Текст книги "Убийца Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Пожалуйста, – деревенеющими губами пробормотала Вирджиния.

– Перестаньте её мучить! – вмешалась в разговор Филлис.

Фламиниус подошел к её клетке.

– Что это за металлическая полоса, закрепленная у тебя на щиколотке левой ноги? – спросил он.

– Я не знаю, – запинаясь от внезапно подступившего волнения, ответила девушка.

– Это анклет – ножной браслет рабыни, – пояснил Фламиниус и снова вернулся к Вирджинии, бессильно повисшей на прутьях клетки, прижавшись к ней лицом.

– Ты умная, образованная девушка, – сказал он, спокойно и правильно выговаривая английские слова. – Ты наверняка знаешь один-два древних языка Земли. Ты изучала историю своей планеты. Вероятно даже, что твои успехи в учебе были блестящими.

Взгляд Вирджинии беспомощно скользил по лицу медика.

– Ты уже довольно долго находишься здесь, – продолжал он. – Неужели ты не обращала внимания на тех мужчин, что тебя окружают? Неужели ты не сравнивала их с мужчинами Земли? Посмотри, – показал он на стоящего рядом высокого, широкоплечего охранника с волевым, решительным выражением лица, – неужели этот мужчина похож на тех, с Земли?

– Нет, – покачала головой девушка.

– Что говорит тебе твоя женская сущность, когда ты смотришь на них?

– Что они – мужчины, – прошептала Вирджиния.

– Не похожие на тех, с Земли, не так ли?

– Да, совсем не похожие, – словно загипнотизированная, повторила Вирджиния.

– Они – настоящие мужчины. Верно?

– Да, – смущенно опуская голову, согласилась девушка, – они настоящие мужчины.

Мне было интересно, что Вирджиния Кент как женщина очень быстро отметила разницу между мужчинами Гора и Земли. Различия, безусловно, существовали, но я не мог бы, как Фламиниус, интерпретировать их как однозначное свидетельство неполноценности представителей Земли. Как бы то ни было, население Гора берет свое начало от жителей Земли, поэтому отличия должны проявляться в первую очередь в культурных традициях, нежели в умственном и физическом развитии. Нельзя, конечно, не признать, что мужская часть населения Гора физически более развита, но едва ли это можно назвать характерной видовой чертой горианской ветви человечества. Скорее это определяется самим укладом жизни гориан, большую часть времени проводящих на открытом воздухе, лишенных множества благ цивилизации, облегчающих жизнь землян, и поэтому вынужденных все делать своими руками. Все это не могло не привести к образованию определенного культа человеческого тела и появлению собственных критериев оценки физической красоты и совершенства. Еще более спорным является вопрос об интеллектуальном превосходстве гориан. И уж во всяком случае Вирджиния ни в коей мере не могла оценить уровня их развития за столь короткое время. Я думаю, замеченные ею отличия касались скорее психологических аспектов.

Мужчина Земли более робок, подавлен и нерешителен, нежели истинный горианин, он тоньше и деликатнее, менее требователен и прямолинеен. Особые условия жизни, традиции культуры ставят горианина в такие условия, которых изначально лишен мужчина Земли: с открытием стабилизирующей сыворотки и как следствие – с появлением возможности бесконечно долго продлевать жизнь человека социальная роль женщины снизилась несоизмеримо; при противодействии полов женщина как существо более слабое, чем мужчина, не обязанная часто рожать, вынуждена была уступить мужчине все вплоть до собственной свободы. Мужчина стал потребителем; женщина – существом, отвечающим его потребностям.

– Кем ты чувствуешь себя в присутствии такого мужчины? – продолжал Фламиниус, показывая на охранника.

– Женщиной, – отведя взгляд, ответила Вирджиния.

Фламиниус просунул руку между прутьями и провел ладонью по горлу и подбородку пленницы. Тело девушки напряглось, но она не пошевелилась. Фламиниус притянул её к себе, и щека девушки коснулась прутьев.

– У тебя на левой лодыжке надета металлическая полоса, – сказал он.

Девушка попыталась было убрать голову от вдавившихся в щеку металлических прутьев, но не могла освободиться от цепкой руки Фламиниуса. По её лицу покатились слезы.

– Что это за полоска металла? – спросил медик.

– Это анклет, – не глядя ему в глаза, ответила Вирджиния, – ножной браслет рабыни.

Фламиниус развернул к себе заплаканное лицо девушки. Ее мокрые глаза смотрели на него с отчаянием.

– Ты хорошенькая рабыня, – доброжелательным тоном произнес он.

– Да, – согласилась девушка.

– Что – «да»?

– Я – хорошенькая рабыня, – оторопело произнесла девушка и неожиданно для самой себя добавила: – Хозяин.

Тут она вскрикнула, отшатнулась от металлических прутьев и, упав на колени, залилась слезами.

Фламиниус расхохотался.

– Ты – чудовище! – закричала Филлис. – Животное!

Фламиниус быстрым движением просунул руку между прутьями клетки и, поймав девушку за запястье, рванул её к себе. Та больно ударилась о железную дверь.

– Запомни, – зловещим голосом проговорил Фламиниус, – с того момента, как тебе впервые ввели успокоительное и надели на голову капюшон, твоей единственной целью в жизни стало подчинение мужчине, удовлетворение всех его желаний.

– Пожалуйста, – пробормотала она, – не надо!

– Наручники! – по-гориански приказал Фламиниус, и охранник протянул ему два соединенных цепью металлических кольца.

Одно из них Фламиниус защелкнул на правом запястье девушки и, перебросив цепь через проходящий вдоль всех клеток горизонтальный брус, находящийся у неё над головой, надел второе кольцо на её левое запястье. Руки девушки повисли на короткой цепи, и она теперь не могла их опустить.

– Пожалуйста, – сквозь слезы просила она. – Ну пожалуйста!

– Мне будет очень приятно приручить тебя, – сказал ей Фламиниус.

– Отпустите меня, – разрыдалась она.

– Нет, – покачал головой медик, – у меня есть для тебя кое-что другое.

Девушка удивленно посмотрела на него.

– Ты пройдешь полный курс обучения рабыни, – сказал Фламиниус. – Тебя научат стоять, ходить, опускаться на колени, петь, танцевать, удовлетворять тысячи малейших прихотей мужчины, – он расхохотался. – А когда ты в совершенстве всем этим овладеешь, тебя продадут на невольничьем рынке.

У девушки вырвался вопль отчаяния. Она залилась слезами.

Фламиниус заглянул в глаза Вирджинии.

– Ты тоже пройдешь полный курс обучения рабыни, – сказал он.

Она печально смотрела на него покрасневшими от слез глазами.

– Ты будешь проходить обучение? – поинтересовался он.

– Мы должны делать все, что вы пожелаете, – едва слышно ответила Вирджиния. – Мы – рабыни.

– А ты будешь проходить обучение? – спросил медик у Филлис, руки которой, скованные цепями, были подняты высоко над головой.

– А что будет, если я откажусь? – поинтересовалась она.

– Ты умрешь, – ответил Фламиниус.

Девушка обреченно закрыла глаза.

– Так ты будешь учиться? – настойчиво спросил Фламиниус.

– Да, буду, – ответила девушка.

– Это хорошо, – он взял девушку за волосы и развернул её лицом к себе. – Значит, ты просишь, чтобы тебе оставили жизнь? Просишь, чтобы тебе позволили пройти курс обучения рабыни?

– Да! – с мучительной болью в голосе воскликнула девушка. – Да, прошу!

– У кого просишь? – уточнил Фламиниус.

– У вас, – захлебываясь слезами, пробормотала она, – у вас, хозяин!

Фламиниус отпустил волосы девушки и повернулся к нам. Он снова был профессиональным врачом, спокойным и холодным исследователем. Он взглянул на Хо-Ту и быстро заговорил по-гориански.

– Это интересные экземпляры, – сказал он. – Во многом похожие друг на друга, но имеющие и существенные отличия. Общие результаты проведенных с ними тестов заслуживают не просто положительной, но высокой оценки. Их обучение также обещает быть довольно перспективным.

– Как они будут его проходить? – спросил Хо-Ту.

– Пока сказать этого невозможно, – ответил Фламиниус, – но если мои предположения верны, обе они, хотя каждая по-своему, в процессе обучения покажут довольно высокие результаты. Я думаю, наркотические вещества при этом совершенно не понадобятся. Достаточно будет плети и шокера для рабов. В общем, насколько я предполагаю, весь курс тренировок окажет на них более чем положительное воздействие. Никаких противопоказаний. Колоссальная восприимчивость. Я думаю, нам вполне имеет смысл пойти ещё на некоторые затраты, в том числе и связанные с отсрочкой выставления их на продажу, и заставить их пройти полный курс обучения рабыни. Уверен, их стоимость после этого сторицей окупит все вложенные в них средства.

– Но ведь они дикарки, – заметил Хо-Ту.

– Верно, – согласился Фламиниус, – и всегда будут ими оставаться. Но именно эта их особенность может придать им в глазах некоторых покупателей особый шик, особую прелесть.

– Кернус тоже на это рассчитывает, – с сомнением отозвался Хо-Ту.

Фламиниус рассмеялся.

– Мало что из расчетов Кернуса не оправдывается впоследствии, – сказал он.

– Это верно, – усмехнулся Хо-Ту.

– Если потребность в таких женщинах действительно назрела, – сказал Фламиниус, – мы сейчас обладаем прекрасной возможностью её удовлетворить. А удовлетворенная вовремя потребность приносит, как правило, хорошие барыши.

– Кернус считает, что время для этого пришло.

– Лично я в этом не сомневаюсь, – кивнул Фламиниус.

Я посмотрел на девушек, жалобно поглядывавших на нас из металлических клеток.

– Я обещаю вам, Хо-Ту, – сказал Фламиниус, – что каждая из этих девиц, пройдя соответствующую подготовку, способна будет доставить своему хозяину непередаваемое наслаждение.

Я был рад, что девушки не понимали по-гориански.

Думаю, предсказания Фламиниуса были совершенно оправданны. Горианские воспитатели хорошо знают свое дело. И если старший медик утверждает, что из этих девушек выйдут непревзойденные рабыни наслаждений, значит, так это и будет.

Вслед за Хо-Ту мы спустились по узкой металлической лестнице. Отойдя в сторону, я подождал, пока он обменивался напоследок с Фламиниусом какими-то замечаниями и соображениями, после чего мы с ним пустились в обратный путь. Все это время, пока мы не оставили за спиной массивные двери четвертого этажа, на котором находились, вслед нам неслись безутешные рыдания одной из земных девушек. Но я, конечно, не обернулся, чтобы посмотреть, какая из них так громко переживает происшедшие в её судьбе трагические перемены.

Глава 12. КРЕСТЬЯНИН

В уши ворвался пронзительный крик гоночного тарна, на мгновение перекрывший вопль болельщиков.

– Синий! Синий! – безостановочно продолжал скандировать сидящий возле меня человек с синей шелковой повязкой на левой руке.

Беспомощно опустив крылья и вскрикивая, птица неудержимо падала с огромного подвешенного на тросе кольца. Она повисла на сетке, натянутой внизу, и всадник, обрезав страховочные ремни, соскочил с её спины, чтобы птица, бьющаяся в сетях, не убила его.

Другой тарн, нанесший удар, неуклюже описав круг, развернулся в воздухе, но, жестоко подгоняемый всадником, вовсю использующим стрекало, вновь поспешил к следующему кольцу.

– Красный! Красный! Красный! – закричал кто-то рядом.

Еще семь птиц, вытянувшись вереницей, пролетели к следующим кольцам. Их возглавлял коричневый тарн, управляемый всадником, одетым в красный шелк. Маленькое седло и короткие поводья тарна были также из красной кожи.

Это был только третий круг в десятикруговой гонке, однако уже два тарна барахтались внизу. Я увидел людей, которые со знанием дела передвигались по сетке, приближаясь к птицам с петлями в руках, чтобы связать их клюв и когти. Очевидно, крыло одной из птиц было сломано, поэтому люди, связавшие её, быстро перерезали ей горло, и кровь, стекая сквозь сетку, бурым пятном расплывалась по песку.

Всадник тарна снял седло и упряжь с бьющегося в агонии тела и спрыгнул вместе с ними на землю, находившуюся шестью футами ниже. Вторая птица была всего лишь оглушена, и её подтаскивали к краю сетки. Оттуда её сбросят в большую повозку, запряженную двумя тарларионами и покрытую холстом.

– Золотой! Золотой! – завопил человек, сидевший через два ряда от меня.

Птицы уже обогнули двенадцатикольцевую трассу и опять приближались. Лидировала птица желтых, за ней следовали гарны красных, синих, золотых, оранжевых, зеленых и серебряных. Из толпы доносились пронзительные визги женщин рабынь и свободных: в момент общего азарта различия между ними исчезали. Во время гонки разносчики сладостей, засахаренных фруктов, кал-да, пирожных и паги стояли со своим товаром в проходах и молча наблюдали за происходящим. Многие из них также были кровно заинтересованы в состязании: о сделанных ставках говорили глиняные, покрытые эмалью таблички, лежащие на подносах.

Птицы вновь пронеслись над нами.

– О, Царствующие Жрецы! – закричал человек рядом со мной. – Подгоните красного!

Казалось, вся толпа вскочила с мест, даже те, кто сидел в мраморных ярусах под навесами из пурпурного шелка. Я тоже поднялся, чтобы лучше видеть.

Около финишных шестов, девять из которых установили специально перед этой гонкой, располагались места, забронированные для главы городской администрации, посвященных и членов высших каст. На разных уровнях в крытых ложах были установлены кресла. Выше всех, на троне убара, между двумя охранниками в красном одеянии я увидел наклонившегося вперед и поглощенного зрелищем главу городской администрации Хинрабиуса. Неподалеку, также на троне из белого мрамора, окруженный охраной, с надменным и безучастным видом сидел верховный посвященный. Чуть ниже два ряда занимали другие посвященные, которые не смотрели гонки, а произносили молитвы Царствующим Жрецам. Я заметил зеленое знамя, висящее на стене у этих тронов городских правителей, прямо говорящее об их симпатиях. Охраняющие воины были, между прочим, таурентинами, членами дворцовой гвардии, элитного корпуса фехтовальщиков и стрелков, специально отобранными и подготовленными и не зависящими от командиров основных вооруженных сил города. Возглавлял гвардию капитан Сафроникус, наемник с Тироса, который стоял тут же, в нескольких футах за троном. Завернувшись в красный плащ, этот высокий, худощавый человек с узким лицом и длинными руками внимательно наблюдал за толпой.

На остальных привилегированных местах под навесами сидели многочисленные представители высших каст. Я заметил среди них торговцев. Это не вызвало у меня никакого протеста, потому что я всегда относился к ним с большей симпатией, чем кто-либо в моей касте. Но я удивился: во времена Марленуса, когда он был убаром Ара, торговцы не имели таких привилегий. Даже его приятель Минтар, великий плут из касты торговцев, и тот не имел преимуществ в выборе места для наблюдения за гонками.

С противоположной стороны стадиона донесся сигнал судьи, оповещающий, что одна из птиц пропустила круг, и на вершину шеста был поднят серебряный диск. Раздались тяжелые вздохи одних и воодушевленные крики других. Наездник поворачивал птицу, пытаясь заставить её подчиниться и вернуться к кольцу. Остальные тарны стремительно пронеслись мимо.

Где-то внизу, подо мной, один из разносчиков сладостей сердито выбросил четыре пронумерованных серебристых черепка. Теперь тарны неслись через большие кольца прямо передо мной. Лидировал желтый, за ним следовал красный, зеленый вышел на третью позицию.

– Зеленый! Зеленый! – скандировала женщина неподалеку от меня, кулаки её сжались, накидка сползла набок.

Хинрабиус был очень напряжен; говорили, он много поставил на эти гонки.

На низкой стене перед судейской коллегией я увидел только три деревянные птичьи головы – значит, до конца гонки осталось три кольца.

Через несколько мгновений наездник желтых с победным криком посадил тарна на шест. Сразу за ним финишировали красный и зеленый. Затем один за другим золотой, синий, оранжевый и серебряный тарны заняли свои места. Два последних шеста оставались пустыми.

Я взглянул на главу городской администрации и увидел, что он с возмущением отвернулся и стал диктовать что-то писцу, сидящему, скрестив ноги, у его трона.

Верховный жрец, приподнявшись, принял из рук посвященного бокал с кусочками ароматизированного льда.

Да, полдень выдался жарким.

Толпа, уже не связанная воедино состязанием, медленно разбредалась. Каждый занялся своим делом. Некоторые пошли получать свой выигрыш у букмекеров, столы которых стояли внизу или прямо среди публики.

Разносчики сладостей и прочей снеди кричали, привлекая внимание к своему товару. Я услышал, как девушка-рабыня выпрашивала у своего хозяина пирожное. Свободные женщины здесь и там, аккуратно прикрываясь покрывалами, ели сладости. Некоторые, правда, приподнимали их, чтобы выпить воды со льдом. Женщины низших каст пили прямо через вуали, на которых оставались желтые и лиловые пятна.

Я услышал двойной сигнал судьи, возвещавший о том, что следующая гонка начнется через десять минут.

В толпе некоторые засуетились, пытаясь успеть получить выигрыш.

Почти каждый человек имел какой-то знак отличия, определявший его симпатии на гонке. Как правило, это была маленькая нашивка цвета команды на левом плече.

Нашивки женщин высших каст изготовлялись из прекрасного шелка, а у женщин низших каст они были просто в виде квадратиков из крашеного репса, пришитых к рукаву. Некоторые хозяева одевали своих рабынь в одежду цвета команды, за которую они болели, другие вплетали в их волосы или повязывали на шею цветные ленты.

– Во времена Марленуса гонки в Аре были лучше, – наклонившись ко мне, сказал сосед сзади.

Я пожал плечами. Мне не показалось странным, что он заговорил со мной. Прежде чем покинуть дом Кернуса, я сменил одежду черной касты на поношенную красную тунику воина и стер изображение кинжала со своего лба. Так мне было легче передвигаться по городу, меня не замечали и не боялись, люди более охотно разговаривали со мной.

Сосед мрачно продолжал:

– Но что ещё можно ожидать, когда на троне убара сидит Хинрабиус.

– На троне главы городской администрации, – поправил я, не оборачиваясь.

– Есть только один первый человек в Аре, – сказал сосед, – Марленус, бывший убаром Ара, – вот убар убаров.

– На вашем месте я не говорил бы так, – посоветовал я. – Кому-то это может не понравиться.

Марленус, правивший Аром много лет назад, основал империю и установил главенство великого Ара над другими северными городами. Марленуса свергли, когда я похитил Домашний Камень города. Позднее он помогал освобождать Ар от орд Па-Кура, главы касты убийц, который хотел стать убаром города, захватив медальон этой должности и надев пурпурный плащ императора. Но священный Домашний Камень был утерян, к тому же жители Ара опасались Марленуса и его амбиций. Бывшему убару было публично отказано в еде и крове, его изгнали из города без права возвращения под страхом смертной казни. Со своими верными соратниками Марленус удалился в Валтай, откуда были видны башни славного Ара, которым он когда-то управлял. Я знал, что в городе было много людей, не желавших изгнания Марленуса, особенно среди представителей низших каст.

Казрак, находившийся на посту главы городской администрации в течение нескольких лет, конечно же, пользовался популярностью, однако его постоянная активность в гражданских и экономических делах, реформа судебной власти и законов, контроль и управление торговлей не вызывали энтузиазма у большинства жителей Ара, особенно у тех, кто с грустью вспоминал славу и блеск власти Марленуса, этого великолепного воина, тщеславного и эгоцентричного, но, несмотря на это, мечтавшего о безопасном мире без границ, центром которого станет Ар. Я хорошо его помнил. Стоило ему взмахнуть рукой, как обнажались тысячи мечей, тысячи глоток выкрикивали его имя, тысячи людей готовы были идти за ним, тысячи тарнов – взлететь. Такого человека нельзя было оставлять в городе, он никогда не смог бы быть вторым.

Я услышал троекратный сигнал судьи и увидел, как появились новые тарны. В толпе раздался нетерпеливый крик. Последние ставки были сделаны.

В этой гонке участвовало восемь тарнов. Их вывезли накрытых колпаками на повозках без бортов, запряженных тарларионами. Раскрашенные повозки означали цвета команд. Наездники в шелках того же цвета стояли позади тарнов.

Эти тарны были, конечно же, гоночными и сильно отличались от обычных грузовых или военных птиц.

Разница заключалась не только в дрессировке, хотя и в ней тоже, но и в размере и силе птиц. Одних тарнов готовили специально для тяжелой работы и использовали для транспортировки корзин с грузами. Как правило, эти птицы летали медленнее, чем военные или гоночные, и казались менее злобными. Боевые тарны выращивались сильными и быстрыми. Им были необходимы ловкость, быстрота реакции и боевые инстинкты. Их когти оковывались сталью, поэтому такие птицы становились особенно опасными. Менее тяжелого гоночного тарна могли поднять два человека, клювы они имели легче и уже, чем у других птиц, крылья – шире и короче. Такие крылья позволяли быстро сбрасывать скорость, совершать резкие повороты, маневрировать в воздухе. Эти птицы не могли нести тяжелый груз, поэтому наездники, как правило, подбирались маленького роста, из низших каст, драчливые и агрессивные. Из-за недостаточного веса гоночные тарны не использовались для военных нужд. Такая птица при встрече с военной была бы разнесена в клочья. Несмотря на преимущество гоночных тарнов на коротких дистанциях, им явно не хватало выносливости – после полета в пятьдесят пасангов их короткие крылья ослабевали.

С птиц сняли закрывавшие глаза колпаки, и они, хлопая крыльями, взлетели на пронумерованные шесты.

Птица, занимавшая внутренний шест, имела неоспоримые преимущества. Я отметил, что он достался зеленому. Данное обстоятельство подтолкнуло некоторых болельщиков слабейшей команды серебряных поставить на зеленого, имевшего наибольшие шансы победить.

Для финиша использовались те же самые шесты, что и для старта. Но такой желанный для начала гонки внутренний шест становился самым дальним и неудобным в её конце.

Два тарна этой гонки не принадлежали ни одной команде, они были собственностью частных лиц. Их наездники также не входили в команды. Между прочим, хороший наездник ценится не меньше, чем хороший тарн.

Опытный гонщик способен вывести на первое место даже начинающую птицу, тогда как отличная, но вяло и небрежно управляемая может остаться далеко позади.

– Сладости! Сладости! – раздался писклявый голос где-то рядом.

Я взглянул вниз и примерно через четыре ряда увидел жалкую, похожую на обрубок фигурку Хула-дурачка.

Прихрамывая и высунув язык, он пробирался по проходу, его большая голова на маленьком толстом теле поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Узловатыми пальцами он сжимал поднос, подвешенный на шее.

– Сладости! Сладости! – кричал он.

Многие, завидев его, отворачивались, свободные женщины закрывали лица капюшонами. Некоторые мужчины отгоняли дурачка подальше, чтобы он не портил впечатления от гонок. Я заметил, как молодая рабыня купила у Хула на деньги, данные хозяином, какую-то сладость. Я тоже купил бы что-нибудь у него, но не хотел, чтобы он узнал меня, опасаясь, что этот простак сохранил в памяти нашу первую встречу в таверне Спиндиуса, где я спас ему жизнь.

– Сладости! Сладости! – выкрикивал маленький Хул.

Продажа сладостей была для дурачка наиболее подходящим занятием после долгих лет, проведенных в нищете. Теперь он мог заработать себе на жизнь. Предполагаю, для покупки лицензии на торговлю был использован тот самый золотой, который я дал ему в таверне.

– Пожалуй, куплю что-нибудь сладкое, – сказал человек за моей спиной.

Я поднялся и поспешил покинуть свой ряд, чтобы Хул не увидел меня.

– Эй, сюда! – позвал Хула мой сосед.

– Да, господин! – Хул начал пробираться сквозь толпу.

Я нашел свободное место в стороне и, услышав, что Хула позвали куда-то вниз, сел.

– За кого вы болеете? – спросил меня парень, сидевший рядом.

– За зеленых, – ответил я первое, что пришло мне в голову.

– А я за золотых, – на его плече была золотая нашивка.

Пробил судейский гонг, из толпы раздались крики, все вскочили на ноги, глядя, как тарны взлетают, громко хлопая крыльями.

Выгодная позиция при старте позволила зеленому сразу же вырваться вперед.

Длина дистанции, на которой соревновались птицы, была равна пасангу – около 3400 футов. Сама трасса для полета походила на узкий прямоугольник с закругленными углами. Направление определялось двенадцатью «кольцами», подвешенными на тросах, прикрепленных к большим опорам. Шесть из этих «колец» были прямоугольными, а шесть – круглыми. Большие прямоугольные «кольца» располагались по три с каждой стороны трассы, круглые, поменьше – на углах разделяющей трассу стены и по одному – на торцах стены. Так, покидая шесты и начиная гонку, тарны сначала пролетали три прямоугольных «кольца», затем поворачивали, преодолевая на повороте три круглых, два из которых находились по углам, затем ещё три прямоугольных, затем второй поворот с тремя круглыми. Выбор курса требовал высокого мастерства от наездников, особенно на поворотах, когда нужно было преодолевать маленькие круглые кольца. Одновременно пролететь сквозь кольцо могли только четыре птицы, если одна летела сверху, другая – снизу и две – по сторонам. Но самые ловкие старались занять центр кольца, чтобы заставить других тарнов удариться о кольцо или вообще пропустить его. Но часто это оказывалось не под силу даже самым маневренным гоночным птицам.

Эта гонка была короткой – всего в пять пасангов. К неудовольствию многих, победил в ней тарн, не принадлежавший ни одной из команд, он доставил радость только тем, кто поставил на него. Один из таких счастливчиков оказался рядом со мной. Он вскочил с радостным криком и, спотыкаясь, расталкивая зрителей, стал пробираться вниз, к столам букмекеров. Минус Тентиус Хинрабиус решил покинуть гонки, каждое его движение выражало неудовольствие. Охрана, капитан Сафроникус и остальная свита сопровождали его.

К моему удивлению, почти никто не заметил его ухода.

Гонки продолжались, но полуденное солнце слепило глаза, и я решил уйти. Я прошел по каменным ступеням мимо нескольких коленопреклоненных девушек-рабынь. Без сомнения, обучение этих девушек шло весьма успешно. Их привели посмотреть на гонки, чтобы они отдохнули и с новыми силами приступили к занятиям. Они выглядели довольными, некоторые даже делали ставки, залогом которых служили бусинки из их украшений. Они были прикованы друг к другу за руки. Возле каждой стоял охранник.

Рабыни были одеты в светлые накидки с капюшонами поверх коротких туник. Это одеяние со свободными рукавами и застежкой под подбородком защищало их больше от любопытных взглядов, чем от солнца.

Некоторые девушки, судя по лентам на накидках, принадлежали к рабыням белого шелка, другие – красного. Рабыни белого шелка, выходя из дома, обязательно должны были надевать металлические закрывающиеся на замок пояса. Девушки не принадлежали домам Кернуса или Портуса – это были рабыни из менее богатого дома, расположенного, как и все дома среднего достатка, на улице Бранда.

Я услышал двойной удар судейского гонга, возвестившего, что следующая гонка скоро начнется. Я пробирался к выходу. Некоторые зрители смотрели на меня с плохо скрываемым упреком, едва ли не с презрением. Фанаты гонок в Аре всегда оставались до конца зрелища, иногда даже задерживались, чтобы обсудить прошедшие соревнования, дискутируя, как бы они сами прошли ту или иную трассу, будь они на месте тарнсменов. А я даже не имел нашивки на рукаве, говорившей о моих пристрастиях.

Я намеревался отдохнуть в Капасианских банях, неторопливо поужинать в одной из таверн и затем вернуться в дом Кернуса. Часто в бассейн Синих Цветов приходила девушка по имени Нела, я любил поплавать с ней наперегонки. Обычно к тому времени, когда я возвращался в дом Кернуса, Элизабет уже заканчивала обедать и ждала меня в нашей комнате. Она рассказывала мне, как провела день, я – как прошел мой. Если Элизабет отпускали после обучения, я брал её с собой на гонки или в баню, но, конечно, не в бассейн Синих Цветов.

Прошло уже двадцать дней, как девушек привезли с Валтая. Однако Элизабет и две другие девушки, Вирджиния и Филлис, обучались всего пять дней. Они обрадовались этому решению Фламиниуса и Хо-Ту. Я сам присутствовал при обсуждении и слышал, что девушки согласились на обучение обязанностям рабыни. Правда, я предполагал, что оно начнется немедленно, но этого не произошло.

Примерно в течение пятнадцати дней, в то время как другие пленные девушки с Земли были переведены в загоны, Вирджиния и Филлис оставались в тесных клетках с железными дверьми. Эти клетки были сконструированы так, что заключенный не мог в ней распрямиться полностью. По указанию Фламиниуса Филлис на несколько часов в день приковывали наручниками к решетке. Ее кормили жидкой кашей, поили водой из жестяной бутылки, но даже и при этом она оставалась закованной. В конце концов девушка дошла до того, что стала снова и снова спрашивать охранника, который ни слова не знал по-английски, действительно ли их будут обучать. На этот бесполезно, но настойчиво задаваемый вопрос она не могла получить ответа, так как по инструкции охраннику не разрешалось говорить с ней даже по-гориански. Он полностью игнорировал пленниц. Их поили и кормили как зверей, которые в глазах горианцев были такими же рабами Фламиниус не приходил к ним, пока они находились в клетках – стесненные, униженные, одинокие, заброшенные и забытые. Всякий раз, заслышав звук отпирающегося засова, девушки с надеждой смотрели на дверь.

Когда же Фламиниус наконец появился, он сообщил, что их не будут обучать. Эти слова вызвали у Вирджинии и Филлис истерику. На следующий день Фламиниус вновь посетил камеру, но только для того, чтобы забрать записи, которые оставил накануне. Жалкие и рыдающие, девушки умоляли выпустить их Фламиниус, тронутый их мольбами, сказал, что поговорит с Кернусом, хозяином дома, и с Хо-Ту, управляющим.

Он не возвращался до следующего дня, и только тогда девушки со вздохом облегчения услышали, что Кернус проявил доброту, предоставив им возможность пройти обучение. Однако их строго предупредили, что если они не будут стараться, то их снова вернут в клетки. Девушки со слезами на глазах благодарили Фламиниуса за проявленное участие к их судьбе.

Элизабет позвали, когда Вирджинию и Филлис выпускали из клеток. Я сопровождал её.

Маленькие двери клеток распахнулись, охранник с кнутом встал над ними, и девушки выползли на железную дорожку. Они не могли стоять выпрямившись. Стражник приковал одно из запястий Филлис к ограде, затем щелкнул наручник и на руке Вирджинии. Он подтащил Вирджинию поближе и поставил её на колени перед Фламиниусом и Хо-Ту. С Филлис он проделал то же самое.