Текст книги "Лишенные веры"

Автор книги: Джон Л. Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

14. ДЖЕФФ СНОВА ВСТРЕЧАЕТ СТАРОГО ДРУГА

Вторник оказался одним из тех дней. До четырех часов я сидел в магазине в полном одиночестве, и ничего не происходило. За весь день я заработал меньше пятидесяти фунтов. Чуть не помешался, раздумывая, чего бы такого послушать. После ланча сдался и нарушил главную заповедь магазина записей: музыка не должна умолкать ни на минуту. Но я был сыт по горло и перебрался в словесный отдел.

В продвинутых современных магазинах подержанных записей, наверное, нет словесного отдела. В неряшливых же и хипповатых всегда есть, и он завален странными штучками и дрючками, которые ни один нормальный человек никогда не купит. Я начал с самой многообещающей записи, Джон Арло комментирует крикет, потом приступил к делающему особое ударение на «Ich» Вертолету Брехту[91]91
  Джон Арло (John Arlott) – английский поэт, писатель и крикетный комментатор. Бертольд Брехт (Bertolt Brecht) (1898—1956) – немецкий поэт и драматург.


[Закрыть], извлеченному нами из груды восточногерманских записей, купленных про запас. К четырем я устало размышлял, что хуже – речи Малькольма X или рассуждения Тимоти Лири[92]92
  Малькольм X (Malcolm X) (1925—1965) – наст. имя Малькольм Литтл (Malcolm Little), род. в Омахе, шт. Небраска; один из лидеров черных националистов, борец за права человека; убит в Нью-Йорке в первый день Недели национального братства.
  Тимоти Лири (Timothy Leary) (1920—1996) – американский писатель, психолог, сторонник использования и разработки психоделических наркотиков, дизайнер компьютерного обеспечения.


[Закрыть]. Тут я все-таки решил, что с меня хватит, и отправился на прогулку. Стоял прекрасный летний день, а человек не предназначен для того, чтобы сидеть в пустынном магазине и слушать Тимоти Лири.

Я перешел через Чаринг-Кросс-Роуд и, миновав Фойлс, прошел под аркой возле Геркулесовых столпов. Свернул направо за общежитием девушек-театралок, вышел на Сохо-Сквер. Оптимистичные загорелые тела устилали каждый дюйм, под ними не было видно ни травинки, поэтому я направился на Оксфорд-Стрит. Остановился возле храма Харе Кришны, и в меня чуть не врезалась какая-то женщина, выходившая из вегетарианского кафе. Фрэнк.

– А ты изменилась, – слова вырвались прежде, чем я успел подумать.

Это была правда. Она стала похожей на женщину. Простое белое платье, отросшие волосы развеваются на ветру. Она стала похожей на женщину, а не на строптивую девчонку. И я не знал, как реагировать. Я-то, конечно, всегда одевался как настоящий мужик, отличный двуцветный костюм члена Лиги плюща[93]93
  Лига плюща (Ivy League) – объединение самых престижных американских университетов.


[Закрыть] и галстук от Пьера Кардена эпохи шестидесятых, только все равно я напоминал мальчишку, залезшего в отцовский костюм.

– Ну, как поживаешь? – спросил я. – Зарабатываешь на чай песнопениями?

– Да, – ответила она.

Я промолчал. Фрэнк рассмеялась и взяла меня за руку.

– Господи, не надо так волноваться! Я всего лишь зашла поесть и вовсе не собираюсь бродить по Уэст-Энду с тамбурином. Давай, пойдем, выпьем кофе.

– Нет, – возразил я. Мне надо обратно в магазин. Пойдем со мной? Купим кофе напротив.

Так мы и сделали. По пути я спросил, когда она вернулась. На прошлой неделе, сказала она. После, когда мы допили кофе, я невзначай осведомился, вернулся ли Росс. Фрэнк ответила «да» и сменила тему. Спросила, идут ли сейчас какие-нибудь хорошие фильмы, и тому подобное.

Мне пришлось поддержать разговор, хотя я уже тогда знал, что все эти фильмы просто ужасны. Мы почти сразу договорились сходить на «Бойцовую рыбку»[94]94
  «Бойцовая рыбка» («Rumble fish») – фильм Фрэнсиса Форда Копполы (Francis Ford Coppola), снятый в 1983 г.


[Закрыть].

– Как насчет следующей недели?

– Да-да, это как раз то, что нужно, – ответила она – и сразу поняла, что переиграла.

Некоторое время мы молчали.

– Слушай, – нарушила тишину Фрэнк. – Извини. Я продолжал молчать. Она не сдавалась:

– Знаешь. Насчет Росса. Ну… Мне правда было страшно неловко.

В голосе Фрэнк почти слышались слезы. Я сочувственно, по-мужски посмотрел на нее. Вернее, попытался посмотреть.

– И я много думала. Мне нужно время, чтобы побыть одной. Без мужчин. Ничего личного. Я действительно шла в храм, я тогда не шутила… Я не вступала в секту, но мне там хорошо. Просто медитирую. И… ну, я собираюсь съездить к маме на пару дней.

– Значит, дело совсем плохо, – заметил я, но она не улыбнулась.

– Знаешь, я отвратительно с ней поступила. Насчет ухода отца и тому подобного. Всегда считала его романтическим героем, а ее – тупой бабой, насильно держащей меня в этой вонючей дыре.

– И где же она сейчас?

– Тэмпл-Форчен, недалеко от Голдерс-Грин. Земля обетованная.

– О, – сказал я. – Не знал, что ты еврейка.

– Ты много чего обо мне не знаешь, – ответила она и поднялась. Чмокнула меня в щеку и сказала, что увидимся на следующей неделе.

– Сходим на тот фильм, да.

Ее последние слова повисли в воздухе, словно вопрос.

15. ДЖЕФФ СОВЕРШАЕТ ПРОБЕЖКУ

Немного позже, прямо перед закрытием, в магазин вошли два парня в строительных куртках. Должен признаться, сначала я не обратил на них особого внимания. Наверное, слишком привык видеть в магазине строителей. Вокруг все время что-то строили.

Первый парень, из-под куртки которого виднелось нечто, напоминающее армейскую рубашку, подошел к прилавку.

– Прости, приятель. Я ищу запись. Не уверен насчет названия.

При этих словах я оживленно подался вперед. Вот она, одна из небольших радостей моей работы – пытаться определить эзотерические запросы посетителей. Немного практики – и становишься настоящим профессионалом. Например, узнаешь, что если кто-то спрашивает «ну, знаешь, такую, с саксофоном», значит, им нужна или «Baker Street» Джерри Рафферти, или «Kind of Blue» Майлза Дэвиса. А если хотят «свинью на обложке», то вряд ли это «Ahead Rings Out» «Blodwyn Pig»[95]95
  Джерри Рафферти (Gerry Rafferty) – род. в 1947 г. в Пэйсли, Шотландия; поп/рок, фолк-рок, софт-рок.
  Майлз Дэвис (Miles Davis) – род. в 1926 г. в Элтоне, шт. Иллинойс; боп, кул, фьюжн.
  «Blodwyn Pig» – группа сформирована в 1968 г. в Англии бывшим гитаристом «Jethro Tull» Миком Абрахамсом (Mick Abrahams); блюз-рок, прогрессив-рок/ арт-рок.


[Закрыть], скорее всего, их устроит «Animals» «Pink Floyd». Чтобы прояснить ситуацию, достаточно вежливой формулировки: «Извините, сэр/мадам, но не летающая ли там свинья, а если так, не парит ли она над электростанцией в Бэттерси?» Обычно после этого все встает на свои места.

Стоящий передо мной парень, однако, не искал ни Майлза, ни «Floyd». И, может, у него уже была куча альбомов «Blodwyn Pig».

– Я знаю название группы, – сообщил он.

– О, отлично!

– «Skrewdriver»[96]96
  «Skrewdriver» – панк-рок-группа сформирована в 1977 г. в Блэкпуле, Англия; поддерживала расистское движение; бритиш-панк.


[Закрыть].

– О, – вздохнул я, лихорадочно размышляя, что же дальше. Видите ли, «Skrewdriver» тогда переживал всплеск микропопулярности как музыкальный боец Национального фронта.

– Нет, – в конце концов сказал я, – у нас нет их записей.

– А почему? Почему это, приятель? Все раскупили, да? – Нет.

– Вот и я тоже так не думаю. Забавно, а твой дружок обещал достать их для нас. Ему понравился «Skrewdriver». А он – нам… – парень обернулся к своему другу, который приближался к прилавку. – Верно? – Потом снова ко мне: – Так что же с ним случилось, с твоим дружком из джунглей? Надеюсь, ничего серьезного?

К этому моменту я был смертельно напуган. И совершенно не способен пошевелиться. Я просто стоял, глядя на этих здоровенных громил, и в моей голове не осталось ни одной мысли. Точно кролик перед фарами.

– Помнишь его, цветного паренька? – спросил фанат «Skrewdriver» у своего спутника. – Он еще так любил свою музыку! Что за группа ему нравилась?

– «The Stranglers»[97]97
  «The Stranglers» – группа сформирована в 1974 г. в Гилтфорде, Англия; панк, нью-вейв, поп/рок.


[Закрыть]? – предположил второй.

– Скорее «Grateful Dead», – Фанат посмотрел на меня. – Что с тобой, приятель? Да у тебя ноги подкашиваются. Тебе надо отлить, что ли?

Я ничего не ответил. Просто не смог.

– Все хорошо, приятель, – сказал Комедиант. – Мы не собираемся тебя убивать.

– Конечно, нет, – вставил Фанат, – мы всего лишь немного тебя помучаем. Конечно, если будешь вякать, мы можем передумать и изменить нашу политику, но сейчас…

И тут он запел. Первые строчки «Then Не Kissed Me» «The Crystals», точнее – очевидно, посчитав, что аудитория может неправильно его понять – версию «The Beach Boys»[98]98
  «The Beach Boys» – группа сформирована в 1961 г. в Хоусорне, шт. Калифорния; поп, сёрф, ду-вап.


[Закрыть] «then i Kissed Her».

He думал, что меня может парализовать еще сильнее. При чем тут Фил Спектр?

Затем к Фанату присоединился Комедиант; добавив песни немного басовой глубины, он вытащил из кармана колесный гаечный ключ.

Закончив первый куплет, Фанат прервался, чтобы достать собственное оружие, велосипедную цепь, которую начал наматывать на руку, одновременно распевая припев. Тут я наконец понял, что это вовсе не «The Beach Boys», а менее известная обработка «The Lurkers», та, что заканчивается ударными.

– А потом я ударил ее! – и Фанат запрыгнул на прилавок. Внезапно паралич прошел. Я нырнул влево, схватил журнал для записи выручки и швырнул его в Фаната, попав ему в живот. Потом сиганул через прилавок и, столкнувшись с Комедиантом, упал в отдел немецких электронных записей. Ужас моментально поднял меня на ноги, и я почти добрался до секции психоделики шестидесятых и сёрфа рядом с дверью, когда Фанат поймал меня за куртку и повалил на пол. Тут, глядя на него и на гаечный ключ, который он собирался опустить на мою голову, я услышал шум.

Дверь открылась, и на секунду мы все замерли. В дверном проеме стояла Джеки. Фанат проревел, чтобы она проваливала к чертовой матери, но Комедиант растерялся, не в состоянии выбрать между мной и ней. Это мгновение дало Джеки время отреагировать. Она схватила ближайший предмет, наш огнетушитель, и, когда Фанат бросился на нее, ударила его огнетушителем прямо по лицу. Громила упал, и Джеки окатила пеной Комедианта. Я со всей дури приложил Фаната по роже своими «мартинсами» и заорал Джеки:

– Уходим отсюда!

Она швырнула огнетушитель в Комедианта, и мы смотались.

Повернув направо, я крикнул:

– Спрячься в газетном киоске, они могут гнаться за мной!

Слава Богу, она не стала спорить, просто скрылась в угловом магазинчике. Секундой позже из двери вылетел Комедиант и тотчас увидел меня. Я опережал его на пятнадцать ярдов. Но, если я не мог тягаться с ним в драке, бег мне удавался гораздо лучше. Поэтому я побежал.

Побежал на север, по Шефтсбери-Авеню. Мне в голову пришла мысль о Холборнском полицейском участке. Может, следовало просто забежать в ближайший оживленный магазин и переждать, но все мои инстинкты вопили: «Беги!» Светофоры были на моей стороне, я миновал пересечение с Хай-Холборн и пронесся мимо вереницы магазинов с «Обменом популярных книг» в центре. Однако по улочке рядом с винным баром ехала машина, и это стоило мне нескольких секунд. Когда я повернул на Ныо-Оксфорд-Стрит, между нами по-прежнему оставалось всего пятнадцать ярдов.

Я пролетел по Говер-Стрит, миновал Сведенборгское общество и пару-тройку боковых переулков. Еще один светофор впереди – и я на Теобальде-Роуд, откуда всего сто ярдов до полицейского участка.

Но тут начались неприятности. На перекрестке Кингзуэй светофоры сговорились против меня, и четыре плотных ряда машин текли по улице. К счастью, был час пик. Все тачки двигались со скоростью прогуливающегося пешехода, поэтому я выбежал на проезжую часть, пробежал пару ярдов вбок, а потом, сделав вид, что хочу поймать такси, пересек два ряда. Это вызвало громогласные ругательства и гудки, зато я благополучно добрался до разделительной полосы. Потом проделал тот же фокус – и оказался на тротуаре перед театром Жанетты Кокрейн.

На секунду помедлил, чтобы обернуться – и лучше бы я этого не делал. Комедиант, должно быть, просто перебежал дорогу по автомобильным крышам. Он кинулся на меня, его голова врезалась мне в живот, и я упал.

Лежа на тротуаре и с трудом удерживаясь от рвоты, я ощущал полную нереальность происходящего, глядя, как Комедиант встает и нацеливается своей ногой на мои почки. Мне удалось откатиться, и удар пришелся в бок, но было все равно жутко больно. А если даже мне все это казалось сном, что уж говорить про прохожих, которые точно вообще ничего не замечали.

– Вспомните про Китти Дженовес! – крикнул я паре костюмов, старательно отводящих глаза и идущих по проезжей части, чтобы избежать суматохи. Очевидно, никто из них не помнил жительницу Нью-Йорка, убитую на глазах у многочисленных жильцов, выглядывающих из окон, ни один из которых даже не подумал позвонить «911». Нет уж, судя по всему, меня ждет взбучка века, на виду у всех, но не видимая никем.

К счастью, это относилось и к парню на мотоцикле, который съехал на тротуар, чтобы срезать угол, и врезался прямо в спину Комедианта, как раз в тот момент, когда он примеривался своим кованым ботинком к моей голове. Комедиант с байкером упали, а я воспользовался шансом подняться на ноги и, спотыкаясь, все еще сдерживая тошноту, побрел к пешеходному переходу. И наконец-то очутился на Теобальде-Роуд.

Я уже видел впереди полицейский участок, но теперь перемещался гораздо медленнее. Оглянувшись, заметил, что Комедиант встал, оттолкнул байкера и снова бросился за мной. Я упорно шел, только происходящее все больше напоминало дурной сон, где ты бежишь и бежишь, но не двигаешься с места. Словно бредешь сквозь зыбучие пески.

Когда я добрался до Нью-Норс-Стрит, пришлось остановиться, чтобы пропустить поворачивающий направо грузовик, и Комедиант снова почти догнал меня. Я притворился, будто собираюсь перебежать дорогу перед грузовиком, а когда Комедиант прыгнул, мое тело точно обрело новые силы, и я припустил по боковой улочке. Это дало мне отрыв в десять ярдов, но теперь я удалялся от полиции.

В конце улицы стоял паб, и на какое-то ужасное мгновение мне показалось, что я в тупике, но потом спереди открылась пешеходная дорожка, и я побежал дальше. Пронесся через двор муниципального дома, услышал, как кто-то кричит: «Эй, почему ты за ним гонишься?» – только никто из нас не ответил.

Я повернул направо на Грейт-Ормонд-Стрит и подумал было забежать в детскую больницу, но выбрал неправильную траекторию, поэтому помчался дальше, к Лэмбс-Кондит-Стрит. Повернул направо, чтобы вернуться к полицейскому участку, но Комедиант прибавил скорости, и мне пришлось снова обмануть его и в последний момент свернуть налево.

Некоторое время погоня шла по прямой. Когда мы добежали до Грейс-Инн-Роуд, я оторвался еще на десять ярдов, что было очень кстати, так как пришлось пропустить автобус. Я перебежал на другую сторону. Сделал вид, будто направляюсь вниз, к старым офисам «Таймс», а вместо этого нырнул в кроличий садок «Грейс-Инн-Билдингс».

На секунду я решил, что он потерял меня. Я его не видел. Прокрался к другому выходу из здания, на Роузбери-Авеню. Но ворота оказались заперты, и когда я потряс их, Комедиант, должно быть, услышал грохот и появился во дворе.

Я слишком выдохся, чтобы бежать дальше, и мне в голову пришла последняя мысль. Я понесся вверх по ступенькам. Один пролет, два, за моей спиной раздавалось тяжелое дыхание Комедианта. Он еще карабкался по лестнице, когда я взобрался на третий этаж и подбежал к черной двери в конце коридора. Я забарабанил в дверь. Решетка приоткрылась, изнутри раздался голос:

– Какого черта?

– Это Джефф, – выдохнул я. Послышались неразборчивые ругательства. Комедиант ввалился в коридор. Я снова застучал по двери. Какую-то секунду ничего не происходило, а потом, только он схватил меня, дверь открылась, и изнутри вылетело нечто вроде льва.

Теперь, вспоминая все случившееся, я понимаю, что, наверное, это был всего лишь доберман. И он не съел Комедианта. Даже не укусил его, просто выгнал со своей территории. Он намертво встал у лестницы и издал ужасный рык. Я бы не стал вступать в диспут с таким рычанием, и Комедиант тоже не рискнул. Эхо его поспешного отступления разнеслось по всему подъезду.

– Господи, – произнес я, отдышавшись и перестав дрожать, сидя на древнем диване с чашкой чая. – Спасибо.

16. ДЖЕФФ БЕСЕДУЕТ С БОССОМ

Я сидел в приемной наркодилера. А кто еще станет держать добермана на третьем этаже, в квартире размером со спичечный коробок? Ее звали Ирина, и она приехала из Югославии. Вроде бы. Она была единственным толстым потребителем «спида», которого я когда-либо видел. Продавала «спид» и героин – и любила их. «Спид» перед сном, героин по утрам – вот ее рецепт сбалансированного питания. Конечно, она была сумасшедшей. Приехала в Лондон много лет назад, чтобы стать кинорежиссером. Не уверен, но, кажется, у нее был роман с тощим парнем, игравшим на гитаре в «The Psychedelic Furs»[99]99
  «The Psychedelic Furs» – группа сформирована в 1977 г. в Лондоне; панк, нью-вейв, пост-панк.


[Закрыть], когда о них еще никто не слышал. Или что-то вроде того. Да и кто помнит такие вещи?

В общем, Ирина по-прежнему жила здесь и, судя по всему, не собиралась домой в Югославию. Подозреваю, что там ее фармацевтическая диета оказалась бы не совместима с национальным здоровьем.

Я познакомился с ней – и даже для меня это звучит невероятно – на занятиях чечеткой. Я пришел с Роуз, которая как раз впала в скрытую неоромантическую фазу и представляла себя Джинджер Роджерс[100]100
  Джинджер Роджерс (Ginger Rogers) (1911—1995) – наст. имя Виржиния Катерина МакМат, американская актриса и танцовщица; ностальжи, стандарт, вокал-поп.


[Закрыть]. Я же заменял Фреда Эстера[101]101
  Фред Эстер (Fred Astaire) (1899—1987) – наст. имя Фредерик Аустерлиц (Frederick Austerlitz), американский актер и танцовщик; снялся в 10 фильмах вместе с Джинджер Робертс; традиционный поп.


[Закрыть]. Вечером перед нашим первым занятием Роуз отправилась на вечеринку, где встретила Ирину с колющимися «друзьями». Всю ночь они торчали, а следующим вечером, в приступе «спидовой» дружбы, Ирина пришла на занятия танцами в Общественный центр Кентиш-Тауна. Нас собралось всего трое.

И, Господи, как мы танцевали! Ну, не совсем так. Ирина действительно была хороша. Роуз – неуклюжа, зато полна энтузиазма и даже в правильных туфлях. Я же – совершенно безнадежен. Тем не менее мы провели там целую вечность, это длилось около четырех недель, и в результате мы в каком-то смысле стали друзьями.

А теперь я тут, на ее диване, чуть не теряю сознание от пережитого страха и усталости.

– Что ж, путник, – сказала она, – как дела? Вообще-то, у нее действительно был какой-то акцент, и слово «дела» она произнесла как «ди-и-ла», но мне могло просто показаться.

– Ирина, – ответил я, – могли бы быть и получше!

– Эй, съешь печеньице! – она протянула мне полупустую пачку шоколадного печева. – Расскажи, кто был тот ужасный человек?

– Хотел бы я знать!

– Он гнался за тобой до самой моей двери, и ты не знаешь, кто он такой? Ты что-то купил у него и не хотел платить? Так?

– Нет. Я понятия не имею, в чем дело. Хотел бы – но не имею.

– О. Все понятно. Я спасла тебя от этого парня, а ты не хочешь мне ничего рассказывать. Ясненько.

– Слушай, извини, – начал я – и остановился. Как там говорила королева? Никогда не объясняй, никогда не извиняйся? Может, это была и не королева. Хрен с ним.

– Ты не захочешь про это слушать, Ирина. Я влип во что-то, и, похоже, кто-то пытается меня убить. И все это совершенно лишено смысла!

Тут я чуть не разрыдался от жалости к себе.

Однако, если я надеялся, что Ирина превратится в мою мамочку и прижмет меня к своей величественной хорватской груди, я ошибся. Выбрал не того наркодилера.

– О'кей, – сказала она. – Значит, я спасла твою задницу, – ей всегда нравились диалоги из американских фильмов. – Забудь об этом и выметайся. У меня есть дела.

И, конечно же, когда я тащил свою достойную сожаления задницу вниз по лестнице, наверх поднимался худой мужчина в пальто не по сезону.

Я вышел из здания через боковой вход. Ни следа Комедианта. Пошел на восток, по направлению к Маунт-Плежнт, и свернул к автобусной остановке возле «Эксмаус-Маркета». Там был телефон-автомат, откуда я позвонил в магазин. Трубку взял Шон. Услышав мой голос, он воскликнул:

– Слава Богу! – а потом: – Ты в порядке?

– Да, да, – ответил я. – Слушай, расскажу тебе позже. С Джеки все о'кей?

– Ага, она здесь, вместе с полицией. Лучше приходи.

– Хорошо, через пятнадцать минут буду. Мне очень жаль, Шон.

Полиция не выглядела слишком обеспокоенной. Они вели себя очень мило, но, думаю, не хотели расценивать произошедшее как нечто большее, чем неудачное ограбление. Господь свидетель, сколько подобных вещей они видят каждый день! Я попытался рассказать им про Невилла, но они не обратили внимания, спросили только, смогу ли я опознать тех двоих. Я ответил «да», и мне предложили пойти в участок, написать заявление и просмотреть картотеку местных негодяев.

– Что? Прямо сейчас? – поинтересовался я.

– Нет, нет. Завтра или послезавтра. Утром вам позвонят и договорятся о времени.

– А, отлично! – ответил я, немного расслабившись. Пошел в заднюю комнату, чтобы приготовить чай, и обнаружил там расстроенную Джеки. Неожиданно мы бросились друг другу в объятья, с трудом удерживаясь от слез.

– Джефф, они ведь хотели убить тебя, да? Как Невилла? Это был не совсем вопрос. Она видела их, видела, как они напали на меня. И как бы мне ни хотелось все отрицать, я не мог.

Мы некоторое время сидели там, Джеки курила, а я судорожными глотками пил горячий чай и в кои-то веки жалел, что не курю. Потом пришел Шон и сказал, что полиция ушла.

– Нам надо поговорить, – сказал он. – Пошли, поедем в мою берлогу. Там и поговорим.

Мы с Джеки просто кивнули. Шон запер дверь, включил сигнализацию и повел нас к парковке возле Сент-Мартинс-Лейн, откуда на своем «ауди» отвез в Хайгейт, по пути остановившись возле подпольной лавочки на Холлоуэй-Роуд, чтобы купить пива и бутылку водки.

Шон был непреднамеренным предпринимателем. Его отец, мистер О'Малли, владел кэмденским магазином еще с пятидесятых. Продавал телевизоры и электроприборы, а в глубине размещались несколько стоек с записями. Когда Шон подрос, он начал притаскивать туда все новые и новые записи. К началу семидесятых телевизионный магазин отправился к чертям собачьим – по соседству появились «Тоттенхем-Корт-Роуд» и «Радио Ренталс». Но записи пользовались огромной популярностью, ведь Кэмден стал хипповским центром – благодаря «Кормовой рубке», книжному «Компендиум», кино и всему прочему.

Понятия не имею, что думал старик О'Малли, глядя, как его магазин превращается в мрачный психоделический храм радостей прогрессивного рока. Однако когда появился я, место уже снова переродилось. Оно стало не только панковским, оно стало запутанной, неряшливой кроличьей норой, где можно купить гремучую смесь всего, чего угодно, от индустриального шума до джаза. И лишь персонал выглядел так, словно их сердца навеки остались с «Grateful Dead» в Гластонбери.

Но со временем Шон все же изменился, незаметно обзавелся сетью магазинов и начал осознавать, что он не просто парень из лавочки звукозаписей, а законный бизнесмен. Которому по средствам жить в Хайгейте.

– А где Дебби? – спросил я, когда мы вошли под своды эксперимента в модернистском стиле, являвшемся Шоновой хайгетовской берлогой. Она занимала два этажа в доме на Вест-Хилле, откуда открывался вид на кладбище, и это была очень хорошая квартира. За исключением того факта, что Дебби обустраивала свое жилище, руководствуясь рассказами других, на что, в их представлении, должны быть похожи идеальные дома, и тем самым превратила его в такое место, в котором живого человека невозможно даже вообразить.

Все было серым – то есть то, что не было матово-черным, как «хай фай» от «Нэд», или серебряным, как мебель от Рона Эреда. Все строго в одном стиле. Когда я видел Дебби в последний раз, она рассказывала, как сильно они с Шоном хотят обзавестись семьей. Так вот, ребенок в эту квартиру не вписывался. Вы чувствовали неловкость, даже просто сидя здесь.

– Дебби? – переспросил Шон. – Господи, а какой сегодня день? Среда? Разумеется, на аэробике!

Когда Шон сильно тревожился, в его речи появлялся провинциальный ирландский акцент. Думаю, он делал это, чтобы разрядить обстановку. Старался, как мог. Сказал нам свалить куртки «где-нибудь», а потом, выждав несколько секунд, поднял их и запихнул в буфет. Открыл пиво, выдал каждому по изящной матово-черной подставке для пивных банок и заказал еду в индийском ресторанчике. А потом сел и попросил рассказать, что произошло.

К концу нашего рассказа пора было отправляться за едой. Джеки осталась перед догадайтесь-какого-цвета телевизором. Как только мы с Шоном вышли на улицу, он повернулся ко мне и сказал:

– Господи, Джефф, мне очень жаль. – Что?

– Джефф, это все из-за меня. Нельзя было оставлять вас работать там совсем без охраны.

На секунду я остановился, совершенно ошарашенный.

– Шон! О чем, черт побери, ты говоришь?

– Вот дерьмо! – ответил он. – Слушай, давай зайдем сюда на минутку, – и кивнул на бар через дорогу. – Я все тебе расскажу.

Так мы и сделали, и Шон сдержал свое обещание.

– Слушай, – начал он, – знаешь, хотя, наверное, ты не знаешь, но, в общем, шесть лет назад я выкупил аренду. Выкупил у шайки бедолаг из Сохо, которые хотели открыть подставной книжный, а наверху – бордель. Только муниципалитет решил, что не допустит разврат в Ковент-Гарден, даже если это всего лишь временно. Поэтому эти бедолаги попали в тупик: у них был магазин, но они не знали, что с ним делать. И они продали мне его за бесценок. Теперь же все изменилось, с рынком и с туристами, и в самом скором времени помещение в Ковент-Гардене будет стоить целое состояние.

Шон прервался и стукнул по столу своим «бушмиллс».

– В общем, пару месяцев назад ко мне явился один из землевладельцев. Минто. Томми Минто. Поинтересовался, как идут дела. Сказал, что если какие-то проблемы, они с радостью купят у меня аренду. Я не обратил на него особого внимания, сказал, что все хорошо, спасибо. А потом произошло несчастье с Невиллом. Ну, подумал я, это всего лишь одна из этих ужасных случайностей. Только две недели спустя мистер Минто вернулся. Сообщить, что он очень расстроился, услышав про «несчастный случай», вот как он это назвал.

«Мистер О'Малли, – говорит этот мешок дерьма, – я так переживал, узнав о вашем несчастном случае. Какой ужас. Мама чертова миа, так сказать», – а потом спрашивает, этот гребаный итальянский ублюдок, спрашивает, не передумал ли я.

«Передумал насчет чего?» – говорю.

«Насчет нашего предложения, – отвечает. – По поводу аренды».

– Скажу честно, Джефф, я выволок его чуть ли не за уши. Только тогда я не думал, что это он убил Невилла. Просто решил, что он хочет воспользоваться ситуацией. Теперь же… теперь…

Я едва удержался, чтобы не сказать Шону, что это почти смешно, что я тоже считаю произошедшее своей ошибкой. Но впервые в жизни мой мозг опередил язык, и я понял, что не стоит сообщать моему боссу про свои шантажистские похождения. Однако мое лицо неудержимо расплывалось в улыбке. Я только сейчас осознал, как сильно на меня давила смерть Невилла. И мысль о том, что, быть может, я не имею к ней никакого отношения, была, ну, освободительной, что ли.

Тем не менее я направил мое облегчение в русло того, что, надеялся, сойдет за «не дадим ублюдкам запугать нас» – и Шон тоже немного повеселел. Наверное, он ожидал услышать от меня различные «добрые» определения – и, оглядываясь в прошлое, не без причины.

Когда мы вернулись домой, атмосфера напоминала морозильную камеру. Дебби действительно была неплохой девчонкой, и в последующие годы я встретил немало людей, по сравнению с которыми она выглядела настоящей матерью Терезой, но тогда она казалась мне самой отъявленной карьеристкой из всех, что я когда-либо видел.

История происхождения Дебби быстро обросла загадками и предположениями, хотя, по словам Шона, ее родители были евреями из рабочего класса, с собственным небольшим скобяным делом в Лейчестере. Только от них в ней ничего не осталось. Может, следы их борьбы сквозили в обхаживании любого, кто мог помочь ее карьере, и безоговорочном неприятии всех остальных – включая большинство друзей и служащих Шона. Может, если бы она училась в Родене, или в Сент-Поле, или даже в Кэмден-Гёрлс, то ей не пришлось бы так себя вести. Но она не училась – и вела себя соответственно. Судите сами: она оказалась первым встреченным мной человеком, у которого был филофакс[102]102
  Филофакс – здесь: органайзер фирмы «Filofax», основанной в Лондоне в 1921 г. и прославившейся своими системами индивидуального планирования.


[Закрыть]!

– О, Шон, – сказала она, когда мы ввалились с нашими картонными коробками, – а я думала, мы договорились!

– Договорились о чем, любимая?

– Ну, как же, не есть на этой неделе мяса! Ведь это мясом пахнет?

– Э-э-э, ну, да, верно, но, не знаю, сказала ли тебе Джеки, сегодня на магазин снова напали. Точнее, на Джеффа.

Эти слова, к моему вящему облегчению, вызвали не прилив симпатии ко мне, а поток неприязни к Шоновому образу жизни. Дебби не любила магазины записей, но магазины подержанных записей она просто ненавидела. Сама мысль о подержанных вещах вызывала у нее тошноту, и она вечно пилила Шона, призывая его перейти на торговлю более уважаемыми предметами: маленькими черно-хромовыми штучками, или дизайнерской одеждой, или чем-нибудь в этом роде.

Мы не стали задерживаться. Поели, и Шон вызвал нам с Джеки миникэб. В одиннадцать я был дома, и через пять минут уже спал, почувствовав кошмарное возвращение пережитого, не успела моя голова коснуться подушки.

Дурные сны, естественно. Дурные сны.