Текст книги "Малолетки"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– 41 —

– Майкл! – звала Лоррейн. – Майкл! Майкл! – Вначале она звала снизу, от лестницы, потом с верхней площадки и, наконец, войдя в спальню. Майкл Моррисон очнулся от тяжелого сна весь в поту, думая, что эта суматоха и шум связаны с новостями об Эмили. Но одного взгляда на лицо Лоррейн было достаточно, чтобы понять, что это не тан. Он заворчал и улегся на кровати, снова натянув себе на голову простыню.

– Майкл, ты опоздаешь на работу.

Из-под одеяла прозвучали слова, которые она разобрала так: «Потому, что я не пойду на эту чертову работу!»

Чашка чая, которую она принесла ему получасом ранее, стояла около кровати нетронутой и почти остывшей. В комнате пахло спиртным и сигаретами – Майкл сидел до половины первого, смотря видеофильмы, которые он принес из магазина на углу, один за другим, от начала и до конца. Наконец-то он настоял на том, чтобы подсоединить видеомагнитофон к телевизору в спальне, и сидел, прислонившись к подушкам с неизвестно какой по счету бутылкой вина под рукой и пепельницей, зажатой между ног, смотря что-то громкое и страшное с Эдди Мерфи.

Лоррейн поворачивалась спиной к нему, уговаривая себя снова и снова не забывать, что случилось, что все мы реагируем на травмы по-своему, разным образом, вспоминая, почему она вышла за него замуж. Вернее, пытаясь вспомнить.

Она спала неспокойно, часто просыпалась, разбуженная звуками ударов, наносимых неизвестно кому ее спящим мужем, его вспышками внезапного смеха и ближе к утру его визитами в ванную.

Ее преследовал также сон, в котором Эмили оставалась в поезде, который отходил от станции, а она, Лоррейн, каким-то образом обнаруживала себя отставшей на перроне. Она кричала, колотила кулаками по испуганному лицу своей падчерицы, смотревшей на нее с другой стороны стекла.

Сегодня утром на ковре были пепел, окурки сигарет, на кровати винные пятна. Волосы на голове Майкла плотно прилипли к потной коже. Эмили улыбалась им с фотографии, которая стояла на комоде. Скоро будет неделя, как ее нет с ними.

Когда наконец появился Майкл, было без десяти минут одиннадцать. Лоррейн сидела в комнате, выходящей на задний двор дома, и вырезала из журналов кухонные рецепты, которые собиралась использовать. На низеньком столике лежали альбом для вырезок, который она недавно купила, и клей.

– У меня во рту, как в общественной уборной, – заявил Майкл.

– Так тебе и надо, – среагировала Лоррейн, решив обойтись без утреннего приветствия.

– Сука, – проворчал Майкл, направляясь в кухню. Лоррейн дипломатично решила не услышать сказанного.

Когда послышался сигнал дверного колокольчика, она раскладывала вырезки на столе, определяя порядок их размещения в альбоме, Майкл пил растворимый кофе с сахаром, дожидаясь, когда поджарится хлеб. Оба подошли к двери приблизительно одновременно.

– Привет, – сказала женщина, одетая в пальто из зеленой шерстяной ткани, – мы не знакомы, меня зовут Жаклин Вердон. Джеки. Я приятельница Дианы.

– Моей Дианы? – удивился Майкл.

– Ну, – сказала Жаклин Вердон, – теперь уже нет.

– Она не?..

– О нет. С ней асе в порядке. Я не имела в виду… я просто имела в виду, что это странный способ называть ее так. Ваша?

– Входите, пожалуйста, – пригласила Лоррейн, отступая назад.

– Да. Да. С удовольствием. Большое спасибо. Спасибо.

– Вы живете где-то здесь, поблизости, да? – поинтересовался Майкл. Каждый раз, когда он говорил, в его голове как бы что-то перекатывалось.

Жаклин покачала головой.

– Западный Йоркшир. Хебден Бридж. У меня там книжный магазин. Букинистический.

– А я думал, когда вы сказали, что являетесь другом Дианы…

– Мы познакомились на пешеходном маршруте. Это не было путешествием. Просто отдых в выходные дни недели. На озерах. Поход с руководителем, что-то в этом роде.

– Я никогда не знал, что Диана так интересуется ходьбой.

– Я осмелюсь сказать, что есть много такого, чего вы не знаете о Диане. О, простите, это звучит ужасно. Я не имела в виду быть такой… я не имела намерения быть грубой.

– Превосходно, – сказал Майкл раздраженно.

– Дело в том, что за последние шесть месяцев или около того с Дианой произошли значительные изменения. К ней вернулась способность критически оценивать свои поступки.

– Вот почему она снова в больнице, я полагаю?

– Может быть, она начала действовать слишком быстро и слишком рано, может быть, я пыталась подталкивать ее слишком поспешно, не знаю. Но то, что происходит сейчас, я думаю, явление временное. Это даже не шаг назад, просто шаг в сторону. Я думаю, с Дианой все будет хорошо.

– Вы так считаете?

– Я видела ее недавно. Сегодня. А вы?

– У меня другие заботы.

– Я знаю. Приношу свои извинения. Но Эмили также и ребенок Дианы.

Вошла Лоррейн с кофе и двумя сортами печенья, с шоколадом и лимонным кремом. Последовали вежливые вопросы о молоке и сахаре, общие слова о Рождестве, о том, что оно, кажется, наступает раньше с каждым годом, небольшой обмен замечаниями о погоде.

– Диана знает! – спросил Майкл.

– Об Эмили? Нет. И это важно, чтобы она не знала. Пока еще. Не сейчас. Это основная причина, почему я здесь. Больница позаботилась, оградив ее от газет и тому подобного. Конечно, они не смогут это делать бесконечно, ведь какая-то информация все равно дойдет до Дианы. – Жаклин Вердон посмотрела на них и улыбнулась. – К тому времени, конечно, Эмили может быть в безопасности и полном здравии. – Она глубоко вздохнула. – А если не так, я думаю, что мне лучше будет сообщить ей об этом.

Майкл взглянул на Лоррейн, хотел сказать что-то, но не нашел нужных слов.

– Полагаю, сейчас я ближе всех к ней. Кроме, естественно, самой Эмили. Я хочу, чтобы вы согласились с тем, что только я вправе сказать ей о случившемся и что вы не пойдете и не сделаете этого сами. Потом, конечно, если захочет Диана, вполне естественно, вы сможете говорить с ней обо всем.

– Послушайте, – не выдержал Майкл, – у вас хватает нахальства! Прискакали сюда, устанавливаете законы, что я могу и что не могу сказать человеку, которого вы знаете меньше шести месяцев.

– Сколько времени вы были женаты на Диане?

– Не ваше дело.

– И вы думаете, что знаете ее? И в пору совместной жизни, по вашему мнению, вы тратили массу времени и энергии, чтобы узнать Диану?

– Конечно!

– Когда между вами все было кончено, вы вряд ли знали размер ее ноги или цвет глаз, а тем более – чем жила ваша жена.

По тому, как Майкл встал на ноги, Джеки Вердон была убеждена, что он собирается ударить ее. Она откинулась назад в кресле, закрыла рунами лицо. Но, когда опустила их, Майкл уже выходил из комнаты.

Джеки и Лоррейн смотрели друг на друга через горку печенья.

– Мне действительно жаль, – проговорила Джеки. – Я не знаю, что нашло на меня. Я никогда, никогда не должна была говорить этого.

– Майкл в постоянном напряжении.

– Конечно. Это все из-за Дианы. Я так хочу ее оградить. Вы понимаете?

– Думаю, что да, – кивнула Лоррейн. Джеки потянулась к ее рукам.

– Никаких новостей об Эмили?

Лоррейн отняла свои руки, покачала головой.

– К сожалению, ничего нового. Ничего не могу сообщить тебе.

– Я пробуду там еще несколько дней, до понедельника или вторника следующей недели. – Джеки протянула ей карточку с адресом и телефоном. – Если что-либо случится, пожалуйста, дайте мне знать. Если я решу после разговора с доктором, что Диана готова к этому, я расскажу ей об Эмили до того, как отправлюсь обратно в Йоркшир. В любом случае объясню ей ситуацию. – Она посмотрела в сторону. – Подготовлю ее, я полагаю, к самому худшему.

Лоррейн проводила ее до двери. Наверху был включен телевизор. Передавали старый вестерн о злоключениях переселенцев на Диком Западе.

– Скажите вашему мужу… скажите Майклу, что я приношу извинения за свои слова. Я думаю, он простит меня, сделав поправку на мою ревность и мой дурной характер.

– Ревность?

– Все это время, даже тогда, когда они расстались, Диана все еще была привязана к Майклу душой. А я хотела, чтобы она была со мной.

Она обняла Лоррейн на прощание и открыла входную дверь.

– Я надеюсь, что скоро будут новости об Эмили, хорошие новости.

Лоррейн остановилась на пороге и смотрела вслед Жаклин Вердон, пока та не скрылась из виду. Только после этого она закрыла дверь и направилась в гостиную, чтобы убрать со стола. Все время она размышляла над взаимоотношениями Дианы и Джеки, над тем, какой заботливой и какой неистово покровительственной оказалась эта старая женщина. Она знала, что сейчас должна пойти наверх к Майклу, даже просто затем, чтобы сидеть с ним и смотреть, как двигаются на телеэкране лошади, собаки и люди, держать, если он этого захочет, его руну. «Ты пожалеешь о своей жизни, – говорила ей мать. – Попомни мои слова». «Но она даже представить себе не могла такого», – думала Лоррейн, даже не пытаясь остановить текущие из глаз слезы.

– 42 —

Нейлор принес поднос с двумя стаканами чая и стаканом кофе, почти ничего не разлив. На подносе были также сахар, пакетики сухого молока, пластмассовые ложки. Резник стоял у окна и смотрел на Шепперда. Тот почти не двигался. Плечи были опущены, руки лежали на коленях, пальцы касались друг друга, но не переплетались. Вскоре после начала допроса Резник почувствовал, что Шепперд очень волнуется: слова путались, усилилось подергивание века, выступил пот. Или он был готов замкнуться полностью, отказаться отвечать или же начать требовать адвоката или представителей прокуратуры. В это время и в этих условиях Резник не хотел ни того ни другого.

– Как насчет чая, Стивен? – Против него сидели двое, стул Нейлора был слегка сдвинут назад и повернут.

– Стивен? Чай?

– Спасибо.

– Хорошо. – Резник состроил гримасу, попробовав свой кофе, и решил добавить молока. Он указал глазами Нейлору на диктофон. – Хорошо. Тогда, Стивен, что вы скажете, если мы продолжим?

Ответа не последовало.

Нейлор включил магнитофон, две бобины завертелись одновременно.

– Допрос, – произнес Резник, – продолжился в одиннадцать сорок семь. Присутствовали те же офицеры. – Он откинулся в кресле, желая выглядеть непринужденным и стремясь найти необходимое ему удобное положение. – Давайте на время забудем про Эмили Моррисон и вместо этого поговорим о Глории.

Шепперд вздрогнул всем телом.

– Я уже говорил вам…

– О Глории, Стивен.

– Я вам говорил, что не знаю ее.

– Глорию?

– Да.

– Но вы знаете, о ком мы говорим?

Голова Шепперда была наклонена к самому столу, и голос был трудно различим.

– Вы имеете в виду девочку, которая была… которая была убита.

– Совершенно верно. Глория Саммерс.

– Я не знал ее.

– Но она была в классе вашей жены.

– Недолго.

– Извините?

– Она не была там долго, у Джоан. Она вряд ли вообще была там какое-либо время.

– Половину семестра.

– Нет.

– Согласно утверждению завуча, ваша жена преподавала там почти половину семестра. Сколько это? Шесть недель? Восемь?

Шепперд энергично мотал головой.

– Она никогда не была там такое длительное время, никогда.

– Но, когда она работала там, сколько бы это ни продолжалось, вы ездили с ней в школу?

– Обычно я возил ее, да. Она не умеет водить машину.

– Вы заносили ее вещи в здание?

– Нет.

– Никогда?

– Нет, едва ли.

– Пособия, которые учителя младших классов берут с собой: ящики с кубиками, коробки, картинки и Бог знает что еще. Я не могу себе представить, чтобы вы просто сидели в машине и смотрели, как ваша жена мучается сама со всем этим.

– Хорошо, я иногда помогал. Когда в этом возникала необходимость, я помогал.

– И вы помогали также и по школе. – Резник оживился и начал слегка нажимать. – Старшая преподавательница с трудом могла остановиться, расточая вам похвалы. О свободном времени, которое вы тратили там, о вашем мастерстве. Был даже разговор о вашем вознаграждении…

– Не было никакого вознаграждения.

– Только потому, что вы его отклонили.

– Не было никакого вознаграждения.

– Они считали, что ваша работа заслуживает его. Они были вам очень признательны. Оборудование починено, в гардеробной новые крючки…

– Послушайте, то, что я сделал, это пустяки, не заняло совсем никакого времени. Поэтому не согласился с тем, чтобы они платили мне.

Резник понял, что сидит слишком выдвинувшись вперед в напряженной позе. Не торопясь, он выпрямился, откинулся назад и улыбнулся.

– Вы скромный человек, Стивен. Вам не нравится, когда люди из мухи делают слона.

Шепперд посмотрел на потолок, медленно закрыл глаза.

– Когда позднее, уже после того как ваша жена покинула эту школу, когда пропала Глория, когда об этом писали газеты, говорили все, включая вашу жену, в чем не может быть сомнения, вы знали, о ком шла речь?

Руки Шепперда вновь оказались на коленях, но на этот раз пальцы были крепко сжаты.

– Когда она говорила вам об этом, вы знали, кого она имела в виду?

– Конечно.

– Значит, вы знали ее?

– Нет, не знал, но, когда она сказала «Глория», я понял, о ком речь.

– Вы помнили ее?

– Ее снимки были повсюду. Взглянешь на витрину любого магазина и увидишь там ее фотографии.

– И вы не вспомнили ее по школе, по классу вашей жены?

– Нет, совсем нет.

– Интересно, Стивен, можете вы вспомнить сейчас, как она выглядела?

– Зачем? Я имею в виду, я не вижу смысла в том, чтобы я…

– Как она выглядела, Стивен? Глория? Веко Шепперда вновь начало подергиваться.

– Она была… Смогу ли я описать ее? Хорошенькая, я полагаю. Светлые длинные волосы. Я не знаю, что еще можно сказать.

– Хорошенькая, вы считаете?

– Да.

– Более хорошенькая, чем Эмили Моррисон?

– Что?

– Я сказал, более хорошенькая, чем Эмили Моррисон? Вы знаете их обеих, какая из них, по вашему мнению, была более привлекательной? Которую вы предпочли бы?

– Теперь вы ведете себя глупо. Вы думаете, что это умно, но на самом деле это глупо. Играете в игры.

– Какие игры, Стивен? Что за игры?

– Вы это чертовски здорово знаете.

– Тогда скажите мне.

– Пытаетесь поймать меня, вот чем вы занимаетесь. Заставить меня признать что-то, что не является правдой.

– Признать, Стивен? Что, вы думаете, я хочу, чтобы вы признали? Что вы находите одну девочку более хорошенькой, чем другую? Разве это преступление?

– Ну ладно, – сказал Шепперд, отодвигая свой стул от стола и вставая. – С меня довольно!

Резник и Нейлор посмотрели на него и никак не среагировали.

– Вы спросили меня об Эмили, и я согласился, да, я знал ее, раз или два я разговаривал с ней в классе Джоан.

Вы пытались разными путями заставить меня сказать, что я был вблизи ее дома в день, когда она исчезла. Но это не сработало, так как меня там просто не было. А теперь вы хотите, чтобы я сказал, что я знал эту Глорию, как я знал Эмили, а это неправда. Это неправда! И давайте прекратим без конца талдычить об одном и том же. Хватит, довольно, я сыт по горло! И вы говорили, что не можете заставить меня. Не можете арестовать меня, разве не так вы говорили мне?

Резник показал Нейлору, чтобы он выключил пленку.

– Я спрашиваю вас еще раз, – сказал Шепперд, – собираетесь ли вы это сделать сейчас?

– Не сейчас, – ответил Резник. – Пока нет.

«Боже! Это было глупо! так чертовски… даже Шепперд сказал это: «Думаете, что это умно, но на самом деле это глупо», и, Боже, он был прав. Я подталкивал, нажимал слишком сильно и не в том направлении, и вот я получил противоположное тому, что хотел. Теперь он не расскажет нам ничего, если мы не арестуем его, а мы не можем арестовать этого типа, пока не выясним больше, чем узнали до сих пор. Иисус Христос! Какая мешанина!»

Скелтон обогнул стол и подошел к кофеварке.

– Жена, Чарли. Вот где находится ответ. Если это действительно звонила она.

– Нам это достоверно не известно.

– Келлог, кажется, почти уверена. – Скелтон пожал плечами. – Вы, по крайней мере, должны поговорить с Джоан. А пока проглотите вот это.

Резник принял от него кружку с кофе, обхватив ее обеими руками.

– Если это он, Чарли, если это Шепперд, если это он и вы правы, вы знаете, чем ваша правота оборачивается для девочки Моррисонов?

Медленно кивнув, Резник закрыл глаза. Кофе, который предложил ему Скелтон, был крепким и горьким, и он выпил его до последней капли.

Диана настойчиво просила Жаклин принести ей фотоальбомы и альбомы с вырезками, которые хранились у нее дома. Практически уже были использованы все возможные отговорки. Хотя Жаклин знала правду из рассказов соседей о пьяном муже, вызове «скорой помощи», о полиции и ноже, она избрала выдуманную историю о том, как молодые парни вломились в дом, все переворошили, но почти ничего не взяли. Они с Дианой сидели в уголке холла и рассматривали альбомы, стараясь по возможности привести их в первозданный вид.

– Ты думаешь, – спросила Диана, держа фотографию Эмили в одной руке, – когда я буду чувствовать себя немного лучше, Майкл позволит ей прийти навестить меня?

– Надеюсь, что да, – ответила Джеки, смотря в сторону, – я думаю, должен.

Диана улыбнулась. Конечно, так и должно быть. В конце концов, разве не из-за Эмили она была здесь? Только потому, что она хотела, чтобы между ними было все в порядке, она и оказалась в больнице, она просто обязана была привести себя в нормальный вид.

– Кто это? – спросила Джеки. – Вначале я думала, что это Майкл, но теперь вижу, что это не он.

Диана взяла фотографию и посмотрела – на раскрашенном коне ярмарочной карусели сидел мужчина. Перед ним обвила ногами шею лошади Эмили. Из смазанного движением карусели снимка было ясно видно, что девочка повернула смеющееся личико к человеку, сидевшему сзади и крепко державшему ее. Ее смех и его улыбка.

– Это Джеффри.

– Кто?

– Брат Майкла, Джеффри. Он обычно приезжает каждый год с острова Мэн, где он живет, специально чтобы свозить Эмили на ярмарку. – Диана снова улыбнулась. Сегодня, заметила Жаклин, она часто улыбалась как тогда, когда они были в Йоркшире. Она считала, что это хороший знак. – Он не смог бы относиться к Эмили лучше, если бы она была его родной дочерью. Я думаю, что Майкл иногда сильно ревнует ее к Джеффри. Но разве так не всегда бывает с братьями?

– Мужчины, – засмеялась Джеки. – Любой мужчина будет так поступать. Все они одним миром мазаны.

Хотя они жили поблизости от площадки для игр, Джоан Шепперд редко заходила туда. О да, она иногда сокращала путь между Черч-стрит и Дерби-роуд, особенно если это был приятный день. Но редко случалось, чтобы она сидела, как сейчас, на скамейке около зеленой лужайки для игры в кегли, где неподалеку магнолия распускает весной свои роскошные цветы. Как жаль, что эти цветы не держатся долго. В некоторые годы бывает достаточно одного хорошего порыва ветра, чтобы на магнолии не осталось ни цветка.

До нее доносились голоса детей с качелей. Теперь они расположены в двух местах: несколько качелей около зеленой площадки, остальные – ближе к воротам. Они всегда заполнены детьми, погода здесь не играет особой роли. Многие дети знают ее, и, когда она проходит мимо, раздаются голоса: «Миссис Шепперд! Миссис Шепперд! Миссис! Миссис!» Дети постарше играют в мяч, становясь в круг, или в футбол. Мужчины в тренировочных костюмах бегают по дорожке, круг за кругом, проверяя себя по часам. Другие, как Стивен, не собирающиеся бить рекорды, удовлетворяются легким бегом, не спеша рассматривают, что творится кругом.

Когда она увидела, что к ней направляется Резник, огибая край зеленой площадки, в своем бесформенном развевающемся плаще, ее первой мыслью было отвернуться, сделать вид, что она не заметила его, тогда он никогда не узнает ее. Но она понимала, что делать это поздно. В отличие от детей, которых учила Джоан, она знала: когда вы отнимете руки от лица и откроете глаза, призрак никуда не исчезнет.

Резник сел рядом с ней, стянул с себя плащ. Некоторое время они сидели молча. Недалеко прошумел поезд, отвозивший болельщиков в сторону Мансфилда. Этот город Резнику удалось посетить, когда «Каунти» была в той же группе и совершала выездные игры. Помнится, сильный ветер, сдувавший снег с холмов, превратил игру в какую-то насмешку, что буквально взорвало Резника. Ему удалось спасти свои пальцы от обморожения только тем, что без конца покупал сдобные булочки и ел их, зажимая между руками в перчатках.

– Кто-то связывался с нами сегодня утром, – сказал Резник, – и сообщил некоторую информацию. Она касается вашей работы и – косвенно – вашего мужа.

Джоан Шепперд продолжала смотреть, как какая-то мать качала своего малыша на качелях: туда-сюда. В одном повторяющемся ритме.

– Она была полезной. В этом нет никакого сомнения. Мы благодарны. Только я не уверен, что ее будет достаточно.

Мать была осторожна. Джоан отметила, что никогда нельзя допускать, чтобы качели поднимались слишком высоко, иначе ребенок может испугаться, и никогда нельзя толкать слишком резко.

– Я никогда не дам показаний против мужа, инспектор, даже если я буду убеждена, что он поступил неверно. Даже если он сделал что-то ужасное. Я не смогу никогда заставить себя поступить так. Ни на суде, ни у вас. Извините меня.

Резник просидел там еще какое-то время, прокручивая в голове все вопросы, которые он мог бы еще задать. Когда он убедился, что ни на один из них не получил бы ответа, встал и ушел прочь.