Текст книги "Демоны"
Автор книги: Джон Ширли
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
– Да, да, верно; продолжайте, пожалуйста.
– Итак. Круг Осознающих продолжал свое существование в различных формах. Порой его члены гибли от рук врагов – демонических сил, скрывавшихся под различными личинами. Мы, насколько могли, продолжали делать свое дело. Мы разработали… это было нечто вроде плана, принципиальной схемы. Мы создали ложи – низшие ордена, хотя это понимали далеко не все из членов. Так, например, появились масонские ложи, и рыцари-тамплиеры, и изначальный орден розенкрейцеров, и некоторые восточные общины… но лишь немногие из членов этих лож – даже среди прошедших высочайшее посвящение – знали о существовании Круга, о действительных причинах образования ложи. Поистине тайным обществом являлся Круг Осознающих, при котором другие, более известные ложи были как бы спутниками. И эти низшие ложи использовались для содействия таким событиям, как, например, подписание Великой хартии вольностей, Ренессанс, Просвещение, разработка идеи республики. Работа Лао-цзы. Будда тоже был одним из наших людей. Христос действительно был воплощением Бога – хотя его учение, разумеется, было замутнено и неверно интерпретировано. Томас Джефферсон был одним из нас. Некоторые другие, кого вы должны знать. Но большей частью мы держались в тени. Мы экспериментировали; некоторые наши эксперименты проваливались. Так, например, мы ввели в употребление ЛСД – при этом совершенно не собираясь делать ЛСД уличным наркотиком и не имея в виду всего того, к чему это привело… Как видите, у нас тоже бывали ошибки. Однако мы все же надеемся, что нам удастся привести человечество к всемирному единству, к некоему демократическому союзу – образованию Соединенных Штатов Земли.
– Что совершенно не значит, что этот союз будут контролировать США, – поспешил добавить Ньерца. – Он будет управляться представителями от всех наций. И при этом обладать гораздо большим могуществом, чем ООН.
Мендель, кивнув, продолжал:
– Двигаясь неуклюже, по многу раз начиная заново, мы медленно ведем человечество, как нам хотелось бы верить, к отношениям терпимости, социальной справедливости, уважения к правам человека и – да, к окончанию войн. И в конце концов к такому состоянию, при котором будет наиболее велика вероятность достижения Осознанности для большинства людей. А следовательно – к состоянию служения Высшему, тому, что люди часто называют Богом… Ну а теперь выпейте-ка стаканчик этого шабли – оно достойно сожаления, но поможет вам проглотить все это. Что ж, мы ответили на ваши вопросы, а сейчас нас ждет работа. Благослови вас Бог, юноша, и молитесь за всех нас.
Теперь, когда я пишу все это, мне приходит в голову, что если бы кто-нибудь другой рассказал мне то, что рассказал тогда Мендель, в какой-нибудь другой момент, то скрывающийся во мне скептик – скептик, загораживающий человека, который в глубине души жаждет уверовать, – ответил бы ему вежливым кивком, но внутренне подверг бы сомнению каждое слово. Несмотря на мое сотрудничество с журналом «Видения» и мою внутреннюю уверенность, что духовный мир действительно существует в каком-то роде, я почти всегда скептически относился к тому, что люди именовали проявлениями этого мира в мире нашей повседневности. Осознающий Круг Человечества? Еще одно якобы древнее, якобы тайное общество? Если бы я имел дело с кем-нибудь другим, я решил бы, что этот человек пытается приобщить меня к какому-то культу или одержим какой-нибудь манией и втянул в свою манию других – таких, как Ньерца, – что порой случается с харизматическими безумцами.
Но сейчас, когда он рассказывал о Круге Осознающих – подразумевая, что и сам играет в нем определенную роль, – я почувствовал в себе некий отклик. Истинность его слов звучала в самом его тоне; во мне вдруг возникло понимание, резонанс с его словами, каким-то образом сводивший на нет все мои сомнения – хотя другие люди делали прежде в моем присутствии подобные этому и даже еще более убедительные заявления о своих связях с эзотерическим миром, и этим другим я не верил. Здесь, однако, было нечто реальное, и именно сила его существа, присутствие в нем той самой осознанности, о которой он говорил, явилось для меня подтверждением. Я чувствовал это в воздухе, как человек чувствует мощное электрическое поле вокруг гидроэлектростанции. Я ощутил это лишь тогда, когда он сам разрешил мне. И тем не менее это было чем-то вполне реальным.
Позже я отвел Пейменца в сторону.
– Послушайте… То, что сказал мне Мендель – насчет Круга Осознающих…
– Да, я слышал.
– Они… они берут учеников?
– Тебе бы не рассказали об этом, если бы не рассматривали тебя в качестве серьезного кандидата.
– А… а вы, доктор Пейменц? Пейменц тяжело вздохнул.
– Когда-то Ньерца был моим учеником. Сейчас я – его ученик. Какое-то время я был по-настоящему осознающим. Или близким к тому. Но я… я пал. Я заново повторил падение Адамово. Я… я не хочу говорить о том, как это произошло. Виной всему моя собственная слабость. Полное осознание – это бремя, равно как и своего рода помазание на царство. Сейчас я… борюсь за то, чтобы вернуться к такому осознанию, каким обладают они – Ньерца и Мендель. И предупреждаю тебя, пробуждение – истинное пробуждение – не менее болезненно, чем рождение на свет. И некоторые умирают при родах.
Больше он не пожелал говорить на эту тему.
Той ночью, пробудившись от кошмара (мне снилось, что Крокодиан забрался в начальную школу и неистовствует в ней), я обнаружил, что Мелиссы нет на ее койке. Я встал и двинулся вдоль по тускло освещенному коридору – лампочки горели через одну, да и те постоянно мигали. Из боковой комнаты донесся крик, и я решил, что демон утащил ее туда, чтобы замучить до смерти. Я заглянул внутрь, уже открыв рот, чтобы позвать на помощь, и увидел обнаженного Ньерцу, вздымавшегося над лежащей на койке Мелиссой, и это кричал он, а ее обращенное к нему лицо походило на лик Мадонны. Я поспешил прочь, чувствуя себя уничтоженным и надеясь лишь, что они меня не заметили. Никто не имеет права вторгаться в чужое наслаждение.
6
Я бы поставил что угодно на то, что Мендель – который несколько лет назад бок о бок с Ньерцей участвовал в спасении десятков тысяч африканских беженцев от племенного геноцида, который выглядел неколебимым и сосредоточенным перед лицом безжалостного нашествия неисчислимых полчищ неуязвимых с виду сверхъестественных хищников, – что этот человек не может быть поколеблен, не может быть Устрашен. Однако на следующее утро, когда он принес нам отчет переводческих программ и результаты обработки данных по промышленным авариям, он выглядел бледным и лишенным присутствия духа.
До его прихода мы сидели в ожидании вокруг столиков в кафетерии, прихлебывая отвратительный кофе.
Мне до смерти осточертело это место, но я боялся уходить отсюда, поскольку здесь мы иногда получали вести из внешнего мира: очевидно, демоны двигались фронтом по окружающим землям, и те, кто выжил и остался в тылу этой волны, на какое-то время оказались в безопасности – до следующего рейда демонов по этой территории. Люди уже начали адаптироваться, вырабатывать стратегии выживания, сохранения какого-то подобия жизни рядом с демонами, за их спиной, и пока длились Затишья, находя утешение в правительственных заявлениях о ведущихся исследованиях, об экспериментальных переселениях людей в менее опасные области – которые вскоре тоже начинали кишеть демонами.
Происходили стычки и порою даже перестрелки между потоками беженцев и людьми, расположившимися в местах, которые могли более-менее считаться убежищем; потом были созданы лагеря для беженцев.
Фрагментарная связь доносила до нас обвиняющие репортажи (из тех мест, где еще оставались неповрежденные кабели), что экспериментальные правительственные бригады предпринимают попытки приносить демонам жертвы, как и предлагал Шеппард, используя для этого приговоренных к пожизненному заключению преступников, добровольцев, а также людей с неопределенным статусом – и даже, согласно некоторым репортажам, бездомных детей. Демоны, по слухам, жертвы принимали, но не давали ничего взамен. Были официальные опровержения, отрицавшие что-либо подобное. Как бы то ни было, бойня продолжалась; культы возникали и распадались; отряды гражданской милиции формировались и распадались; солдаты Национальной Гвардии бродили повсюду, как фанатически организованными отрядами, так и анархическими кучками.
Сидя в нашей подземной берлоге, я прихлебывал мерзкий кофе, время от времени искоса поглядывая то на Ньерцу, то на Мелиссу. Хотя они и не держались за руки, я подумал, ощутив болезненный укол: «Они любовники. Она принадлежит ему».
И я сказал себе: «Он великий человек; он заслуживает ее. Я – не заслуживаю». Это не помогло.
Именно в этот момент вошел Мендель, неся стопку распечаток. Он положил их дрожащими руками перед Пейменцем, который тоже был удивлен состоянием Менделя.
– Вы вполне хорошо себя чувствуете, монсиньор Мендель? – спросил Пейменц. Это был первый и последний раз, когда я слышал, чтобы его назвали монсиньором, и это было для меня новостью.
– Я… я видел кое-что… небольшое персональное предвидение… как все закончится для меня в этом воплощении, и это… это не та вещь, которую мне хотелось бы обсуждать. Но у нас и без того достаточно предметов для разговора: речь демона, которую вы записали с телевизора, оказалась на языке, связанном одновременно с протошумерским и с древнейшим языком, который ассоциируется с Египтом. – Он заглянул в свои заметки и продолжал: – Она переводится, в той мере, в какой вообще переводима, следующим образом: «Наконец настало время долгожданного пиршества; овцы приведены к… – возможный перевод -… храму, и бойня… – дальше неясно. – Сколь щедро текут… – возможный перевод -… канавы, они текут нефритами и алмазами. Круг смыкается; круг, для которого этот мир был создан… – непереводимо, -… держитесь моего… – непереводимо. – Наш пост подошел к концу… Сколь поразительны их притязания, как эти… – неразборчиво, -… выкатывают глаза, как они… – возможный перевод -… блеют и пытаются встать на задние ноги, подобно людям… Сколь немногочисленны люди – или, иначе, „истинное человечество“, – и сколь… – возможный перевод -… преходящи… Придите же, соратники и собратья, и…» – дальше непереводимо.
Мендель отложил текст в сторону, медленно и глубоко вздохнул и посмотрел на остальных.
– Этот разговор о круге, который смыкается – очевидно, все это было заранее предопределено, спланировано…
Ньерца заметно вздрогнул.
– Возможно, это просто… демоническое высокомерие.
– Могло быть и так, что они заранее знали, что кто-нибудь переведет это, и хотели деморализовать нас, – сказал Пейменц.
– Может быть, – сказал Мендель. – Но глубоко в Душе я чувствую ужас, какого не чувствовал прежде…
– Как там было у Диккенса? – сказала Мелисса. – Что-то вроде: «Тени ли это того, что будет, – или того, что может случиться, если пути к будущему не будут изменены…» [24]24
Ч. Диккенс. «Рождественские рассказы».
[Закрыть]
Мендель ласково улыбнулся ей.
– А знаете, моя милая, я верю, что иногда нечто говорит вашими устами – нечто драгоценное.
Мелисса посмотрела на него с неподдельным удивлением.
– Ну конечно – Диккенс, – промолвила она. Пейменц, взглянув на Менделя, покачал головой.
– Не стоит пока что об этом говорить. Ладно, а что там насчет промышленных аварий?
Мендель кивнул:
– Похоже, что не так давно около двух или трех тысяч человек, как мужчин, так и женщин, связанных с промышленностью, – в особенности химической и нефтяной промышленностью, – попросту… исчезли. Собственно, они пропали вечером накануне вторжения демонов. И, друзья мои, каждый из них был руководителем или ведущим специалистом, связанным с компанией, ответственной либо за серьезную промышленную аварию, либо за значительный «раковый коридор»; на территориях, прилегающих к фабрикам каждой из этих компаний, были зарегистрированы многочисленные случаи смертей и тяжелых заболеваний, которые неизменно покрывались, или «заминались» – так, кажется, это называется? – этими, как их… вращающимися докторами?
– Спин-докторами [25]25
Игра слов: англ. «spin doctor» – спин-доктор, специалист по контактам с прессой, представляющий информацию в духе, выгодном представляемому им предприятию; «to spin» – крутиться, вращаться.
[Закрыть], – пробормотал я. – Скажите, а Круг Осознающих… есть ли такие, кто… кто обладает осознанием или какими-то силами, эзотерическими силами… и противостоит Кругу?
– Да. Вполне можно быть осознающим и при этом… ущербным; осознавать не обязательно значит быть хорошим человеком, – сказал Мендель. – Существует лишь очень немного таких людей – какая-то горсточка. Но ведь и в Круге всего двадцать три человека – всего лишь двадцать три хороших осознающих человека во всем мире.
– Двадцать три человека!
– Закрой рот, Айра, – сказал Пейменц. – Ты выглядишь нелепо.
– Но… откуда вы можете знать, что их всего двадцать три?
– Мы знаем, – просто сказал Мендель. – Что же до этих ущербных – темных магов, – то они могут манипулировать сотнями других, используя определенные способности, которые приходят к подобным людям, когда они становятся частично осознающими, – телепатию, контроль психики и тому подобное. Понимаете ли, у них свои цели, но они не то чтобы специально противостоят нам. Мы им безразличны – до тех пор, пока не встаем у них на пути. Они хотят сделаться богами. Они верят, что могут править каждый своей собственной вселенной, собственным космосом и использовать его для собственного удовольствия, если станут достаточно могущественными.
Пейменц печально проговорил:
– Некоторые люди представляют собой апофеоз себялюбия, а называют это экзальтацией.
Мендель кивнул.
– Что же до… – Он осекся, посмотрел на потолок и нахмурился. Поежившись, он застегнул верхние пуговицы своей рубашки, хотя было вполне тепло.
– Как-то там наши коты, папа? – внезапно произнесла Мелисса.
«Несколько неуместно, но вполне в духе Мелиссы», – подумал я. Вот за такие вопросы я и любил ее, хоть и не мог бы сказать почему.
Ньерца посмотрел на нее, подняв брови.
– Коты? – переспросил он. Она ответила ему сердитым взглядом, зная, о чем он думает.
– Да. Коты. Я понимаю – мир пожирают заживо, люди гибнут, а я беспокоюсь о котах. Такая уж я. Мне необходимо знать, что с ними все в порядке.
– У них есть вода и сухой корм, дорогая, – сказал Пейменц, похлопав ее по руке.
Мендель, хмурясь, вновь посмотрел на потолок, затем в направлении конференц-зала, где мы видели демонов. Ньерца, тихо хмыкнув, сказал:
– Что ж, это так по-американски – беспокоиться о котах в подобную минуту.
Я посмотрел на Ньерцу и с внезапной вспышкой злорадного торжества подумал: «Очевидно, быть „пробужденным" не обязательно значит быть человеком постоянно сострадательным, чутким. Совершенным. И это не избавляет от похоти».
Ньерца посмотрел на меня. У меня появилось неприятное ощущение, что он прочел мои мысли. Я отвел взгляд.
– Вы полностью правы, – сказал Мендель, мягко улыбаясь мне. Мендель! Не Ньерца. – Мы несовершенны, даже когда… даже в этом случае.
Мелисса взглянула на Менделя, затем на меня.
– Но Айра ведь ничего не сказал… или сказал? Внезапно Мендель поднял голову и, казалось, понюхал воздух. Он взглянул на Ньерцу и оба посмотрели на потолок. Затем в коридор.
– Отсрочка подходит к концу, – сказал Мендель.
– Вот как? – Пейменц побледнел под своей бородой. – Меня всегда удивляло…
– О чем вы все говорите? – спросила Мелисса, повысив голос, но осеклась; она стиснула руки так, что костяшки побелели.
Я инстинктивно потянулся к ней и взял за руку; она позволила мне это. Ее ладонь раскрылась в моей, как цветок. Она посмотрела на Ньерцу, потом на меня.
– Мы можем пойти куда-нибудь… и поговорить, Айра? И тут начались вопли сверху. Комната сотряслась; трубы задребезжали от подземного грохота; штукатурка брызнула, а затем хлынула дождем, как мука с сита.
Ньерца, крича, кинулся к охранникам-полицейским.
Вытаскивая на ходу пистолеты, полицейские поспешили в коридор, который под небольшим уклоном вел к лестнице на верхний этаж.
Мендель выскользнул из нашей комнаты в соседнюю, где спал этой ночью – чтобы спрятаться?
Потом по комнате прокатилась волна зловония, словно от какого-то гигантского пресмыкающегося; запах, наполненный осязаемой вонью, которая, казалось, оседала внутри ноздрей и в полости рта вязкой массой – словно гнилостный осадок, остающийся на пальцах после того, как потрогал змею.
Ньерца, стоя в дверях, пытался загнать нас обратно в комнату, когда что-то скатилось по наклонному полу коридора, остановившись у самых наших ног, какой-то покрытый шерстью шар: это была оторванная голова одного из охранников. Затем, несколькими секундами позже, скатилась еще одна, ударившись в первую с деревянным стуком. Кто-то завопил – думаю, это был я, а не Мелисса, – а потом демоны, которых мы видели в конференц-зале наверху, оказались перед нами: Зубач и позади него огромная изогнутая туша Шланга.
Помню, что я подумал: «Стоило только всему начать приобретать какой-то смысл, и вот хаос вновь приходит за мной».
Я потянул Мелиссу назад – ее ослабевшие колени подгибались, затрудняя мне задачу; мне очень хотелось, чтобы Мендель был здесь, чтобы он все объяснил, вновь сделал вещи осмысленными.
И тут, словно я вызвал его каким-то заклинанием, в комнату вошел Мендель. Вначале он показался мне символом нелепости – он переоделся, в его руке сверкал серебристый меч. Он снял пиджак; поверх его рубашки была какая-то накидка, одновременно бывшая чем-то вроде знамени – это был плащ, какой в старину носили рыцари поверх лат. Спереди и сзади на нем был изображен красный христианский крест на белом фоне.
– Крестоносец! – ликующе воскликнул Зубач, громко скрежетнув зубами.
Шланг был слишком велик для нашей комнаты, но каким-то образом все же просочился внутрь, как лава, вслед за Зубачом, который стоял в элегантной позе, поигрывая своими гениталиями, как цепочкой для ключей.
– Потрясающе! Да еще и с мечом! Мне почти жаль, что ты не можешь убить меня, как святой – как там его звали? – святой Кто-то там.
Вопрос был адресован Пейменцу, который бормотал что-то, что могло быть заклинанием, а могло быть молитвой, на языке, похожем на древнееврейский.
– Его звали святой Георгий, – сказал Мендель и кинулся к Зубачу, крича: – За святого Георгия! За Царя Иисуса! За Царя!
Я услышал, как Зубач пробормотал:
– Ох, ради Христа!
Затем просвистел меч, рассекая демона до самого паха; это был могучий удар, достойный тех, что описывались в артуровских сагах – вот только рана тут же закрылась вслед за мечом. Заживляя рану, демон печально, почти разочарованно улыбнулся. Он схватил Менделя за запястье и сжал, дробя кости, заставив его упасть на колени от боли.
– Бегите, идиоты! – крикнул Мендель, в то время как Зубач свободной рукой отнял у него рукоять меча и небрежно вытащил клинок из собственного брюха, словно из ножен.
Пейменц шагнул к демонам, возвышая голос, читавший заклинания, и поднимая руку. Зубач расхохотался ему в лицо; потом, не обращая на него внимания, он с мечом в руке повернулся к Менделю и принялся потрошить его, как цыпленка. Пейменц заговорил еще громче и подошел к Зубачу уже вплотную, когда Мелисса вскрикнула: «Папа, нет!» – и я напрягся изо всех сил, чтобы удержать ее, когда она рванулась к нему.
Ньерца, сделав шаг, ударил Пейменца по затылку, так что у того подогнулись колени.
– Вы должны позаботиться о девушке и Золоте в Чаше, Израэль! – крикнул Пейменцу Ньерца, оттаскивая его на несколько шагов назад. Потом он поднял Пейменца и толкнул его в сторону – как раз в тот момент, когда левиафанский хвост дымящегося, сочащегося черной слизью Шланга, поднявшись, обрушился на него. Ньерца увернулся, получив скользящий удар, от которого волчком отлетел прочь от демона и врезался в стену, оглушенный, но невредимый.
Зубач разрубил Менделя пополам; кровь хлынула на пол, разливаясь озером. Тело Менделя содрогалось, но его глаза были пусты – он был мертв или в шоке. Зубач, казалось, что-то искал у него во внутренностях – руками, мечом, ртом, все более и более отчаянно роясь в его хлюпающих останках.
– Где она? Где?!
Его полный ярости голос отдавался у меня в голове.
– Искорка! Где она?!
Потом он принялся бушевать; он говорил на языке, который мы назвали тартараном – языке демонов. Однако основной смысл был ясен: гнев, ни к чему не приведшие поиски, обманутый голод. Зубач отступил назад от тела и испустил рев. И тут, словно Зубач поручил ему выразить свое разочарование, Шланг поднял хвост и обрушил его на тело Менделя, так что кости бело-розовыми концами прорвали кожу, а зубы брызнули из раздробленной челюсти.
Мелисса покачнулась, ее рот раскрылся. Она зарыдала. Мне хотелось последовать ее примеру.
Зубач сделал шаг в нашем направлении. Пейменц заслонил нас с Мелиссой своим телом. Ньерца поднялся на ноги.
Внезапно Мендель опять оказался рядом, невредимый и, по всей видимости, живой, такой, каким мы видели его в последний раз. Но я каким-то образом знал: то, что я вижу, – не его тело.
– Вот искорка, которую ты ищешь, – произнес он, хотя рот его не раскрывался.
Зубач повернулся к нему и полоснул по нему загнутыми когтями, прошедшими сквозь Менделя, как сквозь голограмму. Мендель слегка улыбнулся.
– Ты не причинишь мне вреда таким образом, – сказал он. – То, что ты зовешь «моей искоркой», – это пламя, и оно пылает в мире Всех Солнц, где ты не сможешь до него добраться.
Мендель повернулся к Ньерце.
– Используйте Золото как щит, – сказал он ему.
А потом Мендель исчез. Это не было похоже на то, как если бы он угас, – скорее это напоминало ускользнувшее воспоминание.
Зубач проревел:
– Одна искорка ускользнула, но эти остались, взывая к тому, кто их унаследует! Так получите же мою страховку – только одна выплата! Живите вечно у меня внутри и не задерживайте плату! Наша организация осуществляет полный комплекс обслуживания!
С этими словами он шагнул к нам.
– Должен быть какой-то выход! – сказал я, отступая назад и таща за собой Мелиссу.
Ньерца покачал головой.
– Они будут преследовать нас. Единственный выход – это прорываться насквозь.
С этими словами он взял Мелиссу за запястье, вытащив ее перед собой.
И толкнул навстречу демонам.
Я что-то закричал – уж не знаю что – и побежал вслед за ней, чтобы оттащить ее, в то время как Зубач распахнул свою огромную пасть, намереваясь откусить ей голову; потом я почувствовал, что Пейменц и Ньерца держат меня, схватив каждый за одну руку. Мелисса закрыла лицо руками…
Зубач шагнул к ней…
А затем возникло сияние. Нет – сверкание, вспышка прямо перед Мелиссой, исходившая из области ее грудины. Теперь я видел это сверкание – медленно вращающийся шар, состоящий из искр, каждая длиной в мою руку, который, появившись, начал разрастаться, пока не достиг величины бушеля [26]26
Бушель – мера емкости равная 36, 3 л; также сосуд такой емкости.
[Закрыть]; огромный вращающийся шар, искрящийся золотым, и фиолетовым, и электрически-голубым, с преобладанием золота; он издавал резкий звук, настолько высокий, что его едва можно было слышать, и однако отдававшийся у меня во всех сочленениях. Медленно поворачиваясь, сфера, состоявшая из немеркнущих искр, висела в воздухе между Мелиссой, пребывавшей в трансе, и Зубачом…
Который протянул к ней руку…
И тут же отпрянул. Демон всхлипывал настолько жалостно, что мне захотелось сказать: «Ну, ну, будет…»
Вращающийся искрящийся шар двинулся к демону, увлекая за собой Мелиссу, двигавшуюся словно во сне. Зубач, завопив что-то на своем языке, принялся взбираться, цепляясь когтями, по дымящемуся черному туловищу Шланга, словно ища у того защиты, а затем слез с другой стороны от Мелиссы. Спотыкаясь, мы последовали за ней; огромный вздрагивающий, дымящийся, покрытый многочисленными ртами, черный, как у угря, бок Шланга по-прежнему загораживал нам проход, но тут Шланг растекся на две половины – нечто вроде макроскопического митоза [27]27
Вид деления клетки, при котором материнская клетка делится на две дочерние.
[Закрыть], – одна половина отвалилась направо, другая налево, как Красное море в истории с Моисеем. Между трепещущими половинами тела чудовища раскрылся свободный проход, и мы поспешили туда, сквозь их маслянистую вонь, по наклонному коридору, мимо обезглавленных тел и вверх по лестнице. Обернувшись, я увидел, как Шланг вновь стекается воедино за нашими спинами; он собрался было последовать за нами, но Зубач крикнул ему что-то на тартаране, и он остался сзади.
– Сюда, – сказал Ньерца. – Нам нужно попасть к вертолету.
Я посмотрел на Мелиссу: раскаленный шар исчез, вернувшись в ее тело. Она глядела в пространство, слушая со слезами на глазах то, что шептал ей Пейменц.
– Хорошо, – сказал я. – Вертолет. Отлично. Я совсем не прочь. Разумеется. Давайте пойдем к вертолету.
Пейменц, держа Мелиссу в объятиях, сидел на заднем сиденье вертолета; я уселся спереди, сразу за пилотским креслом. Пилотом был суровый сутулый седовласый негр в полувоенной форме без знаков различия по имени Мимбала, о котором Ньерца сказал, что он когда-то был начальником штаба армии в какой-то африканской стране. Мимбала запустил мотор и, оставив его работать вхолостую, сам отошел в сторону посовещаться с сухопарым белым из ФАА [28]28
ФАА – Федеральное авиационное агентство.
[Закрыть] – тот пытался выработать какую-то стратегию для безопасного полета среди плавающих по воздуху Пауков и мечущихся Крокодианов. Мы видели их с крыши – все небо было усеяно их черными точками, как когда-то самолетами. Лопасти нашего вертолета вращались настолько лениво, что я мог бы повиснуть на них и прокатиться по кругу, как ребенок на карусели; и у меня было мгновенное побуждение именно так и поступить – сделать что-нибудь бессмысленное, учинить какую-нибудь шалость, что угодно, лишь бы отделаться от этой черноты, сгущавшейся в наших сердцах, как сила тяготения наваливается на астронавта, который начинает понимать, что его шаттл никогда не выйдет на орбиту. Подобно этому астронавту мне отчаянно хотелось в небеса.
Больше для того, чтобы найти своему уму какое-нибудь занятие, я принялся расспрашивать Ньерцу.
– Скажите, эта штука, которая вышла из нее – которая отпугнула демонов и спасла нас, – это и было то Золото в Чаше, о котором говорил Мендель?
– Да. Необходимо человеческое существо, чтобы служить Чашей, хранилищем – на какое-то время. Мы поместили его в Мелиссу.
– Это и есть… вы это и делали с ней прошлой ночью? – спросил я, наклонившись вперед так, чтобы Мелисса не услышала, и понижая голос, насколько это было возможно в гудении работавшего на холостых оборотах мотора и шуме лопастей.
Нахмурившись, он озадаченно посмотрел на меня.
– Нет. Это было… просто то, что бывает между мужчиной и женщиной. Это произошло, можно сказать, спонтанно.
– Не ритуал?
– Нет. Совершенно естественная вещь.
Он выглянул из окна и сделал знак пилоту. Мимбала поднял руку ладонью вперед, что означало: «Подождите еще минуточку». Ньерца, вздохнув, снова повернулся ко мне.
– Мне будет не хватать физического присутствия Менделя подле меня. Чаша… Золото… это и есть то, что демоны называют искорками – сила существования многих жизней, объединенная сейчас ради единой цели. Они медитируют вместе, и это объединяет их. Они… в некоторых культурах их называют бодхисаттвами – пробужденными, которые вернулись, чтобы помогать нам. Когда мы поняли, что надвигается катастрофа – хотя и не знали, какую форму она примет, – мы посоветовались с этими существами, с этими Возвышенными Мастерами, и попросили их помощи в наиболее могущественном виде: в виде Золота в Чаше. Однако для того чтобы сохранять с ним связь, требовалось держать его в одном месте и под защитой. Несколько лет назад Мелисса была избрана, чтобы стать носителем, Чашей.
– Она знала об этом?
– Она ничего не знала. Мне неловко об этом говорить, но это было сделано без ее ведома, пока она спала. Но ее отец все знал и помогал. Это не причинило ей вреда и было совершенно безболезненно.
– Несколько лет назад…
Я вспомнил это. Мелисса была в депрессии, ходила мрачная, углубившись в тяжелые раздумья. Писала безрадостные стихи вроде тех, которыми дразнил ее демон. А потом она переменилась – чуть ли не за одну ночь. Стала более сбалансированной, более уверенной в себе, оптимистичной.
– Это… Золото… оно теперь овладело ею?
– Нисколько. Просто она носит его в себе, внутри себя. Но некоторое влияние на нее оно, без сомнения, оказало. Его излучение должно было ощущаться, хотя оно и старалось держаться в тайне, глубоко внутри. Возможно, демон пытался извлечь из нее Золото, когда цитировал ее песню – песню из тех времен, когда ею правило, можно сказать, тихое отчаяние – именно та вещь, которая в некоторых людях открывает дверь демоническому.
Я подумал, что должен испытывать гнев из-за того, что Мелиссу использовали подобным образом. Но с другой стороны, Золото, по всей видимости, только помогло ей; кроме того, сегодня оно спасло жизнь нам всем.
– И что, демоны не могут причинить ей никакого вреда, пока Золото находится в ней?
– Со временем они, разумеется, могут создать собственную темную сферу и настичь ее – уничтожить Чашу, чтобы уничтожить Золото, – используя собственные слитые воедино темные сущности, чтобы добраться до нее. Или они могут использовать других людей, чтобы напасть на нее. Но это, как вы понимаете, требует времени. Сколько именно времени – мы можем только предполагать. Месяц или, возможно, полтора месяца – так говорил мне Мендель… Ага, вот и Мимбала!
Мимбала наконец вернулся к вертолету и принялся щелкать переключателями и двигать рычагами; машина затряслась, лопасти завертелись все быстрее и быстрее, мир вокруг накренился, и мы косо взмыли в воздух.
Мы здесь одни, я и Мелисса, в промозглой, темной квартире профессора – наедине с беспокойными котами и потухшими лавовыми лампами. Впрочем, Мелисса никогда не бывает одна, даже когда я выхожу в соседнюю комнату. Золото всегда с ней, хотя и невидимое. Оно молчаливо и прозрачно; и в то же время оно поет и сверкает.
Вчера я закончил писать предшествующие строки. Да, действительно – к чему только не привыкает человек! Мы здесь уже несколько недель, с тех пор как пилот высадил нас на крыше этого здания.
– Там есть консервы и вода, в задней кладовой; они там навалены от пола до потолка, – прокричал нам Пейменц сквозь шум мотора. – Как видите, мои предсказания заставили сделать запасы; хорошо, что хоть я принимал их всерьез! Можете теперь петь осанну, восхваляя мое предвидение! – Он ухмыльнулся; он пытался облегчить нам расставание.
– Папа, останься с нами! – крикнула Мелисса. – Или возьми нас с собой!
Рев мотора усилился.
– Нужно принять меры… Сюда они не придут… Я должен лететь с Ньерцей… События определяются… сочетанием различных… очевидные… – Что-то очевидное. Может быть, «последствия»? – Мы хотим попробовать найти, где… – Дальнейшего я не расслышал. Они оторвались от земли, а он все кричал: – Мы свяжемся с вами при первой возможности! Айра, ты в безопасности, пока рядом с ней!