Текст книги "Клеймо змея"

Автор книги: Джордж Брейген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

На этот раз Лукейо вез самые модные товары из Аквилонии. За время пути купец доверительно сообщил Астрису, что в трюмах стоят две огромные куклы – мужчина и женщина. Путешественнику, родившемуся на берегах Оссара, не стоило большого труда испросить разрешения взглянуть на этих разрумяненных деревянных истуканов, разряженных в полном соответствии с последними вкусами высшего света Аквилонии. Лукейо собирался выставить этих кукол в своей лавке в качестве образца для подражания. Глядя на деревянного кавалера и его даму, зингарцы должны были бы вблизи насладиться фасонами башмаков, самыми модными лентами и кружевами, бантами и поясами, – глядя на этакое великолепие, модницы Херриды должны были бы скупить все, даже опустошив до последней монеты кошельки своих мужей.

Следом за купцом на палубе барка появился кормчий Седэн, проведший «Шамар» по реке Ширке от самого Танасула до устьев Громовой, до волн Западного моря. С нижней палубы поднялись суровые охранники судна, воины в толстых кожаных жилетах. Барк с каждым мгновением приближался к конечной цели плавания по реке, и все с нетерпением ждали прихода в Херриду.

Огромная цепь между морскими башнями ослабла, звенья ее погрузились в море, чтобы вечером снова подняться из воды, преградив доступ в бухту.

«Шамар» осторожно вошел в узкий проход, образованный высокими мрачными стенами.

– Не хотел бы я находиться на борту неприятельского судна, прорвавшегося сюда сквозь цепь, – заметил Астрис братьям, показывая им на мрачные мощные стены, нависающие над барком. – В любой момент сверху может обрушиться ливень из стрел с зажженными наконечниками, горящая смола из котлов… А видите камни на самом верху?

Близнецы запрокинули головы так, что с затылков соскользнули капюшоны их походных туник, – только тогда они смогли рассмотреть исполинские валуны, замершие на самом верху стен.

– Ужасно вульгарно! – заметил Хундинг. – Эти безобразные камни портят вид, всю стройную линию здания…

– Никто и не думал о красоте, – вздохнул аквилонец. – Эти страшные глыбы поднимались туда не в качестве украшений. Достаточно выбить из-под каждого деревянный клин, толкнуть и… Как вы думаете, путешественники, что стало бы с нашим судном, если бы такой валун рухнул на него?

Мысленная картина падения такой глыбы на корабль исторгла из уст близнецов дружный горестный вздох.

* * *

Корабли довольно долго продвигались по ущелью, образованному огромными толстыми стенами, – иногда приходилось пропускать выходящие из защищенной гавани суда. Наконец близнецы увидели раскинувшуюся на склоне пологого холма Херриду, уже освещенную Оком Митры, которое почти наполовину вознеслось за это время над Рабирийскими горами.

В просторной гавани теснилось множество судов. Мачты колыхались в утренней дымке стволами причудливого леса, словно выраставшего прямо из воды, – после рассказа наставника о валузийских дубах и такое казалось братьям вполне возможным.

Снизу, из бухты, открывался удивительно красивый вид на просыпающийся город. Взгляд выхватывал узкие башни, высившиеся среди множества остроконечных крыш, крытых терракотовой черепицей.

– Взгляните, сколько шпилей! – чувственно произнес Астрис– Херрида знаменита своими храмами, ведь в Зингаре почитают Митру всем сердцем: страстно, исступленно, а не прохладно, как в наших с вами гордых странах. Или вы не согласны со мной?

Юноши не успели ничего возразить, потому что нос «Шамара» под крики матросов тупо уткнулся в потемневший помост пирса. С борта полетели канаты, и через несколько мгновений судно было пришвартовано, и на берег был переброшен деревянный трап.

Долгие сборы не требовались. Два вместительных походных кожаных мешка да посох Астриса – вот и вся поклажа, которую нужно было забрать из каюты, служившей путникам домом все время путешествия вниз по Громовой реке.

Хлодвиг и Хундинг не сразу смогли прийти в себя после того, как ступили на зингарскую землю. Несмотря на раннее время, вокруг гавани уже бурлила жизнь. У братьев возникло такое ощущение, что шум и гвалт поднимаются в Херриде, стоит только первым лучам солнца коснуться мостовых.

Братья ошеломленно озирались и глазели в разные стороны, в то время как их наставник уверенно шагал, рассекая пеструю разноязыкую толпу, кишевшую на набережной и на торговой площади. Тяжелый посох Астриса играючи взмывал в его руке и с металлическим стуком равномерно падал на гранитные плиты.

День только начинался, но на торговой площади уже все бурлило. Прилавки ломились от множества товаров, вокруг которых кружили купцы из самых далеких уголков Гирканского материка.

Близнецы ошеломленно осматривались по сторонам, порой даже теряя наставника из вида. По различным костюмам и головным уборам они пытались определить страны, из которых прибыл в Зингару этот торговый люд.

– Смотри, смотри! – возбужденно шептал Хлодвиг. – Видишь эти маленькие круглые шапочки с кисточками?..

– Вижу! – откликался его брат. – Это туранцы! А справа стоят трое в тюрбанах с жемчужинами, голову даю на отсечение, что они из Вендии!

Не успел Хундинг рассмотреть, как следует, костюмы вендийских купцов, как получил толчок локтем в бок:

– Не прозевай! Кхитайцы, самые настоящие кхитайцы!

Близнецы даже остановились, чтобы получше рассмотреть низкорослых щуплых мужчин, желтоватые лица которых были защищены от утреннего солнца соломенными округлыми шляпами, – и тут же на них налетел пухлый шемит в белоснежной длинной рубахе, расшитой загадочными красными знаками и фигурами. Шемит куда-то торопился и от неожиданности выронил сумку.

– Эй, бездельники! – гортанно крикнул он. – Нельзя ли поосторожнее!

Со всех сторон раздавался шум. Портовые смотрители громко командовали, купцы приветствовали друг друга, носильщики бегали со своими скрипучими деревянными тележками.

Братья, вынужденные извиниться перед шемитом, внезапно обнаружили, что потеряли Астриса из вида. Казалось, только что они видели перед собой его спину, но сейчас пестрая толпа, как волны моря, поглотила их наставника. Близнецы ринулись вперед, удобнее подбросив кожаные мешки за спинами, и снова столкнулись с прохожим, на этот раз – со смуглым мужчиной огромного роста.

Хундинг первым врезался в проходящего по площади гиганта, и у него возникло ощущение, что он с разбега наскочил на ствол толстого дуба, из тех, что в достатке росли в их родной Немедии, – настолько крепким оказался высокий молодой мужчина. Следом за братом и Хлодвиг ткнулся головой в спину незнакомца и тоже в первое мгновение подумал, что боднул лбом каменную стену.

– Кром! Вы что, хотите с ног меня свалить? – усмехнулся тот, глядя сверху на ошеломленных близнецов. – Не успел я приплыть в Зингару, как на меня уже нападают…

Незнакомец стоял против солнца, и его фигура отбрасывала такую огромную тень на гранитные плиты, что в ней оказались не только Хлодвиг с Хундингом, но и еще пара прохожих. Братья переглянулись и обменялись немыми вопросами, потому что ни один не мог определить, из какой страны прибыл этот гигант.

То, что он не мог быть местным жителем, становилось понятно с первого же мгновения, – длинные густые черные волосы незнакомца не были защищены от солнца никаким головным убором; хотя загорелое обветренное лицо говорило о том, что он приехал не из северных земель, в то же время его черты свидетельствовали о том, что это не уроженец Востока. Наставник Астрис, недавно вернувшийся из Пешкаури, показывал близнецам свои зарисовки костюмов афгулистанцев, и братья могли бы поклясться, что расшитый короткий жилет на этом гиганте носят именно в тех краях, но вряд ли эти голубые глаза могли быть глазами афгула…

Вот если бы его голову обтягивал красный платок, схваченный узлом на затылке, а в ухе покачивалась бы круглая серьга, близнецы в один голос воскликнули бы, что видят перед собой одного из морских разбойников, наводящих ужас на всех купцов Западного моря.

Гигант хмыкнул и двинулся вперед, уверенно рассекая пеструю гомонящую толпу. Следом за ним направились и близнецы, по-прежнему не обнаружившие своего наставника, – нашли они его только у выхода с торговой площади. Астрис стоял опершись обеими руками о посох и внимательно разглядывал запруженные народом улицы.

– Наставник, прости нас… – виновато обратился к нему Хлодвиг.

– Прости нас, наставник… – подхватил его брат, выглянувший из-за плеча. – Мы вели себя неразумно! Мы потеряли тебя…

Астрис лукаво посмотрел на своих питомцев, боявшихся поднять глаза, и наставительно заметил:

– Прелесть каждой потери порой в том, что за ней следует находка. Вы потеряли меня, зато теперь нашли – и это теперь навсегда останется в вашей памяти, на ее широких полях. Двинемся же теперь вперед. Нас уже, наверное, ждет Томезиус, мой большой друг.

Путники свернули на узкую улочку и направились к монастырю Небесного Льва, настоятелем которого и был давний знакомый Астриса Оссарского. По дороге аквилонец, прекрасно знавший Херриду, рассказывал питомцам о том, что она состоит, как бы из нескольких городов. На этом месте много эонов лет назад уже существовал роскошный валузийский полис, с причудливыми роскошными дворцами, широкими площадями и высокими башнями. Великая Катастрофа погрузила жизнь в небытие, и только пыль металась многие зоны лет по руинам мертвого города. Только потом образовалась Зингара, и ее жители должны были основать здесь город, чтобы защищать свои границы от воинственных аргоссцев и черных корсаров, промышлявших грабежом торговых судов, спускавшихся к морю по Громовой реке.

Как объяснял ученикам Астрис, Херрида делилась на Нижний город и Верхний, защищенный внутренним кольцом укреплений. В Верхнем городе, конечно же, располагались замки и дворцы зингарских нобилей, здесь жили советники и крупные торговые магнаты. А внизу обосновался народ повеселее, но попроще – ремесленники, рыбаки, мелкие купцы. А за границей внешних стен селились те, кто не боялся ничего потерять, – нищие, воровавшие масло из уличных светильников для еды, да чернокожие беглые невольники, сумевшие улизнуть, прежде чем их продали бы на Рабском рынке для работ на зингарских плантациях. Здесь жил своей жизнью как бы еще один город, жилища в котором зачастую вырастали внутри барков и галер, доживавших на берегу свой век. Самой распространенной пищей здесь была барда, нечто вроде кочанной капусты, в изобилии произраставшей на морском дне вдоль побережья. Барда росла даже на мелководье, так что собирать ее могли и дети, не умевшие плавать. Вареная на костре барда, политая маслом из фонарей с улиц и площадей, да морские ракушки, выброшенные приливом на берег, – вот и вся еда, о которой могли мечтать жители гниющих галер.

Обо всем этом поведал братьям Астрис, пока они шагали по старинным узким улицам Херриды. Часто на пути им приходилось пересекать площади, и тогда восхищенным взорам юношей открывались величественные храмы. Святилищ в Херриде было множество, еще с моря близнецы заметили обилие взметнувшихся над городом куполов храмов Иштар, невольно напоминавших молодым путешественникам огромные женские груди, рубчатые обелиски святилищ Исиды и, конечно же, выкрашенные охрой шпили храмов Митры, число которых, скорее всего, не уступало числу мачт, легко колыхавшихся на волнах у причалов херридской гавани. Наставник обратил внимание учеников еще в бухте, когда они смотрели на город снизу вверх, задрав головы:

– Смотрите, ученики мои, такое впечатление, словно не существует разницы между городом и гаванью. Здесь мачты, а в Херриде шпили…

Уже на городских площадях Хлодвиг и Хундинг смогли вблизи рассмотреть дивные храмы, вытянутые в длину и действительно напоминавшие морские суда, даже шпили их располагались в центре крыш, словно мачты без парусов.

– Каждый раз, глядя на зингарские святилища, я думаю, что Храм Митры и в самом деле является тем ковчегом, что способен перевезти нас от одного берега жизни к другому, – проникновенно заметил Астрис, откидывая назад седую голову. – Только на палубе такого судна можно не бояться ревущих валов Зла. Ведь в бушующих волнах мне всегда видятся изгибы чешуйчатых колец мерзкого Сета… Нужно каждое мгновение остерегаться его ловушек, никто на свете не может чувствовать себя спокойно, пока по земле ходят его слуги, Рабы Вечной Тьмы.

Шли они довольно долго. Коварная дорога то вела как будто к Храмовому Холму, но потом, точно издеваясь, сворачивала куда-то вбок и, не удаляясь от храмов, все же к ним и не приближалась. Солнце уже нещадно припекало, близнецы изнывали от зноя и жажды, но никто и словом не обмолвился о своей усталости, потому что Астрис словно не замечал духоты, бодро вышагивая по мостовым, набросив на голову войлочный капюшон походной туники.

– Скоро вы увидите нашего старого друга, – жизнерадостно сказал он, указывая на высокий шпиль, выкрашенный яркой охрой. – Когда-то мы с вашим покойным отцом, да пребудет в мире его мудрый дух, короновали неуемного Томезиуса! Мы признали этого могучего Льва царем нумерологии, вождем философии, верховным командующим всех древних и ныне существующих языков, на каких только изъясняются народы! Трепещите, неофиты, скоро вы предстанете перед его мудрыми очами и почувствуете себя мокрыми мышатами, которых рассматривает величавый Лев, подняв за хвостики из лужицы…

Наконец путники миновали узкую улочку и оказались на углу прямоугольной площади, противоположная сторона которой образовывалась оградой Храма Небесного Льва. Одновременно из уст близнецов вырвались вздохи облегчения, но тут же они насторожились, взглянув на учителя. С губ Астриса неожиданно сползла радостная улыбка, и на лице его появилось озабоченное выражение. Он даже невольно остановился на краю площади, и в то же мгновение с обеих сторон рядом с ним застыли Хлодвиг и Хундинг.

– Ничего не понимаю… – тихо промолвил аквилонец. – Врата храма закрыты и завешены белым пологом…

Близнецы устремили взгляды вслед за учителем и увидели, что на самом верху створок ворот белеет какая-то ткань. Они напряженно молчали, не осмеливаясь ни о чем спросить, потому что ясно видели, какое тяжелое впечатление произвела на Астриса эта деталь.

– Белый цвет всегда был в Зингаре цветом горя, – тяжело вздохнув, объяснил он. – Его вывешивают над вратами в дни траура. Томезиус, этот лохматый неуемный старик, всегда очень переживает утрату близких. Как жаль, что мы прибыли в день его печали! Но что поделать, не отплывать же нам обратно в Аквилонию…

Сопровождаемый учениками, аквилонец под палящим солнцем не спеша пересек безлюдную площадь, и они оказались перед высокими воротами.

Астрис три раза звучно ударил в дверь металлическим кольцом, висевшим под горлом металлической львиной морды, красовавшейся в центре каждой из двух створок. Не успели близнецы вдохнуть и выдохнуть воздух из груди, как под бровями львиной морды отодвинулась в сторону узкая пластинка и в образовавшемся просвете с внутренней стороны возник чей-то настороженный глаз.

– Мое имя Астрис Оссарский! – с достоинством объявил аквилонец. – Вместе со своими учениками я прибыл в славную Херриду по приглашению достопочтенного Томезиуса, да пошлет Всемогущий Митра ему дней здравых, а не хворых!

Громыхнул запор, и створка ворот подалась, но очень немного, так что образовалась лишь узкая щель, в которую еще нужно было протиснуться.

– Хороший прием, – пробурчал Астрис, проталкивая свое тело в тесный проем. – Сейчас я выскажу все этому лохматому умнику, сейчас я примусь трепать его нечесаную гриву…

Близнецы, проникшие внутрь за учителем гораздо проворнее, обнаружили, что изучавший их сквозь львиную морду взгляд принадлежал молодой жрице, из-под белой повязки которой на плечи падали густые рыжие локоны. Хлодвиг встретился с ней глазами и почему-то почувствовал, как сердце в груди дрогнуло и качнулось куда-то в сторону, настолько прекрасной показалась ему эта юная служительница Митры.

– Адальджиза, добрая моя девочка, мы приветствуем тебя, – сказал аквилонец. – Мы видим, что у вас случилось горе. Представляю, как переживает месьор Томезиус, да пошлет ему Податель Жизни здоровья и побольше толстых фолиантов…

– Ах, вы опоздали! – со слезами отозвалась рыжеволосая жрица. – Митра уже никогда не пошлет здоровья доброму месьору Томезиусу! Два дня назад страшная смерть настигла нашего любимого друга…

* * *

Разваливающиеся на ходу калиги не давали Конану покоя. Всем были хороши в свое время эти мягкие сапоги – в горах Химелии их мягкие подошвы не скользили даже на самых отвесных кручах, а в забарских тиковых лесах делали походку бесшумной, как у барса. Но здесь, на зингарских площадях и улицах, мощенных неровными булыжниками, они не доставляли особой радости при ходьбе, да и выглядели, надо признаться, отвратительно.

Будущий капитан не должен выглядеть жеманным щеголем, кто спорит. Дело молодых зингарских нобилей холить свои тоненькие усики, подпиливать и полировать ногти да с жадностью следить за последней аквилонской модой. Какое до всего этого дело моряку?

Но будущий предводитель морского вольного братства должен выглядеть достойно. Никто, понятно, не хихикнет за его спиной по поводу драной обуви, – какой бы ветер ни свистел в головах пиратов, кулаки варвара не позволили бы им брякнуть что-нибудь обидное.

Но ему предстояло встречаться с зингарскими чиновниками, с советниками, выдающими каперские патенты. А знатные вельможи, хитрые змеи, всегда уделяли большое внимание одежде, Конан это прекрасно понимал. Придешь в приемную к советнику – тут тебе и полированное дерево, и роскошные драпировки, золотые подсвечники и фарфоровые кхитайские вазы до потолка. На полах везде ковры из Иранистана… Да на такой ковер еще могут и не пустить в запыленных рваных калигах…

Невольно взгляд киммерийца остановился на деревянном сапоге, болтавшемся над вросшей в землю дверью, обитой снаружи толстой кожей. В нерешительности он остановился перед этой вывеской, задумавшись на несколько мгновений, и сразу почти перегородил людской поток на узкой полутемной улице. Спешащие по своим делам горожане оказались перед необходимостью огибать исполина-чужеземца – никто не осмеливался попросить его посторониться.

Хозяин, видимо, заметил в окно небольшое столпотворение перед своей лавкой, потому что, обитая кожей, дверь широко распахнулась и на пороге возник худощавый зингарец в фартуке.

– Прошу вас, почтенный месьор, входите! – темпераментно закричал он, приветственно раскинув руки. – В моей лавке вы найдете лучшую обувь на побережье! Клянусь Светлыми Лучами Митры, Подателя Жизни, Пастыря Рассвета, Охранника Заката, в лавке Хромого Риэго почтенный месьор найдет все, что только пожелает его душа!

Конан, вообще-то, и не собирался ничего находить. Взгляд его просто упал на деревянный сапог, висящий над дверью. В Херриде можно было увидеть сотни таких эмблем – над тавернами висели днища бочек, а то и целые бочонки, над харчевнями красовались деревянные морды свиней, а над рыбными лавками, понятно, выпиленные из досок рыбины.

По всей видимости, покупатели не баловали вниманием Хромого Риэго, поэтому зингарец почти вцепился в руку варвара, приглашая его зайти внутрь.

– О, все Святители-Покровители-Хранители-Податели-Возжигатели… – тараторил безумолку хозяин. – О, клянусь кончиками волос Светлоокой Иштар, у меня вы отыщете все, что только захотите!

– Ладно, молчи! – рявкнул Конан. – Нергал с тобой, морская трещотка, показывай, что там у тебя…

Он двинулся вперед и низко наклонил голову, чтобы не врезаться лицом в дубовую притолоку. Какие гномы строили эти дома…

На узкой улочке людской поток сразу пришел в нормальное состояние, как и раньше, понеслись в обе стороны по своим делам шумные зингарцы.

Хозяин лавки, заметно припадая на левую ногу, отошел к узкой длинной скамье, на которой красовались сапоги и башмаки самых разнообразных форм и размеров. Очутившись внутри, киммериец невольно поморщился от резкого дубильного запаха.

– Конечно, почтенный месьор носит прекрасную обувь, кто спорит, – не прекращал трещать Риэго. – Но и прекрасную обувь иногда приходится менять. Поэтому уважаемый месьор совершенно правильно поступил, что пришел именно ко мне, именно к лавке Хромого Риэго. Только здесь лучшая обувь на всем побережье от Кордавы до Мессантии, от Мессантии до Асгалуна, от Асгалуна…

– Закрой рот, Риэго Стоптанный Каблук! – оборвал варвар его болтовню, свободно изливающуюся и могущую продолжаться, судя по всему, бесконечно. – Я еще не решил, что мне нужно…

– Так, может, почтенного месьора интересуют перчатки? У меня имеется несколько отличных пар из тончайшего кордавского шевро. А пояса! Какие здесь вы увидите пояса и перевязи! Почтенный месьор…

Риэго осекся, потому что возле его носа возник солидных размеров башмак. Конан легонько ткнул его каблуком в губы и, грозно насупив брови, предупредил:

– Если ты не захлопнешь свой клюв, отродье крикливой чайки, то тебе придется сожрать башмак собственного изготовления, вместе с каблуком и гвоздями. Причем я не дам тебе запить это лакомство ни каплей вина… Понятно?

Смысл обещания дошел до хозяина мгновенно. Он только взглянул снизу в глаза киммерийцу, судорожно сглотнул и кивнул в знак согласия.

– Мне нужны сапоги, – сообщил варвар, задумчиво похлопывая башмаком по своей ладони. – Хорошие правильные сапоги, которые может носить уважающий себя капитан каперского корабля. Есть у тебя такие?

– Э-э-э, почтенный месьор, понимаете ли, – осторожно заметил Риэго, не выпуская из вида башмак в руке Конана. – Наметанным глазом я вижу, что у вас огромная ступня…

Киммериец опустил взгляд и посмотрел на свои ноги. Что значит огромная ступня? Нога как нога. Как и он сам…

– Длина вашей ступни, почтенный месьор, осмелюсь заметить, почти достигает локтя. Сожалею, но в моей лавке не найдется ничего, что подходило бы почтенному месьору по размерам.

– Чтоб ты провалился к Нергалу в задницу, – с отвращением сплюнул варвар. – Тебе только башмаки там чистить языком своим, рыбья требуха! «Лучшая обувь, лучшая обувь!»

Он бросил в угол башмак и уже развернулся, чтобы уйти, как Риэго снова заголосил:

– Клянусь Ресницами Митры, почтенный месьор, я смогу скроить для вас самые красивые, самые правильные сапоги капитана каперского корабля, лучше которых не сыщешь на всем побережье от Кордавы до Херриды, от Херриды до…

– Открой-ка пошире свою пасть, – рявкнул Конан, молниеносно схвативший со скамьи башмак с модным в Зингаре длинным носком, загибающимся кверху в виде птичьего клюва. – Разевай челюсти пошире, крысиный хвост, сейчас тебе придется сожрать это!

– Нет, прошу вас, уважаемый месьор капитан! – взмолился зингарец. – Выслушайте меня! Сейчас я сниму с вашей ноги мерку… это будет очень быстро – вы только сядете в кресло, поднимете ногу, и мерка уже окажется у меня… и очень скоро вы выйдете из двери в самых роскошных сапогах, каких не было еще на всем побережье!

На мгновение киммериец нахмурился, рассуждая – впихнуть все-таки в глотку шельмеца каблук или позволить ему снять мерку. Потом бросил на скамью модный башмак и махнул рукой. Оставалось только сесть в кресло.

– Действуй, мерзавец, – вздохнул он, поднимая ноги, обутые в разваливающиеся афгульские калиги. – Сам Сет с тобой не справился бы…

– Что вы, что вы, месьор капитан! – испуганно взвился боязливый зингарец, делая рукой защитные пассы. – Разве можно в честном доме упоминать это страшное имя! Особенно когда гнусное чудище бродит по ночным улицам Херриды…

Понимая, что заказчик уже не уйдет, Риэго снова дал волю своей болтливости. Стаскивая с ног Конана порванные пыльные сапоги и снимая с его ступней мерку, он без умолку молол языком:

– Как думает почтенный месьор капитан: скоро ли добрая Херрида избавится от Ночного Губителя? Долго ли еще мерзкий душегуб будет мучить честных жителей жестокими убийствами?.. Ну и нога у могучего месьора!.. Светлое Око Митры должно рассечь уже сплошной мрак и прекратить убийства… В лавке Риэго еще никогда не шились сапоги такого огромного размера!.. Клянусь Дарами Пухлых Грудей Иштар, теперь ночью даже стражники боятся выходить на улицы… Ну и подошва выйдет у этих сапог!

– О, Кром… – не выдержал варвар и выдернул левую ногу из ловких рук зингарца. – Твой язык вертится, как хвост у старой ослиной задницы, а толку никакого. Что ты несешь, морская пена? Я ничего не мог разобрать, о каком еще губителе ты мелешь?

Зингарец от легкого толчка опрокинулся назад, не выпуская, однако, из рук деревянную мерку. Тут же он приподнялся и вытаращил на Конана изумленные блестящие глаза.

– Уважаемый месьор не знает, что творится в Херриде? – удивленно пролепетал сапожник.

– Плевать я на это хотел, – хладнокровно заметил киммериец. – Сегодня я приплыл сюда, а через пару-тройку дней, надеюсь, уже забуду о твоем вонючем городишке. Есть на свете места и получше…

Варвар и в самом деле не рассчитывал долго задерживаться здесь. Конечным пунктом его маршрута все-таки оставалась Кордава. Именно в столице можно было надеяться получить приличное каперское судно, да и с самим патентом капера там не должно возникнуть существенных трудностей. Кое-кто там, понятно, еще и держал на него зло, – у многих в Зингаре имя Амра вызывало зубовный скрежет. Но все решают, в конечно счете, деньги, золотые кордавские золотые с солнечным диском Митры. А их Конан мог добыть порядочно, к тому же ему бы не понадобилось слишком много времени, чтобы в казну полилась золотая струя, половина той реки, которую он в будущем собирался повернуть в сторону своего кармана.

А насчет того, что Херрида – вонючий городишко… Так тут не особенно он и преувеличивал. За свою жизнь Конан видел города сказочной красоты, удивительные, непохожие друг на друга полисы. Разве можно забыть, как сверкают в лунном свете золотые купола бесчисленных храмов в Аренджуне? Как сотня высоченных зиккуратов поддерживает расплавленное небо над Дамастом? Разве можно с чем-то сравнить роскошь дворцов Султанапура, этой восточной красавицы, у стройных ножек которой распростерлось прирученным диким медведем бескрайнее море Вилайет? Да что там говорить с каким-то колченогим зингарским сапожником, проторчавшим всю жизнь в лавке среди стелек и каблуков… Конечно, он станет клясться каждым волоском в бороде Митры, что краше его родной Херриды нет города на всем побережье от Кордавы до…

– Ужасные убийства сотрясают Херриду, – обиженно взвился хромой. – Через каждые три дня новая смерть!

– Ну и что? – равнодушно пожал плечами киммериец.

Сколько он себя помнил, вокруг постоянно ходила смерть. Даже во сне варвар не мог никогда расслабиться, и сон его всегда был чуток, так что никто не смог бы спокойно приблизиться к изголовью его кровати, как бы крепко Конан ни спал. Детский лепет… каждые три дня – новое убийство. Да ему столько пришлось повидать на своем веку убитых, что из них можно было бы составить целую армию. Киммериец даже невольно усмехнулся при мысли о такой армии, хотя улыбка вышла достаточно зловещей, ведь он подумал, что такая армия была бы самой страшной на свете. Воображение помимо его воли нарисовало картину наступления безмолвного войска: залитые кровью бойцы с зияющими глазницами разрубленных черепов… лучники с отрубленными головами… конники, прошитые насквозь десятками стрел, но продолжающие управлять тяжелым бегом своих скакунов, защищенных мощными доспехами… Перед атакой такой армии в ужасе отступили бы самые доблестные защитники.

– Через каждые три дня в Херриде происходит новое убийство, – продолжал сапожник. – И самое страшное, что каждой жертве Губитель вырезает сердце, а потом ставит на лицо несчастного огромное клеймо!

– Да, это противно, – поморщился варвар, – Кром, бог моей родины, велит нам вырезать печень своему врагу. Но ведь это происходит во время схватки, когда воины дерутся друг с другом и все находятся в равных условиях. Ты согласен, хромой? Воин не станет убивать по ночам безоружных!

– Конечно, – поспешил согласиться сапожник, никогда не державший в руках оружия, кроме, разве что, широкого ножа для кожи.

– Ну что, трещотка, снял ты, наконец, мерку? – недовольно спросил Конан, которому надоело торчать в вонючей мастерской.

Он поднялся с кресла и понял, что вряд ли сможет еще раз надеть свои любимые калиги. После того как этот херридский болтун небрежно стащил их с ног киммерийца, его ветхая обувка совсем развалилась. Не шлепать же ему по зингарским мостовым босыми ногами!

– К завтрашнему вечеру почтенный месьор капитан сможет надеть новые сапоги, – сладко улыбаясь, сообщил Риэго. – Это будут лучшие сапоги, клянусь Дыханием Митры, и…

– Что ты несешь, мерзавец? – взревел киммериец. – Да я вырежу тебе не только сердце, но и заставлю сожрать собственные кишки вместе со всей требухой! Клянусь Взглядом Крома, я поставлю такое клеймо на твою воровскую морду, что тебя не узнает сам Нергал, когда встретит на краю своей помойной ямы! Сапоги мне нужны немедленно!

Но, как бы велик ни был его гнев, варвар понимал, что чудеса встречаются на этом свете редко, тем более в сапожной лавке. Хромой зингарец меньше всего походил на чародея вроде Витариуса, – тот, наверное, смог бы с помощью заклинаний быстро создать необходимые сапоги, – а Риэго умеет действовать только иглой да молотком.

Сапожник кричал и клялся всеми мыслимыми клятвами, что не сможет быстрее обещанного выполнить работу, а Конан громогласно обещал содрать с него кожу и сделать из нее подметки в следующей мастерской. В конце концов, стало ясно, что раньше вечера этого дня сапог ему было не видать.

Скрепя сердце, киммериец согласился и все-таки стал натягивать рваные калиги, хотя они с каждым мгновением все меньше и меньше напоминали обувь.

– Но мы еще не поговорили о цене, – промурлыкал хитрый Риэго. – Мы еще не выяснили, из какой кожи мне шить сапоги почтенному месьору капитану…

– Из какой кожи? – хмыкнул Конан. – Да разве это не все равно?

– Нет, конечно! В лавке Риэго шьются сапоги из кожи рабирийских козлов – для стражников, из кожи пуантенских ягнят – для нежных дам, из кожи ванахеймских оленей – для моряков. Но почтенному месьору я могу предложить самую лучшую кожу, которая вообще существует на свете, клянусь Дарами Митры и всеми…

– Ты опять захотел попробовать на вкус свой башмак? – зловеще поинтересовался киммериец. – Говори коротко, мошенник!

– Хорошо! Скажу прямо: лучшей кожей для сапог почтенного месьора будет кожа гликона. Ничего более подходящего нет, – понизил голос сапожник.

Варвар озадаченно почесал затылок.

Он, конечно, слышал о существовании гликонов, огромных змей, живущих в мутных водах Черной и Громовой рек, но никогда не видел этих жутких тварей, способных утащить с деревянных мостков зазевавшуюся селянку, стиравшую белье у реки, или даже опрокинуть лодку рыбаков. Гликоны подстерегали людей и около купален, близ речных причалов и безобидных заливчиков. Никому не удавалось вернуться из их подводных нор, и поэтому жрецы Митры из зингарских храмов прокляли гликонов: было строжайше запрещено использовать их кожу и есть мясо (весьма вкусное), потому что змеи-людоеды считались прямым порождением Сета, Змея Вечной Ночи.