Текст книги "Сильмариллион"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Тогда Феанор разгневался, ибо все еще боялся задержки, и в сердцах объявил:

– Вы отрекаетесь от дружбы с нами в час нужды, однако вы рады были получить нашу помощь, когда – робкие, неумелые и неимущие – явились на этот берег. В прибрежных хижинах ютились бы вы по сей день, если б нолдоры не построили вам гавани и не трудились на ваших стенах.

Но отвечал Ольвэ:

– Мы не отрекаемся от дружбы. Однако дело друга – разубедить заблудшего. Когда нолдоры приветили нас и помогли нам, иные звучали речи: «В землях Амана жить нам вечно как братьям, чьи дома стоят рядом». Что же до кораблей – не вы дали их нам. Не у нолдоров научились мы этому искусству, но у Владык Моря. И белое дерево обрабатывали мы своими руками, а белые паруса ткали наши жены и дочери. А потому мы не отдадим и не продадим корабли ни другу, ни союзнику. Ибо говорю тебе, Феанор, сын Финвэ; они для нас то же, что камни для нолдоров, – труд наших сердец, и второй раз нам подобного не совершить.

Феанор оставил его и в мрачных думах сидел под стенами Альквалондэ, покуда не собралось его воинство. Тогда рассудил он, что сил у него довольно, и, войдя в Лебяжью Гавань, послал воинов на стоявшие у причалов корабли, дабы взять их силой. Но тэлери дали ему отпор и сбросили многих нолдоров в море. Обнажились мечи, и началась жестокая сеча на судах, на освещенных светильнями набережных и причалах Гавани, и даже на высокой арке ее врат. Трижды отбрасывали от кораблей воинов Феанора, и многие пали с обеих сторон; но тут нолдоров поддержал Фингон, и передовые отряды воинства Финголфина, которые, подоспев и увидев, что идет бой и родичи их погибают, кинулись в битву прежде, чем узнали, что было причиной розни; кое–кто решил даже, что тэлери хотят помешать исходу нолдоров по велению валаров.

Так тэлери были в конце концов побеждены и большинство мореходов Альквалондэ лиходейски убиты. Ибо нолдоры сражались отчаянно и яростно, а тэлери были слабее и вооружены лишь легкими луками. И нолдоры взошли на их белые корабли, сели на весла и поплыли вдоль берегов на север. И Ольвэ воззвал к Оссе – но тот не явился, ибо не позволили валары силой задерживать нолдоров; но Уинен оплакивала погибших мореходов–тэлери – и море в гневе поднялось на убийц. Многие корабли разбились, а все, кто был на них, – потонули. О Резне в Альквалондэ много сказано в Но́лдолантэ, Падении нолдоров – плаче, что перед смертью своей сложил Маглор.

И все же большинство нолдоров уцелело, и, когда буря кончилась, они двинулись прежним путем, кто по морю, кто по земле; но путь был долог, и чем дальше, тем становился труднее. Долго шли они в непроглядной ночи, покуда не пришли наконец к северным пределам Благословенного Края – холодным гористым пустошам Арамана. Там они увидели темную фигуру на высокой скале, что нависала над берегом. Говорят, что то был сам Мандос, посланный Манвэ. И услыхали нолдоры громкий голос, мрачный и устрашающий, что велел им остановиться и слушать. Все застыли – и над воинством нолдоров из конца в конец разнеслись тяжкие слова проклятия и приговора, названного позднее Пророчеством Севера и Проклятием нолдоров. Многое было предсказано в туманных речах, коих нолдоры не понимали, пока беды не настигли их; но все услышали проклятье, наложенное на тех, кто не остановится и не обратится за прощением к валарам.

«Слезы бессчетные прольете вы; и валары оградят от вас Валинор, исторгнут вас, дабы даже эхо ваших рыданий не перешло гор. Гнев валаров лежит на доме Феанора, и ляжет он на всех, кто последует за ним, и настигнет их, на западе ли, на востоке. Клятва поведет их – и предаст, и вырвет у них из рук сокровище, добыть которое они поклялись. Все начатое в добре завершится лихом; брат будет предавать брата и сам страшиться измены. Изгоями станут они навек.

Несправедливо пролили вы кровь своих братьев и запятнали землю Амана. За кровь вы заплатите кровью и будете жить вне Амана под тенью Смерти. Ибо, хотя промыслом Эру вам не суждено умирать в Эа и никакой болезни не одолеть вас, вы можете быть сражены и сражены будете – оружием, муками и скорбью; и ваши бесприютные души придут тогда к Мандосу. Долго вам жить там, и тосковать по телам, и не найти сочувствия, хотя бы все, кого вы погубили, просили за вас. Те же, кто останется в Средиземье и не придет к Мандосу, устанут от Мира, как от тяжкого бремени, истомятся и станут скорбными тенями печали для юного народа, что придет позже.

Таково слово валаров».

Многие устрашились; но Феанор ожесточил свое сердце и молвил:

– Мы поклялись, и не шутя. Клятву мы эту сдержим. Нам сулят многие беды и предательство – в первую голову; об одном лишь сказано не было: что нас погубит страх, трусость или боязнь трусости. Потому говорю я, что мы пойдем вперед, и предрекаю: дела, свершенные нами, будут воспеты в песнях – и не забудутся до последних дней Арды.

Но Финарфин в тот час презрел поход и возвратился назад, исполнясь печалью и гневом на дом Феанора, ибо был в родстве с Ольвэ Альквалондским; и многие из его народа шли с ним, в скорби повернув вспять, покуда не узрели вновь на Туне дальний луч Миндона, все еще горевшего в ночи, и не вернулись в Валинор. Они получили прощение валаров, и Финарфину было доверено править остатками нолдоров в Благословенном Краю. Но сыновья его не пошли с ним, ибо не хотели покинуть сыновей Финголфина; и все Финголфиново воинство по–прежнему двигалось вперед, влекомое узами родства, волей Феанора и страхом встретиться лицом к лицу с валарами; ибо не все они невинными вышли из Резни. К тому же Фингон и Тургон были отважны и пламенны душой и не хотели отказываться от начатого, решив идти до конца, пусть горького – если ему суждено быть горьким. Так что воинство шло и шло – и вскоре предсказанное лихо начало сбываться.

К тому времени нолдоры зашли далеко на север Арды: увидев первые глыбы льда, плававшие в море, они поняли, что приблизились к Хелкараксэ. Ибо между Аманом, что на севере изгибался к востоку, и Эндором (что значит «Средиземье») был узкий пролив, в котором сливались стылые воды Окружающего Моря и волны Бе́легаера, там висели густые туманы и смертнохолодная мгла, а в море сталкивались обломки льда и ледовые горы. Таков был Хелкараксэ; и до сих пор никто, кроме валаров и Унголианты, не осмеливался им пройти.

Феанор остановился, и нолдоры стали думать, как им идти дальше. Но они жестоко страдали от холодов и липких туманов, которых не могли пронзить лучи звезд; многие – особенно среди воинства Финголфина – пожалели, что вышли в путь, и начали роптать, проклиная Феанора и называя его причиной всех бед эльдаров. А Феанор, зная все это, посоветовался со своими сыновьями; лишь два способа нашли они, чтоб уйти из Арамана и попасть в Эндор: по льду или на судах. Но Хелкараксэ считали непроходимым, а кораблей было слишком мало. Много их погибло в долгом походе, а оставшихся не хватило бы, чтобы перевезти все воинства сразу; однако никто не хотел дожидаться на западном берегу, пока другие будут переправляться: страх предательства уже жил среди нолдоров.

И вот Феанор и его сыновья замыслили захватить все корабли и отплыть внезапно, ибо они командовали флотом со дня битвы в Гавани и на судах были лишь те, кто бился там и был предан Феанору. И, словно повинуясь его желанию, задул ветер с северо–запада – и Феанор с теми, кого считал верными себе, тайно взошел на корабль и вышел в море, оставив Финголфина в Арамане. Держа на восток и чуть–чуть на юг, он пересек узкий пролив без потерь и первым из нолдоров вновь ступил на берега Средиземья; высадился же Феанор в устье залива Дренгист, что глубоко врезался в Дор–Ло́мин.

Когда они высадились, Маэдрос – старший его сын и в былые дни, прежде чем ложь Мелькора разделила их, друг Фингона, – спросил Феанора:

– Кого из гребцов и на каких судах пошлешь ты теперь назад, и кого им перевезти первыми? Фингона Отважного?

Тут захохотал Феанор, как безумный.

– Никого и ничего! – вскричал он. – То, что бросил я, не потеря – ненужный груз в пути, не более. Пусть те, кто проклинал мое имя, клянут его и впредь, пусть возвращаются в тенета валаров. Пусть горят корабли!

Тогда Маэдрос отошел поодаль и стоял там один. А Феанор велел поджечь корабли тэлери. Так в месте, называвшемся Ло́сгар, при входе в залив Дренгист, погибли прекраснейшие из судов, когда–либо бороздивших моря, – их поглотило яростное пламя. А Финголфин и его спутники увидали издалека на небе алое зарево, отблеск огня – и поняли, что преданы. Таковы были первые плоды Проклятия Нолдоров.

Тут Финголфин, видя, что Феанор бросил его погибать в Арамане либо со стыдом возвращаться в Валинор, исполнился горечи; но теперь, как никогда прежде, хотелось ему любым путем достигнуть Средиземья и вновь встретиться с Феанором. И вот долго он и. его народ шли, терпя нужду, – но чем труднее был путь, тем храбрей и выносливей становились они, ибо были могучим племенем – старшие, бессмертные дети Эру Илуватара, вышедшие из Благословенного Края и не познавшие еще земной усталости. Огонь их сердец был юн, и, ведомые Финголфином, его сыновьями, Финродом и Галадриэлью, они отважились идти по жестокому Северу и, не найдя иного пути, ступили на вздыбленный лед Хелкараксэ. Немногие деянья нолдоров в грядущем превзошли в тягостях и скорби этот отчаянный переход. Там погибли жена Тургона, Эленвэ, и многие другие эльфы; и когда Финголфин ступил на Внешние Земли, воинство его истаяло. Мало любви питали к Феанору те, кто шел за его братом и чьи трубы услышало Средиземье при первом всходе Луны.

Глава 10 О синдарах

Как уже говорилось, власть Эльвэ и Мелиан упрочилась в Средиземье, и все эльфы Белерианда, от мореходов Кирдана до бродячих охотников с Синих Гор за рекой Гелион, признавали Эльвэ своим владыкой; Элу Тинголом звался он, что значит Король Серебряный Плащ. А народ его звался си́ндарами, Сумеречными Эльфами озаренного звездами Белерианда; и хотя были они мориквенди, под владычеством Тингола, учась у Мелиан, они стали прекраснейшим и самым мудрым и умелым народом Средиземья. В конце первого века Пленения Мелькора, когда земля жила в мире и благость Валинора была в расцвете, в мир пришла Лютиэн, единственное дитя Тингола и Мелиан. Хотя большая часть Средиземья дремала во Сне Йаванны, в Белерианде, под властью Мелиан, царили жизнь и радость, и ясные звезды пылали, подобно серебряным кострам; там, в рощах Нелдорета, родилась Лютиэн, и белые цветы ни́фредиля взошли ей навстречу, как звезды земли.

***

Случилось так, что во второй век Пленения Мелькора гномы перевалили Эред–Луин – Синие Горы – и пришли в Белерианд. Они называли себя ка́зад, а синдары звали их на́угримами, Низкорослым Народом, и го́инхирримами, Господами Камня. Самые древние поселения наугримов были далеко на востоке, но они высекли для себя, как то было у них в обычае, величественные чертоги и твердыни в восточных склонах Эред–Луина; звались те города на их языке Габилгатхо́л и Тумунзаха́р: севернее, на большой горе Долмед, был Габилгатхол, который эльфы на своем языке звали Бе́легост, Велиград; а южнее был высечен Тумунзахар, называвшийся эльфами Но́грод, Пещеры Гномов. Величайшей из всех твердынь гномов было Подгорное Королевство, Кхазад–Дум, или, на языке эльфов, Ха́дходронд, что во дни своего затмения звалось Мо́рией; но оно было далеко, за просторами Эриадора, в Мглистом Хребте, и до эльфов доходили лишь слухи о нем от гномов Синих Гор.

Из Ногрода и Белегоста гномы пришли в Белерианд; и эльфы изумились, ибо считали себя единственными существами в Средиземье, владевшими речью и ремеслом, и думали, что вокруг живут лишь звери да птицы. Но они не могли понять ни слова на языке наугримов, казавшемся им неуклюжим и неприятным для слуха; и немногие из эльфов достигли в нем совершенства. Гномы, однако, учились легко и охотнее перенимали чужой язык, нежели обучали чужаков своему. Мало кто из эльфов бывал в Ногроде и Белегосте, кроме Эола из Нан–Эльмота и его сына Маэглина; но гномы приходили в Белерианд и проложили широкий тракт, что, пройдя под склонами горы Долмед, бежал вдоль реки Аскар и пересекал Гелион у Сарн Артада, Каменистого Брода, где впоследствии была битва. Дружба между наугримами и эльфами всегда была холодна, хотя и весьма выгодна тем и другим; но в те времена взаимные обиды еще не разделили их, и король Тингол привечал гномов. Из всех людей и эльфов наугримы впоследствии более всего дружили с нолдорами, потому что любили Ауле и преклонялись перед ним; а самоцветы нолдоров ценились наугримами более всех богатств.

Во тьме Арды гномы создавали уже свои творения, ибо с самых первых дней Праотцы их были удивительно искусны в работе с металлом и камнем; но в те древние времена они больше любили работать с железом и бронзой, чем с серебром и золотом.

А надо сказать, что Мелиан, как все майары, владела даром провидения; и когда второй век Пленения Мелькора был на исходе, она открыла Тинголу, что Мир Арды не будет длиться вечно. Потому он задумался, как построить себе королевские чертоги и укрепить их, если вправду лихо проснется в Средиземье, и обратился за помощью и советом к гномам Белегоста. Те отозвались охотно, ибо не устали еще и любили новые дела. И хотя гномы всегда требовали награды за свой труд, был он им в радость или нет, на сей раз они сочли себя вознагражденными сполна. Ибо Мелиан многому научила их, а Тингол одарил жемчугами. Жемчуг дал ему Кирдан, ибо его было великое множество на отмелях Балара; но наугримы не видели прежде ничего подобного и высоко оценили дар. Одна жемчужина была размером с голубиное яйцо и блистала, как звездный свет на пене'морской; звалась она Нймфелос, и царь гномов Белегоста ценил ее превыше горы сокровищ. Посему наугримы долго и радостно трудились для Тингола и строили для него подземные – по своему обычаю – чертоги. Там, где тек Эсгалдуин, разделяя Нелдорет и Дориат, возвышалась среди густых лесов гора, и река струилась у ее подножия. Там и поставили гномы врата Тинголова дворца, а взойти туда можно было лишь по каменному мосту, что воздвигли гномы через реку. От ворот этих шли переходы в глубь горы, где выбили гномы в живом камне высокие палаты и обширные обители. Звались эти чертоги Менегрот – Тысяча Пещер.

Но эльфы тоже трудились там и вместе с гномами – каждый по–своему – запечатлели видения Мелиан, дивные и прекрасные образы Валинора Заморского. Колонны Менегрота были подобны букам Оромэ – крона, ветви и ствол – и освещались золотыми светильниками. Соловьи пели там, как в садах Лориэна; фонтаны были из серебра, бассейны из мрамора, а полы – из многоцветного камня. Высеченные фигуры зверей и птиц бежали по стенам, карабкались на колонны или смотрели с усыпанных цветами ветвей. И с течением лет Мелиан и ее девы заполнили залы ткаными коврами, где изображены были деяния валаров и многое, что случилось в Арде с ее основания, и – смутно – то, что грядет. То было прекраснейшее из королевских жилищ к востоку от моря.

А когда строительство Менегрота было завершено и во владениях Тингола и Мелиан царил покой, наугримы время от времени переходили горы и бродили по их землям; но никогда не появлялись они в Фаласе, ибо ненавидели шум моря и боялись его вида. Только они и приносили в Белерианд вести и слухи из внешнего мира.

Но когда пошел третий век Пленения Мелькора, гномы забеспокоились и обратились к королю Тинголу, говоря, что валары не выкорчевали всего северного лиха и теперь остатки его порождений, долго плодившиеся во тьме, появляются снова. «Жуткие твари бродят к востоку от гор, – говорили они, – и ваши древние родичи, что живут там, бегут с равнин в холмы».

А вскоре лиходейские твари через горные перевалы или сумрачные южные леса начали проникать в Белерианд. То были волки – или существа в волчьем обличье – и другие порождения тьмы; были среди них и орки, позже разорившие Белерианд. Но покуда они, немногочисленные и слабые, лишь разведывали путь, дожидаясь возвращения своего господина. Откуда они пришли и кто они – эльфы тогда не знали, полагая, что это, должно быть, авари, одичавшие в глуши. Догадка эта, как говорят, близка к истине.

И Тингол задумался об оружии, которое прежде не было нужно его народу; сначала оружие это ковали ему наугримы, большие мастера в этом деле – и самыми искусными среди них были кузнецы Ногрода, первым из которых – и непревзойденным – считался Телхар. Наугримы издревле были народом воинственным и могли яростно биться со всяким, кто обидит их, – будь то прислужники Мелькора, эльдары, авари и даже нередко их родичи, гномы других городов. Кузнечному делу синдары скоро выучились у них; лишь в закалке стали гномов не могли превзойти даже нолдоры, и в плетении кольчуг, придуманных кузнецами Белегоста, работа их не имела себе равных. И вот синдары хорошо вооружились и изгнали всех лиходейских тварей, и снова стали жить в мире; а в оружейнях Тингола хранились топоры, копья и мечи, высокие шлемы и длинные рубахи из сверкающей стали, ибо доспехи гномов не ржавели и всегда блестели, как новые. И в грядущие дни это оказалось весьма полезным Тинголу.

Как уже было сказано, некий Ленвэ из воинства Ольвэ отказался от похода эльдаров в те дни, когда тэлери стояли на берегах Великой реки, на границах западных земель Средиземья. Мало что известно о скитании нандоров, которых он увел вниз по Андуину: кое–кто из них, говорят, веками жил в лесах Долины Великой реки, кое–кто пришел в конце концов к ее устью и поселился у Моря, а третьи, перейдя Эред–Ни́мрас, Белые Горы, снова пришли на север – в дебри Эриадора меж Эред–Луином и дальним Мглистым Хребтом. А надо сказать, что они были лесным народом и не знали оружья из стали; потому приход лихих тварей с севера, как рассказали наугримы в Менегроте королю Тинголу, наполнил их великим страхом. Посему Денетор, сын Ленвэ, прослышав о мощи и величии Тингола и о мире в его владениях, собрал всех, кого смог сыскать из бродячего своего племени, и перевел их через горы в Белерианд. Тингол приветствовал их с радостью, как потерянных и вновь обретенных родичей, – и поселились они в Оссирианде, Краю Семи Рек.

О долгих годах мира, что последовали за приходом Денетора, известно немногое. Говорят, что в те дни Да́эрон Песнопевец, самый ученый из мужей в королевстве Тингола, изобрел Руны; и наугримы, приходившие к Тинголу; выучили их и радовались изобретению, оценив искусство Даэрона куда выше, чем сами синдары. Наугримы перенесли эти руны, Кирт, через горы и сделали достоянием многих народов; однако сами синдары до Войны мало пользовались ими и не вели летописей, а многое, что хранилось в памяти, погибло при разорении Дориата. Мало рассказывали о блаженстве и радости жизни в Дориате, покуда он не погиб; так творения прекрасные и дивные, пока они существуют и радуют взор, говорят сами о себе, и лишь когда они в опасности или гибнут, о них слагают песни.

В Белерианде тех дней бродили эльфы, струились реки, сияли звезды и благоухали ночные цветы; и краса Мелиан была подобна полдню, а краса Лютиэн – вешнему рассвету. Король Тингол на своем троне подобен был владыкам майаров, могучим и безмятежным, что дышат блаженством, словно воздухом, а думами проникают с высот до глубин. В Белерианд еще наезжал время от времени Оромэ Великий, ветром проносясь над горами, и звук его рога далеко разносился в подзвездных землях, и эльфы трепетали перед величием его облика и громом копыт Нахара; но когда голос валаромы отдавался в горах, они знали, что все лихо бежит без оглядки.

Но прошло время, когда блаженство убыло, и полдень Валинора затмился. Ибо, как говорилось уже и известно всем, потому что о том повествуют Книги Знаний и поют песни, Мелькор убил Древа валаров с помощью Унголианты, бежал и вернулся в Средиземье. Далеко на севере произошла битва между Морготом и Унголиантой; и вопль Моргота пронесся над Белериандом; и все народы содрогнулись от страха, ибо они, хоть и не знали, что этот вопль предвещает, услышали в нем предвестие смерти. А вскоре Унголианта бежала с севера и явилась во владения короля Тингола, и ужас Тьмы окружал ее; но сила Мелиан остановила ее, и она не вошла в Нелдорет, но долго жила в тени скал, которыми обрывается на юге плато Дортонион. И те горы стали известны как Эред–Горгорот, Горы Ужаса, и никто не осмеливался подниматься туда или проходить близко: жизнь и свет там погибли, а воды были отравлены. Моргот же, как было сказано, вернулся в Ангбанд, и вновь отстроил его, и возвел над его вратами курящиеся пики Тангородрима; врата Моргота были лишь в ста пятидесяти лигах от моста Менегрота: далеко – и все же слишком близко.

А орки, которые множились во тьме под землей, стали сильны и жестоки, Черный Властелин наполнил их жаждой разрушения и убийства; и они под покровом туч, посланных для этого Морготом, ринулись из врат Ангбанда и тайно перешли северные горы. И вот внезапно огромное войско вторглось в Белерианд и ударило по королю Тинголу. А в его обширных владениях многие эльфы вольно бродили в дебрях или жили отдельно, разбившись на роды и семейства. Многочислен народ был лишь в сердце края, близ Менегрота, да еще вдоль Фаласа, в землях мореходов. Но орки обошли Менегрот с двух сторон – и разорили земли меж Ке́лоном и Гелионом на востоке и равнины меж Сирионом и Нарогом на западе; и Тингол был отсечен от Кирдана в Эгларесте. Тогда Тингол воззвал к Денетору; и эльфы, вооружась, пришли из Рэгиона и из Осси́рианда – и бились в первой битве Войн Белерианда. Восточную орду орков окружили рати синдаров севернее Андрама, на полпути между Аросом и Гелионом, и наголову разбили, а те, кто вырвался из тисков и бежал на север, пали под топорами наугримов, вышедших из–под горы Долмед; мало кто вернулся в Ангбанд.

Но эльфы заплатили за победу дорогой ценой. Ибо вооружены были эльфы Оссирианда легко, не то что орки, обутые в железо, с железными щитами и длинными копьями. Они отсекли Денетора от войска и окружили на холме Эмон–Эреб. Там пали он и все его близкие родичи – прежде чем войско Тингола подоспело им на помощь. И, хотя Тингол отомстил оркам, напав на них с тыла и уложив их всех, нандоры горько оплакивали смерть Денетора и никогда больше не избирали себе короля. После битвы кое–кто вернулся в Оссирианд, и рассказы их наполнили оставшихся нандоров таким страхом, что впредь они никогда не вступали в сражение, но держались осторожно и скрытно; и они стали зваться ла́йквенди, Зелеными Эльфами – по одежде цвета весенней листвы. Многие из них ушли на север, в огражденные владения Тингола, и смешались с его народом.

Когда Тингол возвратился в Менгрот, он узнал, что на западе орочья орда победила и оттеснила Кирдана к морю. Потому он собрал весь народ, какой только мог прийти на его зов, в Нелдорете и Рэгионе, и Мелиан оградила своей силой весь тот край – вокруг него встала будто стена из теней и чар, завеса Мелиан, сквозь которую никто не мог пройти против воли ее или Тингола, если только он не превосходил в мощи майю Мелиан. И укрытые земли, что долго звались Эгладором, стали называться До́риатом, огражденным королевством, Землей Завесы. Внутри ее был бдительный мир, снаружи – опасности и великий страх, и прислужники Моргота бродили свободно повсюду, кроме окруженных стенами гаваней Фаласа.

Но приближались события, коих не провидел никто в Средиземье – ни Моргот в своих подземельях, ни Мелиан в Менегроте, ибо после гибели Древ из Амана не приходило вестей – ни наяву, ни во сне. В это самое время Феанор на белых кораблях тэлери пристал в заливе Дренгист и сжег корабли в Лосгаре.