Текст книги "Портной из Панамы"

Автор книги: Джон Ле Карре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Надо сказать, что Дельгадо очень вежливо отвечал на все подколы Гарри и успел сообщить, что никаких соглашений во время президентского турне подписано не было. Однако был внесен целый ряд любопытнейших предложений, Гарри, и поездке этой сопутствовал дух сотрудничества и доброй воли, а это и есть самое главное.

«Молодец, Эрнесто, – подумала Луиза, – и еще скажи ему, пусть отвяжется».

– И, однако же, ни для кого не секрет, что японцы проявляют особый интерес к каналу, верно, Эрни? – заметил Гарри, как бы подводя итог всему сказанному. – Вопрос состоит лишь в том, в какой форме это рано или поздно проявится. Что ты думаешь на эту тему, а, Рафи?

Носком затянутой в шелк ступни Рафи гладил Луизу по коленке, развилка между грудей Донны стала еще шире.

– Я скажу тебе, Гарри, что думаю об этих самых япошках. Хочешь знать, что я думаю о япошках? – произнес Рафи громким скандальным голосом аукционера, старающегося привлечь внимание публики к своему товару.

– Очень хотелось бы, Рафи, – подобострастно откликнулся Гарри.

Но Рафи нужно было всеобщее внимание.

– Хочешь послушать, Эрнесто, что я думаю о японцах?

Дельгадо вежливо изобразил интерес. Ему очень хотелось знать, что Рафи думает о японцах.

– Донна, хочешь послушать, что я думаю о японцах?

– Ну, давай, не томи, говори же наконец, Рафи! – раздраженно произнес Окли.

Но Рафи все никак не мог угомониться.

– Луиза? – спросил он, продолжая массировать ее колено.

– Полагаю, мы все с нетерпением ждем, что ты можешь нам сообщить на эту тему, – сказала Луиза, старательно играя роль гостеприимной хозяйки и ее шлюхи-сестры одновременно.

И Рафи наконец выдал свое драгоценное мнение о японцах:

– Просто уверен, что эти поганые япошки вкололи моей лошадке, Дольче Вита, двойную дозу валиума перед большими скачками на прошлой неделе. Только они, больше некому! – заорал он и тут же, сверкая золотыми зубами, громко расхохотался собственной шутке. Смех у него был такой заразительный, что к нему тут же присоединились и остальные, причем Луиза хохотала громче всех, а на втором месте после нее была Донна.

Но Гарри не унимался. Он избрал новую тему для разговора, прекрасно осознавая, как неприятна она жене. Пустился в рассуждения об уничтожении Зоны канала.

– Следует смотреть правде в глаза, Эрни, это был страшно лакомый кусочек недвижимости, и ваши ребята решили поделить его на части. Пятьсот квадратных миль прекрасных садов, лужаек с фонтанами, прямо как в Центральном парке. А уж что касается плавательных бассейнов, так тут их больше, чем во всей остальной Панаме вместе взятой. Это не кажется тебе странным, а, Эрни? Я так до сих пор и не понял, идея создания Города Знаний, она уже что, больше неактуальна? Кое-кто из моих клиентов считает, что эта затея с самого начала была обречена на провал. Да и действительно, только вообразите, университет в центре джунглей! Просто трудно себе представить какого-нибудь профессора, согласившегося продолжить свою ученую карьеру здесь. Уж не знаю, правы они или нет.

Он уже начал выдыхаться, но никто из присутствующих не помог, не подхватил, так что пришлось продолжить:

– Думаю, все зависит только от того, сколько американских военных баз там опустеет, верно? А ведь они могут исчезнуть разве что по волшебству. Мне кажется, правительству следует послать в Пентагон засекреченные послания, чтоб разрешить в конце концов это маленькое недоразумение.

– Ерунда, – громко заметил Кевин. – Ты же сам сказал, что бойкие мальчики уже успели поделить между собой все земли. Верно, Эрни?

В комнате воцарилось неловкое молчание. Лицо Дельгадо с тонкими чертами резко побледнело и, казалось, окаменело. Спас положение все тот же Рафи – он, не обращая внимания на возникшее напряжение, весело расспрашивал Донну о том, какой косметикой она пользуется, объясняя, что хочет сделать подарок жене. И при этом не оставлял попыток засунуть ступню между ног Луизы, которые та, обороняясь, накрепко скрестила. Тут вдруг в ней проснулась и обрела дар речи Сварливая Эмили – изо рта Луизы Безупречной вырвался поток довольно бессвязных, но страстных фраз. Ее, что называется, понесло:

– Кевин! Я не понимаю, на что ты намекаешь. Доктор Дельгадо – просто чемпион по части сохранения канала. И если ты этого не знаешь, так только потому, что Эрнесто слишком хорошо воспитан и скромен, чтоб распространяться на эту тему. В отличие от него, ты сам находишься в Панаме с единственной целью – выкачать из канала как можно больше денег. А он не заслуживает такого обращения. Делать деньги на канале – значит погубить его. – Голос Луизы возмущенно задрожал, точно она вспомнила все свершенные Кевином преступления. – А губишь ты его, вырубая леса, Кевин. Лишая притока свежей воды. Отказываясь поддерживать инфраструктуру на уровне положенных стандартов, определенных еще нашими предками. – Голос ее обрел скандальные визгливые нотки, но она уже ничего не могла с собой поделать. – И если ты, Кевин, действительно не видишь ничего дурного в том, чтоб делать деньги на распродаже Америке нашего народного достояния, ступай в Сан-Франциско, туда, откуда пришел, и попробуй продать Золотые ворота япошкам. А ты, Рафи, если сию же секунду не уберешь свою поганую лапу с моего бедра, я воткну в нее вилку!

Тут все сразу же засобирались домой. Пора, пора – кому к больному ребенку, кому – отпустить служанку, кому – выгулять собаку, лишь бы убраться отсюда подальше и побыстрей.

Но что же делает Гарри, успокоив гостей, проводив их к машинам и помахав рукой на прощание с крыльца? Он делает важное заявление.

– Это экспансия, Лу, – говорит он, нежно похлопывая жену по спине, – иначе не назовешь. Умасливание клиентов, – и он утирает ей слезы носовым платком из ирландского льна. – Расширить свое влияние или умереть, таков девиз наших дней, Лу. Ну, сама посмотри, что произошло с нашим добрым стариной Артуром Брейтвейтом. Сначала приказал долго жить его бизнес, потом – он сам. Ты ведь не хочешь, чтоб то же случилось со мной, верно? А потому мы расширяемся. Мы открываем свой клуб. Мы должны общаться, все время быть на виду, таковы уж правила. Правильно я говорю, Лу? Ты согласна?

Уговоры подействовали, она немного успокоилась и, обретя новые силы, пыталась вырваться.

– Но, Гарри, есть и другие способы умереть. И мне хотелось бы, чтоб ты больше думал о семье. Мне, да и тебе, известны случаи, когда у мужчин лет сорока случались внезапные сердечные приступы, проявлялись другие болезни, связанные со стрессом. И если б твой бизнес не расширялся, я бы сильно удивилась, потому что последнее время только и слышу разговоры об увеличении продаж и клиентуры. Но если тебя действительно волнует будущее и все это не пустые отговорки, вспомни, у нас же есть рисовая ферма! Уж лучше вернуться на землю и жить пусть скромно, но честно, в христианском смирении, чем пытаться угнаться за твоими богатыми и наглыми дружками. И умереть, будучи не в силах выдержать этой гонки.

Тут Пендель стиснул жену в крепких медвежьих объятиях и клятвенно пообещал вернуться завтра домой пораньше – может, даже отвезти детей на ярмарку или в кино. На что обрадованная Луиза восклицает: о да, Гарри, давай договоримся, что только так теперь оно и будет! Нет, правда, давай! Но ничего из этого не вышло. Потому что Гарри вспомнил: на завтра назначен большой прием в честь бразильской торговой организации, там будет много важных людей, Лу, так почему бы нам не отложить до послезавтра?… А потом настало и послезавтра, и, о, я такой лжец, Лу, лжец и обманщик, сегодня вечером обед в клубе, и там будут выбирать новых членов, и должны выбрать меня. Там закатывают знатную пирушку для каких-то богачей мексиканцев, и вроде бы я видел у тебя на столе новый «водослив»?

«Водосливом» называли письмо для внутреннего пользования, распространяемое администрацией канала.

А в понедельник раздался очередной телефонный звонок от Найоми, она звонила минимум раз в неделю. По ее голосу Луиза сразу поняла, что новости у подруги сногсшибательные. Интересно, что же на этот раз? Может: догадайся, кого Пепе Клибе взял с собой в деловую поездку в Хьюстон на прошлой неделе? Или: как, ты ничего не слышала о Джеки Лопес и ее инструкторе по верховой езде?! Или же: как ты думаешь, кого навещает Долорес Родригес, когда говорит мужу, что едет поухаживать за мамой, перенесшей операцию? Но на этот раз Найоми обошлась без обычной своей болтовни, возможно, потому что почувствовала: Луиза твердо вознамерилась бросить трубку, если она заведет свою обычную шарманку. Нет, Найоми просто страшно соскучилась по милым Пенделям, и как продвигаются у Марка дела с экзаменационной работой, и правда ли это, что Гарри купил Ханне первого в ее жизни пони? Ах, правда!… О, Луиза, Гарри такой замечательный муж! Самый щедрый из мужей на всем свете, моему подлому муженьку у него учиться и учиться! И лишь спустя какое-то время, когда Найоми в особенно ярких красках принялась живописать несказанное семейное счастье, свалившееся на Пенделей, до Луизы дошло, что подруга выражает ей соболезнования.

– Я так горжусь тобой, Луиза! Горжусь тем, что вы все такие здоровые, что ребятишки прекрасно развиваются. Что вы любите друг друга, что бог добр к вам и Гарри ценит то, что имеет. И еще очень горжусь тем, что поставила на место эту балаболку Летти Хортенсас, которая говорила все эти гадости о Гарри. Потому что знаю, это просто не может быть правдой!

Луиза так и застыла у телефона, будучи не в силах произнести ни слова или даже повесить трубку. Летти Хортенсас, богачка и потаскуха, жена Альфонсо. Ее муж, Альфонсо Хортенсас, был владельцем модного борделя, мошенником и плутом, а также постоянным клиентом «П и Б».

– Разумеется, – сказала Луиза, сама толком не понимая, с чем именно соглашается. И, готовая ко всему, добавила: – Продолжай.

– Мы-то с тобой прекрасно знаем, Луиза, Гарри вовсе не из тех мужчин, кто станет посещать какой-то подозрительный отель на окраине, где номер можно снять на несколько часов. «Летти, дорогая, – говорю я ей, – думаю, тебе самое время прикупить новую пару очков. Луиза моя подруга. А с Гарри – долгая, чисто платоническая дружба столетней давности, о которой Луиза прекрасно осведомлена и все понимает. Этот брак крепок как скала, – сказала я ей. – И неважно, что твой муж владеет отелем „Парадизо“ и что ты как раз сидела в вестибюле и ждала его, когда Гарри вышел из лифта с целой кучей шлюх. Многие панамские женщины выглядят как шлюхи. Многие шлюхи занимаются своим бизнесом в „Парадизо“. А у Гарри много самых разных клиентов, которые чем только не занимаются в этой жизни». Хочу, чтоб ты знала, я на твоей стороне, Луиза. Я всегда поддерживала и буду поддерживать тебя. Я презираю сплетни. «Бегали глаза? – переспросила я ее. – У Гарри бегали глаза? Нет и быть того не может! Гарри просто не способен на такое. Ты когда-нибудь видела, чтоб у Гарри бегали глаза? Ясное дело, нет!»

До Луизы дошло не сразу. Но разволновалась она не на шутку. И больше всего почему-то ее страшила собственная выходка за обедом.

– Сучка! – крикнула она сквозь слезы.

И лишь затем бросила трубку и налила себе полный стакан водки из недавно приобретенного Гарри бара.

Она была твердо убеждена – все дело в этом новом клубе, который ее муж устроил на верхнем этаже. На протяжении многих лет верхний этаж «П и Б» был тем местом, где Гарри предавался наиболее необузданным мечтам и фантазиям.

Переведу примерочную под балкон, Лу, говорил он ей.

А «Уголок спортсмена» будет теперь рядом с бутиком. Или: может, оставить примерочную там, где она есть, и вывести лестницу наружу? Или же: понял, Луиза! Послушай. Надо сделать пристройку, нечто вроде крыла в задней части дома, там будет оздоровительный центр, сауна. Можно открыть маленький ресторанчик, исключительно для посетителей «П и Б», подавать только суп и самые горячие новости дня. Как тебе такая идея?

Гарри даже заказал макет и прикинул, во что это ему обойдется, но и этот план вскоре оказался на полке. И верхний этаж остался таким, каким был всегда. Ведь действительно: куда тогда девать примерочную? Ответ выходил однозначный – никуда. Примерочная должна остаться на своем старом месте. А вот «Уголок спортсмена», предмет особой гордости Гарри, можно втиснуть в застекленный закуток, где сидела Марта.

– Куда же тогда денется Марта? – спросила Луиза, в глубине души надеясь услышать вполне однозначный ответ: «Уйдет». Потому что эта история с ранениями Марты так и осталась для Луизы загадкой. Непонятно было также, почему именно Гарри взял на себя тогда всю ответственность, хотя, с другой стороны, Гарри всегда и за всех брал на себя ответственность, и эта его черта всегда нравилась Луизе. Он просто не умел оставаться равнодушным. Его все волновало. И студенты-радикалы, и то, как живут бедняки в Эль Чорилло. И еще Марта обладала над ним некой странной и необъяснимой властью, сродни той, что имела Луиза.

«Я ревную его ко всем и всему подряд, – думала она, смешивая себе коктейль из сухого мартини, чтобы допить водку. – Я ревную Гарри, ревную сестру и детей. Да я даже саму себя ревную!…»

И вот теперь эти книги. По Китаю. По Японии. По «тиграм», как он их называл. Ровно девять томов. Она пересчитала. Их привезли вечером без всякого предупреждения и оставили у него в кабинете на столе. Они до сих пор там лежали – молчаливая, зловещая оккупационная армия. Многовековая история Японии. Ее экономика. Постоянный рост иены. От империи к имперской демократии. Южная Корея. Ее демография, экономика и конституция. Малайзия, ее прошлое, ее будущая роль в мировой политике и экономике – эта книга состояла из статей ведущих ученых и экономистов. Ее традиции, язык, образ жизни, предназначение, осторожные планы индустриального марьяжа с Китаем. Китай идет к коммунизму? Коррупция китайской олигархии после смерти Мао, права человека, взрывоопасный рост населения, что со всем этим прикажете делать? Пора и мне стать образованным, Лу. Чувствую, что застрял на месте. Старина Брейтвейт был, как всегда, прав. Мне следовало бы пойти в университет. В Куала-Лумпуре? В Токио? В Сеуле? Все это развивающиеся страны, Лу, за ними будущее. Это они в следующем веке станут сверхдержавами, вот увидишь. Лет через десять моими клиентами будут исключительно эти люди.

– Не будешь ли столь любезен, Гарри, просветить меня на тему доходов и расходов? – Она собрала все остатки мужества. – Кто платит за холодное пиво, виски, сандвичи и сверхурочные Марте? Клиенты заказывают костюмы у тебя лишь потому, что здесь можно пить и болтать чуть ли не до полуночи? Нет, Гарри, я тебя больше просто не понимаю!

Она собиралась сказать ему и об отеле «Парадизо», но тут храбрость ее иссякла, и до смерти захотелось зайти в ванную и выпить рюмку спрятанной там на верхней полке водки. Она как-то не слишком хорошо видела Гарри. Глаза заволокла влажная мутная пленка, и вместо Гарри она видела себя, только состарившейся от горя и водки. Она так и осталась стоять здесь, в кабинете, после того как он прошел мимо нее. Стояла и тупо наблюдала за тем, как дети машут ей из окна машины, потому что сегодня была очередь Гарри вывозить их на уик-энд.

– Я стараюсь ради нас, Луиза. Все будет хорошо, – сказал он ей на прощание и похлопал по плечу, точно утешал инвалида.

Так значит, чтобы было хорошо, сначала должно быть плохо? И как, черт возьми, он собирается все это исправить?

Кто вел его? Что вело? Если ему ее недостаточно, кто сумел заполучить то, что от него осталось? Что по сути своей представлял Гарри, то делающий вид, будто ее не существует вовсе, то вдруг заваливающий ее подарками и лезущий из кожи вон, лишь бы угодить детям? Носившийся по городу с таким видом, точно от этого зависит сама его жизнь? Принимавший приглашения от людей, которых прежде избегал как отравы, ну, разве что обшивал их, как, к примеру, Рафи и прочих жуликоватых магнатов, политиков, предпринимателей, наживавшихся на наркотиках: Ее Гарри, с важным видом рассуждающий о канале? Поздней ночью тайком выходящий из «Парадизо» в компании с разной швалью? Но самым загадочным и темным эпизодом его жизни казался ей вчерашний случай.

Был четверг, а по четвергам она обычно приносила домой работу, чтоб разгрузиться к пятнице и освободить уик-энд для семьи. Портфель, некогда принадлежавший отцу, она оставила на столе у себя в кабинете, надеясь урвать часок для работы между укладыванием детей в постель и приготовлением ужина. Но на кухне ей вдруг показалось, что мясо для бифштексов заражено коровьим бешенством, и она передумала жарить бифштексы и поехала в лавку за цыплятами. Вернувшись, она, к своей радости, обнаружила, что Гарри уже дома, пришел сегодня пораньше; его внедорожник, как всегда, стоял в гараже совершенно по-идиотски, так, что места для другой машины не оставалось. А потому ей пришлось оставить «Пежо» на улице, у подножия холма, и пройти до дома пешком, что она с удовольствием и сделала.

На ней были теннисные туфли. Дверь в дом оказалась незапертой. Гарри страшно забывчив и рассеян. Ничего, сейчас сделаю ему сюрприз, напугаю, в следующий раз будет знать, как ставить машину. Она шагнула в холл и через раскрытую дверь увидела у себя в кабинете Гарри. Он стоял спиной к ней, перед ним на столе лежал ее портфель. Портфель был открыт. Он вынул из него все бумаги и сейчас деловито просматривал их, точно твердо знал, что именно ищет. Распечатки двух файлов, строго конфиденциального содержания. Характеристики на разных людей. Проект документа, сделанный новым сотрудником Дельгадо, имеющий отношение к обслуживанию кораблей, которые ждут транзита. Дельгадо очень волновался по поводу этого документа, поскольку его автор недавно основал собственную небольшую компанию и мог переманить клиентуру. Может, Луиза взглянет и выскажет потом ему свое мнение?

– Гарри, – сказала она.

Возможно, не сказала, крикнула. Но когда кричишь на Гарри, он не имеет привычки подпрыгивать от неожиданности. Он просто перестает делать то, что делает, и ждет дальнейших указаний. Чего, однако, не случилось сейчас. Он вздрогнул, потом замер, потом медленно, словно боясь потревожить кого-то, положил ее бумаги на стол. Затем отошел на шаг от этого стола, сгорбился и снова застыл в столь хорошо знакомой ей самоуничижительной позе, глаза скромно опущены долу, на губах неверная улыбка.

– Просто искал счет, дорогая, – произнес он голосом человека, признающего свое поражение.

– Какой еще счет?

– Ну, ты знаешь. Из школы Эйнштейна. За дополнительные уроки Марка по музыке. Они сказали, что послали нам этот счет, а мы его не оплатили.

– Я оплатила этот счет еще на прошлой неделе, Гарри.

– Ну, я так им и заявил. Что Луиза заплатила еще на прошлой неделе. Она у меня никогда таких вещей не забывает, прямо так и сказал. А они не желают слушать.

– Но, Гарри, у нас же есть подтверждение банка, корешок от квитанции, копии всех счетов. Мы даже можем позвонить в банк, и нам привезут бумаги на дом. И я не понимаю, зачем это понадобилось рыться в моем портфеле в кабинете в поисках счета, который мы оплатили.

– Ну, раз оплатили, так и слава богу, так и беспокоиться не о чем, правда, дорогая? Спасибо, что сказала, теперь буду знать.

И, строя из себя обиженного, он вышел и прошел к себе в кабинет. И она заметила, как на ходу он сует что-то в карман брюк, и поняла, что это – совершенно омерзительная позолоченная зажигалка, которую он вечно таскал с собой последние дни. Подарок от одного клиента, так он сказал, помахивая зажигалкой у нее под носом, то зажигая, то снова гася ее. Гордился этой дрянью, точно мальчишка новой игрушкой.

И тут вдруг ею овладел страх. В ушах звенело, перед глазами проносились обрывочные видения, ноги не держали. Запах гари, пота, крики детей. Чудовищная сцена. Эль Чорилло в огне. А потом она вдруг увидела лицо, когда он возвращался в дом с балкона, и заметила в его глазах маслянистые отблески красного пламени. Потом подошел к ней – Луиза стояла под лестницей, вжимаясь в дверцу шкафчика для щеток. Подошел и обнял ее и Марка тоже обнял, потому что она держала Марка, не отпускала его от себя. А потом забормотал ей какие-то слова, которых она не понимала, они не поддавались сколько-нибудь рациональному объяснению. И в тот момент она не стала раздумывать над ними, просто отмахнулась и постаралась поскорее забыть как нечто неприятное и могущее иметь самые катастрофические последствия.

– Если б я тогда устроил такой же, им пришлось бы убрать меня навсегда, – проронил он.

А потом опустил голову и недоуменно уставился на собственные ноги.

– Просто ноги не слушались, понимаешь, – пробормотал он. – Прилипли к земле, и все тут. Точно судорогой свело. Надо было бежать. А я не мог.

А затем с волнением начал рассказывать о том, что произошло с Мартой.

Гарри собрался поджечь этот чертов дом! – догадалась она, содрогнулась при этой мысли, выпила водки и стала слушать доносившуюся со двора классическую музыку. Купил эту зажигалку и собирается превратить семью в пепел! Он лег в постель, она практически изнасиловала его и почувствовала, что он ей благодарен. Наутро ни один из них не упомянул о случившемся и словом. По утрам обычно бывало только так. И Луиза, и Гарри молчали. Наверное, именно это помогало им уживаться. Машина Гарри сломалась, ему пришлось позаимствовать «Пежо» у жены, чтоб отвезти ребятишек в школу. Луиза отправилась на работу на такси. Уборщица обнаружила в кладовке змею и впала в истерику. У Ханны выпал зуб. Гарри не ушел от них и не поджег дом своей позолоченной зажигалкой. Однако вернулся очень поздно, объяснив это тем, что пришлось дожидаться какого-то клиента.

– Оснард? – ушам своим не веря, переспросила Луиза. – Эндрю Оснард? Но кто, черт возьми, он такой, этот мистер Оснард, и почему он должен ехать с нами на пикник в воскресенье?

– Он британец, Лу, я же тебе говорил. Приехал работать в посольстве пару месяцев тому назад. Он еще заказывал у меня костюм, помнишь? Ему здесь страшно одиноко. Живет в гостинице вот уже несколько недель, ждет, когда его квартира будет готова.

– В какой гостинице? – спросила она, от души надеясь, что услышит в ответ "отель «Парадизо».

– В «Эль Панама». Ему хочется побыть в семейной обстановке. Можешь ты это понять или нет? – В голосе его звучали чуть ли не истерические нотки.

И когда она не нашлась, что ответить, добавил:

– Он очень забавный, Лу. Сама увидишь. Такой жизнерадостный. А уж как любит играть с ребятишками, носится прямо как угорелый. – Тут он спохватился, что не слишком удачные подобрал слова и рассмеялся фальшиво натянутым смехом. Эта манера появилась у него совсем недавно. – Просто, наверное, во мне говорят мои английские корни. Патриотизм. Увидел своего человека, ну, и сразу захотелось пригласить. Тебе, наверное, это тоже знакомо.

– Послушай, Гарри, и все равно я не понимаю, какое отношение имеет твой или мой патриотизм к приглашению мистера Оснарда на сугубо семейное мероприятие. Тем более что во время этой загородной прогулки мы собираемся отпраздновать день рождения Ханны. И тем более что все мы последнее время замечаем, что у тебя находится все меньше и меньше времени для семьи.

Тут он низко опустил голову и взмолился, как старый нищий на паперти:

– Брейтвейт шил костюмы для отца Энди, Лу. Я просто обязан продолжить его дело.

На день рождения Ханне хотелось поехать на рисовую ферму. И Луизе – тоже, правда, по совсем иным причинам. Бедняжка никак не могла понять, почему в последнее время рисовая ферма напрочь исчезла из разговорного репертуара Гарри. В худшие моменты она подозревала, что муж поселил там женщину – этот сальный тип, Анхель, настоящий сводник, приведет кого угодно. Но когда она предложила поехать на ферму, Гарри самым высокопарным слогом принялся объяснять, что там затеваются большие перемены, а потому лучше оставить все адвокатам и подождать, пока они не утрясут все вопросы.

И вот вместо фермы они поехали на машине в «Энитайм» [18]. Так назывался дом без стен, примостившийся, как деревянная эстрада для оркестра, на крохотном круглом островке шестидесяти ярдов в поперечнике, в огромной затопленной водой долине под названием озеро Гатун, в двадцати милях от побережья Атлантического океана. Там, где, собственно, и начинался канал, что было отмечено неровной линией парных разноцветных буйков, исчезающих в туманной дымке. Островок находился в западной части озера, у самого его края, среди затопленных, дымящихся испарениями джунглей, бухточек, выходов и входов в мангровые заросли и болота и других островков, самым большим из которых был Барро Колорадо, а самым незначительным – «Энитайм», названный так детьми Пенделя в честь их любимого мармелада. Некогда отец Луизы снимал его в аренду за чисто символическую плату – несколько долларов в год, теперь же островок с недостроенным домом перешел в полную ее собственность.

Канал проходил слева, над ним постоянно клубился туман, и все вокруг было пропитано испарениями. Сквозь туманную дымку выныривали пеликаны, в машине пахло дизельным топливом для кораблей, и ничто в мире не менялось и не изменится никогда, аминь. Те же лодки, что проплывали здесь, когда Луиза была в возрасте Ханны, проплывали и теперь, те же черные фигуры стояли, опершись потными локтями о железные перила, те же отсыревшие флаги вяло свисали с мачт, и никто в мире не знал, что они означают – так любил шутить ее отец, – за исключением одного старого слепого пирата из Портобело. Пендель, которому, как ни странно, было явно не по себе в присутствии Оснарда, вел внедорожник в полном молчании. Луиза сидела рядом с мужем, на чем настоял Оснард, клянясь и божась, что на заднем сиденье ему всегда удобнее.

Мистер Оснард, сонно твердила она про себя. Минимум лет на десять моложе меня, однако я никогда не смогу называть его просто Энди. Она забыла, а скорее всего, не знала вовсе, каким обезоруживающе вежливым может быть английский джентльмен при определенном старании с его стороны. Юмор в сочетании с вежливостью, мать предупреждала ее – такие мужчины особенно опасны. «И еще он очень хороший слушатель», – подумала Луиза, откинув голову на подушку сиденья и с улыбкой внимая веселой болтовне Ханны. Девочка рассказывала о местах, мимо которых они проезжали, таким тоном, точно они принадлежали исключительно ей. А Марк позволял сестре все, ведь сегодня у нее день рождения. И еще, наверное, потому, что был, так же, как Ханна, совершенно очарован их гостем.

Впереди показался один из старых маяков.

– Интересно, какой это дурак придумал раскрасить маяк с одной стороны в черное, а с другой – в белое? – спросил мистер Оснард, слушавший бесконечное повествование Ханны о чудовищной прожорливости крокодилов.

– Ханна, будь повежливее с мистером Оснардом, – заметила Луиза, когда Ханна, громко расхохотавшись, обозвала Оснарда противным.

– Расскажи ей о старине Брейтвейте, Энди, – сказал Гарри. – О своих детских воспоминаниях о нем. Ей это понравится.

«Он хочет, чтоб этот человек предстал перед нами в самом выгодном свете, – подумала Луиза. – Но зачем, с какой целью?»

И тут же, отмахнувшись от этой мысли, она погрузилась в воспоминания детства, что случалось с ней всякий раз, когда они ехали в «Энитайм». И происходило это всегда бессознательно. Забыв обо всем, она целиком погружалась в мрачную предсказуемость простой повседневной жизни в Зоне, завещанной нам мечтательными предками. Где тебе ничего не оставалось, кроме как плыть в море цветов, которые компания выращивает для нас круглый год, среди вечнозеленых лужаек, которые компания возделывает для нас. А также плавать в бассейнах, принадлежащих компании, ненавидеть своих красивых сестер, читать выпускаемые компанией газеты и бесконечно фантазировать, мечтать о почти идеальном обществе американских социалистов, которые за пределами Зоны были для безбожников-туземцев отчасти поселенцами, отчасти колонизаторами, отчасти пастырями. Они плевать хотели на все наши аргументы и недовольство тем, что вокруг слишком много иностранных гарнизонов; никогда не подвергали сомнению этнические, социальные и сексуальные подходы, декларируемые компанией; никогда не пытались хотя бы на шаг выйти за границы предначертанного компанией замкнутого круга. Нет, они лишь послушно и неустанно прогрессировали, шаг за шагом поднимались все выше и выше, двигались по жизни строгим и узким, предначертанным им, как считали они, свыше путем. Знали здесь каждый шлюз, каждое озеро и промоину, каждый туннель, каждую дамбу и насыпной холм по обе стороны от нее, понимали, что все это – непреложное дело рук ныне умерших. И что их предназначение на земле – это возносить хвалы богу и компании; проезжая по протоке, стараться держаться ровно посередине; культивировать свою веру и целомудрие вопреки неразборчивой в связях порочной сестре; мастурбировать чуть ли не до полусмерти и до блеска надраивать детали на этом Восьмом Чуде Света.

Кому достанутся дома, Луиза? Кому достанутся земли, плавательные бассейны и теннисные корты, подстриженные зеленые изгороди и пластиковый рождественский олень, традиционный подарок компании? Ах, Луиза, Луиза, расскажи им, как поднять годовой доход, урезать расходы, как выдоить до последней капли священную корову гринго! Нам надо знать это прямо сейчас, Луиза! Сейчас, пока мы при власти, сейчас, пока иностранные инвесторы с нами еще заигрывают, сейчас, пока нас еще не начали клевать эти чертовы экологи с застланными росой глазами, вопить и сокрушаться по поводу их драгоценных дождевых лесов.

Все эти шепотки по поводу выплаты компенсаций, сложные маневры, тайные сделки – лишь эхо разлетается по коридорам. Канал будет модернизирован, расширен, чтоб принимать самые крупные суда… они планируют построить новые шлюзы… многонациональные корпорации предлагают колоссальные суммы за консультации, лоббирование, контракты… А тем временем Луизе закрывают доступ к новым файлам, и новые боссы тут же умолкают, как только она входит в офис, все, за исключением Дельгадо, разумеется. Бедный, честный, порядочный Эрнесто, он совершенно не в силах противостоять «новой метле», его просто мутит при виде их ненасытной жадности.

– Я слишком молода, черт побери! – восклицает она. – Слишком молода и слишком пока что жива, чтоб видеть, как прямо на глазах мое детство и все, что с ним связано, летит в мусорную корзину!

Она рывком выпрямилась на сиденье. Должно быть, задремала, положив голову на твердое плечо мужа.

– Что я только что сказала? – с тревогой спросила она.