Текст книги "Племена Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Это точно, – согласился я.

– Только одно тревожит маленькую Веллу и омрачает ее радость, – сказал Ибн-Саран.

– Что же это?

– Надежность Клима. Она боится, что ты сбежишь.

– О! – вырвалось у меня.

– Я заверил ее, что побег из Клима невозможен. Успокоившись, она согласилась дать нужные показания.

– Красотка Велла, – пробормотал я. Ибн-Саран улыбнулся.

– А ведь не случайно, – сказал я, – после того как вы узнали, кто она, вы привезли ее в Тахари?

– Конечно нет, – ответил Ибн-Саран. – Ее привезли сюда, чтобы она исполняла мои прихоти.

– Она просто из кожи вон лезет, – заметил я.

– Она здорово помогла нам в твоем аресте. Она опознала тебя еще в Торе, когда ей позволили взглянуть на тебя сквозь тонкую чадру. Уже тогда мы знали, что к нам пожаловал Тэрл Кэбот, агент Царствующих Жрецов.

– Она хорошо вам послужила, – повторил я.

– Великолепная рабыня, – согласился Ибн-Саран. – А что она вытворяет на подушках!

– Красотка Велла, – сказал я.

– Будешь ее вспоминать в шахтах Клима, соляной раб. – Он развернулся и вышел из камеры.

За ним последовали его люди. Последний вынес из камеры лампу на жире тарлариона.

В зарешеченное окошко светили три полных луны.

По правде говоря, я не думал, что меня на самом деле пошлют на соляные копи Клима. Поэтому я не сильно удивился, когда той же ночью в моей камере появились два типа в плащах с капюшонами.

Везти арестованного в Клим было довольно опасно, учитывая, что между каварами и аретаями начались военные действия.

Нельзя было исключать возможность того, что караван с пленником попадет в руки противника.

На месте Ибн-Сарана я бы не стал рисковать.

Едва распахнулась дверь в мою камеру, я произнес:

– Тал, благородный Ибн-Саран и отважный Хамид, помощник Шакара, предводителя аретаев.

В руке Ибн-Сарана блестел обнаженный ятаган. Я пошевелился, звеня цепями. Ни фонаря, ни лампы они не захватили, но свет трех лун позволял нам хорошо видеть друг друга.

– Похоже, – сказал я, – мне не видать соляных приисков Клима.

Я не сводил глаз с ятагана. Вряд ли они станут убивать меня в камере. Это будет трудно объяснить в магистрате Девяти Колодцев, который наверняка потребует провести самое тщательное расследование.

– Ты принял нас за других, – прошипел Ибн-Саран.

– Конечно, – откликнулся я. – На самом деле вы – агенты Царствующих Жрецов, выдающие себя за шпионов курий. Вы ведете такую сложную игру, что иногда сами начинаете путаться. Не сомневаюсь, что вы обдурили всех, кроме меня.

– А ты догадлив, – проворчал Ибн-Саран.

– Курии хотели меня убить и даже прислали одного из своих. Но вы спасли меня от безжалостных клыков.

Ибн-Саран наклонил голову и вложил ятаган в ножны.

– У нас мало времени, – сказал он. – Снаружи тебя ждет кайил, он под седлом, там же оружие, ятаган, вода.

– А как же стража? – поинтересовался я.

– Снаружи стоял один часовой. Мы убили его, чтобы ты мог бежать.

– А! – произнес я

– Когда ты смотаешься, мы затащим его тело в камеру. Хамид вытащил ключ и отстегнул мои наручники.

– Значит, Хамид, – сказал я, – специально так неловко ударил кинжалом Сулеймана?

– Именно так, – отозвался Ибн-Саран.

– Когда мне надо убить, я убиваю, – прошипел Хамид.

– Не сомневаюсь, – сказал я.

– Нам было важно скрыть нашу связь с куриями. Нам было важно сделать вид, что мы пытаемся помешать твоей работе на Царствующих Жрецов.

– А теперь, после того как все приличия соблюдены, вы отпускаете меня, чтобы я завершил свое задание?

– Именно так, – кивнул Ибн-Саран.

Хамид вытащил из-под плаща молоток и зубило.

– Лучше снять ошейник, – сказал я, – чем сбить с него цепи. Это займет больше времени, но так удобнее.

– Нас могут услышать! – покачал головой Ибн-Саран.

– Время позднее, – улыбнулся я. – Никто нас не услышит. У меня имелась важная причина, чтобы потянуть с побегом еще четверть ана.

– Сними ошейник, – сердито приказал Ибн-Саран.

– Какая дивная лунная ночь, – заметил я. – При таком свете легко найти дорогу.

Глаза Ибн-Сарана сверкнули.

– Да, – сказал он.

– Мне очень приятно, – произнес я, – что вы трудитесь на благо Царствующих Жрецов.

Ибн-Саран склонил голову.

– Как вы объясните мое исчезновение?

– Здесь останется лежать тело стражника и инструменты, – сказал Хамид.

– Вы очень хорошо все продумали, – сказал я.

Царапая кожу, я вытащил голову из распиленного ошейника. Он остался висеть на двух цепях. Превозмогая страшную боль, я поднялся на ноги и попытался пошевелить руками и ногами. Интересно, как далеко мне дадут уйти Если меня на самом деле поджидал оседланный кайил, значит, они нападут в пустыне, скорее всего, сразу же за оазисом.

Все должно быть хорошо спланировано. В их интересах подстраховаться от всех неожиданностей. Они должны быть более уверены в успехе, чем в том случае, если бы меня повели вместе с караваном в Клим.

Я вышел из камеры. На столе лежала одежда. Моя собственная. Я проверил кошелек. Все оказалось на месте, даже камни, которые я переложил в него из пояса перед торгами с Сулейманом.

– Оружие? – спросил я.

– На седле висит ятаган, – ответил Ибн-Саран.

– Ясно. А вода?

– На седле.

– Выходит, – сказал я, – что я дважды обязан вам жизнью. Вначале вы спасаете меня от клыков курии, а потом – от соляных копий Клима. Я ваш вечный должник.

– Ты бы сделал для меня то же самое, – ответил Ибн-Саран.

– Это точно.

– Поторапливайся, – проворчал Хамид. – Скоро смена караула.

Я поднялся по лестнице, пересек огромный зал и вышел через ворота на засыпанную песком улицу.

– Да не расхаживай ты, как на празднике, – не выдержал Ибн-Саран. – Будь осмотрительнее.

– Не волнуйтесь, – успокоил я его. – Никого нет, время позднее.

У стены стоял кайил. Мой собственный. Справа от седла, рядом с бурдюком с водой, висел ятаган в ножнах. Я проверил уздечку и сбрую. Все было в порядке. Лишь бы кайила не отравили. Я поднес руку к его глазу, и зверь моргнул всеми тремя веками. Я легонько прикоснулся к шкуре на боку. Она приятно топорщилась под пальцами.

– Что ты там делаешь? – зашипел Ибн-Саран

– Здороваюсь со своим кайилом.

Рефлексы животного мне понравились. Скорее всего, его не отравили. Для этого я и тянул время, когда потребовал снять ошейник. Если бы кайила отравили быстродействующим ядом, это бы уже проявилось. Вряд ли бы они стали применять в такой ситуации другие средства. Слишком важен фактор времени. Ибн-Саран не стал бы рисковать, давая мне час форы на быстром кайиле. Я очень обрадовался, что животное не отравили.

Неожиданно я подумал: а что, если Ибн-Саран действительно работает на Царствующих Жрецов? И Хамид мог оказаться их агентом.

В этом случае своим поведением я подвергал их жизни опасности.

Я сел в седло.

– Да не опустеют твои бурдюки, – произнес Ибн-Саран. – Пусть у тебя всегда будет вода.

Он положил руку на пузатый бурдюк с водой, притороченный к седлу с левого бока кайила. Справа, как противовес, висел другой бурдюк. В пустыне из них пьют поочередно, чтобы не нарушить равновесия. Огромные бурдюки замедляют ход, но без воды в пустыне вообще делать нечего.

– Да не опустеют твои бурдюки, – ответил я. – Пусть у тебя всегда будет вода.

– Поезжай на север, – сказал Ибн-Саран.

– Спасибо за все. – Я ударил кайила пятками и направил его на север. Из-под когтистых лап полетел песок.""

Едва я отъехал за пределы слышимости и оказался среди домов оазиса, я натянул поводья. Оглянувшись, я увидел, как высоко в небе летит стрела с серебряным оперением. Она поднималась выше и выше, достигла самой верхней точки, на мгновение зависла и по плавной дуге устремилась вниз.

Я осмотрел лапы кайила. В переднем правом копыте я нашел то, что искал: маленьких шарик из воска, прикрученный к копыту нитками Внутри воска, который должен был вскоре расплавиться от скачки и тепла животного, находилась игла. Она пахла кандой, смертельным ядом, приготовляемым из корней кустарника канды Оторвав клочок рукава, я тщательно вытер иглу, после чего сложил и ее, и обрывок ткани в мешочек для мусора.

Затем я попробовал воду из обоих бурдюков. Как я и ожидал, она была соленой. Пить такую воду – самоубийство.

Я вытащил из ножен ятаган. Это был не мой ятаган. Осмотрев клинок, я заметил возле рукоятки скрытую гардой трещину. Я резко махнул оружием. Рукоятка осталась у меня в руке, а клинок вонзился в песок. Рукоятку и клинок я тоже спрятал в мешке для мусора.

Затем я отвел кайила в тень. Мимо проехали два всадника: Ибн-Саран и Хамид.

Я вылил в песок соленую воду. Было поздно. Я решил подыскать себе место для ночлега.

Глава 8. В ГОСТЯХ У ХАССАНА-БАНДИТА

В ту ночь я не спал, поскольку время от времени тучи всадников с луками и копьями наперевес проносились по улицам Девяти Колодцев, мотаясь от одного выхода из города к другому. Полагаю, мне в любом случае было бы не до сна в ту ночь. Воины по нескольку раз прочесали пустыню в радиусе пятидесяти пасангов вокруг оазиса, но не нашли даже следа.

Лишь перед самым рассветом, когда измотанные, разбитые солдаты возвращались из пустыни в Девять Колодцев, я уснул.

Я остановился в весьма убогом заведении, хозяин которого наверняка мечтал о лучшей доле, чем мотаться каждый день на заседания муниципального суда. Зато он всегда знал все местные новости.

– Вчера сбежал убийца! – сообщил он мне. – Скрылся в пустыне!

– Невероятно, – ответил я, искренне не веря в известие.

Я проснулся около девяти часов, за час до полудня по горианскому времени.

Покормив стоящего в стойле кайила, я основательно напоил его водой.

Во время завтрака я послал мальчишку выполнить кое-какие поручения. Не успел я закончить, как смышленый живой парнишка вернулся.

Надев бурнус и желтый кушак, я решил самостоятельно пройтись по лавкам. Выглядел я вызывающе, впрочем, именно так оделся бы местный торговец, стремящийся привлечь к себе внимание. Прежде всего я купил новый ятаган. Пояс и ножны у меня имелись. Кроме того, я приобрел новую упряжь для кайила и два мешка финиковых кирпичей. Длинные прямоугольные кирпичи весили по одному стоуну каждый, или около сорока фунтов в земном исчислении.

Возле общественного колодца у здания суда я набрал полные бурдюки воды и послушал местные новости.

– А ну, в сторону! – прикрикнул воин и плеснул воды себе в лицо.

Я посторонился, как скорее всего поступил бы местный торговец. В конце концов, парень провел трудную ночь в пустыне.

– Поймали убийцу? – спросил я.

– Нет, – проворчал воин.

– Знаете, иногда я не чувствую себя в безопасности.

– Не бойся, горожанин, – сказал он.

– Спасибо.

Поисковые отряды, как мне удалось выяснить, собирались отдыхать весь день и всю ночь. Вести поиски при луне не имело смысла. Измученных людей и животных решили не трогать до следующего утра. Таким образом, я получал фору примерно в пятнадцать горианских часов.

Более чем достаточно.

Около полудня, неторопливо покачиваясь на позвякивающем колокольчиками кайиле, в малиновом бурнусе и желтом кушаке, всем своим видом стараясь привлечь к себе внимание, я покинул оазис. С обеих сторон к седлу были приторочены бурдюки с водой и мешки с финиковыми кирпичами. Как только высокие пальмы за моей спиной стали маленькими, я резко повернул в сторону, чтобы избежать встречи с возвращающимися из рейда по пустыне отрядами.

Спустя два дня, отъехав от оазиса пасангов двести на северо-восток, я поднялся на холм и резко натянул поводья.

Внизу, в небольшом ущелье, среди голых, усыпанных камнями холмиков, грабили маленький караван.

Здоровенный разбойник схватил за рамы и тряхнул сразу два курдаха. На землю посыпались сидящие внутри свободные девушки в цветастых юбках.

Гуртовщиков и погонщиков копьями согнали в одну кучу. Среди них шатался раненный в плечо охранник каравана.

Притороченные к седлам кайилов мешки были разрублены, таким способом разбойники определяли, нет ли в них чего ценного.

Нескольких кайилов отогнали в сторону. Разбойник держал сложенные в пучок поводья.

Захваченных в плен девушек привязали за руки к седельным лукам.

Один человек попытался бежать. Поскакавший следом разбойник свалил его на камни, треснув древком копья по шее.

Я видел, как разрубили бурдюк с водой, струя хлынула на песок, кайил попятился, пыль мгновенно впитывала влагу.

Мешки и ящики стаскивали в одну кучу. Некоторые ящики выворачивали в песок, их содержимое никого не интересовало. Свободных от груза кайилов лупили плоской частью ятагана и гнали в пустыню.

Две обнаженные девушки растерянно топтались в пыли, одежду с них сорвали клинком ятагана. Одна из них пыталась вцепиться связанными руками себе в волосы и жалобно причитала. Другая, напротив, злилась. Она с ненавистью смотрела на свои путы, не в силах поверить, что ее привязали к седлу. У нее были роскошные черные волосы. Голову она держала гордо и высоко.

Главарь разбойников поднялся в стременах и что-то приказал своим подчиненным. Двое бандитов тут же вскочили в седла и потащили за собой двух груженных награбленным добром кайилов. Еще один разбойник шел пешком, ведя кайила под уздцы. Привязанные к седлу пленницы неуклюже побежали за кайил ом главаря.

Сзади раздались крики. Кое-кто рискнул даже погрозить разбойникам кулаком. Остальные побежали к бурдюкам с водой. Пешком они могли добраться лишь до ближайшего оазиса Хромого Кайила, где им, безусловно, посочувствуют, но вряд ли помогут с вооруженной охраной. Ближайший гарнизон стоял в оазисе Девяти Колодцев, но к тому времени, когда весть о нападении достигнет военных, разбойники уйдут на тысячу пасангов.

Я поворотил кайила и не торопясь спустился с холма. Лагерь разбойников я вычислил еще вчера ночью. Сегодня я с ними встречусь. У меня было дело к главарю.

– Хорошо работаешь, – похвалил я рабыню.

В лагере она оставалась в полном одиночестве.

Она завизжала. Тяжелый круглый пестик длиной пять футов и диаметром более чем пять дюймов вывалился у нее из рук и опрокинул огромную миску глубиной более фута. Зерно сатарна высыпалось на землю. Я схватил рабыню за руки.

Как принято у хочевников, лагерь разбили на возвышающемся над всей равниной плато, хотя его и скрывал при этом густой кустарник. В огороженном забором из колючки загоне топтались четыре кайила. Лагерь образовывали пять шатров из неприметной ткани из шерсти кайила. Сооружения ставили выходом на восток, чтобы уловить утреннее тепло. Маленькие шатры популярны у кочевников, они едва достигают десяти футов в длину и пятнадцати в ширину. Шатры натягиваются на деревянную раму, земля под полом выравнивается и застилается циновками. Задняя часть шатра почти стелется по земле. Там, как правило, хранятся различные припасы. Традиционно в левой части шатра располагаются женские принадлежности, а в правой, вместе с одеялами и оружием – мужские. Все находится в кожаных мешках различных размеров. Женщины украшают такие мешки причудливой вышивкой.

Я огляделся. Лагерь почти не отличался от обычных стоянок кочевников. Бросалось в глаза только одно: здесь не было ни женщин, ни детей. Лишь одна рабыня присматривала за кайилами и молола зерно.

Я улыбнулся. Это был лагерь разбойников.

Девушку я отпустил.

– Ты! – испуганно закричала Алейна. Она оказалась полностью одета. На ней была прошитая красной ниткой длинная юбка с каемкой, коричневая кофта с капюшоном из мягкой шерстки кайила, под которой виднелась дешевая желто-голубая блузка из репса.

На шее поблескивал ошейник, уже не мой.

Я обратил внимание на мягкие складки юбки на ее бедрах и приятный цвет блузки. Зачем рабыне такая одежда?

На ногах у нее были туфли.

В синих глазах девушки застыл испуг, белокурые волосы волной ниспадали на спину.

– Ты уже носишь сережки, красотка Алейна? – поинтересовался я.

В ушах у нее висели огромные вульгарные кольца из золота.

– Он проколол мне уши седельной иглой, – сказала она. Чего еще можно ожидать от людей в таких местах?

Обычно подобные операции проделывает кожевник.

– Он сам надел их на меня. – Алейна с гордостью погладила побрякушку – Это из награбленного.

Алейну, девушку с Земли, нисколько не смутил подарок. Мало того, что сережки были безвкусны, ей насильно прокололи уши и повесили украшение, не спросив ее мнения. И ей это понравилось. У нее даже появился здоровый румянец.

– На Горе, – сказал я, – сережки носят только бесстыжие, бессовестные рабыни, самки, довольные тем, что еще способны вызывать желание у мужчины.

– Носят ли их свободные женщины? – спросила Алейна.

– Никогда.

– Только рабыни?

– Самые позорные из рабынь. Тебе не стыдно?

Она весело рассмеялась.

– У рабынь нет гордости, – гордо произнесла она и покрутила головой из стороны в сторону. Сережки раскачивались и блестели.

Многие рабыни привыкают к сережкам и начинают выпрашивать их у своих хозяев.

– Они мне очень нравятся, – сказала она.

– Женщину может украсить только ошейник.

– Я ношу и то и другое! – рассмеялась Алейна.

– Хоть что-то тебе не нравится?

– Конечно. – Она лукаво посмотрела на меня. – Рабыням ведь можно иногда покапризничать?

– Наверное. Твой хозяин делает с тобой все, что захочет?

Глаза девушки сверкнули.

– Мой хозяин, – произнесла она, – делает со мной все, что захочет. Он очень сильный.

– Я в этом не сомневался.

– Я во всем ему подчиняюсь, – сказала она. – Он – это все. Я – ничто.

– Понятно, – произнес я.

– Я его собственность, – продолжала она. – Он требует от меня полного подчинения. У меня нет никакого выбора. Я его рабыня.

– Ты считаешь, что так и должно быть? – спросил я. Она посмотрела на меня и улыбнулась:

– Мне это нравится.

– Приготовь чай, – приказал я.

Она подняла юбку и направилась в шатер ставить чай. Вдалеке показалось едва заметное облачко пыли. Разбойники возвращались. Я вошел в шатер и уселся, скрестив ноги, на циновку. Капюшон бурнуса я отбросил за спину. Было жарко. В Тахари постоянно дуют жаркие ветра.

– Поначалу я испугалась, когда увидела тебя, – сказала девушка. – Подумала, что ты решил забрать меня обратно. Потом поняла, что если бы ты этого хотел, то не стал бы медлить.

В шатре она сняла с себя куртку с капюшоном из шерсти кайила. Когда она наклонялась, груди ее соблазнительно покачивались в вырезе дешевой желто-голубой рубашки из репса.

– Думаю, не стал бы.

Рука девушки с металлическим коробком чая слегка дрожала. Глаза ее затуманились.

– Тебе приходится много работать? – спросил я.

– Очень много! – рассмеялась она. – Я работаю с самого раннего утра. Я должна собрать ветки и навоз кайила, чтобы развести костер, я должна приготовить кашу и бульон, потом вычистить котлы и кастрюли, затем я должна вытрясти циновки и подмести в шатрах, на мне лежит починка одежды и обуви, я натираю и чищу сапоги и кожаные изделия, я тку, я вью веревки, я дублю кожу и мелю зерно. Я же ухаживаю за кайилами и дважды в день дою кайилиц. Многое приходится делать. – Глаза девушки лучились от счастья. – Я выполняю работу десятерых женщин. Кроме меня, в лагере женщин нет. Вся неприятная работа достается мне. Мужчины не станут делать многих вещей. Это оскорбительно для их силы. – Она подняла голову – Вот и ты потребовал чаю.

– Кстати, где он? – спросил я. – Готов?

Я посмотрел на маленький медный чайник на маленьком костре из навоза кайила. Рядом уже стояла толстая стеклянная чашка. В такую входит унции два чая. Базий-ский чай пьют маленькими чашками и, как правило, выпивают три чашки за один присест. Важно не ошибиться в количестве заварки. Себе она, конечно, чая не сделала.

Время от времени я поглядывал на горизонт. Облако пыли приближалось. На шесте у входа в шатер висел бурдюк с водой.

– Ну, а ночью, – спросил я девушку, – разрешают ли тебе отдохнуть от дневных трудов?

Она была все еще мокрой от пота после размолачивания зерен.

– Днем, – рассмеялась она, – я выполняю обязанности свободной женщины, а ночью… ты же помнишь, кто я.

Я с любопытством разглядывал девушку.

– Я – рабыня, – весело засмеялась она.

– Значит, ночью ты меняешь тапочки на шелка и колокольчики?

– Если позволят, – улыбнулась она. – Часто приходится прислуживать обнаженной. Ночью как раз и начинается мой настоящий труд. Что он только не заставляет меня вытворять! Мне бы такое и в голову не пришло!

– Ты счастлива? – спросил я. – Да.

– Он делится тобой с другими разбойниками?

– Конечно, – пожала она плечами. – Я же единственная постоянная девушка в лагере.

– Значит, бывают и другие?

– Иногда, – сказала она. – Свободные женщины, рабыни, отобранные у караванов.

– Что делают с ними?

– Продают в оазисы. Мои обязанности как рабыни не ограничиваются ночами. Он часто меня использует. Бывает, вызовет днем и заставляет угождать ему, еще потную от хозяйственных трудов. Бывает, просто закидывает мне юбку на голову и валит на циновки, после чего гонит работать дальше.

– Тебя часто секут?

Она повернулась спиной и подняла рубашку. На теле виднелись следы двух или трех наказаний, хотя шрамов и ссадин не было. Секли ее мягким широким пятиполосным ремнем. Это наиболее распространенный способ наказания девушек. Чрезвычайно доходчиво и не портит кожу.

– Меня наказывали дважды, – сказала она. – Один раз, еще давно, в шатрах, когда я надерзила, а второй раз – за неловкость. – Рабыня сняла с огня чайник и осторожно налила мне стакан.

– Твой хозяин жесток? – поинтересовался я.

– Нет, но он очень суров.

– Строг?

– Да, очень строг.

– Но не жесток?

– Нет.

– Как ты к нему относишься?

– Как рабыня.

– А он к тебе?

– Как хозяин.

– И часто он тебя бьет?

– Почти никогда, – ответила девушка, – но я знаю, что он может отстегать меня в любую минуту, стоит мне ему не угодить. Я рабыня, и я знаю, что меня могут запросто выпороть.

– Значит, ты живешь под страхом порки?

– Да. И страх этот обоснован. – Она посмотрела на меня. – Он достаточно силен, чтобы добиться от меня всего, чего захочет. Я это уже поняла. Он может меня выпороть, если я ему не понравлюсь.

– Как тебе нравятся подобные отношения?

– Ты не поверишь, но это захватывает!

– Похоже, тебе нравится подчиняться мужчине, – сказал я.

– Я – женщина. – Она опустила голову. – Во мне проснулись чувства, о которых я даже не подозревала. В руках сильных и безжалостных мужчин я открыла в себе фантастическую сексуальность. Это так славно и здорово! – воскликнула она, посмотрев вверх.

– Женщины Земли рассуждают по-другому, – заметил я.

– Я горианская рабыня. – Девушка встала на колени и прикоснулась к сережкам.

– Похоже, ты любишь своего хозяина?

– Если бы он не запрещал мне, я бы слизывала пыль с его сапог!

Она резко обернулась, заметив наконец облако пыли. Рабыня поняла, что возвращаются разбойники. Глаза ее испуганно расширились.

– Ты должен бежать! – воскликнула она. – Они убьют тебя, если застанут здесь!

– Я не допил чай, – возразил я.

– Уж не хочешь ли ты, – она неуверенно поднялась на ноги, – причинить вред моему господину?

– У меня к нему дело, – просто ответил я.

Рабыня попятилась. Я поставил чашку на землю, между двух циновок. Я был уверен, что чай не разольется. Она сделала еще один шаг назад, а я наклонился в сторону и дотянулся до связки длинных цепочек, приготовленных, вне всякого сомнения, для усмирения рабынь, которых планировали захватить при налете на караван. Взвизгнув, Алейна развернулась и со всех ног кинулась в пустыню. Цепочка как змея сверкнула на солнце и захлестнула ее ноги. Рабыня упала, разметав по песку белокурые волосы. В следующую секунду я был уже на ней. Рывком подняв ее за волосы, я зажал ей рот и затащил в шатер. Там я швырнул ее на циновки, запихал в рот шелковый шарфик, после чего обмотал ее голову кушаком, чтобы она ничего не могла видеть. Затем я перевернул ее на живот и связал обрывком ремня руки и ноги. После этого я закинул ее на правую половину шатра, где хранились мужские принадлежности.

Закончив с Алейной, я вышел из шатра и встал у входа.

Первым показался главарь шайки. К луке его седла были привязаны две захваченные во время налета женщины. Они спотыкались и едва держались на ногах. Босые ступни оставляли в песке кровавый след. Сзади шел груженный награбленным добром кайил. Вместе с главарем шайка насчитывала девять человек. Увидев меня, он подал команду, и его люди мгновенно окружили лагерь. Кайил главаря попятился. Я понял его намерение. Он хотел атаковать с ходу, направить кайила на шатер, смять его и нанести сокрушительный удар.

Я снял с шеста бурдюк с водой.

Кто-то из разбойников издал вопль ярости. Я запрокинул бурдюк и сделал несколько внушительных глотков. Затем я повесил бурдюк на место и вытер губы рукавом халата.

Главарь шайки вложил ятаган в ножны и спрыгнул с кайила. Я вернулся в шатер, сел, скрестив ноги, на циновку и взял еще не остывшую чашку чая.

Главарь вошел в шатер.

– Чай готов, – сказал я ему.

Первым делом он перерезал ножом стягивающие Алей-ну ремни. Она в ужасе взирала на своего хозяина. Он, однако, на нее не сердился. В конце концов, она была всего-навсего слабой женщиной.

– Подай нам чай, – приказал он. Вся дрожа, девушка налила ему маленькую чашечку чая.

– Превосходный чай, – похвалил я.

Выпив их воды, я стал по законам Тахари гостем разбойников.