Текст книги "Продажа вина без бутылок: Экономика сознания в глобальной Сети"

Автор книги: Джон Барлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Таксономия информации

Мне кажется, что самое плодотворное сейчас – внимательно рассмотреть истинную природу того, что мы пытаемся защитить. Что именно мы знаем об информации и ее естественном поведении?

Каковы сущностные характеристики не ограниченного никакими рамками творчества? Чем оно отличается от предшествующих форм собственности? Какие из наших предположений по поводу информации на самом деле имели отношение скорее к ее вместилищам, чем к ее загадочному содержанию? Каковы ее различные виды и как каждый из них дает себя контролировать? Какие технологии будут полезны для создания новых виртуальных бутылок чтобы заменить старые материальные?

Конечно, информация по природе своей такова, что ее нельзя потрогать и трудно определить. Подобно таким фундаментальным явлениям, как свет и материя, она служит естественным обиталищем парадоксов. И в той же мере, в какой полезно понимать, что свет – это одновременно и волна, и частица, понимание того, чем является информация, может возникнуть в абстрактном соотнесении нескольких ее качеств, которые можно описать следующими тремя утверждениями:

Информация есть деятельность.

Информация есть форма жизни.

Информация есть отношение.

В следующем разделе я рассмотрю каждое из этих утверждений.

I. Информация есть деятельность

Информация есть Глагол, а не Существительное

Высвобожденная из своих вместилищ, информация с очевидностью не есть вещь. В действительности, она есть нечто, что случается в сфере взаимодействия между умами или объектами или другими частями информации.

Грегори Бэйтсон, развивая теорию информации Клода Шеннона, сказал: «Информация есть различие, которое создает различие». Таким образом, информация реально существует только в * [дельте]. Создание такого различия есть деятельность внутри отношения. Информация есть действие, которое занимает время, а не состояние бытия, которое занимает физическое пространство, как в случае материальных предметов. Это подача, а не мяч, танец, а не танцор.

Информацию переживают, а не владеют ею

Даже когда она заключена в какую-то статическую форму вроде книги или жесткого диска, информация все-таки остается чем-то, что случается с вами в то время, как вы мысленно разархивируете ее из того кода, в котором она хранится. Но, независимо от того, измеряется ли она гигабитами в секунду или словами в минуту, реальное раскодирование является процессом, который происходит в уме и при помощи ума, процессом, протекающим во времени.

В бюллетене ученых-атомщиков несколько лет назад была карикатура, прекрасно иллюстрирующая эту мысль. На рисунке налетчик наставляет пистолет на парня в очках, который, ясное дело, имеет много информации в своей голове. «Быстро», – приказывает бандит, – «отдай мне все свои идеи.»

Информация должна двигаться

Говорят, что акулы умирают от удушья, если перестают двигаться. Практически то же самое можно сказать об информации. Информация, которая не движется, существует только потенциально. По крайней мере, до тех пор, пока ей снова не разрешат двигаться. По этой причине, сокрытие информации, свойственное бюрократии, является специфическим порождением ложно направленных систем ценностей, основанных на законах материального мира.

Информация разносится, а не распределяется

Способ, которым распространяется информация, принципиально отличается от распределения материальных товаров. Она движется скорее как нечто природное, а не как нечто сделанное. Она может сцепляться, подобно падающим костяшкам домино, или расти, как фрактальная решетка, как морозные узоры на оконном стекле, однако она не может развозиться, как разные хреновины, кроме как в той степени, в какой она в них содержится. Она не просто движется. Она повсюду оставляет за собой след.

Центральное экономическое разграничение между информацией и материальной собственностью состоит в способности информации быть передаваемой без отчуждения от исходного владельца. Если я продам вам свою лошадь, я не смогу на ней ездить. Если я продам вам то, что я знаю, мы оба будем знать.

II. Информация есть форма жизни

Информация хочет быть свободной

Стюарту Бренду обычно приписывают это изящную констатацию очевидного, в которой признается и естественное желание секретов быть рассказанными, а также тот факт, что они могут обладать чем-то вроде «желания».

Английский биолог и философ Ричард Доукинс предложил идею «самостей» («memes») – самовоспроизводящихся информационных структур, которые размножаются в экосистемах ума, – говоря, что они подобны формам жизни.

Я верю, что они и есть формы жизни во всех отношениях, за исключением отсутствия у них углеродной основы. Они самовоспроизводятся, взаимодействуют с окружением и приспосабливаются к нему, мутируют и выживают. Подобно любой другой форме жизни, они эволюционируют, заполняя ниши в своих экосистемах, каковыми являются в данном случае окружающие их системы верований и культуры их хозяев, то есть нас.

Действительно, социобиологи, вроде Доукинса, вполне допускают, что формы жизни на углеродной основе тоже являются информацией, то есть курица является способом яйца сделать другое яйцо, и весь спектакль биологической жизни есть те средства, которыми молекула ДНК тиражирует строки информации, в точности подобные ей самой.

Информация самовоспроизводится в трещинах возможности

Подобно завиткам спирали ДНК, идеи – безжалостные экспансионисты, всегда ищущие новые возможности для расширения своего lebensraum[жизненного пространства]. Подобно тому, как это происходит с природными формами на углеродной основе, более выносливые организмы чрезвычайно искусны в нахождении новых мест обитания. Точно так же, как обычная домашняя муха незаметно пробралась практически во все экосистемы планеты, самость «жизнь после смерти» нашла нишу в большинстве умов или психо-экологий.

Чем более широкий резонанс вызывают идея, образ или песня, тем в большее число умов они войдут и там останутся. Остановить распространение действительно жизнеспособной информации ничуть не легче, чем удержать пчел-убийц на Южных Границах. Эта штука просачивается повсюду.

Информация желает изменяться

Если идеи и другие интерактивные структуры информации действительно являются формами жизни, можно предположить, что они будут постоянно эволюционировать в те формы, которые более совершенным образом приспособлены к своему окружению. И, как мы видим, они все время это делают.

Однако на протяжении долгого времени наши статические среды, будь то надписи, вырезанные на камне, чернила на бумаге или краска на целлулоиде, упорно сопротивлялись эволюционному импульсу, что вело к возвеличиванию способности автора определять конечный результат своего труда. Однако, как и в устной традиции, оцифрованная информация не имеет «последнего дубля».

Цифровая информация, не стесненная упаковкой, является непрерывным процессом, более похожим на доисторические мифы о метаморфозах, чем на то, что легко заворачивать и хранить. От неолита до Гутенберга информация передавалась из уст в уста, изменяясь при каждом пере-сказе (пере-певе). Истории, которые сформировали наше представление о мире, не имеют авторитетных версий. Они приспосабливались к каждой из культур, в контексте которых рассказывались.

Поскольку эти рассказы никогда не застывали в печатном виде, так называемое «моральное право» сказителей считать эти истории своими не только не защищалось, но не признавалось. Рассказ просто переходил от рассказчика к рассказчику, всякий раз видоизменяясь. По мере того, как мы возвращаемся к текучей информации, мы можем ожидать, что значение авторства уменьшится. Творческим людям, возможно, придется возобновить знакомство со смирением.

Но наше законодательство по авторскому праву совершенно не приспособлено для высказываний, которые никогда не получают фиксированной формы, и для тех явлений культуры, у которых нет определенного автора или изобретателя.

Джазовые импровизации, комические скетчи, пантомима, импровизированные монологи, «прямой эфир» – все это не удовлетворяет конституционному требованию о «письменной фиксации». Не фиксируясь посредством публикации, эти текучие произведения будущего будут скорее напоминать эти непрерывно приспосабливающиеся и изменяющиеся формы и существовать, тем самым, вне сферы авторского права.

Эксперт по авторскому праву Памела Самуэльсон рассказывает о состоявшейся в прошлом году конференции, которая была посвящена обсуждению того факта, что западные страны могут на законных основаниях присваивать музыку, орнаменты и знахарский фольклор аборигенов без выплаты компенсации их родному племени на том основании, что племя не является «автором» или «изобретателем».

Но скоро большая часть информации будет производиться совместно племенами населяющих киберпространство кибер-охотников-и-собирателей. Юридическое высокомерие, с каким мы отрицаем права «дикарей», скоро не раз нам аукнется.

Информация подвержена гибели

За исключением редких классических образцов, большая часть информации подобна сельхозпродуктам. Ее качество быстро ухудшается со временем и по мере удаления от места, где она была произведена. Но даже здесь ценность – понятие очень субъективное и условное. Вчерашние газеты вполне сохраняют ценность для историка. Более того, их ценность со временем только возрастает. С другой стороны, для брокера новости о событии часовой давности теряют всю свою значимость.

III. Информация есть отношение

Значение имеет ценность, и оно уникально в каждом конкретном случае

Как правило, ценность информации мы определяем, исходя из ее содержательности. Место, где обитает информация, священный миг перехода передачи в прием – это область со множеством переменных характеристик и ароматов, которые зависят от отношения между отправителем и получателем и от глубины их взаимодействия.

Каждое такое отношение уникально. Даже в тех случаях, когда отправитель – вещательная среда, и обратная связь отсутствует, получатель навряд ли пассивен. Получение информации зачастую является столь же творческим актом, как и ее порождение.

Ценность того, что отправляется, целиком зависит от меры, в какой каждый отдельный получатель владеет средствами приема (общей терминологией, вниманием, интересом, языком, парадигмой и т.п.), необходимыми для того, чтобы сделать полученное содержательным.

Понимание является ключевым элементом, который все чаще упускается из виду при попытках превратить информацию в товар. Данные могут представлять из себя любой набор сведений, полезных или нет, понятных или непонятных, дельных или пустых. Компьютер может извергать новые данные круглые сутки без человеческой помощи, и результаты можно пустить в продажу как информацию. Они могут быть, а могут и не быть таковой. Только человек может распознать значение, которое отделяет информацию от данных.

Действительно, информация, в экономическом значении этого слова, состоит из данных, которые прошли через конкретное человеческое сознание и были признаны имеющими смысл в контексте данного сознания. То, что для одного – информация, для другого – всего лишь данные. Если вы антрополог, детальные схемы родства у племени тасадэй могут оказаться для вас ключевой информацией. А если вы банкир из Гонконга, они могут показаться просто данными.

Привычное более ценно, чем редкое

Что касается материальных товаров, то имеется прямое соотношение между их нехваткой и ценностью. Золото ценится больше пшеницы, даже несмотря на то, что его нельзя есть. Но с информацией, как правило, все наоборот. Ценность большинства «мягких» товаров возрастает, когда они становятся более распространенными. Привычность – важное достоинство в мире информации. Часто случается так, что лучшее, что можно сделать для поднятия спроса на товар, – это просто отдать его даром.

Хотя этот принцип не всегда срабатывает с условно-бесплатными программами, можно доказать, что существует связь между количеством пиратских копий коммерческого ПО и объемом его продаж. Программы, воруемые чаще всего, например, Lotus 1-2-3 или WordPerfect , становятся образцовыми, и Закон Увеличения Прибыли, основывающийся на привычке, приносит им только пользу.

Что касается моего «мягкого» продукта, рок-н-рольных песен, нет никакого сомнения, что группа, для которой я их пишу, Grateful Dead , невероятно увеличила свою популярность, раздавая свои песни направо и налево. Еще в начале семидесятых мы разрешили людям записывать наши концерты, но вместо падения спроса на наш продукт, сейчас мы собираем самые большие аудитории в Америке – факт, который, хотя бы отчасти, можно отнести за счет популярности, порожденной этими записями.

Правда, я не получил ни цента за миллионы копий моих песен, записанных на концертах, но я не вижу причин жаловаться. Дело в том, что никто, кроме Grateful Dead , не может исполнить песню Grateful Dead , поэтому если вам нужно переживание, а не его бледная копия, вам придется купить билет у нас. Другими словами, защита нашей интеллектуальной собственности исходит из того, что мы – единственный ее источник в реальном времени.

Исключительность обладает ценностью

Модель, которая ставит с ног на голову физическое соотношение нехватки и ценности, порождает ту проблему, что иногда ценность информации в значительной степени основывается на ее нехватке. Исключительное обладание определенными фактами увеличивает их полезность. Если все будут знать, как взвинтить цены на бирже, эта информация не будет стоить ровным счетом ничего.

Но, опять-таки, решающий фактор обычно – это время. В конечном счете, не имеет значения, становится ли подобная информация общедоступной. Что важно – так это быть среди тех, кто первым завладевает ею и пускает в ход. Хотя все тайное обычно становится явным, тем не менее тайна остается тайной достаточно долго для того, чтобы ее хранители воспользовались своим преимуществом.

Точка зрения и авторитет обладают ценностью

В мире зыбких реальностей и противоречащих друг другу карт вознаграждены будут те пророки, чьи карты лучше опишут местность и смогут обеспечить предсказуемые результаты тем, кто ими пользуется.

Что же касается эстетической информации, будь то поэзия или рок-н-ролл, люди готовы купить новое произведение художника, еще не виданное ими, потому что они получили удовольствие от предыдущих его работ.

Реальность есть редактирование. Люди готовы платить за авторитет тех редакторов, чья фильтрующая точка зрения кажется наиболее адекватной. И опять-таки, точка зрения является тем имуществом, которое нельзя украсть или воспроизвести. Никто кроме Эстер Дайсон не видит мир так, как она, и изрядная цена, которую она просит за свои бюллетени, является в действительности платой за привилегию смотреть на мир ее неповторимым взглядом.

Время заменяет пространство

В материальном мире ценность в значительной степени опирается на обладание или пространственную близость к объекту обладания. Допустим, некто обладает материалом, который находится в определенных пространственных рамках, а также способностью непосредственно и единолично на него воздействовать. Когда он налагает свою волю на то, что заключено в этих рамках, это и является преимущественным правом владения. Отношение между ценностью и нехваткой здесь, разумеется, присутствует – это пространственная ограниченность.

В виртуальном мире ценность определяется близостью во времени. Информационный продукт, как правило, тем ценнее, чем ближе покупатель может поместить себя к моменту его производства, и ограничения здесь временные. Многие виды информации стремительно обесцениваются либо с течением времени, либо при воспроизводстве. Их применимость ослабевает с изменением территории, которую они картографируют. По мере удаления от точки, где информация была произведена, [в канале передачи] усиливается шум, а диапазон [сигнала] сужается.

Таким образом, переживания от прослушивания Grateful Dead в записи – едва ли то же самое, что от посещения концерта Grateful Dead . Чем ближе ты оказываешься к истокам[4]  4
  В оригинале непереводимая игра слов: истоки именуются headwaters – «штаб-воды», по аналогии с «headquarters» – «штаб-квартирой».


[Закрыть] информационного потока, тем выше у тебя шансы отыскать в нем верную картину реальности. В эпоху, когда все легко воспроизводимо, информационные абстракции пользующихся спросом переживаний будут разноситься из своего источника в считанные минуты, доходя до каждого, кто в этом заинтересован. Однако круг участников, получающих доступ к настоящему переживанию (будь то нокаутирующий удар или гитарный аккорд) легко ограничить теми, кто готов за это платить.

Защита исполнения

В провинциальном городке, откуда я родом, люди не склонны верить вам только из-за того, что у вас есть идеи. Вас судят по тому, что вы с ними можете сделать. Поскольку жизнь продолжает ускоряться, мне кажется, что всем нам очевидно, что исполнение – наилучшая защита тех замыслов, которые становятся материальными продуктами. Или, как однажды выразился Стив Джобс: «Настоящие художники – поставщики». Побеждает обычно тот, кто выходит на рынок первым (и обладает достаточной организационной силой, чтобы удерживать лидерство).

Но, когда мы зацикливаемся на информационной коммерции, многие из нас, похоже, начинают считать, что, при надлежащих юридических гарантиях, достаточно одной оригинальности для того, чтобы за производимую нами ценность, нам платили стабильную зарплату. На самом деле, лучший способ защитить интеллектуальную собственность – пустить ее в дело. Мало изобрести и запатентовать, надо еще постоянно придумывать что-нибудь новое. Кто-то заявляет, что запатентовал микропроцессор до «Интела». Может, это и так. Но если бы он начал поставлять микропроцессоры до «Интела», его заявление казалось бы намного более весомым.

Информация – сама себе награда

Говорить о том, что деньги – это информация, в настоящее время стало общим местом. За исключением крюгерандов[5]  5
  Крюгеранд – южноафриканская золотая монета, названная в честь президента Трансвааля Поля Крюгера (1825 – 1904).


[Закрыть], мятых бумажек, которые мы суем таксисту, да содержимого чемоданов, которые, как говорят, таскают с собой наркобароны, большинство денег в информатизированном мире имеет вид единиц и нулей. Глобальные деньги, текучие, как магма, смазывают [механизм] Сети. Кроме того, как уже отмечалось, информация в наше время играет такую же роль в создании богатства, как некогда земля и солнечный свет.

Что менее очевидно, так это степень, в какой информация приобретает собственную ценность, не как средство приобретения, но как приобретаемый объект. Я полагаю, что так было всегда, но не в столь явной форме. В политике и академических кругах власть и информация всегда были тесно связаны.

Однако по мере того, как мы все больше и больше покупаем информацию за деньги, мы начинаем понимать, что покупка информации за другую информацию есть простой экономический обмен без необходимости конвертировать продукт в валюту и обратно. Это бросает вызов тем, кто любит точную бухгалтерию, поскольку, даже если мы пренебрежем теорией информации, курс обмена информации слишком плавает, для того, чтобы вести расчеты с точностью до десятых.

Тем не менее, большая часть того, что покупает средний американец, не является товарами первой необходимости. Мы покупаем красоту, престиж, опыт, образование и прочие смутные радости обладания. Многие из этих вещей могут не только быть выражены в нематериальных терминах, но и приобретены нематериальными способами.

Кроме того, существуют необъяснимые удовольствия от информации как таковой: радость учиться, знать и учить. Странное приятное чувство от информации, которая в тебя входит и выходит. Игра с идеями является развлечением, за которое люди должны быть готовы раскошелиться, что и создает рынок для книг и предвыборных собраний. Вероятно, мы тратили бы еще больше денег на эти удовольствия, если бы не было так много возможностей платить за идеи идеями.

Это объясняет большую часть коллективной «волонтерской» работы, плоды которой наполняют архивы, группы новостей и базы данных в Интернете. Его обитатели работают не за просто так, как это принято считать. Скорее, они получают плату не деньгами, а чем-то другим. Это экономика, которая состоит почти полностью из информации.

Это может стать преобладающей формой человеческих торговых отношений, и если мы будем упорно строить экономику на чисто монетаристской основе, мы можем основательно сбиться с пути.

Оплата труда в киберпространстве

Какое отношение все вышесказанное имеет к разрешению кризиса интеллектуальной собственности? Я едва только начал кружить мыслью в поисках ответа. Свежий взгляд на информацию в определенной степени сдвигает парадигму – он позволяет увидеть, насколько она непохожа на чугунные чушки и свиные брюшки, и представить себе, как спотыкающиеся карикатуры на прецедентное право станут громоздиться друг на друга, если мы и впредь будем юридически трактовать ее так, словно она и в самом деле является этими чушками и брюшками.

Как я уже говорил, я убежден, что эти горы макулатуры превратятся в горстку пепла уже в ближайшее десятилетие, и нам, рудокопам ума, придется бросить жребий, чтобы избрать какую-то новую, работающую систему.

На самом деле, я гляжу на наши перспективы вовсе не так мрачно, как могут подумать читатели этой иеремиады. Решения появятся. Природа не терпит пустоты, и коммерция тоже.

Действительно, одна из характеристик электронного фронтира, которая мне всегда казалась самой привлекательной – отчего Митч Капор и я воспользовались этим выражением для названия нашего фонда[6]  6
  Electronic Frontier Foudation


[Закрыть] – это то, насколько он похож на Дикий Запад XIX века, с его естественным предпочтением социальных устройств, возникающих из местных условий, тем, которые навязываются извне.

До того, как Запад был полностью заселен и «цивилизован» в этом столетии, порядок устанавливался в соответствии с неписаным Кодексом Запада, для которого была свойственна скорее изменчивость этикета, нежели жесткость закона. Этика была важнее правил. Предпочтение отдавалось здравому смыслу, а не законам, которым и так не особенно следовали.

Я убежден, что закон, как мы его понимаем, был направлен на защиту интересов, порожденных двумя экономическими «волнами», которые Олвин Тоффлер так точно описал в своей книге «Третья волна». Первая волна опиралась на сельское хозяйство и ей требовался закон, упорядочивающий собственность на основной источник производства – землю. Во Второй волне главной пружиной стало промышленное производство, и структура современного закона росла вокруг централизованных институтов, которые нуждались в защите своих резервов капитала, рабочей силы и средств производства.

Обе эти экономические системы требовали стабильности. Присущие им законы были направлены на то,, чтобы не допускать перемен и обеспечивать некоторую равномерность распределения в весьма статичных социальных структурах. Рамки допустимого были сужены настолько, чтобы сохранять предсказуемость, необходимую как для землевладения, так и для накопления капитала.

В Третьей волне, в которую мы вступили, землю, капитал и средства производства в значительной степени заменяются информацией, и, как я подробно описывал это в предыдущем разделе, она чувствует себя как дома в гораздо более текучей и изменчивой среде. Третья волна, вероятно, кардинально изменит цели и средства закона, и ее воздействие отнюдь не ограничится лишь законодательными актами, регулирующими сферу интеллектуальной собственности.

Само по себе «поле действия» – архитектура Сети – может служить множеству целей, осуществление которых в прошлом было возможно только благодаря юридическому вмешательству. Например, можно вполне обойтись без конституционных гарантий свободы слова в среде, которая, как сказал мой друг-соучредитель EFF Джон Гилмор, «относится к цензуре как к неисправности» и направляет объявленные вне закона идеи в обход ее.

Подобные естественные механизмы уравновешивания могут возникнуть и для уменьшения раздробленности внутри общества, что прежде не могло осуществляться без посредства законов. В Сети эти различия, скорее всего, образуют непрерывный спектр, который в той же мере соединяет, что и разделяет.

Компании, торгующие информацией, несмотря на свою жесткую привязанность к старой юридической системе, скорее всего, обнаружат, что при растущей неспособности судей понимать технологические проблемы, результаты судебных процессов будут настолько непредсказуемы, что никакое долгосрочное предприятие не сможет на них основываться. Каждая тяжба становится похожей на игру в русскую рулетку, поскольку ее исход зависит от масштаба некомпетентности председателя суда.

Некодифицированный или подстраивающийся под обстоятельства «закон», столь же ненадежный, как и прочие становящиеся формы, может породить на этом этапе своеобразное правосудие. В самом деле, можно уже наблюдать становление новых практик, приспособленных к условиям виртуальной коммерции. Жизнеформы информации суть способы защиты безостановочного воспроизводства самих себя.

Например, хотя надписи, которые печатают мелким шрифтом на конвертах, содержащих дискеты с коммерческими программами, требуют от вскрывающего эти конверты соблюдения множества требований, лишь очень немногие, как я уже говорил, читают эти условия, не говоря уж о том, чтобы им следовать. Тем не менее, разработка ПО остается вполне здоровым сектором американской экономики.

Почему так происходит? Потому что люди в конечном счете покупают программы, которыми действительно пользуются. Как только программа становится ключевой для вашей работы, вы хотите иметь ее последнюю версию, наилучшую техподдержку, современные руководства, а также все привилегии, которые дает законное владение. В отсутствие работающего закона, эти практические соображения будут играть все более и более важную роль в получение платы за то, что намного легче достать бесплатно.

Я действительно считаю, что некоторые программы покупаются из этических соображений или из абстрактного осознания того, что отказ от покупки приведет к прекращению разработки этих программ, однако эти мотивы я оставлю в стороне. Хотя я убежден, что, если закон не срабатывает, это почти наверняка компенсируется возникновением этики как нормы, регулирующей жизнь общества, здесь не место отстаивать это убеждение.

Кроме того, я полагаю, что, как и в случае, рассмотренном выше, компенсация за «мягкие» продукты будет основываться прежде всего на практических соображениях, которые согласуются с действительными свойствам цифровой информации, определяя ее ценность, а также то, каким образом мы можем ею оперировать и защищать ее с помощью технологии.

Хотя головоломка так и остается головоломкой, я начинаю видеть пути, на которых могут возникнуть решения, основанные частично на расширении тех практических решений, которые уже применяются на практике.