355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джонатан Коу » Прикосновение к любви » Текст книги (страница 4)
Прикосновение к любви
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 00:04

Текст книги "Прикосновение к любви"


Автор книги: Джонатан Коу



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Часть вторая
Везучий человек

Пятница, 4 июля 1986 г.

Алун Барнс, бакалавр права,

Пардо и Годдард,

Пятый этаж, Черчиль-хаус,

Джеффри-стрит, 18, Ковентри

Миссис Э. М. Фицпатрик,

Франкли, Ишам и Вэринг,

Крофтвуд-роуд, 39, Ковентри

2 июля 1986 г.

Дорогая Эмма,

Приятно было встретиться с Вами в прошлую среду на вечеринке у Маргарет в Стивичолле. Я нашел, что она очень неплохо выглядит. Никто из нас не верил, что она так быстро оправится.

Меня интересует, не могли бы мы встретиться в ближайшие дни и неофициально побеседовать перед вторым слушанием по поводу дела Хепберн против Грина. По-моему, мистер Хепберн может пожелать уладить дело без суда, что было бы, как с Вашей, так и с моей точки зрения, наилучшим выходом, как мне кажется. Честно говоря, я хотел бы знать, не желаете ли Вы возродить традицию наших пятничных встреч за обедом в ресторане «Порт», просто чтобы обменяться мнениями?

Я в любом случае обедаю там в пятницу и буду Вас ждать.

Всего наилучшего,

Алун

P. S. Помимо всего прочего, я раздобыл новые свидетельства по делу Гранта, которые, как мне кажется, могут представлять для Вас интерес. Постарайтесь прийти, если найдете возможность.

* * *

Эмма отложила письмо и попыталась почувствовать себя заинтригованной. Скорее всего, это опять игры Алуна, но с нее довольно игр с собственным мужем. Шум, производимый Элисон, которая готовила кофе в офисной кухоньке, страшно раздражал. Пару недель назад письмо, вне всякого сомнения, заинтриговало бы ее: не то чтобы это дело представляло для нее особый интерес, если, конечно, забыть о том, что ей нравился клиент, но тогда у нее было больше желания работать. Теперь же она чувствовала себя усталой и выжатой.

Элисон принесла кофе и отчего-то тянула, не спеша поставить поднос на стол.

«Черт, – подумала Эмма. – Она меня жалеет, и теперь она еще что-то хочет сказать».

– Я могу вам чем-нибудь помочь? У соседей сейчас затишье.

Уже собираясь ответить «нет», Эмма замешкалась и передумала:

– Можете рассортировать вот эти документы, – сказала она. – Спасибо.

Эмма, как всегда, с удовольствием наблюдала за Элисон. Уже два года, как Элисон в офисе, и скоро наверняка сама сможет работать по искам. Это была аккуратная темноволосая и темноглазая женщина, и Эмма испытывала внутреннее, почти тайное удовольствие от того, с каким непринужденным изяществом та передвигается по офису, как наклоняет голову, когда разговаривает, от легкости и проворства ее пальцев, когда она подшивает документ или вскрывает конверт. Иногда Эмма спрашивала себя, почему они не сдружились. Однажды вечером она пригласила Элисон к себе домой, Элисон и ее тогдашнего приятеля, какого-то студента, и они вчетвером прекрасно поужинали на кухне; вино было теплым и ароматным, а Марк был само очарование. С внезапной четкостью перед ее глазами всплыла апельсиновая мякоть, в которую он вонзил зубы, когда они пили кофе. Но дружба требует более плодородной почвы, чем обычная светская вечеринка, и между Эммой и Элисон всегда оставался барьер, которому Эмма никак не могла подобрать определения, не говоря уж о том, чтобы преодолеть; вот и сейчас, несмотря на ее проблемы, момент для такого преодоления был столь же неподходящим, как и любой другой.

– Элисон, – тем не менее позвала Эмма.

– Да?

Слова предприняли усталую попытку всплыть, но тут же бесповоротно ушли на дно.

– У вас нет желания, – в конце концов проговорила Эмма, – заглянуть в пятницу днем в «Порт» что-нибудь выпить?

Элисон покачала головой:

– Пятница исключается. Я ведь должна поехать в Нортхэмптон, помните?

– Ах да, конечно.

Эмма отпила кофе и рассеянно лизнула ободок чашки. Она совсем об этом забыла.

* * *

Бар «Порт» располагался в районе, где кучковались агентства недвижимости, в полуподвальном помещении. По пятницам сюда приходили юристы, иногда вваливалась целая толпа из соседнего строительного общества, но до отказа «Порт» забивался очень редко. Какое-то время Эмма постояла в дверях, не желая почему-то проваливаться в подвальную тьму. Центр города выглядел на удивление приветливым и веселым; она даже подумала, что неплохо бы устроить ланч на скамейке в парке, запасшись парой сандвичей и бульварной газетенкой. Она так давно не совершала ничего непредсказуемого. Даже эта встреча с Алуном вполне предсказуема. Могла бы и догадаться, что именно ланчем все и кончится, она ведь знала, что Алун наверняка попытается прибегнуть к трюку из своего привычного репертуара.

Дав возможность сквозняку еще несколько секунд поиграть на ее лице, Эмма вошла внутрь.

В баре было темно и жарко, но тихо, а это уже кое-что. Малограмотное меню, написанное мелом, уведомляло о сегодняшних скидках на салаты и божоле. Спускаясь по ступенькам, Эмма поняла, что сглупила, надев туфли на высоких каблуках, уж очень неудобные и шумные; она поймала себя на том, что с такой страстью прижимает сумочку к груди, что всякому бросилась бы в глаза ее нервозность, если бы она вовремя не спохватилась. На какой-то миг ей до смерти захотелось оказаться где-нибудь еще, в каком-нибудь другом месте.

Алун сидел в углу за столиком на двоих, на свободном стуле стоял портфель. Голубая рубашка в полоску, красный галстук, неизменный светло-серый костюм. Но усы исчезли, и выглядел он более худым, значительно более худым, чем в их последнюю встречу. И еще он оказался очень высоким – когда встал и приветственно улыбнулся ей своей фальшивой улыбкой.

– Эмма. Очаровательно выглядите. Вы очаровательны. Я очарован. Прошу садиться.

Еще одно жуткое мгновение она думала, что он сейчас поцелует ее в щеку, но они просто пожали руки.

– Что вы будете?

Она попросила белого вина и салат. Минут десять они болтали о пустяках.

– Послушайте, Алун, мы теряем время, – наконец сказала она. – Что там такого с Хепберном?

– Ну, короче говоря, он взялся за ум. Мне удалось развеять его иллюзии о перспективах судебного разбирательства. Вся проблема в том, что газеты расписывают случаи, как кто-то где-то получил компенсацию в десятки тысяч фунтов. Я ему сказал, что если дело дойдет до суда, то никто не гарантирует, что он выиграет. – Алун улыбнулся. – Ну что, я сэкономил вам время?

– Да, сэкономили. Спасибо. Я очень благодарна. Хотя, честно говоря, у меня сейчас не так много дел.

– Правда? Надеюсь, вы не испытываете недостатка в клиентах?

– Нет, но знаете, как бывает: то густо, то пусто. Я не жалуюсь, в смысле, иногда приятно немного передохнуть. Когда два человека занимаются работой, требующей полной самоотдачи… это может быть сложно.

– Два человека?

– Я и Марк.

– Ах да, конечно. Хотя я вас предупреждал. Юрист и доктор – то еще сочетание.

– Мы отдавали себе отчет.

Алун замолчал и попытался встретиться с Эммой взглядом, но не сумел. Потерпев неудачу, он полез в портфель, где лежали материалы к текущим делам, термос и яблоко. Жена каждый день собирала ему обед, но он чаще всего выбрасывал его, предпочитая обедать в пабе с коллегами по работе. А Эмма тем временем вспоминала об одной ночи несколько недель назад, как они тогда с Марком лежали бок о бок и не спали. Эмма увидела себя – в темной и тихой спальне, как она лежит и думает: все так глупо, что она даже не считает нужным больше поднимать вопрос о ребенке, и если их браку наступит конец – а это казалось ей теперь вполне возможным, – тогда она действительно упустила свой шанс, ей тридцать четыре, и каков шанс по-быстрому найти кого-нибудь еще, кого-нибудь, кто ей понравится в достаточной степени, да и захочет ли она еще раз проходить через всю эту канитель? В ту ночь она чувствовала себя такой одинокой, деля в темноте постель с мужчиной, с которым делила постель последние восемь лет своей жизни, а теперь она чувствовала себя одинокой оттого, что делила вино и салат с человеком, к которому никогда не питала симпатии.

– Давайте поговорим о Гранте, – предложил Алун и отодвинул тарелку, чтобы освободить место на необъяснимо крошечном столике (в баре имелись свободные столики побольше), на котором едва уместился красный блокнот.

– Отлично, – сказала Эмма с искренним облегчением. – Что вы хотели мне показать?

– Вы ведь встречались с этим парнем?

– С Робином? Дважды.

Она отметила собственное удивление оттого, что машинально назвала его по имени.

– Дважды?

– Да. На прошлой неделе мы встречались в неофициальной обстановке.

Он выдержал короткую, очень в мужском духе, утомительно красноречивую паузу.

– Что ж, ваше дело. Полагаю, вы отдаете отчет в своих действиях.

– Вы меня неправильно поняли. Мы познакомились через общего друга. Бывшего клиента.

Алун ждал, рассчитывая на дальнейшие объяснения.

– Несколько лет назад – не знаю, помните ли вы, – я защищала человека по имени Фэрчайлд. Хью Фэрчайлд. Министерство здравоохранения и социального обеспечения обвинило его в мошенничестве. Он защитил диссертацию и преподавал в университете, зарабатывая где-то десять фунтов в неделю или около того, и одновременно обратился за пособием. В конечном счете в министерстве все разнюхали и потребовали деньги назад. Сумма была небольшая, несколько сотен фунтов, но у него и этих денег не было, и все складывалось так, что он мог оказаться в тюрьме. В министерстве тогда закручивали гайки, и на его примере они явно хотели продемонстрировать свою твердость. Разумеется, он признал себя виновным, а мне удалось договориться с истцами, мы даже сумели освободить его от штрафа и сошлись на вполне разумной схеме погашения долга. Насколько мне известно, он еще не выплатил всю сумму. – Эмма нахмурилась. – Прошло уже года четыре. Удивительно, как быстро бежит время, да?

– Продолжайте, – сказал Алун, который не любил, когда люди в его обществе начинали предаваться воспоминаниям.

– Так вот, оказалось, что Хью и Робин знакомы, поэтому, как только Робину понадобился адвокат, Хью направил его ко мне.

– Вы все это время не теряли связь с Хью?

– Да, я с ним ужинала. Раза два-три. Он очень хороший кулинар. Живет в маленькой однокомнатной квартирке, в Стоук-Грин. Бедно, но уютно. Так вот он устроил на прошлой неделе вечеринку – у него был день рождения – и я пришла. Знаете, просто из вежливости. Наверное, мне следовало догадаться, что там будет и Робин, но я почемуто не подумала об этом. Честно говоря, меня занимали совсем другие мысли. Я говорила с ним всего несколько минут. А вы с ним встречались?

– Только в суде.

– На том заседании он очень нервничал. Впрочем, этого и следовало ожидать.

– А какой он? Как бы вы могли его охарактеризовать?

– Охарактеризовать?

– Да. Я хочу сказать, он действительно похож на человека, который пристает к детям?

Эмма впервые подалась вперед и посмотрела Алуну прямо в глаза, тоже впервые.

– Давайте внесем ясность, Алун, – Робин ничего не совершал. Нет смысла отвечать на ваш вопрос. Я полностью ему верю.

– Как вы можете верить человеку, с которым говорили всего несколько минут?

– У нас состоялась продолжительная официальная беседа. Я знаю все, что мне нужно.

– Тогда на чем вы намерены строить свою защиту? На его характере? Вы обращались к психиатру?

– Нет, конечно. В этом нет необходимости.

– Видите ли, у меня есть свидетель. И я считаю, что ваша позиция не очень-то убедительна.

– Кто это? Уж не отец ли мальчика? Но он же ничего не видел.

– Он видел достаточно.

– Я читала его показания. Они не выдерживают критики.

Алун улыбнулся – спокойной, заранее торжествующей улыбкой. Теперь уже он подался вперед и взял пустой бокал Эммы.

– Нам надо многое обсудить. Еще вина?

– Нет, спасибо.

– Хотите сохранить ясную голову, полагаю. Что-нибудь безалкогольное?

– Нет, спасибо.

– Ладно, я принесу вам апельсиновый сок В крайнем случае, можете не пить.

Он ушел, а Эмма принялась за салат, но очень скоро едковатый вкус зеленых листьев показался ей отвратительным. В голове ее роились вопросы, но она не могла собраться с силами и обдумать хотя бы один. И это было странно, Эмма знала, что еще несколько месяцев назад подобное дело очень заинтересовало бы ее. Она не могла припомнить, когда чувствовала себя столь безжизненно; возможно, надо обратиться к врачу: несколько дней в голове какая-то тяжесть, не обычная головная боль, как она вчера пыталась объяснить Марку, а что-то вроде пульсирующей вялости, не позволяющей сосредоточиться. Так ведь приближаются критические дни, ответил Марк и, судя по всему, счел, что проявил чуткость.

– Вы выглядите усталой, – сказал Алун, мягко вкладывая бокал ей в руку. – Что-нибудь случилось?

– Неделя выдалась тяжелой. Может, решу во второй половине дня отдохнуть и поеду домой. Или что-нибудь в этом роде.

– Хорошая мысль. Ноги кверху, и сразу почувствуете себя лучше. Мы с Керри скоро уезжаем: две недели в Португалии. Когда вы с Марком в последний раз нормально отдыхали?

– Точно не помню. Значит, ваш главный свидетель – отец, верно?

– Да. Его версия событий… ну, вы сами читали. Он говорит, что сын зашел в кусты за мячиком, а Грант последовал за ним.

– Но ведь все было не так Робин уже находился в кустах.

– Это он говорит. Да и зачем взрослому человеку заходить в кусты в семь часов вечера.

– Чтобы облегчиться, разумеется. И это объясняет, почему у него был «вороватый» вид, как наверняка выразился отец. Он весь день пил чай и кофе, причем не один.

– Не один.

– С другом. Пэрришем. Эдвардом Пэрришем, они знакомы по университету. Вы с ним связались?

– А, этот неуловимый мистер Пэрриш. Да, связался. И понял, что он с большой неохотой дает показания. Хотя его, наверное, вполне можно уговорить. – Алун сплел под столом длинные, тощие ноги, задев ноги Эммы. – Так вот, у нас есть факты. И факты, как вы справедливо заметили, допускают совершенно различные трактовки, учитывая их изначальную фрагментарность. В таком случае, раз мы, по всей вероятности, не можем добыть дополнительных фактов, то должны довольствоваться теми, что уже имеются в нашем распоряжении, и найти более надежную основу для их толкования. Вы согласны?

– Да, полагаю, что да, – Эмма только сейчас вспомнила, каким нудным умеет быть Алун. – Так к чему вы клоните?

– У нас есть показания мальчика. Не очень связные и не очень убедительные. Согласно его показаниям, человек в кустах был обнажен, и мальчик испугался. Кроме того, у нас есть версия Гранта и есть еще одна версия. Кому мы доверяем, вот о чем я веду речь: кто из этих людей больше всего заслуживает доверия?

– Я не встречалась с отцом.

– Я видел его несколько дней назад. Он мне позвонил и сказал, что уже после показаний в полиции вспомнил кое-какие подробности. Как выяснилось, эти подробности имеют не столь уж большое значение, зато я познакомился с ним самим. Из него получится очень хороший свидетель.

– Почему же?

– Этот человек – столп общества. Вне всякого сомнения. Во-первых, он руководит скаутами, то есть добр к детям. Во-вторых, он член местного отделения общества защиты животных, то есть добр к животным. Ревностный христианин, методист. Каждое воскресенье он раздает Библии. Он организовал дежурство в своем районе, он член клуба «Ротари», быть может, он даже масон. Его жена регулярно посещает собрания Женского института и является душой элитного кофейного клуба. Кроме того, они оба регулярно сдают кровь. Разве этого мало?

– И что это доказывает? Он семейный человек, а мальчик – его единственный ребенок Тем больше причин переживать по поводу безопасности ребенка. Совершенно очевидно, что перед нами случай слишком острой реакции на безобидное и, по существу, комичное происшествие.

– На вашем месте я не стал бы использовать подобную тактику защиты. Мужчина обнажился перед испуганным ребенком, а вы называете это комичным!

– Он не обнажался! Он расстегнул брюки, только и всего.

– Знаете, возможно, вам сложно вести такого рода дело, Эмма, потому что у вас нет своих детей.

Эмма не нашлась с ответом. Чтобы скрыть смущение, она отпила апельсиновый сок, к которому до этого решила не притрагиваться. Эмма полагала, что Алун извинится, но, когда он снова заговорил, в голосе его по-прежнему слышались агрессивные нотки.

– Тогда расскажите мне о Робине. Я только что описал вам надежного и заслуживающего доверия свидетеля. А теперь вы расскажите, что такого особенного в вашем клиенте. Почему вы ему верите, несмотря на шапочное знакомство?

Эмма с трудом сглотнула, но голос ее, когда она сумела заговорить, звучал уверенно, хотя эдинбургский акцент угадывался отчетливее обычного.

– Ну, если хотите, я нашла его очень приятным человеком. Приятным и умным, очень умным. Да, у него депрессия. В его жизни сейчас черная полоса – и в работе, и во всем остальном. Он не сразу идет на контакт. Но если добиться этого, то вам воздастся сторицей. Он очень забавный, остроумный и… восприимчивый.

Алун выдержал еще одну стратегическую паузу, на этот раз с целью дать ей почувствовать, будто он ждет продолжения.

– Ну хорошо, Эмма, – сказал он наконец. – Действуйте, как считаете нужным. Надеюсь, у вас припасено в рукаве несколько козырей, о которых вы не желаете распространяться. Ваше право. Но поверьте, я задаю вопросы ради вашего же блага. Мне не хочется, чтобы вы обожглись на этом деле. Я хочу, чтобы вы абсолютно точно знали, с каким человеком имеете дело.

– То есть?

– Ну, например, – Алун указательным пальцем постучал по красному блокноту, – вы знаете, что Грант пишет? Вы знаете, что он воображает себя писателем?

– Да.

– А вы читали его произведения?

– Нет, и не вижу в том необходимости. Вряд ли они имеют доказательную ценность.

– Разумеется. Зато они могут на многое пролить свет. Этот блокнот нашли в кармане его пиджака в вечер совершения преступления… прошу прощения, предполагаемого преступления. Здесь один из его рассказов.

Эмма взяла блокнот и перелистала. Страницы были заполнены убористым, неровным почерком. Она закрыла книжицу и прочла название, которое Робин написал на обложке печатными буквами.

– «Везучий человек», – произнесла она. – Ну и что тут такого? О чем это?

– Мне не хотелось бы пересказывать содержание. Скажем так, в нем выведена весьма необычная личность, – ответил Алун и добавил: – Вы почти не прикоснулись к соку. Хотите, чтобы я принес вам другой?

– Не хочу. Этот я тоже не хочу.

Эмма встала. Внезапно она ощутила, что ей неинтересен ни красный блокнот, ни поиски истины в этом деле. Вместо этого она лучше поедет в Уорик и несколько часов проведет во дворе замка.

– Дело в том, – сказал Алун, допивая пиво, – что вам следует уговорить его признать себя виновным.

Эмма рассмеялась:

– Очаровательная попытка. Но ни он, ни я не собираемся сдаваться.

– Возможно, он вам не все рассказывал. Видите ли, Грант – довольно известная личность в этих местах.

– Известная личность? Что вы имеете в виду?

– Именно поэтому отец мальчика ко мне и приходил. Он видел Гранта прежде, но никак не мог вспомнить где именно. Вот почему он промолчал об этом в своих первоначальных показаниях. Каждое воскресенье он вывозит семью поиграть в шары на лужайке рядом с Бродвеем. В том числе и ребенка. Как выяснилось, Грант и раньше беспокоил его. Он наблюдал за ними. И он уже некоторое время приглядывался к малышу.

Эмма с подозрением смотрела на Алуна.

– Я не верю.

– Как хотите. Но мы еще раз могли бы сэкономить себе немного времени, вот и все.

Он проводил ее вверх по лестнице, и нелепое цоканье каблуков по деревянным ступенькам раздражало Эмму больше прежнего. Однажды кто-то сказал ей, что такие звуки кажутся мужчинам очень сексуальными, – возможно, это даже был Марк Эмма постаралась как можно спокойнее пожать руку Алуну скользкую от пота; прощаясь, она произносила какие-то слова, совершенно не сознавая, что говорит. От солнца и выпитого вина кружилась голова и тянуло в сон.

Июль 1986 года: первая неделя этого месяца выдалась очень жаркой. Обувь липла к асфальту. В солнечном свете сверкали ветровые стекла блестящих новеньких автомобилей, в которых сидели торговые агенты в рубашках с коротким рукавом, направляясь на последние деловые встречи. Толпы безработных подростков, одетых в модные в тот год светло-зеленые и синие цвета, маячили в переходах торгового центра. Эмма быстро шагала к многоэтажной автостоянке, проклиная себя за то, что поставила машину под самой крышей: руль наверняка так нагрелся, что к нему не прикоснуться. Она опустила все окна, включила радио, нашла парковочную квитанцию и с радостью отметила, что в кошельке хватает мелочи. Затем, повинуясь первоначальному, хотя уже изрядно ослабевшему побуждению, поехала в Уорик Ветер, свистевший в открытые окна, и легкомысленно-сентиментальные мелодии подняли ей настроение.

* * *

Эмма лежит у реки знойным пятничным днем. Она ничего не купила мужу на ужин, она даже не может вспомнить, придет ли он сегодня ужинать. Прежде муж ей нравился, им было что сказать друг другу. Теперь они считают друг друга законченными эгоистами и не ощущают былого душевного комфорта. Еще не произнесено ни единого слова, еще не произошло ничего конкретного – лишь ощутимая холодность за завтраком, лишь ощутимая вялость в сексе, лишь ощутимое усилие, которое требуется, чтобы поинтересоваться, как дела на работе. Вечером перед сном они слишком долго смотрят телевизор. И все, пока все. Скандалы, обиды, подозрения, прямые обвинения, внезапный страх – эти удовольствия еще только ждут Эмму. Сегодняшняя апатия, полусознательное решение позволить мыслям лениво течь по кругу – быть может, это признак, быть может, это попытка уйти от ответа на вопрос: что же случится с ее жизнью. А раз так, то можно снисходительно простить Эмму за то, что она забыла про Робина и его проблемы, по крайней мере до вечера, когда станет прохладнее и она сочтет себя готовой раскрыть первую страницу его рассказа.

ЧЕТЫРЕ РАССКАЗА РОБИНА ГРАНТА
2. Везучий человек

В одном северном городе человек просыпается, отдергивает занавески и вглядывается в незнакомую улицу.

Человек, которого зовут Лоренс (я вовсе не намерен держать вас в неведении, когда речь идет о важных для дела подробностях), вернулся в постель и несколько минут смотрел в потолок, но вовсе не потому, что на потолке имелось нечто чрезвычайно любопытное, просто он размышлял. У него болела голова, и мыслительный процесс представлял определенные трудности. Но мало-помалу осколки воспоминаний о предыдущем вечере сложились воедино: поезд, железнодорожная станция, стремительная езда по темным кривым улочкам. А потом – ничего. Он не мог вспомнить, как оказался в этом доме.

Постепенно на его лице проступила улыбка.

Либо каким-то образом он сумел раздеться, либо кто-то его раздел, и последнее вероятней, поскольку одежда аккуратно сложена на спинке кресла в углу комнаты, а он никогда не складывает одежду перед сном. На нем были только трусы. С неожиданной энергией Лоренс скинул ноги с кровати и принялся одеваться. И тут рядом с креслом заметил свою сумку. Он открыл ее и обнаружил чистую одежду, которой вполне хватило бы на несколько дней. Тогда он надел свежие трусы, рубашку, свитер, брюки и носки и вышел на лестничную площадку.

Снизу доносился настойчивый, но негромкий мужской голос, человек что-то тихо говорил по телефону. А еще Лоренс увидел, что дверь в ванную приоткрыта, и он воспользовался возможностью, чтобы сходить в туалет и умыться. К тому времени, когда он спустился, телефонный разговор прекратился.

Он открыл дверь справа от лестницы и оказался в маленькой, плохо освещенной, но веселенькой гостиной. Перед газовым камином сушилась на вешалке одежда, на столе находились остатки завтрака, в числе прочего – полтоста и кружка еще горячего чаю. Лоренс обратил внимание, что стены обклеены политическими плакатами, взывающими к участию в митингах и маршах, либо предупреждающими, что, покупая определенные сорта кофе или шоколада, Лоренс косвенно поддерживает коррумпированные режимы в далеких странах, о некоторых он никогда не слышал, а название других и выговорить не смог бы. У камина сидел молодой человек и слушал портативный радиоприемник, настроенный на Радио-3. Когда Лоренс вошел, человек поднял взгляд и сказал:

– Выходит, вам удалось? Если судить по тому состоянию, в котором вы пребывали вчера вечером, я думал, что вы не проснетесь никогда. Никогда.

У человека был белфастский выговор.

– Где я? – спросил Лоренс.

– Что именно вы имеете в виду?

– В каком городе?

– В Шеффилде, – ответил человек. Казалось, вопрос его немного удивил. – Чаю хотите?

– Хочу, – сказал Лоренс и добавил: – Я не знаю, как вас зовут.

– Пол. Наверное, я должен перед вами извиниться.

Он протянул Лоренсу чай, не очень теплый и очень крепкий.

– Я ничего не знаю, – сказал Лоренс. – Я как раз собирался поблагодарить вас за то, что приютили меня на ночь.

– Это самое меньшее, что мы могли сделать. Думаю, мы немного обознались. Приняли вас за типа по имени Дочерти. Впрочем, в конечном счете вы поймете, что во всем виноват Джеймс Джойс.

Видимо, эта мысль понравилась Лоренсу. Он широко, хоть и про себя, улыбнулся, а потом сказал:

– С нетерпением жду ваших объяснений.

– Все довольно просто, – начал Пол, усаживаясь на место. – Мы получили указание встретить этого Дочерти, когда он сойдет с поезда в 10.58. Прежде мы его никогда не видели, и у нас не было описания его внешности, но по договоренности в руках он должен был держать томик «Улисса» Джеймса Джойса. А у вас в руках оказалась та же самая книга. Согласитесь, ошибиться было легко.

На самом деле произошло следующее, хотя Полу с Лоренсом, в отличие от читателя, имеющего перед ними преимущество, никогда не суждено об этом узнать. Дочерти, профессиональный террорист, был приглашен в Шеффилд группой лиц, сочувствующих ИРА (Пол занимал в этой группе видное место), прочесть лекцию на тему о Тревожных годах.[7]7
  Так называют время гражданской войны в Ирландии 1919–1923 гг.


[Закрыть]
Планировалась также демонстрация слайдов, а после лекции предполагалось угощение – кофе и сырное печенье. Дочерти, прежде чем посвятить себя революционной борьбе, одно время трудился в вагоне-ресторане и до сих пор питал ностальгическую слабость к железнодорожным сандвичам, а еще он наизусть знал расписание поездов, направляющихся в Центральные графства и Йоркшир. Поэтому, обнаружив по пути в Шеффилд, что в поезде нет вагона-ресторана, Дочерти решил заскочить в буфет на станции в Дерби, прекрасно помня, что поезд стоит там семь минут. Откуда ему было знать, что машинист, который на этой неделе отдал в ремонт свой видеомагнитофон, решил поспеть домой к передаче по 4-му каналу о выращивании экологически чистых овощей, где должны были показать интервью с соседкой двоюродной сестры его тетки, директором магазина здоровой пищи в Донкастере? Поэтому поезд отправился на две минуты раньше, в результате чего Дочерти остался приплясывать от бессилия на платформе, а Лоренс, который намеревался сойти в Дерби, но не сошел, поскольку впал в глубокий сон, о причинах которого будет рассказано в свое время (но никак не раньше), остался в купе один вместе со злосчастным томиком «Улисса». Книгу, когда его грубо растолкал контролер и велел выметаться в Шеффилде, он прихватил с собой – под влиянием неоформленной и весьма смутной мысли сдать ее в бюро находок. Выполнить этот план помешало появление Пола с дружками, которые без промедления запихнули Лоренса в машину, и не успел он глазом моргнуть, как очутился в безликом особняке о трех этажах.

– Лишь сегодня утром я обнаружил ошибку, – произнес Пол. – Я позволил себе осмотреть ваш пиджак.

– Я бы поступил точно так же, – заметил Лоренс.

– Похоже, вы не очень-то расстроены, – нерешительно сказал Пол, – обнаружив себя в странном доме со странным человеком в странном городе.

Лоренс вновь улыбнулся про себя, но на этот раз его улыбка все-таки прорвалась наружу.

– Не хочу показаться пресыщенным, – сказал он, – но такого рода штуки творятся со мной постоянно. Вся моя жизнь – это цепь случайностей, и другой жизни я бы не желал. Надеюсь, у вас есть еще чай?

Пол принялся заваривать свежий чай, а Лоренс спросил:

– А этот Дочерти, зачем он приезжал? К чему вся эта секретность?

– Боюсь, это действительно секрет. У меня будут очень большие неприятности, если я рискну посвятить вас. Скажем так, он приезжал, чтобы выступить на… политическом собрании.

– А-а, политика, – протянул Лоренс, и от Пола не укрылась скука, с какой он произнес это.

– Полагаю, политика вас не интересует? Вы не назовете себя прирожденным политиком?

Пол поставил перед Лоренсом чашку со свежим чаем, на этот раз послабее и погорячее.

– Боюсь, все это кажется мне довольно наивным, – ответил Лоренс. – Спасибо. Видите ли, таким образом все равно ничего не изменишь.

– Ну, здесь я с вами не соглашусь. Просто вокруг нас слишком много пораженческих настроений. Если бы мы все вместе постарались, если бы мы действовали сообща… да и вообще… полагаю, вы человек религиозный, судя по вашим словам? В таком случае это вы наивны! Религия, как справедливо сказал Маркс, – это опиум для народа.

– Совершенно верно. Готов под этим подписаться.

– Понимаю, – сказал Пол, несколько сбитый с толку готовностью, с какой согласился собеседник. – Значит, вы не верите ни в политику, ни в религию? Н-ну… – Он на мгновение задумался. – Значит, насколько я понял, вы материалист? Что же, цель вашей жизни – деньги без оглядки на щепетильность и мораль?

– Да вовсе нет, – ответил Лоренс. – Деньги – это корень зла.

– Полностью солидарен с вами. Значит, вы просто-напросто гедонист? И цель вашего существования – откровенный и бесстыдный поиск удовольствий?

– Да ничего подобного, – обиделся Лоренс. – По личному опыту я знаю, что мирские удовольствия мимолетны, как легкий ветерок.

– Я придерживаюсь того же мнения, – согласился Пол. Он сел напротив Лоренса и устремил на него изумленный и пытливый взгляд. – Тогда к чему вы стремитесь? Что движет вами? Тяга к знаниям, власти, любви? Кто вы – сентименталист, экзистенциалист или эстетический пантеист? Или просто алкоголик? Какова ваша система ценностей? Какие принципы управляют вашей жизнью?

– Моя система – это отсутствие системы, – ответил Лоренс. – А мои принципы – это отсутствие принципов.

– Звучит весьма беспринципно, – сказал Пол, – и крайне бессистемно.

– Вы ко мне несправедливы, – возразил Лоренс. – У меня есть свои убеждения, столь же логичные, как и ваши, а может, даже более логичные. И я живу в полном соответствии с ними.

– Очень хорошо. Окажите мне честь и поведайте, что это за убеждения.

– Ну хорошо, возьмем ситуацию, в которой мы с вами оказались. Два незнакомых человека ведут беседу в гостиной в Шеффилде. К этому что, привели политические обстоятельства? Это продукт идеологии? Только до определенной степени. Или нашу беседу способна объяснить религия? Это что, составная часть гигантского предначертанного свыше плана, замысленного всемилостивым Господом нашим? Хотел бы я увидеть доказательства этому. Нет, мне кажется, что все наши действия определяются исключительно случаем или, как я предпочитаю говорить, везением. Так называемая свобода выбора, все эти якобы ответственные решения – мы принимаем их под влиянием обстоятельств, над которыми не имеем ни малейшей власти. Осознайте этот факт, и вы окажетесь ближе к пониманию жизни. Человек, который это осознает, является поистине везучим человеком.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю