Текст книги "Большой Синдикат Желаний"
Автор книги: Джон Бэнгс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Джон Кендрик Бэнгс
Большой Синдикат Желаний
Ферма превратилась в руины. Все пастбища покрылись буйной растительностью – чертополохом и прочими колючими сорняками. Строения пришли в безнадежное состояние и не подлежали ремонту, а старый дом, фамильный особняк Уилбрахамов, являл собой картину ужасающего запустения. Крышу латали в течение десятков лет, и теперь она напоминала своих собратьев только древностью происхождения. Ни в одном из окон особняка нельзя было найти целого стекла; да здесь они были и не нужны. Соседи поговаривали, что как-нибудь во время одной из жестоких бурь, которые на памяти старожилов часто проносились над этими местами, трубы дома, прежняя гордость графства, зашатаются и рухнут, превратив дом в груду развалин. Одним словом, ферма Уилбрахамов, бывшая когда-то образцовой, стала притчей во языцех и предметом насмешек; говорили, что она годится лишь на то, чтобы служить живописной моделью для какого-нибудь экстравагантного художника.
Однажды ночью, когда за окнами неистовствовала гроза, владелец старого дома, Ричард Уилбрахам, сидел в компании жены, которая пыталась найти на последней паре носков своего мужа хотя бы одно целое место, чтобы заштопать их. Уилбрахам безмолвно смотрел на тлеющие угли в камине, и тишина в комнате нарушалась лишь шипением поленьев на решетке да время от времени вздохом одного из супругов.
В конце концов женщина заговорила.
– Когда наступает срок платежа по закладной, Ричард? – спросила она, беспокойно пошевелившись в кресле.
– Завтра, – выдавил муж; казалось, это слово застряло в глотке и душило его.
– А ты… ты уверен, что полковник Дигби не продлит ее? – выпытывала она.
– Он отказался даже обсуждать со мной этот вопрос,– сказал Уилбрахам. – Каждый раз, когда я прихожу к нему в офис, он довольствуется тем, что размахивает бумагой у меня перед носом, а сам подзывает посыльного, чтобы тот выпроводил меня. Я не верю в знамения, Этелинда, есть лишь один верный знак – если к завтрашнему дню мы не раздобудем денег, то уже через сутки останемся без крыши над головой.
Женщина содрогнулась.
– Но, Ричард, – запротестовала она,– ты… ты же давно начал откладывать средства, чтобы выкупить дом. Где они?
– Все истрачено, Этелинда, истрачено на эту безумную аферу с яйцами, которую я пытался провернуть два года назад, – вздохнул Уилбрахам, закрыв лицо руками, чтобы не показывать своего горя и унижения. – Я продавал то, чего еще не получил, – добавил он. – Ты помнишь то время, когда первая группа инкубаторных кур начала нестись так обильно; мне казалось, что удача повернулась ко мне лицом – нет, раскрыла свои объятия и приглашает меня разделить с ней огромные богатства. В тот год на рынке образовался большой дефицит яиц, и я поехал в Нью-Йорк, продавал их дюжинами, сотнями дюжин, тысячами дюжин…
Поднявшись, он принялся в возбуждении мерить комнату шагами.
– Я продавал яйца миллионами, Этелинда, – продолжал он, огромным усилием воли совладав с собой. – Продавал яйца, которые должны были снести куры, чьи прапрапрабабки еще не вылупились из яиц, покамест не снесенных несуществующими цыплятами.
Уилбрахам понизил голос и заговорил хриплым, гортанным шепотом.
– И я обанкротился на поставках, – пробормотал он. – В течение последних восемнадцати месяцев цены на яйца постоянно росли, а вчера я не только отдал за сто тысяч свежих яиц, которые я должен был поставить, чтобы выполнить контракты, все свои деньги до последнего пенни, но и выдал долговое обязательство сроком на шестьдесят дней, которое я и не надеюсь оплатить. Иначе говоря, Этелинда, мы разорены.
Женщина отважно попыталась проявить стойкость, но удар оказался слишком сильным для ее истерзанных нервов; она разразилась горькими рыданиями.
– Но у нас еще осталось четыре несушки, – голосом, лишенным выражения, продолжал Уилбрахам. – Если они начнут нестись изо всех сил, то через тридцать дней у нас окажется самое большее десять дюжин яиц, не считая наших запасов, а к этому дню я обязан поставить Международной Холодильной Компании двенадцать тысяч штук по двадцать два с половиной цента за дюжину. Даже не будь этой закладной, мы все равно окажемся в лапах банкротства.
Последовала долгая тишина. Часы в холле громко тикали, и каждый звук отдавался в ушах хозяина подобно удару кузнечного молота, звено за звеном ковавшего цепь разорения, которая навеки закует его в кандалы нищеты. Они молчали почти час, и тишину лишь время от времени прерывало хлопанье ставень на ветру. И вдруг сводящее с ума монотонное тик-так-тик-такнастенных часов заглушил новый звук – громкий стук в дверь.
– Уже очень поздно, – произнесла женщина. – Кто бы это мог быть в такой час, как ты думаешь? Будь осторожен – а вдруг это разбойники?
– Я буду благодарен разбойникам, если они смогут найти в этом доме хоть что-нибудь ценное, – ответил Уилбрахам, поднимаясь и направляясь к двери. – Кто бы это ни был, на улице гроза, и, несмотря на нашу бедность, мы не можем выгнать странника, заблудившегося среди болот.
Поспешив к двери, фермер широко распахнул ее.
– Кто здесь? – окликнул он, вглядываясь во тьму.
Сильный порыв ледяного ветра задул свечу, и на пол у его ног шлепнулось несколько пригоршней мокрого снега, а по лицу хлестнули льдинки.
– Я странник, – донесся снаружи слабый голос, – я замерз и умираю от голода. Во имя человеколюбия, прошу вас впустить меня, иначе я потеряю сознание и погибну.
– Входите, входите! – воскликнул Уилбрахам. – Кто бы вы ни были, мы с радостью предоставим вам все, что у нас осталось; хотя, по правде говоря, это совсем немного.
В холл, спотыкаясь, вошел старик, согбенный и изможденный. Уилбрахам, подскочив к ослабевшему путнику, сильными руками подхватил его, осторожно провел к своему креслу у камина, и они вместе со своей верной женой растирали руки старика, пока тепло не вернулось к ним.
– Чашку чаю, дорогая моя, – попросил Уилбрахам. – Это восстановит его силы.
– И что-нибудь поесть, ради бога, – взмолился странник слабым, дрожащим голосом. – Самую малость, добрый господин, хотя бы яйцо!
При этих словах женщина нахмурилась.
– Яйцо? Сейчас, когда яйца… – начала она.
– Ну-ну, Этелинда! – мягко прервал ее Уилбрахам. – У нас осталось еще два в морозильнике – наш с тобой завтрак. Лучше я отдам этому доброму старику свой завтрак, чем буду смотреть, как он страдает. На самом деле с некоторых пор яйца мне не по вкусу, и…
– Как скажешь, Ричард, – покорно ответила женщина и с безнадежным вздохом направилась в кухню.
Через несколько минут она вернулась с дымящимся блюдом собственного приготовления – ярким, аппетитным золотистым яйцом, сваренным без скорлупы, на хрустящем тосте. Это была заманчивая картина, и у Уилбрахама, голодным взглядом уставившегося на него, потекли слюнки.
И тут произошло нечто неожиданное: старик, вместо того чтобы жадно наброситься на угощение, добродушно взглянул на хозяина, воздел руки, словно собираясь благословить его, и произнес нараспев следующие строчки:
Съевший это восхитительное блюдо,
Желанья три от нас получит в дар -
Так феи награждают тех,
Кто жертвует для нищего последним.
Прогремел ужасный раскат грома, вспыхнул ослепительный свет, похожий на молнию, и, когда вспышка погасла, странник исчез.
Уилбрахам взглянул на жену, не в силах произнести ни слова от изумления. Та, неверной походкой добравшись до своего кресла, уставилась на него расширенными от страха глазами.
– Это что… это был сон? – задыхаясь, промолвил он, вновь обретя дар речи. – Или у нас и в самом деле был посетитель?
– Я как раз хотела спросить тебя о том же, Ричард, – ответила она. – Это и впрямь было так необычно, и я едва могу поверить…
И тут взгляды их упали на дымящееся яйцо, по-прежнему лежавшее на столе, цветом напоминавшее прекрасный солнечный закат.
– Яйцо! – хрипло воскликнула женщина. – Должно быть, это все правда.
– Не хочешь съесть? – спросил Уилбрахам, галантно протягивая ей тарелку.
– Ни за что! – содрогнулась она. – Я не осмелюсь. Это слишком опасно.
– Тогда я съем, – решил Уилбрахам. – Если старик говорил правду…
Он проглотил яйцо целиком.
– Превосходно! – пробормотал он, предаваясь гастрономическому удовольствию. – Хотел бы я отведать еще парочку таких!
Не успел он выговорить эти слова, как на тарелке появились еще два вареных яйца, в точности как он и пожелал.
– Силы небесные, Этелинда! – вскричал Уилбрахам. – Мое желание исполнилось! Бог мой, хотел бы я узнать, кто этот старый плут!
Едва последние слова слетели с его уст, как откуда-то из-под потолка к его ногам упала карточка. Уилбрахам возбужденно подскочил и схватил ее на лету. Там значилось:
Генри У. Оберон Секретарь, Американская Волшебная Корпорация, 3007, Уолл-стрит.
– Генри У. Оберон, Американская Волшебная Корпорация, Уолл-стрит, а? – пробормотал Уилбрахам. – Клянусь Богом, хотел бы я знать…
– Стой! – умоляюще вскричала жена, хватая его за руку. – Прошу тебя, остановись, Ричард. Ты уже истратил два из своих трех желаний. Подумай, что тебе больше всего нужно, прежде чем использовать третье.
– Мудрая Этелинда, – проворчал муж, нежно погладив ее по голове. – Очень, очень мудро сказано; теперь я буду осторожен. Так, дайте-ка подумать… хотел бы я… хотел бы я…
Уилбрахам надолго умолк, и вдруг лицо его озарилось радостью.
– Я хочу иметь еще три желания! – крикнул он.
Еще один удар грома потряс дом до основания, и сверкающая золотисто-желтая молния осветила комнату, ослепив их, а затем все снова погрузилось во мрак.
– Господь милосердный, – вздрогнула добрая женщина. – Надеюсь, что это ответ на твое пожелание.
– Это легко выяснить, – ответил Уилбрахам. – Я выскажу еще несколько простеньких желаний, и если они сбудутся, то мы узнаем, был ли этот раскат грома посланием от Американской Волшебной Корпорации, позволяющим использовать их по предъявлении.
– Ну что ж, не будь слишком экстравагантным, – предупредила жена.
– Я буду настолько экстравагантным, насколько захочу, – возразил он. – Если мое четвертое желание сработает, Этелинда, то мой адрес отныне – улица Беспечности и авеню Сокровищ. Во-первых, я хочу, чтобы эта старая ферма оказалась в Баллихэке!
– Баллихэк! Конечная, все выходят! – раздался у двери грубый голос.
Уилбрахам бросился к окну и выглянул в ночь – вернее, только что это была ночь, а сейчас перед ним открылось гораздо более жуткое зрелище. Огромные плотные облака дыма висели над неприветливой, зловещего вида местностью, покрытой обугленными останками деревьев и почерневшими обломками камня. Среди этого безнадежного мрака двигалась бесконечная колонна изможденных рабочих, мужчин и женщин.
– О господи! – расстроенно воскликнул он; жалкая, убогая картина потрясла его. – Это еще хуже Диггвилля. О небо, хоть бы мы снова перенеслись обратно.
– Диггвилль! Пересадка на транспорт до улицы Беспечности и площади Богатства! – прокричал за дверью грубый голос, и Уилбрахам, снова выглянув в окно, с радостью увидел знакомые окрестности.
– Они работают исправно! – счастливо сообщил он.
– Верно, – ответила жена. – По-видимому, действуют. А ты, мне кажется, опять остался на бобах. У тебя снова в запасе всего одно желание, ты напрасно растратил четыре из пяти.
– А почему бы и нет, моя дорогая, – благожелательно улыбнулся Уилбрахам, – если мое следующее желание – получить шесть новеньких, прямо с фабрики?
Лицо миссис Уилбрахам прояснилось.
– О, великолепно! – восхищенно вскричала она. – Пожелай этого, пожелай, – торопись, а не то позабудешь!
– Мой заказ – еще шесть желаний! – рявкнул Уилбрахам.
Как и в прошлый раз, сверкнула молния, прогремел гром.
– Спасибо! – сказал Уилбрахам. – Эти феи времени даром не теряют. Кажется, я вижу выход из наших затруднений, Этелинда, – продолжал он елейным голосом, потирая руки. – Не будем страшиться прихода завтрашнего дня и наступления срока этой треклятой старой закладной; напротив, желаю, разрази меня гром, чтобы завтра настало и эта чертова закладная была ликвидирована.
Это импульсивное высказывание привело к самому потрясающему результату. Часы в холле захрипели и зажужжали, и часовые стрелки завертелись со свистом, как будто стержень был только что смазан. Из-за восточного горизонта выскочило солнце, словно выпущенное из пушки ядро, и, прежде чем изумленные супруги смогли понять, в чем дело, часы в деревне пробили полдень, а сами они уже провожали из дому старого полковника Дигби, держателя закладной, причем Уилбрахам сжимал в правой руке бумаги, удостоверяющие полную ликвидацию этого ужасного документа.
– А сейчас, – объявил Уилбрахам, – я хочу это отметить. Что скажешь насчет скромного ленча, моя дорогая? Что-нибудь простое, но сытное – например, немного русской икры, устриц из Линнхэвен Бэй, настоящий черепаховый суп, водяную черепаху, нырка, салат из крокодилового мяса с грушами и апельсиновое желе на двоих, а?
– Прекрасно, Ричард, – ответила супруга, сияя от восторга, – но я не знаю, как нам приготовить здесь подобный пир. На рынке Диггвилля…
– На рынке? – презрительно переспросил Уилбрахам. – Зачем нам теперь рынки? Рынки мне не нужны. Я просто хочу, чтобы эта трапеза была организована прямо здесь и сейчас, готовая к…
– Ленч подан, сэр, – доложил высокий, величественный незнакомец, появившийся в дверях столовой.
– Ах, вот как? – сказал Уилбрахам. – А кто вы, собственно, такой, черт вас подери?
– Я главный дворецкий Корпорации Фей, состоящий у вас на службе, сэр, – вежливо ответил незнакомец, низко кланяясь миссис Уилбрахам.
Описывать эту трапезу нет нужды. Все, что перечислил хозяин в своем изысканном меню, было здесь, и счастливые супруги, у которых со вчерашнего вечера не было во рту ни крошки, воздали ей должное.
– Прежде чем ты предпримешь что-либо еще, Ричард, – сказала миссис Уилбрахам после того, как подали утку, – помнишь, сколько у тебя еще желаний из последних шести?
– Нет, не помню, – ответил Уилбрахам.
– Тогда лучше будет, если ты закажешь еще несколько, пока ты не увлекся этим восхитительным ленчем, – посоветовала осторожная женщина.
– Добрый совет, Этелинда, – обрадовался муж. – Подам-ка я заявку сразу на двенадцать дюжин. Нет смысла тратить время на пустяки, когда можно совершить земельную сделку, не пошевелив и пальцем.
– И еще… тебе не кажется, дорогой, – продолжала женщина, – что нам было бы неплохо завести несколько книг – нечто вроде Книги Учета Желаний, – чтобы в один прекрасный момент не превысить наш кредит?
– Этелинда! – воскликнул Уилбрахам с пылающим от восторга лицом. – У тебя самая деловая голова из всех, которые когда-либо украшала прическа!
Так все и началось. Приобрели кассовую книгу; в ее колонки, подобно поступлениям в обыкновенных долларах, Уилбрахам заносил свой доход в желаниях, а на противоположной стороне тщательно записывал их расход. Первая запись о двенадцати дюжинах желаний была сделана в тот вечер:
16 марта 19.., вексель на предъявителя Американской Волшебной Корпорации, 144.
Вскоре за ней последовали другие; и к концу года Уилбрахам, умело пользуясь своими ресурсами, экономно расходуя прибыль от своего третьего желания, сумел заказать и исполнить более десяти тысяч желаний, и его когда-то ветхая ферма превратилась в одно из прекраснейших поместий в стране. На месте старого особняка возник дворец. Там, где когда-то амбары готовы были обрушиться под собственной тяжестью, теперь красовались полные скота хлева и великолепные маслобойни. Развалины конюшен исчезли, сменившись невиданно шикарными гаражами, где пыхтели автомобили всех моделей и мощностей, готовые отправиться в путь по дорогам Диггвилля – эти дороги по одному знаку Уилбрахама превратились в отличные шоссе. А в обитых плюшем гнездах птичников, возникших взамен прежних унылых курятников, ежедневно несли яйца тысячи кур, внося вклад в благоденствие своего хозяина Уилбрахама, яичного короля – именно так его называли отныне. Слава его гремела по всему миру, и ежедневно толпы туристов приезжали поглядеть на плодородное поместье мирового властелина поставок яиц. И, что самое лучшее, у него на счету по-прежнему оставалось четыре тысячи триста сорок семь желаний!
Главные воротилы финансового мира уже начали обращать внимание на это новое светило; постепенно обнаружилось, что их наиболее важные, тщательно выверенные махинации терпят неудачу самым неожиданным образом. Несмотря на их попытки стимулировать или притормозить торговлю, казалось, в действие вступила какая-то новая, незнакомая сила, сводящая все расчеты на нет. А когда магнатам стало известно, что всего лишь желание, выраженное вслух Уилбрахамом, заставляет ценные бумаги подскакивать к небесам или падать на самое дно, несмотря на все их усилия, то капитаны бизнеса серьезно забеспокоились.
– Завтра, – заявил Джон У. Мидас однажды вечером в клубе в разговоре с Уилбрахамом и его друзьями, – акции Международной Всеобщей Золотопромышленной упадут на тридцать семь пунктов.
– Не совсем так, полковник, – возразил Уилбрахам. – Они поднимутся на семьдесят пунктов.
– Да что вы говорите! А откуда вам это известно? – удивился Мидас.
– Так будет, потому что я этого хочу, – ответил Уилбрахам.
И назавтра Международная Золотопромышленная начала торги с 96 и 5/8, при закрытии эта цифра составила… 166 и 5/8, а те, кто смеялся над Уилбрахамом и играл на понижение, обанкротились. Полдюжины подобных случаев показали прежним властелинам Уолл-стрит, что отныне с Уилбрахамом следует считаться. Желая обезопасить себя, наиболее выдающиеся магнаты собрались однажды в доме мистера Эндрю Рокернеги, чтобы обсудить ситуацию.
В руках одного человека сосредоточилось слишком много власти, решили они – хотя, окажись кто-либо из них на месте Уилбрахама, он бы охотно смирился с подобной ситуацией. В результате встречи бизнесмены образовали комитет, единственным членом которого стал полковник Мидас; этот комитет должен был навестить Уилбрахама и посмотреть, что здесь можно предпринять.
– Вам, возможно, это неизвестно, мистер' Уилбрахам, – начал полковник, – но ваши частые вторжения в наш бизнес превращают финансы в занятие, полное неожиданностей. Скажите, за какую сумму вы согласитесь навсегда отойти от дел? Двадцать миллионов?
Уилбрахам рассмеялся.
– Надо же, полковник Мидас, – ответил он, – а я и не подозревал, что вы обделываете дела так по-деревенски. Вам бы не помешало сунуть голову под пылесос – мне кажется, в ваших мозгах завелась паутина. Вот что я вам скажу, мой дорогой сэр: я мог бы продать свой дар за миллиард, что приносило бы мне каждый год десять процентов прибыли с каждого доллара, да еще бы получал небольшой ежегодный дополнительный дивиденд, полагающийся держателям акций, – сто пятьдесят процентов. Зачем мне размениваться на двадцать миллионов?
– Да, теперь я вижу, что если бы вы захотели, то весь мир смогли бы прибрать к рукам, – уныло произнес Мидас. – И все же…
– Нет, весь мир мне ни к чему, – возразил Уилбрахам. – Если бы он мне был нужен, я бы давно его получил. Но это приведет лишь к тому, что придется платить большие налоги, да еще и содержать все это хлопотное хозяйство.
– Тогда на каких условиях вы согласны ликвидировать свой бизнес? – осведомился Мидас.
– Что ж, мы можем разделить мой дар между несколькими людьми, – предложил Уилбрахам. – Что вы скажете насчет Американского Синдиката Желаний, образованного с целью производства и продажи потребителям желаний длительного хранения: «Консервированные желания: сто единичных желаний за один доллар». А?
Мидас в возбуждении принялся мерить шагами комнату.
– Великолепно! – воскликнул он. – Мы все подпишем в моем офисе; облигации, акции, обычные и привилегированные; за – гм! – за сколько, вы сказали?
– О, думаю, что мы сойдемся на миллиарде, – ответил Уилбрахам. – Наличными.
Мидас поскреб затылок. В глазах у него появился блеск.
– Вы хотите передать нам контроль над своим даром? – уточнил он.
– Вы умный человек, полковник Мидас, – ухмыльнулся Уилбрахам. – Ответь я вам сейчас «да», я лишился бы своего могущества. Но я стреляный воробей, меня на такие уловки не поймаешь. Займитесь образованием своей компании, продавайте физическим лицам ценные бумаги по номиналу, заплатите мне мой миллиард, и я передам вам дела, оплата при доставке.
– Договорились! – сказал Мидас и отправился на Уолл-стрит, к капитанам бизнеса.
Уилбрахам как раз поздравлял себя с необычайно выгодной сделкой, когда в кабинете появился еще один посетитель – на этот раз без доклада.
– Как поживаете, мистер Уилбрахам? – приветствовал его незнакомец, загадочным образом материализовавшийся прямо перед письменным столом.
– Отлично, а вы? – ответил хозяин. – Ваше лицо мне знакомо, но я никак не могу вспомнить, где мы встречались.
– Меня зовут Оберон, сэр, – представился гость. – Я являюсь секретарем Американской Волшебной Корпорации. У нас возникла небольшая проблема с вашим балансом, и я пришел, чтобы выяснить, не могли бы мы…
У Уилбрахама упало сердце.
– Он… он исчерпан, верно? – хрипло прошептал он.
– Нет, – ответил секретарь.
– О господи! – со вздохом облегчения воскликнул Уилбрахам и, вскочив на ноги, схватил Оберона за запястья. – Садитесь же, садитесь! Вы мой благодетель, сэр.
– Я рад, что вы это понимаете, мистер Уилбрахам, – ответил волшебник несколько холодным тоном. – В таком случае мне будет легче сообщить то, ради чего я сюда пришел. Когда мы подарили вам три первых желания, мистер Уилбрахам, – продолжал он, – мы не подумали, что вы окажетесь настолько ловким и превратите это в бизнес. Если бы мы предвидели подобное, мы бы сделали желания невозобновимыми. Мы с радостью позволили вам немного превысить свой баланс, но совершенно не ожидали, что вы начнете умножать то, что имеете, и займете целую нишу на рынке.
– Да, я старался, – широко ухмыльнулся Уилбрахам.
– Еще бы, – заметил Оберон. – Вам добавили еще несколько желаний; но недавно, просматривая наши книги, мы обнаружили, что за два года количество исполненных для вас желаний достигло общей суммы в три миллиона пятьсот шестьдесят девять тысяч четыреста тридцать семь; кроме того, на вашем счету остается еще четыреста девяносто семь тысяч триста семьдесят четыре желания. Сложилась следующая ситуация, – продолжал волшебник. – Наша компания так загружена вашими заказами, что нам грозит всеобщая забастовка. Мы не возражаем против постройки для вас дворца и ремонта старой птицефермы, но, когда вы вступили в переговоры со старым Джоном У. Мидасом и решили основать трест по производству желаний, мы подумали, что пришло время остановиться. Феи – существа честные, они не отказываются от своих обязательств; но мы считаем, что человек, пытающийся создать корпорацию по торговле желаниями с капиталом в миллиард долларов, вложив в дело всего лишь вареное яйцо, по меньшей мере немного неразумен. Даже Рокернеги основал свой стальной концерн, имея в кармане нечто большее, чем пакетик гвоздей.
– Клянусь небом, Оберон, – ответил Уилбрахам, – вы правы! Я действительно задал вам, беднягам, работы, и мне очень жаль. Я больше ни за что на свете не стану тревожить добрых фей!
– Отлично! – возликовал Оберон. – Я так и думал, что мы поладим. Представьте-ка на минуту, что для нас означает возникновение Большого Синдиката Желаний в качестве ведущей фирмы, с советом директоров, полным людей, подобных Джону У. Мидасу, Рокернеги и старому Бондифеллеру. Ведь во всем мире не найдется достаточно фей, чтобы обеспечить потребности этих людей, и в деловом мире настанет крах. Они будут избирать Конгресс по своему желанию. А если им вздумается, они заставят Сенат покинуть Вашингтон и переселиться на Уолл-стрит, да так вскоре и окажется, и тогда, разрази меня гром, Уилбрахам, каждые четыре года они будут сажать в Белый дом кого-нибудь, облеченного гигантской властью, но неспособного даже зонтик подержать, а народ будет бессилен.
Уилбрахам задумчиво уставился в окно. Перед его мысленным взором возникла заманчивая картина империи, но в конце концов здравый смысл пришел ему на помощь.
– Это доставит кучу волнений, – пробормотал он про себя, а затем, обернувшись к гостю, спросил: – Что вы предлагаете?
– Компромисс, – заявил волшебник. – Если вы согласитесь отказаться от дальнейшего исполнения желаний за наш счет, мы сделаем так, что до конца ваших дней в вашем кошельке всегда окажется на четыре доллара больше, чем вам необходимо, и, в качестве дара миссис Уилбрахам, она сможет иметь все, что пожелает.
– Н-да… – неуверенно протянул Уилбрахам. – Я… я не думаю, что это мне полностью подойдет. Она может захотеть того, что мне совсем не по вкусу.
– Что ж, очень хорошо, – широко улыбнулся волшебник. – Тогда другое предложение: вы навсегда отказываетесь от права загадывать желания, а мы пожизненно гарантируем вам следующее: что бы ни произошло, вы найдете в кармане столько денег, сколько нужно, и еще пять долларов!
– Семь долларов, и по рукам! – вскричал Уилбрахам, чрезвычайно довольный сделкой.
– Договорились! – ответил Оберон с глубоким вздохом облегчения.
– Ну, моя дорогая, – обратился Уилбрахам к жене в тот вечер, усаживаясь за обеденный стол из оникса, – я выхожу из этого дела с желаниями.
Глаза миссис Уилбрахам радостно сверкнули.
– Неужели правда? – в восторге воскликнула она.
– Да, – ответил он, рассказал ей о визите Оберона и новом договоре и был безмерно счастлив, потому что жена одобрила его решение.
– Я так рада, Ричард, – пробормотала она, довольно вздыхая, – мне не было покою два года – я все думала, что бы еще такое пожелать, и у меня не хватало времени радоваться всем этим прекрасным вещам.
– Во всяком случае, неплохо всегда иметь на семь долларов больше, чем тебе нужно, а, дорогая?
– Неплохо? – повторила она. – Неплохо? Я бы сказала, замечательно, милый. Всегда иметь в кармане лишних семь долларов – на мой взгляд, это идеал благополучия. Мне как раз сейчас нужно пять тысяч, оплатить счет от модистки.
– Вот, пожалуйста, – ответил муж, извлекая из жилетного кармана пять хрустящих тысячедолларовых купюр и подавая ей. – А вот и еще семь, совершенно новеньких. Феи свои условия выполняют.
И с тех пор они жили в достатке до конца дней своих, хотя Мидас и его собратья возбудили против него дело за нарушение условий контракта, требуя возмещения убытков в размере двадцати девяти миллионов долларов, которые Уилбрахам и выплатил им прямо в зале суда, покинув его с прибылью – одной пятидолларовой бумажкой и одной банкнотой в два доллара.
Так что, дорогие ребята, если вы заметите автомобиль Уилбрахама, с шумом проносящийся по магистрали, то приглядитесь повнимательнее, и на дверце вы увидите простой герб: вареное яйцо, покоящееся на ломтике хлеба, а под ним свиток с девизом, написанным золотыми буквами: Hic semper septimus
[1]
[Закрыть]Здесь всегда найдется седьмой (лат.).
