Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Джон Китс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

50 Подобно водометам белопенным,

Когда потоки серебристых струй

Друг другу дарят чистый поцелуй

И падают стремительно с вершины,

Играя, как веселые дельфины.

55 Такие чудеса провидит тот,

В ком гений поэтический живет.

Блуждает ли он вечером приятным,

Лицо подставив бризам благодатным,

Пучина необъятная до дна

60 В алмазах трепетных ему видна.

Царица ль ночи в кружеве волнистом

Прозрачных туч взойдет на небе мглистом,

Надев монашенки святой убор,

Вослед он устремляет пылкий взор.

65 О, сколько тайн его подвластно зренью,

Волшебному подобных сновиденью:

Случись мне вдруг свидетелем их стать,

О многом мог бы я порассказать!

Ждут барда в жизни многие отрады,

70 Но драгоценней в будущем награды.

Глаза его тускнеют; отягчен

Предсмертной мукой, тихо шепчет он:

"Из праха я взойду к небесным кущам,

Но дух мой обратит к векам грядущим

75 Возвышенную речь – и патриот,

Заслышав клич мой, в руки меч возьмет.

В сенате гром стихов моих разящих

Властителей пробудит, мирно спящих.

Раздумиям в моем стихотворенье

80 Живую действенность нравоученья

Придаст мудрец – и, вдохновленный мною,

Витийством возгорится пред толпою.

А ранним майским утром поселянки,

Устав от игр беспечных, на полянке

85 Усядутся белеющим кружком

В траве зеленой. Девушка с венком

Их королева – сядет посредине:

Сплелись цвета пурпурный, желтый, синий;

Лилея рядом с розою прекрасной

90 Эмблема страсти, пылкой и несчастной.

Фиалки, к ней прильнувшие на грудь,

Тревог еще не знавшую ничуть,

Покойно дремлют за корсажем. Вот,

В корзинке спрятанный, она берет

95 Изящный томик: радости подруг

Конца и края нет – теснее круг,

Объятья, вскрики, смех и восклицанья...

Мной сложенные в юности сказанья

Они услышат вновь – и с нежных век

100 Сорвутся перлы, устремляя бег

К невинным ямочкам... Моим стихом

Младенца убаюкают – и сном,

Прижавшись к матери, заснет он мирным.

Прости, юдоль земная! Я к эфирным

105 Просторам уношусь неизмеримым,

Ширяясь крыльями над миром зримым.

Восторга преисполнен мой полет:

Мой стих у дев сочувствие найдет

И юношей воспламенит!" Мой брат,

110 Мой друг! Я б стал счастливее стократ

И обществу полезней, без сомненья,

Когда б сломил тщеславные стремленья.

Но стоит мысли светлой появиться,

Воспрянет дух и сердце оживится

115 Куда сильней, чем если бы бесценный

Отрыл я клад, дотоле сокровенный.

Мне радостно, коль ты мои сонеты

Прочтешь – пускай они достойны Леты.

Бродили эти мысли в голове

120 Не столь давно: я, лежа на траве,

Любимому занятью предавался

Строчил тебе; щек легкий бриз касался.

Да и сейчас я на утес пустынный,

Вознесшийся над шумною пучиной,

125 Взобрался – и среди цветов прилег.

Страницу эту вдоль и поперек,

Легко колеблясь, исчертили тени

От стебельков. Я вижу в отдаленье,

Как средь овса алеют там и сям

130 Головки сорных маков – сразу нам

Они на ум приводят пурпур алый

Мундиров, вред чинящий нам немалый.

А океана голубой покров

Вздымается – то зелен, то лилов.

135 Вот парусник над серебристым валом;

Вот чайка вольная, крылом усталым

Круг описав, садится на волну

То взмоет ввысь, то вновь пойдет ко дну.

Смотрю на запад в огненном сиянье.

140 Зачем? С тобой проститься... На прощанье,

Мой милый Джордж (не сетуй на разлуку),

Тебе я шлю привет – дай, брат, мне руку!

(Сергей Сухарев)

ЧАРЛЬЗУ КАУДЕНУ КЛАРКУ

Ты видел ли порой, как лебедь важный,

Задумавшись, скользит по зыби влажной?

То шею гибкую склонив к волне,

Свой образ созерцает в глубине,

5 То горделиво крылья распускает,

Наяд пленяя, белизной блистает;

То озера расплескивает гладь,

Алмазы брызг пытаясь подобрать,

Чтобы в подарок отнести подруге

10 И вместе любоваться на досуге.

Но тех сокровищ удержать нельзя,

Они летят, сверкая и скользя,

И исчезают в радужном струенье,

Как в вечности – текучие мгновенья.

15 Вот так и я лишь время трачу зря,

Под флагом рифмы выходя в моря;

Без мачты и руля – напропалую

В разбитой лодке медленно дрейфую;

Порой увижу за бортом алмаз,

20 Черпну, – а он лишь вспыхнул и погас.

Вот почему я не писал ни строчки

Тебе, мой друг; причина проволочки

В том, что мой ум был погружен во тьму

И вряд ли угодил бы твоему

25 Классическому вкусу. Упоенный

Игристою струею Геликона

Моих дешевых вин не станет пить.

И для чего в пустыню уводить

Того, кто на роскошном бреге Байи,

30 Страницы Тассо пылкого листая,

Внимал волшебным, звонким голосам,

Летящим по Армидиным лесам;

Того, кто возле Мэллы тихоструйной

Ласкал несмелых дев рукою буйной,

35 Бельфебу видел в заводи речной,

И Уну нежную – в тиши лесной,

И Арчимаго, сгорбившего плечи

Над книгой мудрости сверхчеловечьей;

Кто исходил все области мечты,

40 Изведал все оттенки красоты

От зыбких снов Титании прелестной

До стройных числ Урании небесной;

Кто, дружески гуляя, толковал

С Либертасом опальным – и внимал

45 Его рассказам в благородном тоне

О лавровых венках и Аполлоне,

О рыцарях, суровых как утес,

О дамах, полных кротости и слез,

О многом, мне неведомом доселе.

50 Так думал я; и дни мои летели

Или ползли – но я не смел начать

Тебе свирелью грубой докучать,

И не посмел бы, – если б не тобою

Я был ведом начальною тропою

55 Гармонии; ты первый мне открыл

Все тайники стиха: свободу, пыл,

Изящество, и сладость, и протяжность,

И пафос, и торжественную важность;

Взлет и паренье спенсеровых строф,

60 Как птиц над гребнями морских валов;

Торжественные Мильтона напевы,

Мятежность Сатаны и нежность Евы.

Кто, как не ты, сонеты мне читал

И вдохновенно голос возвышал,

65 Когда до высочайшего аккорда

Доходит стих – и умирает гордо?

Кто слух мой громкой одою потряс,

Которая под грузом, как Атлас,

Лишь крепнет? Кто сдружил меня с упрямой

70 Задирою – разящей эпиграммой?

И королевским увенчал венцом

Поэму, что Сатурновым кольцом

Объемлет все? Ты поднял покрывало,

Что лик прекрасной Клио затеняло,

75 И патриота долг мне показал:

Меч Альфреда, и Кассия кинжал,

И выстрел Телля, что сразил тирана.

Кем стал бы я, когда бы непрестанно

Не ощущал всей доброты твоей?

80 К чему тогда забавы юных дней,

Лишенные всего, чем только ныне

Я дорожу? Об этой благостыне

Могу ль неблагодарно я забыть

И дани дружеской не заплатить?

85 Нет, трижды нет! – И если эти строки,

По-твоему, не слишком кривобоки,

Как весело я покачусь в траву!

Ведь я давно надеждою живу,

Что в некий день моих фантазий чтенье

90 Ты не сочтешь за времяпровожденье

Никчемное; пусть не сейчас – потом;

Но как отрадно помечтать о том!

Глаза мои в разлуке не забыли

Над светлой Темзой лондонские шпили;

95 О! вновь увидеть, как через луга,

Пересекая реки и лога,

Бегут косые утренние тени,

Поеживаться от прикосновений

Играющих на воле ветерков;

100 Иль слушать шорох золотых хлебов,

Когда в ночи скользящими шагами

Проходит Цинтия за облаками

С улыбкой – в свой сияющий чертог.

Я прежде и подозревать не мог,

105 Что в мире есть такие наслажденья,

Пока не знал тревог стихосложенья.

Но самый воздух мне шептал вослед:

"Пиши! Прекрасней дела в мире нет."

И я писал – не слишком обольщаясь

110 Написанным; но, пылом разгораясь,

Решил: пока перо скребет само,

Возьму и наскребу тебе письмо.

Казалось мне, что если я сумею

Вложить все то, что сердцем разумею,

115 Ничто с каракуль этих не сотрет

Моей души невидимый налет.

Но долгие недели миновали

С тех пор, когда меня одушевляли

Аккорды Арна, Генделя порыв

120 И Моцарта божественный мотив;

А ты тогда сидел за клавесином,

То менуэтом трогая старинным,

То песней Мура поражая вдруг,

Любое чувство воплощая в звук.

125 Потом мы шли в поля, и на просторе

Там душу отводили в разговоре,

Который и тогда не умолкал,

Когда нас вечер с книгой заставал,

И после ужина, когда я брался

130 За шляпу, – и когда совсем прощался

На полдороге к городу, а ты

Пускался вспять, и лишь из темноты

Шаги – все глуше – по траве шуршали...

Но еще долго, долго мне звучали

135 Твои слова; и я молил тогда:

"Да минет стороной его беда,

Да сгинет зло, не причинив дурного!

С ним все на свете празднично и ново:

Труд и забава, дело и досуг...

140 Я словно вновь сейчас с тобою, друг;

Так дай мне снова руку на прощанье;

Будь счастлив, милый Чарли, – до свиданья.

(Григорий Кружков)

СОНЕТЫ

МОЕМУ БРАТУ ДЖОРДЖУ

Как много за день видел я чудес!

Прогнало солнце поцелуем слезы

С ресниц рассвета, прогремели грозы,

И высился в закатном блеске лес.

5 И моря в необъятности небес

Пещеры, скалы, радости, угрозы

О вековечном насылали грезы,

Колебля край таинственных завес.

Вот и сейчас взгляд робкий с вышины

10 Сквозь шелк бросая, Цинтия таится,

Как будто средь полночной тишины

Она блаженства брачного стыдится...

Но без тебя, без дружеских бесед

Мне в этих чудесах отрады нет.

(Сергей Сухарев)

К ***

Когда бы стал я юношей прекрасным,

Тогда бы вздохами пленить я мог

Твой нежный слух – и в сердце уголок

Завоевал бы обожаньем страстным.

5 Но не сразить мечом, мне неподвластным,

Соперника: доспехи мне невпрок;

Счастливым пастухом у милых ног

Не трепетать мне перед взором ясным.

Но все ж ты пламенно любима мною

10 И к розам Гиблы, что таят вино

Росы пьянящей, шлешь мои мечтанья:

В полночный час под бледною луною

Из них гирлянду мне сплести дано

Таинственною силой заклинанья.

(Сергей Сухарев)

СОНЕТ, НАПИСАННЫЙ В ДЕНЬ ВЫХОДА

МИСТЕРА ЛИ ХЕНТА ИЗ ТЮРЕМНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Что из того, коль – честен, прям и смел

Наш добрый Хент в темницу заточен?

Душой бессмертной там свободен он,

Взмывая птицей в солнечный предел.

5 Нет, баловень величья! Не хотел

Он ждать, пока ключей раздастся звон:

В тюрьме он был простором окружен...

С тем счастьем твой сравнится ли удел?

И, в странствиях измерив даль и близь,

10 Со Спенсером он собирал цветы,

И с Мильтоном он уносился ввысь

И вдохновенные стремил мечты

К своим владеньям. Ты же устрашись:

В толпе льстецов чем будешь славен ты?

(Сергей Сухарев)

x x x

Как много славных бардов золотят

Пространства времени! Мне их творенья

И пищей были для воображенья,

И вечным, чистым кладезем отрад;

5 И часто этих важных теней ряд

Проходит предо мной в час вдохновенья,

Но в мысли ни разброда, ни смятенья

Они не вносят – только мир и лад.

Так звуки вечера в себя вбирают

10 И пенье птиц, и плеск, и шум лесной,

И благовеста гул над головой,

И чей-то оклик, что вдали витает...

И это все – не дикий разнобой,

А стройную гармонию рождает.

(Григорий Кружков)

ДРУГУ, ПРИСЛАВШЕМУ МНЕ РОЗЫ

Бродил я утром по лугам счастливым;

Когда вспорхнувший жаворонок рад

Рассыпать вдруг росинок мириад,

Мерцающих дрожащим переливом;

5 Когда свой щит с узором прихотливым

Подъемлет рыцарь, – мой приметил взгляд

Куст диких роз, что волшебство таят,

Как жезл Титании в рывке ревнивом.

Я упоен душистой красотой

10 Бутонов – им на свете нет сравненья,

И душу мне подарок щедрый твой

Наполнил, Уэллс, восторгом утешенья:

Мне прошептал хор лепестков живой

О дружбе истинной и счастье примиренья.

(Сергей Сухарев)

К ДЖ. А. У.

С улыбкой нимфы голову склонив,

Взгляд искоса бросаешь незаметный.

В какой всего милей ты миг заветный?

Когда речей затейливый извив

5 Твоих так сладок? Иль влечет призыв

Безмолвной мысли, для других запретной?

Иль когда в поле, встретив луч рассветный,

Щадишь цветы, хоть шаг твой тороплив?

Иль слушаешь, уста приоткрывая?

10 Задумчива, печальна, весела,

Ты – разная, и нравишься – любая:

Такой тебя природа создала.

Пред Аполлоном Грация какая

Подруг очарованьем превзошла?!

(Сергей Сухарев)

К ОДИНОЧЕСТВУ

Пусть буду я один, совсем один,

Но только не в угрюмой тесноте

Стен городских, а там – среди вершин,

Откуда в первозданной чистоте

5 Видны кристальность рек и блеск долин;

Пусть мне приютом будут тропы те,

Где лишь олень, прыжком качнув жасмин,

Вспугнет шмеля, гудящего в кусте.

Быть одному – вот радость без предела,

10 Но голос твой еще дороже мне:

И нет счастливей на земле удела,

Чем встретить милый взгляд наедине,

Чем слышать, как согласно и несмело

Два близких сердца бьются в тишине.

(Сергей Сухарев)

МОИМ БРАТЬЯМ

Пылает оживленно наш очаг,

Потрескивают угольки уютно,

И чудится сквозь этот шорох смутный

Богов домашних осторожный шаг.

5 Пока я рифмы не найду никак,

Мечтой по свету странствуя беспутно,

Листаете вы книгу поминутно,

Душевных тягот разгоняя мрак.

Мы празднуем твой день рожденья, Том,

10 В спокойствии и братском единенье!

Да протекут все наши дни в таком

Покое тихом, как одно мгновенье!

И, призваны Всевышним, обретем

Мы вечный мир в ином предназначенье.

(Сергей Сухарев)

x x x

Зол и порывист, шепчется шальной

Осенний ветер в облетевшей чаще,

С небес созвездья льют свой свет дрожащий,

А я в пути – и путь неблизок мой.

5 Еще нескоро я приду домой,

Но нипочем мне холод леденящий,

Тревожный сумрак, всюду сторожащий,

И шорох листьев в тишине ночной.

Я переполнен дружеским теплом:

10 У очага, пылающего ярко,

Был Мильтон с нами, горестным стихом

Оплакавший погубленного Паркой,

И осененный лавровым венком

Певец Лауры, пламенный Петрарка.

(Сергей Сухарев)

СОНЕТ

Тому, кто в городе был заточен,

Такая радость – видеть над собою

Открытый лик небес и на покое

Дышать молитвой, тихой, точно сон.

5 И счастлив тот, кто, сладко утомлен,

Найдет в траве убежище от зноя

И перечтет прекрасное, простое

Преданье о любви былых времен.

И, возвращаясь к своему крыльцу,

10 Услышав соловья в уснувшей чаще,

Следя за тучкой, по небу скользящей,

Он погрустит, что к скорому концу

Подходит день, чтобы слезой блестящей

У ангела скатиться по лицу.

(Самуил Маршак)

СОНЕТ, НАПИСАННЫЙ ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ

ГОМЕРА В ПЕРЕВОДЕ ЧАПМЕНА

Бродя среди наречий и племен

В сиянье золотом прекрасных сфер,

В тиши зеленых рощ, глухих пещер,

Где бардами прославлен Аполлон,

5 Я слышал о стране былых времен,

Где непреклонно властвовал Гомер,

Но лишь теперь во мне звучит размер,

Которым смелый Чапмен вдохновлен.

Я звездочет, который видит лик

10 Неведомой планеты чудных стран;

А может быть, Кортес в тот вечный миг,

Когда, исканьем славы обуян,

С безмолвной свитой он взошел на пик

И вдруг увидел Тихий океан.

(Игнатий Ивановский)

ПРИ РАССТАВАНИИ С ДРУЗЬЯМИ РАННИМ УТРОМ

На ложе из цветов вручите мне

Перо златое, чистую страницу,

Белее нежной ангельской десницы,

Что к струнам арфы льнет в голубизне.

5 Пусть предо мной, как в праздничной стране,

Толпа сопровождает колесницу

Дев радостных, одетых в багряницу,

Стремящих взоры к ясной вышине.

Пусть музыкой наполнится мой слух,

10 А если звуки стихнут, замирая,

Пускай стихов раздастся дивный глас.

К таким высотам вознесен мой дух,

Такие чудеса провидит рая,

Что тягостно быть одному сейчас.

(Сергей Сухарев)

К ХЕЙДОНУ

Любовь к добру, возвышенность души

И ревностное славы почитанье

Живут в сердцах людей простого званья

И в шуме улиц, и в лесной тиши.

5 У мнимого неведенья, в глуши

Самоотверженность найдет признанье

И заклеймит бесстыдное стяжанье.

Награбившее нищие гроши.

Великой цели предан непреклонно,

10 Обрушит гений справедливый гнев

На выпады корысти оскорбленной

И стадо алчное загонит в хлев,

Хвалой соотчичей превознесенный,

Гоненья злобной Клеветы презрев.

(Сергей Сухарев)

К НЕМУ ЖЕ

Великие живут и среди нас:

Один, с природой слитый воедино,

Озерный край с вершины Хелвеллина

Вбирает сердцем, не смыкая глаз;

5 Другой – с улыбкою ведет рассказ,

В цепях хранил он стойкость гражданина;

И третий – тот, чьей кистью исполина

Как будто движет Рафаэля глас.

Век новый в настоящее шагнул,

10 И многие вослед за ним пришли

Вложить иное сердце в мирозданье

И пульс иной. Уже могучий гул

Донесся внятно с торжища вдали...

Народы! Вслушайтесь, тая дыханье.

(Сергей Сухарев)

КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК

Вовеки не замрет, не прекратится

Поэзия земли. Когда в листве,

От зноя ослабев, умолкнут птицы,

Мы слышим голос в скошенной траве

5 Кузнечика. Спешит он насладиться

Своим участьем в летнем торжестве,

То зазвенит, то снова притаится

И помолчит минуту или две.

Поэзия земли не знает смерти.

10 Пришла зима. В полях метет метель,

Но вы покою мертвому не верьте.

Трещит сверчок, забившись где-то в щель,

И в ласковом тепле нагретых печек

Нам кажется: в траве звенит кузнечик.

(Самуил Маршак)

К КОСТЮШКО

Костюшко! Меж прославленных имен,

Как дум высоких нива золотая,

Блестит твое, гармониями рая.

Хоралом сфер земной тревожа сон.

5 И там, из туч прорвавшись в небосклон,

Где имена бессмертные, блистая,

Чаруют слух, как музыка святая,

Где каждому воздвигнут звездный трон,

Оно пророчит, что настанет час

10 И добрый дух повеет над землей,

Тогда с мужами древности, с Альфредом

Туда, туда, где правит Бог живой,

Всемирным гимном призовешь ты нас

К Великому, чей лик еще неведом.

(Вильгельм Левик)

x x x

Благословенна Англия! Вовек

Другой земли для счастья нам не надо;

О чем еще мечтать, дыша прохладой

Ее лесов, ее небыстрых рек?

5 Но иногда мне мыслится побег

К долинам италийским; и громады

Суровых Альп мои объемлют взгляды,

И их слепит вершин алмазный снег.

Благословенна Англия! Нежны

10 Ее простые дочери, безмолвны

Их ласки, а глаза, как день, ясны...

Но иногда я грежу о других

Чей глубже взгляд – и слышу пенье их,

И нас несут полуденные волны...

(Григорий Кружков)

СОН И ПОЭЗИЯ

На ложе я лежал – сон не смежал

Мне вежды. Но зачем же я не мог

Вкусить свой отдых в отведенный срок

Не ведаю. Болезнь не одолела

Мой дух; недуг мое не мучил тело.

Чосер

Что благостнее ветра в летний зной?

Что услаждает больше, чем покой,

Который нам несет пчелы жужжанье

И лепестков призывное дрожанье?

5 Что сладостней полян, где расцвели

Букеты роз от глаз людских вдали?

Целебнее, чем тишина в долинах,

И сокровеннее гнезд соловьиных?

Что безмятежней, трепетней, нежней,

10 Чем взор Корделии? В чем суть ясней?

Сон, только сон! Ты веки нам смежаешь

И нежной колыбельной усыпляешь,

Качаешь, мягко нам подушки взбив,

Венок из маков и плакучих ив.

15 Красавицам мнешь кудри золотые.

Всю ночь секреты слушаешь чужие,

А поутру твой гений жизнь вернет

В те взоры, что приветствуют восход.

Но что Поэзии непостижимей?

20 Ты горных рек свежей, неудержимей,

Прекрасней лебединого крыла

И царственней, чем мощный взлет орла!

К чему сравненья той, что несравненна?

В ней слава, лучезарна и нетленна,

25 И мысль о ней так трепетно-свята,

Что отступают тлен и суета.

То дальним громом среди гор грохочет,

А то в подземной глубине клокочет,

То сладким шепотом замрет вдали,

30 Как тайны нераскрытые земли,

Чьи вздохи внятны в гулком отдаленье.

Мы к небу устремляем взор в моленье:

Там жаждем видеть лучезарный свет

Иль слышать приглушенный гимн побед.

35 Венок из лавров ветры там качают,

Он только в смертный час нас увенчает.

Но радуйся: из сердца рвется вдруг

Небесно-чистый вдохновенный звук,

Творца всего земного достигает

40 И в шепоте горячем замирает.

Кто видел солнце светлое хоть раз

И тяжесть туч, кто в лучезарный час

Перед творцом изведал очищенье,

Тот знает высшее души горенье,

45 И слух его не стану я опять

Рассказом о прозренье утомлять.

Поэзия! Я страстный твой ревнитель,

Хотя пока совсем безвестный житель

Твоих небес. Что ж, на верху горы

50 Колени преклонить до той поры,

Пока в величьи славном и в сияньи

Не стану чутким эхом мирозданья?

Поэзия! Пером тебе служить

Хочу, хотя еще не вправе жить

55 На небесах твоих. Молю я ныне:

Дай причаститься мне твоей святыне,

Пьянящим духом на меня дохни,

В блаженстве дай свои закончить дни.

Мой юный дух пусть за лучами солнца

60 К жилищу Аполлона ввысь несется

И станет юной жертвой. Хмель густой

Цветущих лавров мне навеет рой

Видений, чтоб тенистый уголок

Стать вечной книгою моею мог;

65 Я списывал бы целые страницы

О листьях и цветах, о взлете птицы

Порывистом, об играх нимф лесных,

О ручейках, о девах молодых.

Стихи такие сладостные – чудо,

70 Они звучат, наверное, оттуда,

С небес. В моем камине над огнем

Порхают тени. Вот уже кругом

Великолепный дол открылся взгляду,

Я там брожу, как по аллеям сада,

75 В тени блаженной, и когда найдет

Мой взор в долине сей волшебный грот

Иль холм, чью зелень нежные цветы

Прикрыли тонким слоем пестроты,

Все запишу – и охвачу я глазом,

80 Все, что вберет мой человечий разум.

И стану я могучим, как титан,

Которому весь мир владеньем дан:

Вдруг пара крыльев прорастет могучих

И понесет к бессмертию сквозь тучи.

85 Стой! Поразмысли! Жизнь – лишь день; он.

Лишь капелька росы – обречена

На гибель скорую, когда, катясь,

С вершины дерева сорвется в грязь.

Индеец спит, пока его пирогу

90 Заносит к смертоносному порогу.

Зачем такой печальный слышен стон?

Жизнь – розы нераскрывшийся бутон,

История, что мы не дочитали,

Предчувствие приподнятой вуали;

95 Лишь голубь в ясном небе летним днем,

Мальчишка, что катается верхом

На ветке вяза.

Мне бы лет двенадцать,

Чтоб мог в твоих я тайнах разобраться,

Поэзия! Я в этот краткий срок

100 Души стремленья выполнить бы смог.

Тогда сумею посетить те страны,

Что вижу вдалеке, и из фонтана

Попробую прозрачного питья.

Сначала в царство Флоры с Паном я

105 Скользну. Прилягу отдохнуть в траву,

Румяных яблок на обед нарву,

Найду в тенистых рощах нимф игривых.

Похищу поцелуи с губ пугливых,

Коснусь я рук – и белых плеч потом

110 Почувствую укус... Но мы поймем

Друг друга в этом благодатном месте

И сказку жизни прочитаем вместе.

Научит нимфа голубя, чтоб он

Крылом тихонько овевал мой сон,

115 Другая, грациозно приседая,

Подол зеленый чуть приподнимая,

Вдруг в танце закружит – то тут, то там,

Деревьям улыбаясь и цветам.

А третья за собой меня поманит

120 Сквозь ветки миндаля – и зелень станет

Для нас блаженным сказочным ковром,

А мы, как две жемчужины, вдвоем

В одной ракушке...

Неужели нужно

Покинуть этот мирный край жемчужный?

125 Да! Должен я спешить: зовет труба

Туда, где бури, страсти и борьба

Людских сердец. Я вижу колесницу

Над скалами, где бирюза искрится,

Белеет пена в гривах скакунов,

130 Возница ждет среди крутых ветров.

По краю тучи скакуны несутся,

Гремят колеса, гривы буйно вьются;

Вот ближе звонкий перестук копыт,

И колесница вниз с холма скользит,

135 Стволы качает ветер, в них резвится,

С деревьями беседует возница,

И странным откликом звучат в горах

Восторг и стон, благоговенье, страх.

Чу! Полнится неясными тенями

140 Пространство сумрачное меж дубами,

Под музыку несется кто-то вскачь,

Я слышу голоса, и смех и плач.

Кто сжал в гримасе рот, а кто руками

Закрыл лицо; у тех во взоре пламя;

145 А те, улыбкой освещая взор,

Спешат зловещей тьме наперекор.

Те озираются, а эти вверх глядят,

Их тысячи – все движутся не в лад.

Вот дева мчится – щеки рдеют в краске,

150 Смешались локоны в их буйной пляске.

Всех слушает таинственный возница,

Все пристальнее вглядываясь в лица.

Как ветер гривы скакунам колышет!

Ах, знать бы мне, что сей возница пишет!

155 Теней – и колесницы – след исчез

В неясном свете сумрачных небес.

Реальность кажется реальней вдвое,

Как мутная река, она с собою

В ничто уносит душу. Но опять

160 Видение я стану воскрешать:

Таинственная эта колесница

Торжественно по свету мчится, мчится...

Неужто нет в нас ныне прежних сил,

Чтоб выше дух фантазии парил?

165 Где скакуны, что понесут нас смело

По облакам, свое свершая дело?

Нет больше тайн? Изучены эфир

И нераскрытой почки нежный мир?

Юпитера суровое веленье

170 И нежное зеленое цветенье

Лугов альпийских? Был алтарь святой

На этом острове. И песне той,

Что здесь царила, гармоничной, плавной,

С тех пор на свете не бывало равной.

175 Планете уподобясь, мощный звук

По пустоте свершал за кругом круг.

Искусство муз во времена былые

Ценилось выше: кудри золотые

Расчесывали музы круглый год

180 И пели, заслужив за то почет.

Что ж, это все забыто? В самом деле?

Невежество и варварство хотели,

Чтоб Аполлон мучительно краснел

За жалкий царства своего удел.

185 Кто оседлал картонную лошадку,

Тот полон был уверенности сладкой:

Под ним – Пегас. О, дерзостный обман!

Ревут ветра, взметнулся океан,

Но вы глухие. Бездна голубая

190 Раскрыла грудь свою. Роса, сверкая,

В ночи скопилась – и в рассветный час

Она разбудит утро – но не вас.

Бесчувственные к истинной природе,

Вы слепы, вы подвластны только моде,

195 Ваш сломан компас, заржавел секстант

И сгинул заблудившийся талант.

Притом вы, дерзкие, других учили

Прокладывать стихов негодных мили.

Бездарностей несметное число

200 Спокойно превратили в ремесло

Поэзию. И даже Аполлона

Подвергли поношенью исступленно,

И сами не заметили того;

Лишь в узкой мерке мнилось торжество,

205 Виднелось меж девизов устарелых

Лишь имя Буало.

Но вы, кто смело

Парит в сиянье голубого дня

И чье величье радует меня,

Почтеньем робким душу наполняя,

210 Здесь начертать святые имена я

Не смею. Разве Темзы скорбь и муть

Приносят радость вам когда-нибудь?

Неужто вы над Эйвоном в печали

Не собирались, слез не проливали?

215 Сказали ль вы последнее "прости"

Краям, где лаврам больше не расти?

Или остались с духом одиноким,

Кто, юность краткую воспев, с жестоким

Столкнулся миром и угас? Но нет,

220 Не надо думать мне о веке бед!

Наш век – светлее: свежими цветами

Вы нас теперь благословили сами.

Аккорды в хрустале озерных вод

Их в черном клюве лебедь нам несет.

225 А из густых лугов светло и гордо

Летят в долину звучные аккорды

И плавно растекаются по ней.

Свирель поет отчетливей, звучней,

Вы счастливы и лучезарны стали...

230 Все это так; но вот затрепетали

В тех сладких песнях странные грома:

С величием смешалась Мощь сама.

Но ведь, сказать по правде, эти темы

Дубинки, а поэты-Полифемы

235 Тревожат ими море. Вечный свет

Поэзия, ей иссяканья нет.

Тихонько мощь в ней дремлет, и могли бы

Ее бровей изящные изгибы

Очаровать. Ее не грозен вид

240 Она лишь мановением царит.

Хоть родилась от муз, но эта сила

Лишь падший ангел; вмиг бы своротила

Деревья с корнем; саван, черти, тьма

Ту силу радуют, ее сама

245 Изнанка жизни, тернии питают;

О силе помня, часто забывают

Поэзии живительный итог:

Дать утешенье и ввести в чертог

Высокой мысли.

Я ликую все же:

250 Ведь семя горькое дать может тоже

Прекрасный гордый мирт. И в нем найдут

Лесные пташки благостный приют,

И крылья их захлопают над сенью,

Наполнят воздух щебет их и пенье!

255 От терниев густых очистим ствол,

Чтобы оленей выводок нашел

С цветами дикими ковер из дерна,

Когда отсюда мы уйдем покорно.

Пускай ничто не будет здесь грозней,

260 Чем вздох влюбленного в тени ветвей,

Взволнованней, чем безмятежный взгляд

Над книгой, чьи страницы шелестят,

И трепетней, чем склоны травяные

Холмов. О вы, надежды золотые!

265 Там, где царят покои и тишина,

Воображенью будет не до сна.

Среди поэтов только тот король,

Кто горестных сердец утишит боль.

Дожить бы до поры блаженной этой!

270 Не скажут ли, что на венец поэта

Я тщетно мечу; что в бесславный миг

Лицо мне лучше спрятать от других?

Склонись, мальчишка жалкий и плаксивый,

Пока не грянул гром велеречивый!

275 Нет! Если спрячусь – только в угол тот,

Где свет Поэзии сильней блеснет.

А если я умру, тогда... Ну, что же:

Под сенью тополей меня положат,

И надо мною зашумит трава,

280 И начертают добрые слова...

Но прочь печаль! Ведь тот еще не знает

Отчаянья, кто мудро притязает

Достигнуть высшей цели бытия

И жаждет этого. Пусть даже я

285 Наследства мудрого совсем не стою,

Не властен над ветров шальной игрою,

Пусть мне не сделать темный дух людей

Открытее, прекрасней и светлей,

Но где-то на окраине земли

290 Свет мудрости мерцает мне вдали,

Поэзии секреты открывая.

Моя свобода там, я это знаю.

Мне так же цель поэзии ясна,

Как то, что чередой идут весна

295 И лето, осень сменится зимою;

Как то, что шпиль церковный надо мною

Сквозь облака пронзает синеву.

Нет, я ничтожным трусом прослыву,

Коль дрогнет малодушно хоть ресница

300 И скрою то, что ясно, как денница.

Пусть я шальным безумцем поскачу

Над пропастью, пусть жаркому лучу

Дам растопить дедаловские крылья

И рухну вниз – в Икаровом бессилье.

305 Но разум успокоиться велит.

Вдали в тумане океан блестит;

Усыпан островками, бесконечен...

Как труд мой долог, безнадежен, вечен!

Ужель измерить эту ширь дерзну,

310 Смиренно отреченье не шепну

И не скажу: нет, невозможно это!

Нет, невозможно!

Робких мыслей светом

Я стану жить. И странный опыт мой

Пусть завершится кроткой тишиной.

315 Пусть не могу сейчас прогнать тревогу,

Я в сердце дружеском найду подмогу!

Ведь братством, честью, дружеством щедра

Тропа людская к торжеству добра.

Биенье сердца, породив сонеты,

320 Их направляет в голову поэта.

Родятся рифмы в звонкой тишине

И празднично ликуют в вышине,

Как бы посланье из грядущей дали,

Как книга, что с уютной полки сняли,

325 Чтоб завтра вместе радоваться ей

И наслаждаться светом прежних дней.

Едва пером вожу: мелодий стаи,

По комнате, как голуби порхая,

Напоминают о восторге дня,

330 Когда впервые тронули меня.

Мелодии все крепнут – и вот-вот

Отправятся в пленительный полет

И образов пробудят вереницу:

Вакх выпрыгнет из легкой колесницы,

335 На Ариадну взор он устремит,

Ему ответит жар ее ланит.

Так звучные слова я вспоминаю,

Когда альбом рисунков раскрываю

И сквозь прозрачность невесомых строк

340 Струится мирных образов поток:

Вот лебедь в камышах густых таится,

А вот вспорхнула из кустов синица.

Вот бабочка. Раскинула крыла,

Приникла к розе – и насквозь прожгла

340 Ее земная радость. Снова, снова

Я извлекаю множество такого

Из памяти – но не забыть бы мне

О маками увитом тихом сне.

Он рифмы мне подсказывает споро

350 И властен шумно-дружеские хоры

Блаженной тишиною заменить.

Я об ушедшем дне могу грустить,

О радостях его, в своей постели.

То был поэта дом – ключи звенели

355 От храма радости. Из темноты

Чуть виделись знакомые черты

Поэтов прошлого. Мертвы и зыбки

Их мраморно-холодные улыбки.

Как счастлив тот, кто будущим векам

360 Свою вверяет славу. Были там

Сатиры, фавны – резвыми прыжками

Сквозь листья устремились за плодами

Созревшими. Вот храм передо мной,

Вот по траве беспечною гурьбой

365 Проходят нимфы – и рукою белой

Одна из них уже почти задела

Луч солнца. А на полотне другом

Склонились сестры – и глядят вдвоем

На робкие движения ребенка.

370 Вот нимфы вместе слушают, как звонко

Пастушья дудка на лугу поет.

Вот нимфа покрывало подает,

Чтоб вытерлась купальщица-Диана,

И кончик покрывала непрестанно

375 Трепещет и соседствует с водой:

Так океанский пенистый прибой

Бросает белизну свою на скалы,

Чтобы она вдоль брега трепетала,

А после, пенной влагой поиграв,

380 Ее развеет по ковру из трав.

Покорно Сафо голову склонила,

Полуулыбка на устах застыла,

В чертах ее покой: давно сошла

Печать угрюмых дум с ее чела.

385 Вот рядом мраморный Альфред Великий

С сочувствием и жалостью на лике

К терзаньям мира. Вот Костюшко – он

Страданьем благородным изможден.

А вот Петрарка в рощице зеленой,

390 Явленьем Лауры вновь потрясенный.

Счастливцы! Мощных крыльев гордый взлет

Им виден. Лик Поэзии сверкнет

Меж ними – и пред ней такие дали,

Куда проникнуть я смогу едва ли.