Текст книги "Рождение таблетки. Как четверо энтузиастов переоткрыли секс и совершили революцию"

Автор книги: Джонатан Эйг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава пятая
Любовница и боец

В тысяча девятьсот четырнадцатом году, вскоре после выхода первого выпуска газеты «Женский бунт» (The Woman Rebel), агенты Федеральной почтовой инспекции США выписали ордер на арест Сэнгер, обвиняя ее в четырех случаях нарушения американских законов о непристойности. В случае осуждения она могла бы провести в тюрьме до сорока лет. Сэнгер, к тому времени тридцатичетырехлетняя мать троих детей, решила в суде не появляться. Вместо этого она, будучи выпущена под залог, бросила семью и уехала в Европу, где влюбилась в Генри Хэвлока Эллиса, одного из самых выдающихся сексуальных психологов того времени.

Эллису было пятьдесят пять, он был высок и худощав, носил струящуюся белую бороду и целую шапку белоснежных волос, обрамлявших сильное, красивое лицо. Когда ему нечего было сказать по делу, он обычно сидел молча, но Сэнгер быстро его расшевелила. Она была практически неотразима – рыжеголовый огненный клубок любопытства и страсти, а в Европе эту страсть можно было выражать куда свободнее. «Она поражает молодостью, привлекательностью, нежностью, проникновенным голосом, – писал Роберт Хейл в газете “Нью-Йоркер” в двадцать пятом году. – Напоминает “Юдифь” Боттичелли – девушка, нежная, как весна, шагает по холмам, будто танцуя, но за ней идет служанка с отрезанной головой Олоферна». Пламя, горевшее внутри «хрупкого сосуда» Сэнгер, писал Хейл, и делало ее такой привлекательной. Эллис восторгался «ее преданностью идеалу, ее огнем, ее жизненной силой и красотой». Позже он напишет, что «никогда в жизни его не притягивало к женщине так быстро и полно».

Задачей своей жизни Эллис сделал изучение тайн секса. Он расспрашивал людей в поисках доказательств естественности и разнообразия физической близости, ниспровергал викторианские понятия и высмеивал американское ханжество. Мастурбация – это хорошо, женщины так же желают секса, как и мужчины, а решение вступить в близость никак не должно быть связано с браком. Идя дальше, он заявлял, что секс – это «главенствующая и центральная функция жизни… всегда удивительный, всегда чудесный».

Эллис познакомил Сэнгер с британской интеллектуальной элитой, в том числе с писателем-фантастом Гербертом Уэллсом, который стал ее очередным любовником и отразил их отношения в нескольких своих романах. «Удивительно уже то, что мы поглощаем еду и питье и превращаем их в воображение, изобретательность, творческую энергию, – писал Уэллс в “Тайниках сердца” – романе, который читается как любовное письмо Сэнгер. – Но еще удивительнее, что мы берем животную жажду и превращаем ее в свет, открывающий красоту, в порыв к величайшим свершениям, на которые мы способны». Кроме Эллиса и Уэллса, Сэнгер познакомилась с драматургом Джорджем Бернардом Шоу и философом Бертраном Расселом, а также завела роман с испанским анархистом Лоренцо Портетом, который жил в Британии эмигрантом и преподавал в Ливерпульском университете.

Но главным ее наставником был Эллис. Он помог Сэнгер точнее направить свою ярость и лучше продумать стратегию своих начинаний. Контрацепция – дело благородное, говорил он, но Сэнгер вернее добьется успеха, занимаясь ею как таковой, не увязывая с широким наступлением на капитализм, брак и организованную религию. Сэнгер же иногда вела себя так, будто ее главная цель – поднять побольше шума и вывести из себя своих противников. Ее миссии не доставало ясности. Эллис разъяснил ей научную сторону контрацепции и опасность роста населения для экономики. Он подвигнул ее читать материалы по евгенике, в том числе отчеты по научному размножению, практикуемому американской коммуной «Онайда»[17]17
  «Онайда» – христианская коммуна, основанная Джоном Хамфри Нойесом (1811–1886) в 1848 году в Онайде, штат Нью-Йорк. В коммуне верили, что второе пришествие уже состоялось в 1970 году новой эры, поэтому Тысячелетнее царство люди могут воплотить в жизнь сами.


[Закрыть], и показал книгу Джорджа Драйсдейла «Элементы социальной науки»[18]18
  Drysdale George. The Elements of Social Science (1861).


[Закрыть], в которой заявлялось, что только контрацепция сможет прибавить миру любви. Драйсдейл был, возможно, первым современным мыслителем, провозгласившим, что наука способна увеличить долю секса в мире, и Сэнгер стала его преданной ученицей.

Желание и намерение изменить образ жизни людей у нее были и раньше, но теперь впервые появился план. Сперва контрацепция была для нее средством, позволяющим женщине ограничить размер своей семьи; теперь же Сэнгер поняла, что если разделить секс и деторождение, то женщины получат такую свободу, какой представить себе не могли. Изменится само понятие брака. Изменится динамика отношений. Изменится роль семьи. Изменятся карьерные и образовательные возможности женщин.

Так она обрела свою миссию и дистиллировала ее суть.

• • •

Пока Сэнгер жила в Европе, ее мужа арестовал Энтони Комсток – специальный агент почтовой службы – за распространение брошюр по контролю рождаемости.

Комсток сразу после Гражданской войны взял на себя миссию борьбы с распространением в Америке непотребства, почти в одиночку создав пакет суровых законов против непристойности. Подростком Комсток мастурбировал так одержимо, что, как он думал, чуть не довел себя до самоубийства. Повзрослев, он заключил, что был не виноват: это непотребные книжки и открытки едва не довели его до падения. При поддержке одного влиятельного предпринимателя Комсток был назначен специальным агентом Комитета Христианской ассоциации молодых людей по подавлению порока. Проводя рейды и изымая сексуальные игрушки, порнографические изображения и средства предохранения, Комсток снискал славу защитника Америки от порнографии и болезней. В 1873 году он убедил Конгресс принять законопроект, запрещавший почтовую пересылку «любых непристойных, неприличных, безнравственных или разжигающих страсть книг, брошюр, изображений, статей, писем, записок, печатных или иных публикаций непозволительного характера». После этого каждый штат принял собственные законы против непристойности, и по многим из них распространение знаний о контрацепции стало нелегальным. Комстока назначили специальным агентом Почтовой службы Соединенных Штатов по борьбе с непристойностью; его обязанностью было проведение федерального закона в жизнь. Вскоре он получил разрешение на ношение оружия.

У него были большая лысина, бычья шея, бочкообразная грудь и толстые щеки с густыми бакенбардами. Он звал себя «полольщиком сада Господнего», но больше походил на хищного охотника, всегда умеющего найти себе добычу. Комсток и его агенты начали аресты издателей, фотографов и владельцев книжных магазинов – часто выдавая себя за покупателей. Комсток был неутомим. Он произвел сотни арестов и конфисковал порядка двухсот тысяч неприличных картинок и шестидесяти четырех тысяч устройств для контрацепции и сексуального удовольствия. Не меньше пятнадцати женщин, обвиненных им в безнравственности, предпочли суду самоубийство.

Закон Комстока определял безнравственность так широко, что она могла включать что угодно. Неудивительно, что под его эгидой запрещалась не только продажа средств контрацепции, но и распространение информации о них. Удивительно лишь то, что этот закон так долго держался и так долго не давал женщинам возможности контроля над рождаемостью.

• • •

Вскоре по прибытии в Англию Сэнгер написала мужу, что считает их двенадцатилетний брак законченным, и попросила развода. Но Билл думал по-другому. «Ты для меня весь мир», – настаивал он в одном из писем.

Но если мужа она покинула без особых угрызений, то к детям у нее были иные чувства. В своем дневнике она выражала обеспокоенность за них. Семилетний Грант и пятилетняя Пегги временно жили в Гринвич-Виллидж, вверенные заботам Кэролайн Пратт, прогрессивной деятельницы образования, и ее спутницы жизни Элен Маро, профсоюзной активистки. Пегги не понимала, куда девалась мать, и плакала каждый раз, когда отец, навещавший детей в доме Пратт и Маро, должен был уходить, писал Билл в письмах к Маргарет. Со временем Билл забрал Пегги к себе и попросил одну из теток девочки переехать к нему и готовить. Грант писал матери письма, в которых стоически призывал не беспокоиться о нем, а Стюарт, один в школе-пансионе, просил прислать ее фотографию, на которую он смотрел бы в ее отсутствие. С началом войны в Европе почта стала ненадежной. «Как мне одиноко! – писала Сэнгер. – Есть ли на свете тюрьма суровее… нежели скитания по миру, вдали от любимых малышей?..» Но в других письмах и дневниках она ясно выражала, насколько ценит время, свободное от семейных забот, чтобы «размышлять, медитировать и мечтать».

Осенью тысяча девятьсот пятнадцатого года мужа Сэнгер осудили по обвинениям в непристойности. Судья счел, что он нарушил «не только законы человеческие, но и законы Божьи, замышляя предотвратить материнство». Выбирая между штрафом в 150 долларов и месяцем в тюрьме, Уильям Сэнгер выбрал тюрьму. Только тогда Маргарет наконец согласилась вернуться домой. Вскоре после ее приезда в Нью-Йорк ее пятилетняя дочь Пегги заболела пневмонией и умерла в больнице «Маунт-Синай», свернувшись на руках матери. Семья Сэнгер после этого никогда не стала прежней. Грант обвинял мать, говоря, что Пегги не заболела бы так серьезно, если бы мать была дома. Билл Сэнгер сделал гипсовый слепок лица дочки и еще много лет хранил его даже разбитым. Маргарет не спала ночами, а когда сон приходил, ее одолевали кошмары. Однажды ей приснилось, что вокруг нее падают крыши с домов, и она взволновалась, что с дочерью, но тут же поняла, что совершенно девочкой не занималась и не знает, где она. Многие годы ее терзали кошмары про младенцев, и бессонницей она страдала до конца жизни.

Эта трагедия, однако, не заставила ее уделять больше внимания выжившим детям. Вместо этого Сэнгер вернулась к работе, решительно настроенная добиться перемен и готовая вести войну, если потребуется. Она стала сниматься для рекламных фотографий в широком квакерском воротничке, с аккуратно забранными волосами, держа на руках младшего сына – вполне уважаемая молодая мать. Примерно в это же время она начала говорить «контроль рождаемости» вместо «контрацепция» – блестящий образец маркетинговой стратегии. Сэнгер хотела отделить секс от продолжения рода, но дело было не только в этом. Сперва она рассматривала названия «материнство по своей воле» или «отцовство по своей воле», но они звучали недостаточно точно. «Более точны были термины “контроль семьи” и “контроль расы”, – вспоминала Сэнгер. – В конце концов меня осенило: “контроль рождаемости”!»

Никаких сексуальных коннотаций, заявлений о независимости, никакой угрозы. Это слова не для борьбы. Они как квакерский воротничок – для того, чтобы людям было спокойнее. Естественно, что против «рождаемости» никто не возразил бы: без рождения не было бы жизни. Но для Сэнгер ключевым словом было слово «контроль». Если женщины на самом деле смогут распоряжаться, когда и как часто рожать, если они станут хозяйками собственных тел, то обретут силу, непредставимую доселе. Без такого контроля женщины обречены быть лишь матерями и женами, и не более. Однако слово «контроль» также посылало весточку евгеникам, поддерживавшим Сэнгер: их миссию она не упускала из виду, радея не только о личном выборе, но и о том, кто должен рожать детей, а кто нет.

В тысяча девятьсот шестнадцатом году Сэнгер открыла свою первую клинику контроля рождаемости на Эмбой-стрит, 46, в бруклинском Браунсвилле, где она, ее сестра Этель и команда медсестер распространяли презервативы и пессарии «Мицпа» (гнущиеся резиновые колпачки, которые обычно продавались в аптеках для «поддержки матки», но на самом деле работали примерно так же, как диафрагмы и маточные колпачки). В рекламной брошюре клиники, напечатанной на английском, идише и итальянском, было написано:

МАТЕРИ!

Можете ли вы позволить себе большую семью?

Хотите еще детей?

Если нет, то зачем их рожать?

НЕ УБИВАЙТЕ, НО ПРЕДОТВРАТИТЕ.

Безопасно, безвредно!

Информацию можно получить по адресу:

ЭМБОЙ-СТРИТ, 46.

Работа клиники напрямую нарушала закон штата Нью-Йорк, поэтому никто не был удивлен, когда через десять дней после открытия нагрянула полиция. Контрацептивы конфисковали, Сэнгер была арестована. Ее обвинили в нелегальном распространении предметов для контроля рождаемости и заставили отработать тридцать дней в исправительном учреждении графства Куинс. Сэнгер отказалась сдавать отпечатки пальцев, мотивируя это тем, что она политический узник, а не уголовник. Перед тем как ее отпустили, пара охранников по имени Мюррей и Фоли попытались силой заставить ее сдать отпечатки, но Сэнгер, которая была меньше каждого втрое, отбилась. Газета «Нью-Йорк Трибьюн» писала, что она вышла из тюрьмы с «натертыми докрасна запястьями, будто их яростно выкручивали». В другой статье, не без лукавства, утверждалось: «Никто, кроме Управления исправительных учреждений, не знает, какие раны зализывают сейчас Мюррей и Фоли».

Время для всей этой шумихи было самое подходящее. Даже люди, не озабоченные женским правом на свободный секс, начали задумываться о том, что контроль рождаемости мог бы послужить общественному благу. В тысяча семьсот девяносто восьмом году безвестный английский священник Т. Р. Мальтус опубликовал «Опыт закона о народонаселении», где утверждал, что большинство страданий на земле вызваны «постоянным стремлением [человечества]… расти больше, чем то позволяют средства к существованию». Чарлз Дарвин верил, что люди со временем становятся все более плодовитыми, а любовник Маргарет Сэнгер, Хэвлок Эллис, считал, что с тех пор, как людей стала меньше занимать борьба за физическое выживание, человеческое сексуальное желание выросло. Свой вклад в увеличение численности семьи внесли рост городов и промышленная революция, не говоря уже о строгостях католической церкви. Одновременно с ростом рождаемости падала – благодаря достижениям естественных наук и медицины – смертность. Первые два – пять миллионов лет человеческой истории мировое население никогда не было больше десяти миллионов, и рост его не превышал нулевой отметки. Рождаемость и смертность почти уравнивались. Но когда люди начали возделывать землю и разводить скот, то стали жить дольше. К тысяча шестьсот пятьдесят восьмому году численность мирового населения достигла пятисот миллионов. К тысяча восьмисотому она превысила миллиард, а в тысяча девятисотом приблизилась к двум.

В изобильных землях Соединенных Штатов контроль за населением не был насущной экономической проблемой. Но он становился насущной проблемой социальной. В больших семьях детей заставляли бросать школу и идти работать. Семьи с десятком и более детей часто теснились в трех-четырех комнатах; в таких семьях кто-нибудь из детей неизбежно умирал или уходил на улицы, где становился преступником. Тысячи сифилитиков продолжали рожать зараженных детей. Одна такая женщина писала Сэнгер:

Сегодня я – мать шестерых живых детей и двоих недоношенных. Моему старшему уже двенадцать, и он с рождения беспомощен. Остальные дети очень бледные, их приходится то и дело водить к доктору. Одна из дочек слепа на левый глаз. После рождения последнего ребенка я пыталась держаться подальше от мужа, но это вызывало ссоры, и однажды он от меня ушел, сказав, что я не выполняю долга жены.

К тысяча девятьсот двадцатому году у Сэнгер было множество новых союзников. Более 4,7 миллиона американцев, многие из рабочего класса или семей иммигрантов, отслужили во время Первой мировой войны в армии, где узнали о венерических заболеваниях и презервативах от товарищей-солдат и проституток. В Европе достать презервативы было легко, они неофициально продавались во многих правительственных американских кафетериях. Когда война закончилась, ситуация с венерическими заболеваниями стала настолько серьезной, что многие американцы начали рассматривать секс как вопрос общественного здоровья, достойный научного исследования и внимания общества. Правительство Штатов начало тратить миллионы на кампании по оздоровлению общества, чтобы предотвратить распространение болезней, передающихся половым путем. Органы здравоохранения получили поддержку судьи апелляционного суда Нью-Йорка, который ранее подтвердил приговор Сэнгер по поводу нарушения законов о пороке, но зато впервые постановил, что врачи могут прописывать контрацепцию для здоровья женщины.

Для Сэнгер этого было недостаточно. Врачи назначали контрацепцию только в самом крайнем случае, и даже тогда – что они могли прописать? Не было надежных средств предохранения, кроме, может быть, презервативов. Чтобы использовать презерватив, нужно согласие и сотрудничество мужчины, а Сэнгер по опыту работы в бедняцких районах Нью-Йорка знала, что мужчина обычно не против шести-семи детей, лишь бы у него была возможность получать секс всегда, когда придет настроение. С последствиями разбирались именно женщины – не только потому, что они вынашивали детей, но и растили их тоже они. В тысяча девятьсот девятнадцатом году Сэнгер писала:

Хотя его никто не избавляет от страданий, это правда… гораздо сильнее страдает она. Это она долго носит, рожает и вскармливает нежеланное дитя. Это она дежурит возле ложа страданий, где мучается ребенок, потому что родился в перенаселенном доме… Это ее плотскую тягу убивает страх нежелательной беременности. Это она в первую очередь и потому безнадежно лишается возможности самовыражения.

Резиновые презервативы продавались в жестянках и носили имена «Шейх», «Рамзес», «Павлин» и «Золотой фазан». И хотя они были дешевы, эффективны и широкодоступны, для Сэнгер этого было мало: она больше волновалась о контроле рождаемости, чем о предотвращении заразных болезней. Но, во всяком случае, решение судьи сделало ее работу законной, и она начала находить поддержку у тех, кто раньше не осмеливался вслух высказываться в защиту контроля рождаемости.

«Отношение церкви к контролю рождаемости должно измениться, – говорил преподобный доктор Карл Рейланд, один из либеральных лидеров протестантской епископальной церкви Нью-Йорка. – Она должна поддержать этот метод повышения качества жизни. Возражения на религиозных основаниях – нерелевантны». Рабби Стивен С. Уайз, основатель Американского еврейского конгресса, заявлял, что «сакральное отношение к жизни не предполагает, что порождение ее должно быть неограниченным и бесконтрольным; напротив, людям следует желать завести детей лишь тогда, когда они могут создать им условия, делающие жизнь достойной того, чтобы жить». С этим соглашались многие врачи, работавшие волонтерами в клиниках, которые открывала Сэнгер. Даже некоторые суды подтвердили легальность контрацепции. И только Конгресс, легислатуры некоторых штатов и римско-католическая церковь продолжали держаться. Важно, однако, что сопротивление исходило от окопавшихся консервативных институтов, а не от широкой публики. Общество услышало то, что хотела сказать Сэнгер, – и не через один канал.

Сэнгер становилась изощреннее в своем радикализме. Вместо того чтобы бросать вызов консервативным взглядам общества, она пыталась привлечь к своему делу врачей, ученых и общественных лидеров, настаивая на пользе контрацепции для здоровья людей. Она призывала женщин подбирать диафрагмы нужного размера вместе с врачом – не только потому, что диафрагмы были самым эффективным доступным методом предохранения, но и потому, что знала: врачи станут ее ценными союзниками. Движение за сексуальное удовольствие никогда не обретет нужной поддержки, но у движения за здоровье такой шанс есть. Это был стратегический компромисс, и прозорливый.

Один из ее тогдашних союзников, зажиточный вдовец по имени Джеймс Ноа Генри Сли, влюбился в Сэнгер сразу после знакомства. Сли был на двадцать лет старше Сэнгер, консервативный республиканец с головы до ног. Он был президентом компании смазочных материалов «Три-в-одном», продукцию которой в то время почти каждый американец держал под рукой, чтобы смазывать печатные и швейные машинки, велосипедные цепи. Когда Сэнгер познакомилась со Сли, она уже семь лет жила отдельно от мужа. В двадцать втором году она наконец развелась с Уильямом Сэнгером и вышла замуж за жесткого и аристократичного Сли. Некоторые условия она потребовала закрепить письменно. Муж и жена оставались жить в разных квартирах и перед любым визитом обязались предупреждать друг друга. Вскоре после свадьбы Сэнгер убедила Сли открыть «Холланд-Рэнтос», первую компанию, которая продавала контрацептивы исключительно медицинскому сообществу. Такова была часть ее плана по приданию законности средствам предохранения. Как-то раз Сэнгер попросила Сли потратить десять тысяч долларов на зарплату и расходы гинеколога, который путешествовал бы по стране, распространяя информацию о средствах предохранения. «Если это можно будет сделать, – умоляла она его, – я благословлю моего обожаемого мужа, Дж. Н. Х. Сли, и удалюсь с ним в сад любви».

Сли принял правила брака Сэнгер. Когда один ее пьяный друг спросил его, как это он поддерживает такие необычные отношения, Сли ответил: «Вопрос ваш нахален, молодой человек, но я вам отвечу. Она была и всегда будет величайшим приключением моей жизни».

Если он хотел приключений, Сэнгер его ими обеспечивала. В ответ Сли давал ей все деньги, которые были нужны на борьбу, включая те, что она попросила на оплату странствующего гинеколога, – тот прочел более семисот лекций по всей стране.

Кое-что начинало удаваться. Сэнгер не только возглавляла правозащитную организацию, руководившую работой клиник, – они с мужем теперь владели собственной компанией по производству и продаже средств предохранения. К рынку контрацепции она отнеслась как индустриальный магнат, стараясь полностью захватить его своим продуктом. «Холланд-Рэнтос» завоевала доверие врачей и стала главным национальным поставщиком диафрагм. Врачам такое положение вещей нравилось, потому что они таким образом вели надзор за репродуктивным здоровьем женщин, и это обеспечивало непрерывный поток новых пациенток. Научные исследования, многие из которых спонсировала Сэнгер, утвердили метод «Холланд-Рэнтос» с диафрагмой и гелем как самый безопасный и надежный для женщины. Когда, наконец, Американская медицинская ассоциация поддержала контрацептивы, «Холланд-Рэнтос» напомнила врачам, что ее препарат – называющийся «Коромекс» – стал промышленным стандартом и его уже используют «пятьдесят тысяч врачей, двести тридцать четыре клиники и сто сорок больниц».

К тому времени Сэнгер расширила сеть своих связей за пределы изначального круга радикалов, выстроив союзы со многими влиятельными людьми, включая врачей, богатых бизнесменов, социально активных женщин высшего света. Эти союзы позволяли ей собирать деньги и помогали сопротивляться силам, брошенным против нее католической церковью.

Но самый сильный из ее новых союзников был и самым сомнительным. Лидеры евгенического движения не особенно беспокоились о сексуальной свободе или правах женщин, но они желали, чтобы определенные группы женщин рожали меньше детей, и признавали, что их интересы пересекаются с интересами Сэнгер. Контроль рождаемости они почитали мощным оружием снижения бедности, преступности и количества тех, кого они называли «слабоумными». Женщине, которая, скорее всего, родит бедного слабоумного ребенка с преступными склонностями, до´лжно прописывать средства предохранения или стерилизацию, чтобы предотвратить продолжение ее рода, – так говорили евгеники. В частности, кандидатами на стерилизацию были те самые бедные женщины, которых спасала Сэнгер, работая молодой медсестрой в нижнем Ист-Сайде. А сейчас оказалось, что она примкнула к евгеникам, которые в те времена в Соединенных Штатах были куда более уважаемы, нежели защитники контроля рождаемости. Евгеника была в тренде. В двадцатых годах гарвардский профессор психологии Уильям Макдугалл провозгласил, что с неграмотностью можно покончить, если запретить людям, которые умеют читать, вступать в брак с теми, кто не умеет. Сэнгер говорила, что не видит ничего плохого в использовании контроля рождаемости для отсева «непригодных». Она соглашалась, что следует поощрять к стерилизации людей с неизлечимыми наследуемыми заболеваниями. Она присоединила свой голос к мнению, что преступники, неграмотные, проститутки и наркозависимые должны быть отделены от общества. Такие взгляды были широко приняты в двадцатых – тридцатых годах двадцатого века, хоть это и не облегчает их понимания.

Отношение к расовому вопросу у Сэнгер было сложное. Она была социалисткой, что раздражало даже самых преданных ее соратников, и преследовала свои цели зачастую безрассудно. Но совсем не факт, что она была расисткой. В тридцатом году она открыла клинику планирования семьи в Гарлеме. В клинике работал чернокожий доктор, ее поддерживали многие лидеры местной общины, в том числе У. Э. Б. Дюбуа[19]19
  Бёркхардт Дюбуа Уильям Эдвард (1868–1963) – афроамериканский общественный деятель, панафриканист, социолог, историк и писатель.


[Закрыть]. Дюбуа позже будет консультировать Сэнгер по ее так называемому «Негритянскому проекту», задачей которого было обеспечить средствами контроля рождаемости и социальными услугами афроамериканок сельского Юга.

Сэнгер была во многих смыслах последовательна в своих основных убеждениях. Она не отступалась от права женщины на самоопределение, от того, что каждый ребенок должен быть любим и окружен заботой и что женщины вправе наслаждаться сексом так же, как и мужчины. Она знала, что борьба за эти принципы может стать запутанной и беспорядочной, как и ее личная жизнь, и не боялась этого. Годы спустя философ Мишель Фуко напишет, что секс по самой природе своей акт одновременно частный и общественный. Сэнгер открыла это гораздо раньше.

• • •

Прагматизм и элитизм Сэнгер, возможно, и навредили ее репутации борца за права бедных, но, как она и ожидала, расширили ее базу поддержки. К тысяча девятьсот двадцать пятому году более тысячи врачей со всего мира принимали участие в ежегодной конференции по контролю рождаемости, устроенной Сэнгер на этот раз в отеле «Мак-Элпин» в Нью-Йорке. Присутствовали британский экономист Джон Мейнард Кейнс, а также писатель Литтон Стрейчи и лидер социалистической партии Норман Томас. Письма поддержки пришли от У. Э. Б. Дюбуа, Эптона Синклера и Бертрана Расселла. Приехали и самые влиятельные евгеники страны.

Движение за контроль рождаемости в Соединенных Штатах стало заметным и быстро распространялось по миру. Помогло то, что секс в Америке обсуждался, как никогда раньше, широко. Незамужние женщины эпохи джаза курили, пили, танцевали, флиртовали и, как это тогда стало называться, трахались. В консервативном Манси, штат Индиана, – как раз там проводилось классическое социологическое исследование, по мотивам которого была создана книга «Мидлтаун»[20]20
  Middletown означает небольшой американский городок. Типичным таким городком был Манси, где проводили свои исследования социологи муж и жена Роберт Стаутон (1892–1970) Линд и Хелен Меррелл Линд (1894–1982).


[Закрыть], – только пятнадцать из семидесяти пяти женщин, опрошенных в двадцать четвертом и двадцать пятом годах, сказали, что не одобряют контроль рождаемости. Это подтверждалось и уменьшением прироста населения: размер семьи на Среднем Западе за одно поколение снизился с 5,4 до 3,3. Общая рождаемость в Соединенных Штатах упала с тысяча восемьсот девяносто пятого по тысяча девятьсот двадцать пятый год на тридцать процентов, хотя женщины продолжали выходить замуж очень рано.

К тридцатому году Лига контроля рождаемости, основанная Сэнгер, руководила пятьюдесятью пятью клиниками в двадцати трех городах. Когда Сэнгер обвиняли в том, что она содействовала промискуитету, она отвечала: не больше, чем Генри Форд виноват в том, что в его автомобилях люди сбегают за город изменять законным супругам прямо на задних сиденьях машин.

Местные иерархи католической церкви протестовали против собраний Сэнгер и использовали политические связи для организации полицейских проверок. Нью-йоркский архиепископ Патрик Хейс провозгласил в одном из своих рождественских посланий, что только Бог вправе решать, рождаться детям или нет, и контроль рождаемости – грех больший, нежели аборт. «Убивать жизнь после зачатия – чудовищное преступление, – говорил он, – но препятствовать появлению человеческой жизни, которую Творец готовится принести в мир, – деяние поистине сатанинское… Ибо не только телу отказывается в бытии во времени и вечности, но и самой бессмертной душе». В некотором смысле вмешательство церкви было для Сэнгер благословением: отвлекало от рассуждений о сексуальности и удовольствии и возвращало фокус на самый мощный аргумент в ее арсенале – на права человека. «Он по теоретическим соображениям верит в жизнь души после смерти, и имеет полное право на эту веру, – сказала Сэнгер о словах Хейса. – Но мы – те, кто пытается фундаментально улучшить человечество, верим, что здоровая и счастливая раса людей больше отвечает Божьим законам, чем болезни, страдания и бедность, длящиеся поколение за поколением».

Как писала ее биограф Эллен Челсер, Сэнгер заявляла право женщин «выражать собственную сексуальность в свободе от последствий, как это всегда делали мужчины». В те дни это звучало радикально. Для женщин возраста Сэнгер продолжение рода считалось единственной жизненной целью. Материнство было единственной работой, имеющей смысл. Женщины, которые позиционировали себя отдельно от мужа, встречались редко. Даже такая независимая и уверенная дама, как Элеонора Рузвельт представлялась «миссис Франклин Рузвельт», и так к ней и обращались. В попытке дать женщинам власть над собственными телами Сэнгер фактически начала движение за права человека, которому предстояло изменить мир и преобразить все: семью, политику, экономику. Завоевав контроль над своей репродуктивной системой, женщины не остановятся: следующим шагом будет утверждение своей самостоятельности. Быть женщиной больше не значит быть матерью. Женщины станут откладывать беременность, чтобы учиться, путешествовать, делать карьеру, издавать журналы, писать книги, записывать альбомы, снимать кино – делать все, что им только вздумается. Сэнгер понимала, чтó способен принести контроль рождаемости, по крайней мере, отчасти. Вряд ли она или кто-либо другой могли себе представить, что контрацепция также внесет вклад в распространение разводов, супружеской неверности, неполных семей, абортов и порнографии. Как любой революционер, Сэнгер вполне была готова мириться с небольшим хаосом.

Но движущей силой ее деятельности уже был не только секс. К нему присоединились деньги и политика, а вскоре предстояло добавиться науке. У диафрагм и гелей были свои недостатки. Даже некоторые союзники Сэнгер жаловались, что диафрагмы слишком сложны и дороги, особенно для бедных женщин. «Нет необходимости говорить, как мало мы сделали для удовлетворения настоятельнейшей человеческой потребности, – писал Роберт Дикинсон, акушер и гинеколог в отставке, консультировавший Исследовательское бюро Маргарет Сэнгер, в медицинской книге тридцать первого года под названием “Контроль зачатия”. – Предположим, мы помогли двум с половиной миллионам фертильных пар. Но насколько клиники и врачи могут помочь тем, кто обитает в глуши и топях, насколько могут удовлетворить запросы жителей трущоб или гор?» Далее он говорил, что единственная надежда – на лучшие методы контрацепции, и заключал: «Я вижу три выхода. Первый – исследования; второй – исследования; и третий – исследования». Сэнгер согласилась. Способ с диафрагмой и гелем никогда не будет работать как следует. Врачей и диафрагм всегда будет недостаточно.