей Французской революции, но и разрешил себе грубые клеветнические выпады против Байрона и Шелли, причислив их к «сатанинской школе поэзии».

В связи с уклонением издателя-тори Джона Меррея от публикации сатиры Байрон передал рукопись издателю-радикалу Джону Ханту, который за опубликование «Видения Суда» в первом номере журнала «Либерал» был привлечен к суду Королевской Скамьи и оштрафован. Поэма была издана под псевдонимом Quevedo Redivivus лишь 15 октября 1822 г.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю