Текст книги "Первая мировая война"

Автор книги: Джон Киган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Немецкие добровольцы, в основном представители состоятельных слоев общества, которые «отправились на войну, опьяненные милитаристским дурманом», полегли от рук Томми Аткинсов [8]8
  Томми Аткинс – прозвище английского солдата. (Прим перев.)


[Закрыть], профессиональных солдат, выходцев из рабочей среды, воспринимавших военные действия как выполнение своей обычной работы и отвечавших за ее результат только перед своими однополчанами.

Приведем отрывок из воспоминаний английского капрала Уильяма Холбрука, принимавшего участие в Первом сражении при Ипре:

«После проведенной нами контратаки, в сгустившихся сумерках, я неожиданно обнаружил, что рядом со мной нет никого из наших. Внезапно наступившую было тишину нарушили разрывы снарядов. Стреляли немцы. Я пополз к нашим позициям и вскоре наткнулся на нашего офицера и трех солдат. Среди них я узнал своего приятеля Каиничи, который, хотя и был итальянцем, слыл настоящим кокни [9]9
  Кокни – лондонец из низов, обычно, уроженец Ист-Энда (Прим. перев.)


[Закрыть]. Они тоже пытались выйти из-под обстрела… В стороне от нас раздались стоны. Мы поползли и увидели немца, еще совсем молодого парня. Из его полуоткрытых запекшихся губ вырывалось хриплое, прерывистое дыхание. «Я ранен», – чуть слышно произнес немец по-английски. «Если бы вы не полезли на нас, вас бы никто не ранил», ответил офицер… Едва мы успели перевязать раненого, как офицера срезала шальная пуля, и почти сразу же около нас разорвался снаряд. Каиничи получил осколочное ранение в ногу. Отослав солдат с телом погибшего офицера к нашим позициям, я извлек осколок из ноги Каиничи и наложил раненому повязку. Взглянув на лежащего невдалеке немца, я увидел, что парень умер. Я оттащил его в образовавшуюся воронку и, как сумел, забросал яму листьями и какими-то ветками. Затем, помогая раненому приятелю, пополз вместе с ним к нашим окопам».

Немцы возобновили наступление 31 октября, асе еще надеясь прорваться к морю и захватить французские порты Кале и Дюнкерк. В наступление перешла развернутая юго-восточнее Ипра на участке Верник – Дэлемон армейская группа под командованием генерала Фабека, состоявшая из шести дивизий. Однако добиться большого успеха немцам не удалось. Продвинувшись вперед на несколько километров, они были остановлены англичанами. Как пишет один из немецких военных историков, наступление группы Фабека захлебнулось, потому что «англичане подтянули к линии фронта две свежие дивизии». На самом деле на пути немцев встали поредевшие батальоны Вустерширского, Глостерширского, Уэльского, Суссекского, Нортгемптонширского, Оксфордширского, Бекингемширского, 60-го стрелкового и Шотландского полков. Вместе с пехотинцами оборону держали (в спешенном строю) и кавалеристы. Остановить наступление немцев англичанам снова помогла меткая и хорошо организованная стрельба. 3 ноября немецкое командование приняло решение временно перейти к обороне. К линии фронта на усиление армейской группы Фабека двигались свежие части, прибытие которых намечалось к 10 ноября.

Действительно, к 10 ноября немцы сумели сформировать две ударные группы: армейскую группу под командованием генерала Линзингена, состоявшую из двух корпусов, и армейскую группу генерала Фабека, состоявшую из трех корпусов. Перед Линзингеном и Фабеком была поставлена задача прорвать оборону противника на восточных и юго-восточных подступах к Ипру. Однако вследствие несогласованных действий ударных групп задуманная немцами операция успехом не увенчалась.

Отметим, что в ходе Первого сражения при Ипре сам Ипр и близлежащие к нему городки и деревни подверглись сильному разрушению. В Ипре от огня тяжелой артиллерии немцев пострадали Зал ткачей и кафедральный собор. 31 октября в результате прямого попадания артиллерийского снаряда был частично разрушен дворец в Хооге, городке близ Ипра, при этом погибли несколько штабных офицеров 1-й и 2-й пехотных дивизий английской армии. 11 ноября Хоог стал ареной ожесточенного боя. На город наступали крупные немецкие силы: 1-й и 3-й гвардейские полки и 4-я пехотная дивизия, а оборону поначалу держал только один батальон инженерных войск англичан. Казалось, немцы сумеют занять Хоог и прорваться к Ипру, однако их наступление было остановлено подошедшими к месту боя батальонами Оксфордширского и Бегингемширского пехотных полков.

Стойко обороняясь в районе Ипра, англичанам удалось удержать позиции, однако севернее и южнее полосы обороны защитников города немцам удалось продвинуться на несколько километров, в результате чего к востоку от Ипра образовался небольшой выступ. Принимая во внимание возможность окружения города неприятелем, союзники предприняли несколько попыток выдвинуться на флангах севернее и южнее Ипра, а немцы, в свою очередь, не оставляли намерений захватить город. Однако боевые действия не принесли успеха ни одной из сторон. Первое сражение при Ипре закончилось боями местного значения, которые велись до 22 ноября. Отметим, что в ходе боев во Фландрии инициативой владели немцы, однако успеха они, по существу, не добились. Союзные армии стойко оборонялись и не допустили продвижения неприятеля вдоль берега моря.

Во время боев во Фландрии каждая из сторон стремилась обойти открытый фланг неприятеля и этим маневром решить исход борьбы в свою пользу. Стремление к охвату фланга противника требовало все новых и новых сил, однако ни одна из сторон не имела для этого необходимых свободных войск. Приходилось снимать войска с других участков фронта, где переходили к обороне. При взаимных попытках охватить фланг противника стороны располагали примерно равными силами, и потому ни союзникам, ни немцам не удалось добиться стратегического успеха. Во время Первого сражения при Ипре силы противников были растянуты по всему фронту, и создать у Ипра мощную ударную группировку не представлялось возможным. Оборона стала сильнее наступления.

После первого сражения при Ипре на всем франко-германском фронте начался позиционный период войны. Обе стороны принялись укреплять занятые позиции, поставив перед собой цель создать оборонительные сооружения, достаточные для того, чтобы, если потребуется, держать долговременную оборону даже малыми силами. Отметим: и союзники, и немцы сумели осуществить свои планы. В результате после трех с половиной месяцев ожесточенных сражений противники оказались перед укрепленными позициями друг друга на огромном фронте от Северного моря до швейцарской границы протяженностью в 475 миль.

Первое сражение при Ипре завершило маневренную борьбу на Западном фронте в 1914 году. За время ведения боевых действий – в Пограничном сражении, в битве при Марне, в боях на Эне, Уазе и Изере, в Первом сражении при Ипре – обе стороны понесли большие потери. Наиболее значительные потери понесла французская армия. За четыре месяца ожесточенных боев французы потеряли убитыми, ранеными, попавшими в плен и пропавшими без вести 510 000 солдат и офицеров, в том числе в августе – 160 000, в сентябре – 200 000, в октябре – 80 000, в ноябре – 70 000. Наибольшие потери понесла французская молодежь. Из тех, кому еще не было и двадцати лет, погибли 45 000 человек. Из лиц двадцати – двадцатичетырехлетнего возраста пали в бою 92 000 человек. 70 000 человек погибли в возрасте двадцати пяти – двадцати девяти лет. Велики были и потери среди французов среднего возраста. Из тех, кому было от тридцати до тридцати девяти лет, погибли 80 000 человек. (В 1914 году мужское население Франции насчитывало 20 млн человек, в том числе 10 млн военнообязанных). Немногим меньше были потери немецкой армии. Немцы потеряли убитыми 241 000 солдат и офицеров, из них 99 000 в возрасте двадцати – двадцати четырех лет. (В 1914 году мужское население Германии составляло 32 млн человек). Бельгийская армия потеряла убитыми 30 000 солдат и офицеров. (В 1914 году в Бельгии насчитывалось 1 800 000 человек, годных к военной службе). Английская экспедиционная армия потеряла убитыми, ранеными, попавшими в плен и пропавшими без вести половину своего состава – 80 000 человек.

Несмотря на большие потери, ни немцы, ни французы не добились поставленных перед собой целей. План Шлиффена, на который в Германии возлагали столь большие надежды, потерпел неудачу. Немецкие войска не сумели «грандиозным охватывающим движением» окружить французскую армию. Оказался нереализованным и план войны, разработанный французским Генеральным штабом. Наступление в Эльзасе и Лотарингии провалилось. Ни одна из сторон не смогла добиться стратегического успеха и в сражениях на территории Фландрии. Маневр силами производился недостаточно решительно, ибо противники опасались слишком сильно ослаблять фронт на занимаемых рубежах, вследствие чего на новых участках фронта не достигали нужного превосходства. Кроме того, переброшенные соединения часто действовали несогласованно и недостаточно энергично. Вследствие этих причин идея охвата фланга так и не оказалась реализованной.

Не последнюю роль в ходе боевых действия сыграло истощение войск и нарушение их снабжения. Так, пополнение немецких армий материальными средствами происходило с большими трудностями: средства связи и сообщения в немецком тылу были разрушены французами при отступлении. Во всех армиях не хватило пушек и боеприпасов. К примеру, а сражении при Ипре на одну английскую батарею выделялось лишь шесть снарядов в день, которых едва хватало на то, чтобы обстрелять неприятельские траншеи, а результате чего пехоте приходилось идти в атаку под пулеметным огнем противника.

Завершая рассказ о ходе боевых действий на Западном фронте в 1914 году, отметим, что развитие этих действий было отчасти схоже с тем, что имело место во время франко-прусской войны в 1870 году. И в 1914, и в 1870 году боевые действия начались с французского наступления в Лотарингии, которое в обоих случаях не принесло французам успеха. Последовавшие за этим события также схожи: и в 1870, и в 1914 году немцы перешли в наступление и продвинулись до Парижа, но были остановлены на подступах к французской столице, после чего обе стороны занялись возведением оборонительных сооружений. (Во время франко-прусской войны Париж был сдан неприятелю в начале 1871 года в силу стечения обстоятельств, которые мы не станем рассматривать).

Более существенны различия в ходе этих двух войн. В 1870 году французская армия была быстро разгромлена, а в 1914 году французы, хотя и понесли большие потери, но они были сравнимы с немецкими. Кроме того, в 1914 году французам (совместно с союзниками) удалось вынудить немецкие армии отступать от Парижа и перевести боевые действия в периферийные районы страны. В 1870 году прусские войска оккупировали значительную часть территории Франции, а к концу 1914 года в руках французов оставались семьдесят семь департаментов из девяноста, при этом промышленность и сельское хозяйство не понесли большого ущерба. Наконец, во время Первой Мировой войны на стороне французов воевали союзники. Особенно большую помощь оказала Франции Англия, одна из великих держав мира.

Можно смело сказать, что к концу 1914 года Германия не располагала возможностями одержать быструю победу над неприятелем и повторить тот успех, которого она добилась сорок три года назад.

Глава 5. Победа и поражение на Востоке

В 1800 году Веллингтон писал: «Для военной операции время – это все». Следование этому бесспорному постулату выразилось в блестящей согласованности действий, которой он и обязан всеми своими победами, в том числе при Саламанке и Ватерлоо. Именно времени не хватало Шлиффену – времени на мобилизацию, времени, чтобы сконцентрировать силы, времени на их развертывание, времени, чтобы добраться до цели. Это видно хотя бы по проведенным им тщательным временным расчетам. Эти расчеты наглядно продемонстрировали как самому Шлиффену, так и его преемникам, что одержать победу над Францией можно только лишь за счет максимального ослабления сил на Востоке. Всем известные слабости России убедили Шлиффена и сменившего его Мольтке, что пройдет сорок дней, прежде чем царские армии смогут появиться на восточной границе Германии. Результаты проведенных в германском Генштабе военных игр подтверждали справедливость выводов Шлиффена и Мольтке в отношении победы над временным фактором.

Время – не единственное измерение, в котором протекает война. Пространство также является стратегически важным измерением. В прошлом оно сослужило хорошую службу России, особенно в 1812 году, когда Наполеон обрек свою Великую армию на долгий марш к Москве. Однако Шлиффен и офицеры Большого Генерального штаба в первом десятилетии двадцатого века убедили себя, что пространственный фактор на Востоке теперь на их стороне. Огромные расстояния на территории Российской империи, разделяющие населенные пункты, где резервисты должны проходить мобилизацию, и относительная редкость железнодорожных линий, соединяющих такие центры с границей, заставили военных аналитиков Германии и Австрии предположить, что сроки мобилизации, измеряемые у них в днях, в России должны растянуться на недели.

Казалось, что географическое пространство специально было организовано так, чтобы работать на Германию по ее сторону границы. Раздел территорий между тремя империями – Германией, Австрией и Россией в результате раздела Польши столетием раньше на первый взгляд создавал в случае войны преимущество для русских. Русская Польша с центром в Варшаве образовывала большой выступ между Карпатскими горами в сторону Австрии на юге и в сторону Восточной Пруссии на севере, создавая угрозу для немецкой Силезии, поскольку там не было никаких серьезных водных препятствий, таких, как Висла или Припятские болота, которые защищали сердце России от вторжения. Тем не менее "Польский балкон" был областью, создающей больше оперативного риска, чем наступательных возможностей, поскольку его фланги с обеих сторон были перекрыты труднопроходимой местностью. Карпаты за счет своей формы образовывали не просто защитную стену, но и имели цепь перевалов, служивших удобными воротами для вылазок, позволяющих отражать нападения захватчиков с северо-востока. В то же время равнинная территория Восточной Пруссии выставляла на пути наступающей армии целый лабиринт озер и лесов, затруднявший выполнение приказов и препятствовавший связи между наступающими подразделениями. Край Мазурских озер, родина задорной мазурки, представлял собой территорию, где располагались в основном небольшие населенные пункты, изолированные от мира и связанные с ним только грунтовыми дорогами, которые угрожали уменьшить темп продвижения армии до скорости улитки. Позади Мазурских озер, кроме того, располагалась цепь немецких крепостей, защищавших густонаселенные районы Восточной Пруссии, – Торн, Грауденц и Мариенбург на берегу Вислы. Линию продолжали австрийские карпатские крепости Краков, Перемышль и Лемберг (Львов). Русское Главное командование долго не могло осознать неоднозначность стратегического значения Польского выступа, где смелое наступление, угрожающее Берлину, также могло обернуться катастрофой и для самих нападающих, если бы противник, скоординировав движение, попытался отрезать их от тыла. Перекрыв железнодорожные линии и подъездные дороги к театру военных действий и истощив тем самым их армию, неприятель получал возможность начать контрнаступление. Ради осторожности были разработаны две западные стратегии. "План G" подразумевал наличие крупных частей в резерве, а "план А" – выдвижение их вперед.

Под давлением французского командования, хотя и без особого желания использовать все свои силы и возможности в совместных с западными союзниками действиях против общего неприятеля – Германии, – русское Главное командование в 1914 году остановило свои выбор на "плане А". Две пятых армии мирного времени в любом случае группировались в районе крупного военного центра – Варшавы. Отсюда должно было начаться развертывание сил против Восточной Пруссии и Карпат. При усилении армии резервами, набранными за счет внутренней мобилизации, необходимая численность могла быть легко достигнута. И расчеты, и просто здравый смысл подсказывали, что основная масса российских западных формирований должна двинуться на юг, к Карпатам, в Австро-Венгрию, которая, в отличие от Германии, могла рассчитывать на ведение войны только на один фронт – сербскую армию, появившуюся на сцене в начале войны, никто в расчет не принимал, – и там развертывать свои основные силы. Но, по расчетам русского Штаба, позиции Германии на востоке были довольно слабыми, и царскому командованию не составляло труда найти достаточные силы, чтобы начать наступление на восточно-прусской границе. Это наступление, оставив австрийцев в стороне, гарантировало бы Берлину кризис на заднем дворе его собственного дома. Помимо всего прочего, земли к востоку от Эльбы были исторической родиной немецкого офицерского корпуса и оплотом всей германской землевладельческой аристократии. Поэтому атака через Мазурию на Кенигсберг и другие старинные крепости тевтонских рыцарей, от которых вела происхождение германская знать, должна была произвести не только материальный, но и психологический эффект, что вызвало бы у немецкого Главного командования сильное беспокойство.

Германия и в самом деле немного отложила великий поход на запад ("Aufsmarsch"), чтобы удержать сердце Пруссии. Согласно военному плану, только одна из восьми немецких армий была направлена на Восточный фронт – Восьмая армия под командованием генерала Макса фон Приттвица-унд-Гаффрона, пруссака из пруссаков, в составе 1-го, 17-го и 20-го корпусов, 1-го резервного корпуса и 1-й кавалерийской дивизии. Все они имели приписку в Пруссии, 1-й и 1-й резервный корпуса – в Кенигсберге, исконном гнезде тевтонских рыцарей, 17-й корпус – в Данциге, 20-й – в Алленштайне, 1-я кавалерийская дивизия – в Кенигсберге, Инстербурге и Дойч-Эйлау. К Восьмой армии были добавлены мобилизованные резервы – эрзац-дивизии и формирования ландвера, подняты резервисты до– и послепризывного возраста, – в результате чего численность армии возросла почти на целый корпус. Можно было быть уверенным, что солдаты, многие из которых были завербованы или призваны в тех районах, которым непосредственно угрожало вторжение, будут упорно стоять против врага, защищая свою родину.

Тем не менее противник численно превосходил их. Русское Главное командование выделило для восточно-прусских операций Первую и Вторую армии Северо-Западного фронта. Вместе против четырех корпусов Приттвица они выставили девять своих и семь кавалерийских дивизий, включая две Императорской гвардии, против его одной. Кроме того, и Ренненкампф, командовавший Первой армией, и Самсонов, командовавший Второй, были ветеранами русско-японской войны, в которой каждый из них командовал дивизией, тогда как Приттвиц еще вовсе не имел опыта военных действий. Их формирования были очень крупными, дивизии состояли из шестнадцати батальонов вместо двенадцати, также весьма многочисленных, – хотя, по общему признанию, зачастую почти неподготовленных и поэтому неспособных нанести серьезный урон противнику. Хотя их артиллерия была слабее немецкой, особенно тяжелой, нельзя сказать, что она значительно хуже обеспечивалась боеприпасами. Вообще, как стало ясно позже, все армии серьезно недооценили расход снарядов, которого требовали современные баталии. Расчет делался исходя из 700 снарядов на орудие. Русские в этом отношении оказались в ненамного худшем положении, чем французы во время битвы на Марне. Кроме того, русская военная промышленность весьма оперативно и успешно откликалась на требования действующей армии. Тем не менее боеспособность российских войск ограничивалась их серьезными недостатками. Кавалерия, несравненно более многочисленная, чем в любой другой армии, создавала проблемы с доставкой необходимого количества корма. Эти проблемы непосильным бременем ложились на транспортное обеспечение, сильно уступавшее немецкому и вообще не соответствовавшее численности армии; так, было необходимо 40 поездов только чтобы доставить на фронт 4 тысячи человек из кавалерийских дивизий и 16 тысяч пехотинцев.

Кадры также были слабым местом. Русские полковые офицеры распределялись назначением сверху и зачастую были плохо обучены. Любой молодой офицер, стремления которого подкреплялись возможностью его родителей оплатить обучение, старался поступить в Академию Генерального штаба и вскоре утрачивал представление об обязанностях армейского офицера, что существенно снижало эффективность его штабной работы. В эпизоде романа "Война и мир", посвященном Бородинской битве, Толстой тонко подметил, что русский офицерский корпус включал два класса, которые едва знали друг друга. С одной стороны существовала огромная масса ротных командиров, а с другой были командиры батальонов и более старшие офицеры, набиравшиеся из ограниченного круга лиц аристократического происхождения, принадлежавших к верхушке общества. Смелость, преданность и послушание солдата-крестьянина обычно компенсировали ошибки и упущения его начальников. Однако, столкнувшись с армиями стран, в которых с неграмотностью было покончено, в то время как в России до этого было еще далеки, русские пехотинцы оказывались во все более невыгодном положении. Их быстро деморализовывали поражения, особенно нанесенные превосходящими силами артиллерии, и они сдавались легко и без стыда, массово, особенно если чувствовали себя покинутыми или обманутыми. Их "Святая Троица" – Вера, Царь и Отечество – все еще могла вызвать бездумную храбрость; но поражения, как и пьянство, быстро уничтожали преданность полковым знаменам и образам.

Но это все еще были великолепные полки; в середине августа они пешим и конным строем шли на завоевание Восточной Пруссии – Владимирский, Суздальский, Угличский и Казанский полки 16-й пехотной дивизии, Литовский, Волынский и Гренадерский полки 3-й гвардейской дивизии, гвардейские уланы и гусары, черноморские казаки – с полковыми певцами во главе колонны и полковой кухней, катящейся позади. Война вызывала щемящую тоску, многие не понимали, зачем они маршируют на запад, но полк был той же деревней, офицер – тем же помещиком, и пока еще соблюдалось время трапезы и воскресные службы, с шансом получить водки и свидания в деревнях, которые они проходили. Солженицынский "Август 1914-го" захватывает незабываемым настроением русской "мобилизации": "Воля, направлявшая царских солдат под орудийный огонь".

Они могли чувствовать себя уверенно. Огромный перевес сил со стороны русской армии – девяносто восемь мобилизованных пехотных и тридцать семь кавалерийских дивизий – гарантировали Ставке, высшему военному руководству, подавляющее превосходство над немецкой Восьмой армией, даже с учетом того, что на юге в борьбу вступили еще сорок австро-венгерских дивизий. Возможно, первоначально Ставка предполагала двигать армии Рененкампфа и Самсонова вместе, не допуская разрыва между ними. Крылья их армий, выстроенные соответственно в западном направлении к Кенигсбергу и в северном к Грауденца, должны были, при соответствующей организации действий, ловко обойти эти две крепости и замкнуть клещи вокруг Восьмой армии – тем самым либо уничтожив ее, либо отбросив далеко назад. Таким образом, открывался свободный путь для дальнейшего вторжения русской армии в Западную Пруссию и Силезию.

География стала первым фактором, нарушившим плавность проведения этой операции, Но гораздо менее простительны робость и некомпетентность, помешавшие провести ее в нужный срок. Короче говоря, русские повторили ошибку, которую так часто совершают армии, успокоенные неоспоримым преимуществом в численности. Эту ошибку сделали спартанцы при Левктрах, Дарий при Гавгамелах, Хукер при Ченслорсвилле, позволив своему более слабому неприятелю сконцентрировать свои силы сначала против одной части армии, затем против другой, и таким образом разбить обе. Более объяснимым было использование немцами географических особенностей местности для успешного продвижения своих частей на востоке Восточной Пруссии местность вроде бы обещала для русских войск сравнительно беспрепятственное наступление. Но южнее находится цепь озер, питающих реку Ангерапп, которая являлась серьезным препятствием для продвижения армии. Через эти места существуют сквозные пути, в том числе через Летцен, но в 1914 году.

^{Восточный фронт 1914–1918 гг.}

этом месте стояли германские укрепления. В результате на внутренних, обращенных друг к другу, флангах Первой и Второй армий встал водный барьер, протянувшийся почти на 80 километров с севера на юг. Это привело к утрате связи между армиями и к несогласованности действий. В стратегическом отношении в создавшейся ситуации проще всего было бы перегруппировать позиции войск в районе Ангераппа на север и юг, хотя бы для их фронтального усиления. Именно такое распоряжение было отдано генералом Жилинским, командующим Северо-Западным фронтом, Ренненкампфу и Самсонову.

Командующий фронтом был осведомлен о том, какие возможности предоставляло немцам такое разделение русских армий и, соответственно, соблюдал осторожность, чтобы предусмотреть защиту флангов обеих группировок двух его армий. Однако принятые меры только увеличили потенциальную опасность ситуации, поскольку усилили фланг Ренненкампфа на Балтийском побережье, который и без того не подвергался никакому риску. Самсонов отправил часть войск для прикрытия левого фланга на варшавском направлении, где ему тоже пока ничего не угрожало, пока действовало распоряжение одному из корпусов Второй армии стоять неподвижно в промежутке, отделяющем ее от Первой. В результате обе армии оказались слишком ослаблены, чтобы выполнить свою основную задачу. Имея первоначальное развертывание с преимуществом в девятнадцать дивизий против девяти, Ренненкампф и Самсонов на самом деле атаковали только с шестнадцатью дивизиями.

Но гораздо хуже было то, что обе армии прибыли на свои исходные позиции с разницей в пять дней. Первая армия пересекла восточную границу Пруссии 15 августа – очень похвальное достижение, учитывая, что французы и немцы к этому моменту все еще не завершили концентрацию сил на западе. Но Вторая армия смогла сделать это только после 20 августа. Их разделяло пространство в 80 километров пересеченных озерами земель, то есть три дня марша, которое не позволяло одной из армий быстро прийти к другой на помощь в случае трудностей – пока еще неведомых ни Ренненкампфу, ни Самсонову.

Превосходство немцев над русскими в сборе разведданных решило исход дела. Хотя русские знали, что численно превосходят немцев, их средства обнаружения вражеских позиций были несовершенны. Русская кавалерия, несмотря на свою многочисленность, не стремилась глубоко проникать во вражеские позиции, предпочитая, встретив сопротивление, спешиваться и образовывать линию огня. Несмотря на то, что русская авиация имела в своем составе 244 самолета и была второй по величине в Европе, воздушная разведка русских так и не смогла проследить перемещения немецких войск. Напротив, 2-й авиационный батальон немецкой армии и два дирижабля, базировавшиеся в Позене [10]10
  Ныне Познань. (Прим. ред.)


[Закрыть]и Кенигсберге, начали сообщать как о численности, так и о перемещении колонн русской армии еще 9 августа – за неделю до того, как русские войска пересекли германскую границу. Авиация и дирижабли продолжали обеспечивать поступление германскому командованию свежей информации о противнике на протяжении всей кампании.

Это были предварительные сведения, но они сыграли решающую роль. Располагая информацией о том, что Ренненкампф опережал Самсонова на несколько дней (причем этот интервал должен был увеличиваться по мере того, как Самсонов, пробиваясь через сельскую глушь и множество небольших притоков, питающих Вислу, отставал от намеченных сроков), Приттвиц смог без особых опасений решиться на развертывание большей части своей Восьмой армии к северу от Мазурских озер. Когда русские начали свое наступление 17 августа с пробной атаки в районе Шталлупенена, они были отброшены назад. Когда тремя днями позже в Гумбиннене появились их основные силы в полном составе, 1-й корпус Восьмой армии под прикрытием темноты начал атаку. Его командир фон Франсуа, один из многих германских офицеров гугенотского происхождения, был агрессивен и энергичен не только на вид, и этот настрой передавался и его войскам.

1-й, 3-й и 4-й гренадерские и 33-й стрелковый принадлежали к числу наиболее знаменитых прусских полков, При первой же возможности они свирепо атаковали русские войска. Однако накануне русские успели вырыть траншеи и укрепить деревенские дома и прочие постройки. По мере того как немцы пробивались вперед, их потери росли. Артиллерия, которая традиционно была наиболее подготовленной частью царской армии, заняла выгодные позиции и, ведя огонь с близкого расстояния, устроила настоящую бойню. Вдобавок германские батареи 2-й дивизии по ошибке весьма эффективно обстреляли собственную пехоту. Многие части искали спасения в поспешном отступлении, и хотя в конечном счете немцы сумели оправиться и вновь собраться вместе, они были слишком потрясены, чтобы вернуться на линию огня. В середине дня 1-й корпус сделал привал. Рядом с ним встал 17-й корпус под командованием знаменитого лейб-гвардейского гусара фон Маккензена, который, ободренный ранее поступившими сообщениями об успехах немецкой армии, атаковал русский фланг северо-восточнее. Проведи он перед этим рекогносцировку, он обнаружил бы, что на его фронте, как и перед корпусом фон Франсуа, русские успели окопаться. С занятых рубежей они буквально поливали огнем наступающую немецкую пехоту. Под обстрелом вражеской и своей собственной артиллерии германские части нарушили строй и бежали. К вечеру ситуация на передовой 17-го корпуса была даже хуже, чем у 1-го корпуса. Сражение под Гумбинненом грозило из тактического поражения превратиться в стратегическую катастрофу. Справа от 17-го корпуса 1-й резервный под командованием фон Белова контратаковал, чтобы защитить фланг Маккензена от наступающих русских войск. Но даже известие об этом успехе не смогло остановить паники, начавшейся в штабе Восьмой армии. Приттвиц склонялся к убеждению, что вся армия должна оставить Восточную Пруссию и отступить за Вислу.

В OHL Мольтке был напуган донесениями из Восьмой армии. Эта неожиданная проблема ставила под сомнение саму возможность отложить разрешение кризиса на востоке, дока на западе не будет одержана решающая победа. Прошли только двадцать из сорока роковых дней, а "План Шлиффена" уже грозил развалиться прямо на глазах OHL. Сверх того, явно бедственное положение в Восточной Пруссии вызывало беспокойство иного характера. Именно там находились небольшие имения, из которых вел свое происхождение почти весь внутренний армейский круг. Потеря Приттвицем самообладания еще не угрожала безопасности страны в целом, но его отступление оставляло жен и детей офицеров и старых отставников на малость неприятеля. Штабным офицерам Притгвица, Хоффману и фон Вальдерзе, отчасти удалось поддерживать своего командира во время событий 21 августа. Тем не менее Приттвиц потерял доверие Мольтке. Поначалу Мольтке решил, что в первую очередь на восток должен быть немедленно послан новый руководитель операции, дабы взять на себя решение возникшей проблемы. Он выбрал Людендорфа, которому уже дважды столь блестяще удавалось разрешить кризис в Бельгии. Затем Мольтке решил избавиться от Приттвица, расценив его намерение отступать за Вислу, даже если бы впоследствии оно было пересмотрено, как проявление безволия. На его место он назначил Пауля фон Бенкендорф-унд-Гинденбурга, отставного офицера, который отличался не столько блестящим умом, сколько твердым характером. Гинденбург утверждал, что среди его предков были рыцари Тевтонского ордена, которые во время северных крестовых походов освободили Восточную Пруссию от язычников. Будучи лейтенантом в 3-й Гвардейской пехотной дивизии, Гинденбург был ранен при Кениггреце в 1866 году и сражался в франко-прусской войне, служил в Генеральном штабе и, наконец, командовал корпусом. Он оставил армейскую службу в 1911 году в возрасте шестидесяти четырех лет, он вновь получил назначение, когда началась война. Он так долго был в стороне от военных дел, что, когда ему пришел вызов от Мольтке, явился для рапорта в старой синей униформе, а не в новой мышино-серой. Они с Людендорфом, совершенно непохожие друг на друга, один – достопочтенный провинциал, другой – буржуазный технократ, должны были с самого начала объединиться, составив то, что сам Гинденбург называл "счастливым браком". Их качества – огромный авторитет Гинденбурга и безжалостный интеллект Людендорфа – прекрасно дополняли друг друга, делая эту пару одним из наиболее эффективных военных партнерств в истории.