Текст книги "Голос нашей тени"

Автор книги: Джонатан Кэрролл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава пятая

Держа перед собой букет цветов, как хрупкий щит, я ждал, чтобы кто-нибудь открыл мне дверь.

Вышла Индия и улыбнулась при виде пучка красных и розовых роз.

– Ах, Джои, это так мило с твоей стороны.

Она взяла цветы и чмокнула меня в щеку. А когда я уже зашел, неожиданно ущипнула меня за спину. Индия любила щипаться.

– Ты нынче потрясающе выглядишь, красавчик. Не будь здесь Пола, я бы повалила тебя на пол и изнасиловала.

Этого хватило, чтобы я опрометью бросился в гостиную. Я был не в настроении затевать опасную игру. Пола я пока не видел и заключил, что он на кухне, готовит свою часть ужина. Они любили так распределять обязанности: Пол заведовал супом и салатом, а Индия – вторым и десертом. В комнате было тепло, и лампы с тихим жужжанием заливали помещение абрикосовым светом. Я сел на кушетку и положил свои дрожащие руки на дрожащие колени.

– Что будешь пить, Джои? – Из кухни вышел Пол с бутылкой уксуса в одной руке и пива – в другой.

– Пиво смотрится аппетитней.

– Пиво? Ты же не пьешь пиво.

– Ну, так, иногда бывает. – Я рассмеялся и попробован принять вид галантного персонажа из фильма тридцатых годов. Герберт Маршалл[50]50
  Герберт Маршалл (1890—1966) – английский актер, эталон учтивости, воплощал слегка утрированный образ лощеного джентльмена. Потеряв на Первой мировой войне ногу, ходил на протезе, и публика об этом даже не догадывалась. Снимался в уже упомянутом «Иностранном корреспонденте» Хичкока (1940), в ряде фильмов по Сомерсету Моэму – «Письмо» (1940, реж. Уильям Уайлер), «Луна и грош» (1943, реж. Альберт Левин), «Лезвие бритвы» (1946, реж. Эдмунд Гулдинг), – а в экранизации первого романа Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре» играл премьер-министра (1962, реж. Ирвин Аллен)


[Закрыть]. Ха-ха – верх учтивости.

– Ладно, пусть будет пиво. А еще, наш юный друг, я хочу, чтобы ты знал: этот ужин превзойдет Поля Бокюза [51]51
  Поль Бокюз (р. 1926) – знаменитый французский ресторатор, обладатель титула «повар столетия» и командор Ордена почетного легиона. Пропагандист т. н. «новой кухни», характеризующейся нарочито простой сервировкой, использованием приправ и соусов с низким содержанием жиров, а также тем, что овощи отваривают лишь слегка. В сентябре 2001 г. посещал Москву


[Закрыть]. Начнем с салата «Ницца», не меньше. И свежих анчоусов – никакой консервированной мелюзги!

Он ушел назад в кухню, оставив меня созерцать тонкие серые анчоусы. Однажды Росс заставил меня съесть их две банки, отчего мое мнение об анчоусах не улучшилось. Он грозился, что иначе Бобби Хенли узнает о моих манипуляциях с фотографией его сестры. Теперь мои руки увяли у меня на коленях при мысли, как мне удержать рыбок в животе, когда они туда прибудут.

– Я съем побольше хлеба.

– Что? – В комнату вошла Индия с цветами в желтой вазе. Она поставила вазу посреди стола и отшагнула, чтобы полюбоваться. – Где ты достал розы в это время года? Они, должно быть, стоят целое состояние!

Я все еще напрягался над усвоением анчоусов и ничего не ответил.

– Пол сегодня явно пыжится ради тебя, Джо.

Он высунул голову из кухни.

– Ты права, черт возьми! Мы задолжали ему около девяти обедов. Боже, ему пришлось заботиться о тебе две недели! От этого и Мать Тереза свихнулась бы. Представляешь, Джо: Индия хотела приготовить жареную курицу с картофельным пюре!

– Заткнись, Пол. Джо любит жареную курицу.

– Низкий уровень, Индия, очень низкий уровень. Погоди, сейчас он увидит, что я ему приготовил. – Пол начал загибать пальцы: – Салат «Ницца». Петух в вине. Перевернутый ананасовый пирог [52]52
  Речь о пироге, который после выпечки переворачивают вверх дном, так что нижний слой, состоящий из фруктов, оказывается наверху


[Закрыть].

Я так и замер от физического отвращения. Каждое из этих блюд вызывало у меня тошноту. Слава богу, я не ел их с тех пор, как мама покинула нас так много лет назад. Росс и я однажды составили список самых нелюбимых наших блюд в ее исполнении, и меню Пола на нынешний вечер составило половину моего списка. Я еле-еле сумел растянуть губы в идиотскую улыбку, и ему это понравилось.

Мы с Индией перекинулись парой слов, пока Пол на кухне гремел кастрюлями. Она сильно изменилась внешне. Зачесанные наверх волосы подчеркивали аристократические черты лица. На своей территории Индия двигалась легко и грациозно. Я чувствовал себя здесь Джекилом и Хайдом. На этой кушетке я подолгу беседовал с Полом. Там, у окна, я однажды засунул руки в задние карманы джинсов Индии и притянул ее к себе. За обеденным столом, теперь расцвеченным розовым и тропически зеленым, мы среди дня сидели и болтали, попивая кофе. Окно, стол – вся комната была наполнена призраками столь недавнего прошлого, что мне казалось, я могу дотронуться до них. И все же где-то в глубине души я чувствовал самоуверенность и довольство, поскольку призраки были наполовину моими.

– Суп готов!

Пол, игриво раскачиваясь, вышел из кухни с большой деревянной миской салата. Две деревянные вилки торчали по бокам, как коричневые кроличьи уши.

Каждое блюдо я старался проговорить, по возможности избегая смотреть себе в тарелку. Это напомнило мне, как я однажды карабкался на небольшую гору и на полпути обнаружил, что окаменел от страха высоты. Бывший со мной друг сказал, что все будет в порядке, главное – не смотреть вниз. Этот совет помог мне пережить множество затруднений в моей жизни, и не все они имели отношение к горам.

Когда я наконец взглянул в тарелку, там чудесным образом оставалось лишь несколько подозрительных ананасовых пятен. Худшее было позади, и я с чистой совестью мог положить вилку.

Пол спросил, кто за то, чтобы подавать кофе, и снова исчез на кухне. Сидевшая справа от меня Индия легонько ткнула мне в руку десертной вилкой.

– У тебя такой вид, будто ты съел автомобильную покрышку.

– Тс-с-с! Я терпеть не могу анчоусы.

– Что же ты не сказал?

– Тс-с-с, Индия!

Она покачала головой.

– Какой ты болван.

– Индия, прекрати! Я не болван. Раз уж он взялся за всю эту суету с готовкой…

Свет погас, и из кухни выплыл столик со свечами в каждом из четырех углов. Они освещали лицо Пола, и я увидел, что на нем цилиндр Малыша.

Последовали трубные фанфары и барабанная дробь.

– Леди и джентльмены, для вашего послеобеденного удовольствия Габсбургский зал хочет представить изумительного Малыша и его мешок, или, правильнее сказать, шляпу, полную сюрпризов!

Во время объявления Пол сохранял невозмутимое лицо, а закончив (я предположил, что звук шел из магнитофона в соседней комнате), низко поклонился и пошарил рукой за спиной. Свет в комнате снова вспыхнул, и свечи в то же мгновение погасли. Пуф! Вот так.

– Здорово, Пол, замечательный фокус!

Он кивнул, но приложил палец к губам, призывая к тишине. На нем были знакомые белые перчатки с картины Индии «Малыш» и фрак поверх белой футболки. Сняв шляпу, он положил ее дном вниз на столик перед собой. Я взглянул на Индию, но она была поглощена представлением.

Пол достал из пиджака большой серебряный ключ, высоко поднял его нам на обозрение, после чего уронил в шелковую шляпу. Вверх взметнулось пламя, и я подскочил на стуле от неожиданности. Пол улыбнулся и, взяв цилиндр, развернул его так, чтобы мы могли заглянуть внутрь. Оттуда вылетела маленькая черненькая птичка и устремилась к нашему столу. Она приземлилась на десертную тарелку Индии и стала клевать торт. Пол дважды стукнул по столику, и птичка послушно вернулась к нему. Накрыв ее шляпой, Пол громко причмокнул губами и снова поднял цилиндр. Оттуда с металлическим звоном высыпались двадцать или тридцать серебряных ключей.

Индия разразилась неистовыми аплодисментами, и я присоединился к ней.

– Браво, Малыш!

– Боже мой, Пол, это фантастика! – Я и не думал, что у него такой талант. – Но куда делась птичка?

Он медленно покачал головой и снова приложил палец к губам. Я почувствовал себя семилетним ребенком на второсортном кукольном спектакле.

– Малыш, почитай наши мысли!

Хоть я и не верил в это, но стоило только представить, как Пол будет читать мои мысли, и мне стало не по себе. Мне хотелось заткнуть Индию кляпом, чтобы она замолчала.

– Сегодня вечером Малыш не читает мысли. В другой раз он расскажет обо всем, включая великое неудовольствие Джозефа Леннокса нынешним ужином!

– Нет, Пол, что ты…

– В другой раз!

Он провел рукой по воздуху, словно задвигая невидимый занавес.

Одна белая перчатка задержалась над полями шелковой шляпы. Пол снова громко причмокнул губами, и второй раз за вечер из цилиндра вырвалось пламя. Через мгновение оно погасло, и шляпа упала набок. Раздался тихий металлический звук, и оттуда, ковыляя, появилась большая заводная птица из жести. Она была черная, с желтым клювом и черными крыльями и с большим красным ключом в спине. Птица медленно проковыляла к краю стола и остановилась. Пол щелкнул пальцами, но ничего не произошло. Он снова щелкнул пальцами. Игрушка оторвалась от стола и полетела. Она хлопала крыльями слишком медленно и осторожно, как старик, заходящий в холодную воду. Но это не имело значения, так как, несмотря на всю свою медлительность, птица проплыла над столом и стала шумно кружиться по комнате.

– Господи Иисусе! Изумительно!

– Браво, Малыш!

Птица была уже у окна, зависала у жалюзи с таким видом, будто выглядывает наружу. Пол постучал по столу. Птица неохотно развернулась и полетела обратно к нему. Когда она приземлилась, Пол снова накрыл ее шляпой. Я начал аплодировать, но Индия коснулась моей руки и покачала головой – это было еще не все, номер не закончился. Пол улыбнулся и снова положил шляпу дном вниз. Потом знакомым жестом два раза хлопнул по ней, и оттуда в третий раз вырвалось пламя. На этот раз оно не погасло, а Пол перевернул шляпу, и из нее с криком вывалилась горящая живая птичка – комочек огня, все еще пытающийся или встать на ноги, или улететь… От ужаса я не знал, что делать.

– Пол, перестань!

– Меня зовут Малыш!

– Пол, ради бога!

Индия так крепко сжала мою руку, что мне стало больно.

– Малыш! Зови его Малыш, а то он никогда не остановится!

– Малыш! Малыш! Прекрати! Какого черта ты пытаешься сделать?

Птичка продолжала кричать. Я с разинутым ртом смотрел на Пола, а он улыбался в ответ. Потом небрежно взял шляпу и положил на ковыляющий огонь. Хлопнув по донышку, он приподнял цилиндр. Ничего. Ни птички, ни дыма, ни запаха, ни пепла… Ничего.

Через несколько секунд до меня дошло, что Индия аплодирует.

– Браво, Малыш! Чудесно!

Я посмотрел на нее. Она вовсю веселилась.

Малыш снова появился в День Благодарения. Я много лет не пробовал ни индейки, ни клюквенного соуса, и когда Индия узнала, что в одном из бесчисленных венских «Хилтонов» [53]53
  «Хилтон» – американская всемирная сеть гостиниц и ресторанов


[Закрыть] ко Дню Благодарения подают особый обед, мы решили туда сходить.

У Пола был выходной, и он хотел воспользоваться этим на полную катушку. До полудня я намеревался писать, а потом мы договорились встретиться и выпить кофе в отеле «Европа».

Потом мы хотели прогуляться по Первому кварталу и полюбоваться причудливыми витринами, после чего неторопливо направиться в «Хилтон» и выпить там чего-нибудь в баре «Климт», а затем уже пообедать в ресторане.

Я немного опоздал. Индия с Полом уже стояли перед отелем. На них обоих были легкие весенние пиджаки, так странно смотревшиеся среди шуб, перчаток и настойчивого зимнего ветра. Оба были одеты в повседневную одежду, если не считать того, что Пол держал в руке большой кожаный портфель, с которым ходил на работу, и я заключил, что утром он зачем-то заходил в свой офис.

На Грабенштрассе и Кертнерштрассе царило оживление, они были полны хорошо одетыми состоятельными людьми, совершавшими променад от магазина к магазину. Все в этой части города стоило больше, чем следовало, но венские жители обожали престиж, и здесь часто можно было увидеть самых экстравагантных личностей в нарядах от Миссони и с сумочками от Луи Вуаттона.

– Вот и он, Босяк Джо из Аннибала, штат Мо.

– Привет! Давно ждете?

Пол отрицательно покачал головой, а Индия кивнула. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Извините, я увлекся работой.

– Вот как? Ну, так давайте увлечемся кофе. У меня начинает урчать в желудке. – Индия двинулась вперед, оставив нас двоих далеко позади. Это было в ее духе. Однажды я издали видел, как они идут «вместе». Это было забавно: она шагала по крайней мере на три фута впереди, глядя прямо перед собой, как серьезный курсант военного училища. А Пол двигался в ее кильватере, но никуда не спешил – крутил головой, глядя по сторонам. Я с увлечением следил за ними несколько кварталов, в восторге от того, что я их вижу, а они меня – нет, и нетерпеливо ожидая, что Индия сейчас развернется и закричит, чтобы он шел скорее. Но она не обернулась. Она шагала, он плелся.

За кофе мы неплохо провели время. Накануне Пол был в аэропорту и теперь рассказывал, как пассажиры выгружались с чартерного рейса из Нью-Йорка. По его словам, он мог сразу определить, кто есть кто, поскольку все австрийские женщины одевались с высшим шиком, в новые наряды от кутюрье, тогда как их мужчины предпочитали тугие новые джинсы и ковбойские сапоги цвета от песочного до сливового, украшенные черными орнаментальными лилиями. Австрийцы спускались по трапу быстро и уверенно, так как ступали на знакомую территорию.

Американцы же все как один предпочитали нечищеные практичные ботинки на толстой каучуковой подошве, а их не требующая глажки одежда была такой плотной и неподатливой, что люди напоминали ходячую рекламу.

Они заходили в аэропорт медленно, с ужасом или злобой в глазах, как подозрительные восьмидесятилетние старики, только что высадившиеся на Луне.

В некоторых магазинах на Грабенштрассе уже началась предрождественская суета, и я думал, когда же сельские жители приедут продавать елки. В Австрии не принято украшать елки до сочельника, но продаются они за несколько недель.

– Что ты обычно делаешь в Рождество, Джои?

– По-разному. Далеко не уезжаю. Однажды выбрался в Зальцбург посмотреть, как там празднуют. Очень советую, если еще не видели: рождественский Зальцбург – это что-то.

Они переглянулись, и Индия безразлично пожала плечами. Я подумал, не злится ли она на меня за что-нибудь. После кофе мы двинулись к собору Святого Стефана. Я натянул перчатки. Я был уверен, что холодает, но ни Пол, ни Индия как будто не замечали этого. Они были одеты, как поздней весной.

Ресторан оказался на удивление полон. Пока хозяйка вела нас к столику, Пол раскланивался с некоторыми из уже сидящих посетителей. Наше место оказалось рядом с большим венецианским окном, откуда открывался вид на Штадтпарк и неподвижно нависшие над ним пурпурные кучевые облака.

– Я спросил, что ты делаешь на праздники, Джои, потому что мы на пять дней собираемся в Италию и хотели узнать, не захочешь ли и ты присоединиться к нам?

Я ошеломленно посмотрел на Индию, но ее лицо ничего не выражало. Откуда это взялось? Чья идея? Я понятия не имел, что следует ответить, и дважды открывал рот, как голодная рыба, но не выдавил ни звука.

– Это означает «да»?

– Да, наверное… Конечно да!

Я завозился с салфеткой, и она упала на пол. Нагнувшись за ней, я растянул мускул в спине. Было больно.

Я лихорадочно пытался понять, что происходит. Индия определенно не слишком мне помогала.

– Прекрасно. Ну а раз уж мы договорились, то извините меня, ребятки, я на минуту отлучусь. – Пол встал и с портфелем в руке направился к выходу.

Я смотрел ему вслед, пока не услышал хруст сельдерея в ухе. Обернувшись, я увидел, что Индия тычет в меня зеленым стеблем.

– Не смей спрашивать меня, как это случилось, Джо. Это целиком его идея. Он сегодня проснулся весь в мыле, огорошил меня и захотел узнать, что я об этом думаю. Что я могла сказать? Нет? Возможно, он думает, что искупает этим свои прежние подозрения насчет тебя.

– Не знаю. Меня от этого колотит.

– Меня тоже, Джо. Но сегодня я не хочу говорить об этом. Еще столько времени, и много всякого может случиться. Давай лучше съедим побольше индейки и будем счастливы.

– С этим может возникнуть небольшая трудность. – Я нервно вытер салфеткой рот.

– Молчи! Лучше расскажи мне, что делала семья Ленноксов на День Благодарения. Вы ели индейку?

– Нет, по правде сказать, не ели. Мой брат Росс не любил ее, поэтому мы ели гуся.

– Гуся? Где это слыхано – на День Благодарения есть гуся? Похоже, этот Росс был настоящим извращенцем, Джо.

– Извращенцем? Это слово к нему не подходит. Он… Ты заметила, Индия, что много расспрашиваешь о нем?

– Да. Тебя это беспокоит? Хочешь знать почему? Потому что он, похоже, был интересным демоном. – Улыбнувшись, она стащила с моей тарелки маслину.

– Ты любишь демонов?

– Только если они интересные. – Она стащила еще одну маслину у меня из тарелки. – Знаешь эту строчку из Исак Динезен [54]54
  псевдоним датской писательницы Карен Бликсен, в девичестве Динезен (1885—1962). В 1913 – 1931 гг. жила в Африке близ Найроби, и впоследствии тот район Кении, где находилась их с мужем кофейная ферма, был назван Карен, в ее честь. Писала по-английски и была особенно популярна в Америке. Автор сборников «Семь готических рассказов» (1934; выпущен по-русски издательством «Северо-Запад» в 1993 г. под названием «Семь фантастических историй»), «Зимние сказки» (1942), «Последние сказки» (1957), «Анекдоты судьбы» (1958), автобиографических книг «Из Африки» (1937) и «Тени на траве» (1960). В 1985 г. Сидней Поллак выпустил фильм «Из Африки» с Мерил Стрип и Робертом Редфордом; а в русском переводе этот роман назывался «Прощай, Африка» (СПб: Лимбус-пресс. 1997)


[Закрыть]: «Сотрудничать с демоном – волнующая вещь»?..

Официант принес салат, и договаривать она не стала. Какое-то время мы молча ели, потом она положила вилку и продолжила:

– Когда мы впервые встретились с Полом, он был немножко демоном. Удивительно, а? Но это правда. У него были сотни неоплаченных квитанций за нарушение правил уличного движения, и он часто воровал в магазинах с хладнокровнейшим выражением лица.

– Пол? Воровал?

– Да.

– Не могу поверить. Мой брат тоже часто воровал в магазинах. Однажды он наворовал всем нам подарки на Рождество.

– Правда? Как здорово! Знаешь, он был интересный! Я тебе тоже скажу кое-что: ты описываешь его с такими смешанными чувствами, каких я никогда не слышала. То он выглядит твоим кумиром, то ты делаешь из него Джека– Потрошителя.

Мы поговорили об этом. Принесли второе, и официант спросил, подавать ли и на Пола или подождать, когда он вернется. Я посмотрел на часы и вдруг осознал, как долго его уже нет. Я взглянул на Индию, не беспокоится ли она. Несколько секунд повозив индейку по тарелке, она подняла глаза на меня.

– Джо, это глупо, но, может, сходишь в туалет посмотришь? Я уверена, все в порядке, но сделай это для меня, ладно?

Я положил салфетку и торопливо стряхнул крошки с брюк.

– Конечно! Посмотри тут, гм, посмотри, чтобы официант не съел мою индейку, хорошо? – Я произнес это, слабо надеясь, что она улыбнется. Но выражение ее лица осталось неопределенным – нечто среднее между озабоченным и преувеличенно беззаботным.

Я встал, но мне не хотелось уходить. Мне не хотелось двигаться с места. Я бы с радостью простоял так посреди ресторана, перед всеми этими людьми, весь остаток дня Ужас и чувство собственного достоинства – вещи несовместимые.

Признаюсь, после смерти брата ужас стал неотъемлемой частью меня. В любой ситуации я всегда сразу же представлял себе самую жуткую вещь, какая только может произойти. Зато если я ошибался и ничего не случалось, я был в восторге. А если оказывался прав (что случалось редко), то ужас уже не мог поразить меня с такой силой, как во время гибели Росса.

Я старался идти не слишком быстро, как ради спокойствия Индии (если окажется, что она наблюдает за мной), так и для того, чтобы не привлекать взгляды окружающих. Я смотрел прямо перед собой, но ничего не видел. Стук тысяч вилок по тарелкам и ножей по ложкам был громче и тревожнее, чем когда-либо. Он заглушал и шарканье моих ног по ковру, и все звуки, которые я издавал при ходьбе и в которые обычно напряженно вслушиваюсь, когда двигаюсь к чему-то, что меня пугает.

В последнее мгновение я споткнулся о складку ковра и едва сохранил равновесие. Мужской туалет был прямо напротив ресторана в полутемной нише, освещенной лишь надписью «HERREN» над дверью. Я дотронулся до холодной металлической ручки и закрыл глаза. Потом, сделав гигантской глубины вдох, нажал на нее. Мои взгляд пробежал вдоль ряда блестящих белых писсуаров. Пола Тейта там не было. Я выдохнул. Туалет был неестественно ярко освещен, и в нем резко пахло хвойным антисептиком. За рядом писсуаров, напротив белых раковин, выстроились кабинки.

Направившись к ним, я позвал Пола. Ответа не последовало. Мною снова начал овладевать жуткий страх, хотя разумом я и понимал, что Пол может быть в сотне других мест: разговаривать по телефону, просматривать журналы где-нибудь на лотке…

– Пол!

Я заметил какое-то движение под дверью средней кабинки и, не успев ни о чем подумать, опустился на колени посмотреть, что это.

Одно мгновение я был уверен, что узнал его видавшие виды черные туфли, но потом ноги медленно поднялись и исчезли – как будто тот, кто был внутри, подтянул их к груди, повинуясь некоему причудливому капризу. У меня мелькнула мысль, что надо бы придвинуться поближе к кабинке и рассмотреть все получше, но остатки здравого смысла взяли верх, вопия, что хватит ползать по туалетному кафелю, а надо скорее бежать отсюда ко всем чертям.

– Всем сесть!

– Пол?

– Никакого Пола нет! Здесь – Малыш! Слово Малыша – закон, если хочешь остаться на представление!

Не зная, что делать, я стоял на коленях и заглядывал под дверь кабинки. Над дверью поднялась черная шляпа-цилиндр. Потом лицо Пола, обрамленное двумя руками (ладонями вперед, большие пальцы под подбородком). На руках были перчатки Малыша.

– Мы созвали вас, чтобы найти ответ на Большой Вопрос: зачем Джо Леннокс трахает Индию Тейт?

Он ласково посмотрел на меня сверху. Я закрыл глаза и увидел, как под веками пульсирует кровь.

– Никто не хочет ответить? Ах, бросьте, ребята. Малыш устроил для вас представление, а вы не хотите ответить на его маленький, крохотный вопросик?

Я собрал все свое мужество, чтобы снова взглянуть на него. Глаза его были закрыты, но губы безмолвно шевелились. Потом послышалось:

– Ха! Если желающих нет, придется вызывать, вот и все. Джозеф Леннокс в третьем ряду! Может, вы нам расскажете, зачем Джозеф Леннокс трахает жену Пола Тейта?

– Пол…

– Какой еще Пол? Малыш! Пола сегодня с нами нет. Он где-то сходит с ума.

Входная дверь с шумом распахнулась, и возник мужчина в сером костюме. Пол нырнул в кабинку, а я тупо притворился, что завязываю шнурок. Пришедший бросил на меня короткий взгляд и больше не обращал внимания. Он заправил рубашку, подрегулировал галстук и вышел. Я посмотрел ему вслед. А когда я снова обернулся, Пол опять был там же и улыбался мне. На этот раз он положил локти на металлическую дверцу и оперся подбородком на скрещенные руки в белых перчатках. В любой другой ситуации это смотрелось бы очень мило. Его голова начала двигаться из стороны в сторону, медленно и размеренно, как маятник метронома:

Индия и Джо сидят на дереве

И ЦЕЛУЮТСЯ!

Он повторил это два или три раза. Я не знал, что делать, куда деваться. Что мне следовало делать? Улыбка пропала, и он закусил губу.

– Джои, я бы никогда так не поступил с тобой. – Его голос звучал мягко, как молитва в церкви. – Никогда! Черт бы тебя побрал! Пошел вон! Убирайся вон из моей паршивой жизни! Ублюдок! Ты бы еще поехал с нами в Италию! И там бы тоже ее трахал! Пошел вон!

Кажется, он плакал. Я не мог смотреть на это. Я убежал.