Текст книги "Бледно-серая шкура виновного. Месть в коричневой бумаге"

Автор книги: Джон Данн Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

– Изображениями чего? – переспросил шериф.

– Глаз, – нетерпеливо повторила она. – Глаз с ресницами. Разных цветов. А на одной паре, на парне с девчонкой, было только чуть-чуть колокольчиков и погремушек. Делаешь что захочешь. Кому от этого вред? Время цветения, что-то вроде любви, наше личное дело. Ну, он ворвался при этом мигающем свете, под эту музыку, мы, наверно, даже не слышали. Ворвался с пистолетом, в своей дьявольской черной кожаной куртке, всех перепугал. С такой высоты за секунду не спустишься. Ну, видит свет, давай громко командовать, а никто его не послушался и внимания не обратил. Тут он начал вопить и кидаться на всех. Малышка хотела настроить его, принять как гостя, стала бросать в него цветы, а он и на нее набросился. Из нас семерых он избил четверых, которые выше всех воспарили, исколотил до полусмерти, и плейер разбил, расколошматил ко всем чертям, а троих остальных усадил спиной к голому холодному пружинному матрасу. Мы не испугались и не рассердились, ничего подобного. Только жалели, что от нормального никак понимания не добиться. Ему надо только бить людей да ломать вещи. Разбил все три стробоскопа и выкинул. А они дорогие, и трудно найти такой, чтобы очень долго работал, не перегревался и не перегорал. Я так воспарила, что все про него поняла. Он вещи ломает и бьет людей по головам из-за ненависти к себе. Я ведь видела, как он раздавливал мистера Бэннона тяжелым мотором, знала, что из-за этого он себя ненавидит. Он собрал всю травку, три маленьких пузырька с порошком кислоты, все валявшиеся цветные полароидные снимки. Их раньше сделал один парень, чтобы отвезти назад в Джэкс, в группу, ради той разрисованной глазами девчонки, которая ему очень нравилась.

– Господи Иисусе, Боже всемилостивый, – хрипло охнул шериф.

– Хотел вызвать подмогу по радио, всех забрать, посадить, а мне было его просто жалко, в нем ведь совсем нет любви, я и сказала, что он ненавидит себя из-за мистера Бэннона. Он посмотрел на меня, схватил простыню, завернул меня в нее и утащил с собой ночью. Сунул в свою машину, и я все рассказала – все, что видела. Говорю, ему надо сменить ненависть на любовь, а мы можем указать ему путь. Чувствую, начинаю спускаться с высот, начинаю думать о куче жутких неприятностей, а ведь мне сейчас никак нельзя в тюрьму. Потому что мы с Роджером должны выполнить много заказов. Он все допытывался, кому я сказала об этом, и, хоть я приходила в себя, мне хватило ума намекнуть, что, мол, может, сказала, а может, и нет. Тогда он объявил, что будет собирать свидетельства, подумает, что ему делать, мы должны поостыть, так что он со мной завтра встретится.

Ну, и утром ребята уехали в грузовике, а я первым делом выложила все Роджеру. Это было в пятницу. Днем приехал Хаззард, велел Роджеру уйти, а мне сказал, что отправил улики в надежное место, у него на руках фотографии, они доказывают, будто мы с Роджером совращаем малолетних, ведем развратный и аморальный образ жизни. Потом все допрашивал и допрашивал об увиденном в то воскресенье. Потом спросил, знаю ли я друга Бэннона по фамилии Макги. Я ему рассказала про тот единственный день, он заставил все очень подробно припомнить. Начал расхаживать взад-вперед, а потом говорит, что мне надо пойти сделать заявление, и объяснил какое. Я спрашиваю: зачем это делать? Ведь если он нас оставит в покое, я про него никогда никому не скажу. А он говорит, если я не послушаюсь, он навсегда нас обоих засадит, в любом случае доказательств против обоих хватит на пять – десять лет. А я говорю, пусть попробует, я тогда расскажу все, что видела. А он говорит, все поймут, что я просто хочу помешать ему исполнять свой долг, и никто не поверит, никто никогда ни поверит ни единому слову обколовшейся наркоманки, а от тех снимков даже ежа стошнит. Говорит, если сделаю свое дело, то после вынесения обвинения мистеру Макги он мне все вернет. Потом разрешил поговорить с Роджером наедине, мы какое-то время думали, может быть, просто смыться, где-нибудь влиться в колонию, но этот путь мы уже пробовали и лучше решили стать прикидными.

– Какими-какими? – спросил шериф.

– Время от времени сливаться с группой и честно зарабатывать себе на хлеб. Если мы убежим, погубим созданное дело, а оно в среднем может приносить, наверно, сто пятьдесят в неделю, да и вдруг Хаззард как-нибудь все равно нас достанет. – Она запустила пальцы обеих рук в длинные светлые грязные волосы, откинула их назад и продолжала:

– Ну и думаем, ладно, только мы ведь не знали, что за это мое заявление меня еще хуже накажут, чем за его улики, не знали, что мистер Макги оправдается, он ведь сказал, может, мистер Макги вообще не ответит ни на какие вопросы. Так что ж теперь с нами будет?

– Что с тобой будет? – переспросил шериф. – Клянусь Богом, девушка, я даже не знаю, что с тобой сейчас творится.

Я взглянул на часы. Было ровно одиннадцать. Шериф сказал Арли, что взял бы ее вместе с мужем под охрану на добровольной основе, и она согласилась. Я знал, что дело против Фредди Хаззарда будет отчасти основываться на показаниях Пресса Ла Франса о его разговорах с племянником, связанных с моим замечанием о возможной причине убийства Таша. Но если бы я напомнил об этом Баргуну, он нарушил бы все мое расписание, которое и без того уж нарушилось на два часа. Поэтому вслух я высказал предположение, что Таш мог приехать автобусом рано утром в воскресенье, а разъезжавший поблизости Хаззард мог подсадить его возле автобусной остановки и привезти домой. Арли увели в женское отделение. Том, старший помощник шерифа, заметил, что подтверждение со стороны кого-либо, кто видел Хаззарда вместе с Бэнноном в городе в воскресенье, сильно подкрепит дело.

– Сильней его побега? – буркнул Баргун. – Он был хорошим парнем. Работал усерднее двух других. Иногда слишком усердно, как с теми блаженными. Но когда принимаешь округ, где в сосновых лесах творятся жестокие дела, начинаешь немножечко бить по головам, чтобы уравновесить положение дел. Он жил открыто и честно. Наверняка испытал потрясение, приехав расследовать жалобу и наткнувшись на вышеописанную картину. Как будто заглянул в бак с мясными отбросами. Что в последнее время творится с людьми, мистер Макги?

Я удостоился предельного повышения до «мистера Макги».

– Идет массовое движение против битья по головам, шериф.

– Ну и шутки у вас!

– Против любого битья по головам – коммерческого, культурного, религиозного. Они хотят сказать, что люди должны любить людей. Этот лозунг никогда не пользовался особой популярностью. Только начни его повторять с излишней настойчивостью, и тебя приколотят гвоздями к кресту на вершине горы.

Он вперил в меня негодующий взгляд:

– Вы из их числа?

– Я признаю существование проблемы. И все. Хиппи решают ее, останавливая самолет и вылезая. Но решения нет, шериф. Я не ищу решений. Для этого необходимы групповые усилия.

А для любого группового усилия на штрафной линии обязательно должны находиться больше двух человек. Поэтому я просто стою за штрафной линией и, когда арбитр чего-нибудь не замечает, порой вступаю в игру на пару минут.

– Тут сегодня творится такое, – мрачно заключил он, – что мне начинает казаться, будто вчера во сне я наполовину разучился понимать по-английски.

– Можно мне пойти заняться своими делами?

Он взглянул на Тома, получил в ответ сигнал и сказал:

– Будьте в пределах досягаемости, мистер Макги.

Глава 13

Я увидел Престона Ла Франса, который сидел в одиночестве, обхватив руками голову, за своим столом в маленьком офисе по торговле недвижимостью на Сентрал-стрит. Услышав, что открылась дверь, поднял глаза, заготовив услужливую улыбку, выражающую готовность с радостью показать вам чудесный участок, но улыбка на полпути застыла. Он испуганно подскочил, бормоча:

– Макги! Вы… один? А ведь я видел вас… ведь вас…

– Извините, что не успел в назначенный час в кофейню, Пресс. Пришлось ответить на несколько глупых вопросов, которые пожелал задать шериф.

– Банни… вас отпустил?

– Да что с вами? Вы этим огорчены?

– Нет! Черт возьми, нет! Садитесь! Садитесь, Трев! Сигару? Вот в это кресло. Здесь удобнее. Я уселся.

– А у вас была та же дикая мысль, что у Баргуна? Думали, я убил Бэннона?

– Но Фредди видел, объявилась свидетельница, вас хотели забрать в Лодердейле, а он собирался поехать и вас привезти.

– Это была бы волнующая поездка.

– Что случилось? Что там со свидетельницей?

– Баргун убедился, что она лжет, и я ни при чем.

– Фредди сказал, будто все совпадает.

– И правда.

– Что? Что вы хотите сказать?

– Вы немножко забеспокоились, Пресс, услыхав от меня, будто кто-то, возможно, старался помочь вам с Монахом Хаззардом лишить Бэннона его собственности, и, наверно, перестарался. Заметили, что на такое никто не способен, но немножко замешкались. Потому что подумали о племяннике Фредди, любителе бить по головам. Поэтому вернулись, задали ему несколько косвенных вопросов, а он вас убедил в полной своей невиновности, а потом вы ему объяснили, кто внушил вам такую нелепую мысль. Но, увы, свидетельницу доставили, она изменила свои показания, и шериф меня отпустил.

– Тогда, думаю, можно… поговорить о делах?

– Разумеется, Пресс. Я для этого и пришел. Кстати, свидетельница опознала в убийце Фредди. Он случайно об этом услышал и убежал. Как раз сейчас за ним начинают охоту. Так что вы правильно думаете.

– Я собрал деньги, но сперва должен… Что вы сказали? Фредди? Да бросьте!

– Он сбежал. Пресс. Удрал. Проверьте. Позвоните Баргуну. Он потянулся к аппарату, заколебался, потом поднял трубку, провел указательным пальцем по отпечатанному телефонному списку под стеклом на столе, набрал номер, спросил Баргуна.

– Ладно, тогда дайте мне Тома Уиндхорна. Спасибо… Том? Это Пресс. Скажи, Фредди действительно вляпался в какую-то… А? Шутишь? Слушай, не может же он в самом деле… А… Ясно. Угу. Боже, какой кошмар. Кто-нибудь уже связался с Монахом? Ох, я совсем забыл… Нет, Том, даже не знаю, какой они дорогой поехали. Монах сказал, что не будет спешить, полюбуется видами. Сие с ума сойдет. Том, скажи, все абсолютно уверены… Ладно. Потом загляну. – Он бросил трубку, ошеломленно встряхнул головой. – Просто не могу поверить. Такой хороший, чистый мальчик.

– Боюсь, вы слишком заняты другими мыслями. Не время говорить о делах. Но можно завершить другую сделку. А обо всем прочем давайте забудем. Идет?

– Но я… ведь мне нужно…

– Просто держите свои пятьдесят акров и воспользуйтесь сорока тысячами для покупки земли Карби. Судя по перспективам района, за пару лет получите неплохую прибыль. Только держитесь крепко.

Он слабо улыбнулся, стараясь говорить убедительно:

– Слушайте, Трев. Поверьте, я способен думать о вашем предложении. Я хочу сказать, это жуткая трагедия для семьи и так далее, но если я упущу шанс, это никому не поможет.

– Может быть, вам в любом случае не понравится, – возразил я. – Дайте клочок бумаги и карандаш. Покажу, что получится.

И произвел на листке небольшие расчеты.

"Карби 200 акров по 2000 долларов = 400 000 долларов Ла Франс 50 акров по 2000 = 100 000 Макги 10 акров по 2000 =20 000 Общая покупная стоимость 520 000 долларов Стоимость для Ла Франса:

Макги 10 акров 90 000 долларов Карби 200 акров 40 000 Итого 130000 Всего для дележа 390 000 долларов Ла Франсу 265 000 долларов 135 000 Макги (40 000 от Ла Франса) 95 000 Икс 60 000 Итого 290 000».

– Что за Икс? И откуда взялись ваши девяносто пять тысяч? Я не понимаю.

– Мистер Икс – тот, с кем мы встретимся за обедом в отеле. Видите ли, я ему не совсем доверяю. Но у него полномочия на покупку – у одного-единственного владельца двухсот шестидесяти акров по две тысячи за акр. И поскольку он дает предельно допустимую цену, то хочет получить под столом премию в виде наличных. Сложность в том, что он хочет получить их сейчас. А я не считаю необходимым на это идти, пока у нас не будет всей этой земли целиком. Если что-то сорвется, мы попросту ничего не докажем, правда?

– Да, но…

– Слушайте, можете вы дать мне сорок тысяч наличными, а не чеком?

– Наверно… Конечно. Только…

– Тогда нам, возможно, удастся выкрутиться и не остаться в конце концов на бобах, Пресс.

– Но вам-то за что причитаются девяносто пять тысяч?

– За то, что все куски будут сложены вместе. За пять тысяч вы продадите мне двадцати пяти процентную долю в опционе.

– Черта с два! Я могу продать землю Карби…

– Забудьте об этом. Забудьте о «Кэлитроне». Поймете почему, когда увидите бумаги Икса. Не заключив сделку с нами, Икс заключит ее с Гэри Санто, а мы останемся ни с чем. Так или иначе, чего вы скулите, Ла Франс? Вы возвращаете весь свой куш, все сто тридцать кусков, плюс сто тридцать пять сверху. Это всего на пятнадцать тысяч меньше четверти миллиона.

* * *

Мы пообедали в отеле с Мейером. Он был великолепен. Сообщил нам, где остановился. Я пошел с Ла Франсом в банк, получил подписанные и заверенные бумаги о нашей земельной сделке, а он сорок тысяч наличными. Я привез его в мотель, где поджидал Мейер, и, прежде чем войти, открыл запертый на ключ багажник, вытащил из дальнего темного уголка пакетик с деньгами. Это был весь мой военный фонд, который я не любил таскать с собой, испытывая при этом тревожное чувство. Мейер предъявил остальные письма, показал кальки. Он был в меру надменным, в меру уклончивым. Ла Франс попался на приманку. Я читал это по его физиономии, по вспотевшим рукам, которые оставляли на бумагах влажные отпечатки.

– Итак, если можно уладить последние детали, джентльмены…

– Доктор Мейер, – перебил я, – мы получаем… То есть мистер Ла Франс получает чек на пятьсот двадцать тысяч или решительное подтверждение совершения сделки от высшего руководства, после чего вы получите деньги, о которых мы договорились.

Он уставился на меня с крайним и убедительным неодобрением:

– А если не получу, возбужу против вас уголовное дело, мистер Макги? Где? В суде по мелким искам? Вы видели письма. Видели подтверждение моих полномочий. Все будет одобрено, поверьте мне.

– А в последнюю минуту ваше начальство передумает. Как нам тогда заставить вас вернуть деньги, доктор?

– Никаких письменных подтверждений, поймите. Я даю вам свое слово.

– Но не принимаете нашего?

– Тогда забудем обо всем, джентльмены. Все кончено. Поведу переговоры в другом месте.

– Может быть, есть решение, способное удовлетворить обе стороны. Безопасное для всех нас.

– А именно?

Я вытащил два пакета с деньгами, бросил на кофейный столик:

– Семьдесят пять тысяч долларов, доктор.

– И что?

– Давайте запечатаем их в конверт, передадим в руки местного юриста и соответственно его проинструктируем.

– Каким образом?

– Я разорву на три части десятидолларовую бумажку. Каждый возьмет себе по одной. Юрист будет уполномочен передать конверт тому, кто предъявит три части, или двоим, имеющим все три кусочка.

– Детские игры! – фыркнул Мейер. – Какая-то чепуха!

– Лишние пятнадцать, доктор, – премия за согласие на этот способ. Теперь не сочтете ли детские игры немножечко поумнее?

– Отчасти, – кивнул он. – Но вы можете сэкономить пятнадцать, отдав мне сейчас шестьдесят.

– Платим лишние пятнадцать в качестве страховки.

– Иногда глупо слишком осторожничать, – сдался он. – Вступаю в игру.

У достойного доктора в кейсе нашелся чистый плотный конверт, и он протянул его мне. Я вложил деньги, запечатал, вручил Ла Франсу, спрашивая:

– Кто из адвокатов…

– Пожалуй, – вмешался Мейер, – пока мы друг другу не доверяем, предпочитаю не доверять адвокату по вашему выбору, джентльмены. Мы обедали в старом и безусловно надежном отеле. Там берут на хранение ценные вещи и выписывают квитанции. Можно разорвать на три части квитанцию и попросить менеджера выдать конверт только по предъявлении целой, склеенной из трех частей. Устраивает?

– По-моему, годится, – одобрил я. – Пресс?

– Конечно.

И мы поехали в южную часть города в моем автомобиле. Пресс рядом со мной, Мейер сзади. Я поставил машину, Мейер на входе отстал, а мы с Прессом направились к стойке администратора. Девушка поздоровалась с Ла Франсом, назвав его по имени, а Пресс попросил позвать менеджера, тоже назвав его по имени. Тот вышел из своего кабинета.

– Чем могу служить, мистер Ла Франс?

– Гарри, тут что-то вроде пари. Можете положить конверт в сейф и выписать нам квитанцию? Мы разорвем ее на три части, а вы вернете конверт, только когда получите целую.

Гарри любезно на все согласился, унес конверт к себе и вернулся с квитанцией. Я заготовил бумажку в пять долларов, положил на стойку со словами:

– Это вам за труды.

– И он протянул мне клочок бумаги, промямлив, что это вовсе не обязательно, м-м-м…

– Смелей, Гарри, – посоветовал я, повернулся, шагая навстречу Мейеру, а Ла Франс поспешил за мной следом. Я разорвал бумажку на три неровных куска и церемонно положил по трети на каждую протянутую ладонь.

– Детские игры, – вздохнул Мейер. – Причем разорительные для вас, друзья мои.

Мы вышли, подошли к машине, остановились, и я предложил забросить доктора в мотель. Он сел на переднее сиденье. Я закрыл дверцу, оглянулся, протянул руку Престону Ла Франсу:

– Пресс, по-моему, мы действительно вошли в дело. Увидимся через несколько дней. Составьте соглашение насчет опциона Карби.

– Конечно, Трев. Обязательно составлю.

На его физиономии было страдальческое, серьезное и озабоченное выражение, как у надеющегося попасть в дом пса, которому не хочется мокнуть под дождем.

– Надеюсь, все ваши проблемы благополучно уладятся.

– Какие? А, кошмар с моим племянником.

– Мальчик наверняка проявил лишнее рвение. Знал, что вы вместе с его отцом использовали все законные возможности, чтобы заставить Бэннона бросить бизнес. Должно быть, попробовал обескуражить его другим способом.

– Возможно. И постарался замести следы. Я бы назвал это чем-то вроде несчастного случая. Фредди никого не хотел убивать. По-моему, когда его найдут, он точно расскажет о происшедшем, и его, может быть, согласятся не признавать виновным в убийстве. У Монаха полно рычагов в этой части штата. Трев… как вы думаете, скоро утвердят сделку?

– Дело нескольких дней. Не волнуйтесь по этому поводу. Он пошел прочь. Я обошел вокруг автомобиля, сел и поехал.

– Голубиная какашка… таракашка, – пробормотал Мейер. – Ну, как я выглядел?

– Истинный профессионал. Великий прирожденный талант, доктор.

Я полез в нагрудный карман, вытащил целую зеленую квитанцию и передал ему. Он выудил из своего кармана маленькую катушку скотча, разорвал бумажку на три части, склеил их липкой лентой.

Я дважды повернул направо, остановившись на боковой улице позади отеля. Он вернул мне квитанцию и спросил:

– Так скоро?

– Почему бы и нет? Пока известно, что Гарри еще у себя в кабинете, а также известно, где находится старина Пресс. Обожди прямо здесь. Не уходи, профессионал.

Я свернул за угол, вошел в отель через боковую дверь, проследовал через старомодный вестибюль к стойке. Гарри был один, раскладывал по ячейкам почту.

Я протянул квитанцию и объявил:

– Выиграл!

– Быстро, сэр.

– Ваша правда!

И он вынес конверт.

– Гарри, – сказал я, – если хотите и дальше дружить с мистером Ла Франсом, лучше не напоминайте ему об этом небольшом фиаско. Он был так уверен в своей правоте, что ужасно рассердится.

– Понял, сэр.

Я вернулся к машине, отвез Мейера в мотель. Отдал ему сорок тысяч, вернул свой чрезвычайный запас в потайное место в багажнике автомобиля.

Было ровно три тридцать. Когда я снова вошел в номер мотеля, Мейер беседовал по телефону со своим брокером в Лолердейле. Положил трубку, посмотрел на записанные им цифры.

– Кажется, пришел ответ, Тревис. И вовсе не от Мэри Смит. «Флетчер индастрис» поднялись сегодня с одной и одной восьмой до шестнадцати и трех восьмых за пакет в девять тысяч четыреста акций. Таким образом, сегодня Джанин Бэннон заработала десять тысяч двести пятьдесят баксов.

– Сегодня?

– Ну, пока. Я хочу сказать, окончательный результат дня еще неизвестен, но будет весьма близок к этому. Индекс Доу стоит чуть выше пяти пунктов. Ты, кажется, удивлен. А, понятно. Сегодня утром перед отъездом я открыл для нее наличный маржинальный счет, не дожидаясь доверенности, которую ты забыл мне отдать. Положил достаточно для покупки тысячи акций и приобрел их за пятнадцать с четвертью.

Я отдал ему доверенность. Он сунул ее в кейс, вытащив из него всю поддельную корреспонденцию «моему дорогому Людвигу», и фальшивую документацию о размещении завода.

– Итак, – констатировал Мейер, – шанс оправдался. Теперь я избавлюсь от этих денег, положу остальное на ее счет для оплаты приказа, отданного мною сегодня утром перед открытием. Еще на две тысячи пятьсот акций. Счет в результате поднимется максимально. Потом мне придется сидеть и следить за бегущей строкой, день за днем, с десяти утра до половины четвертого. Носи мне сандвичи. – Он взмахнул поддельными письмами и документами. – Теперь, когда все это превращается в конфетти и смывается, может, сердце мое сбавит темп, как ты думаешь?

Он пошел с ними в ванную, а я позвонил по кредитной карточке в офис Санто и после короткого ожидания услышал голос Мэри Смит.

Для убедительности следовало говорить тоном отфутболенного мужчины.

– Это Макги, – молвил я. – Какое решение принял Санто?

– Ох, Трев. Я с таким нетерпением ждала звонка, дорогой.

– Не сомневаюсь. Так что он решил?

– Я сначала хочу сказать тебе кое-что, так как подозреваю, что ты бросишь трубку, если сначала получишь ответ на вопрос.

– Можно выдумать вескую причину, которая не позволит мне это сделать?

– Милый, причина очень веская – мой проклятый телефон. Я знала, что это ты, хватала трубку, а он все продолжал безобразно гудеть прямо в ухо. – Тон интимный, ласковый, убедительный.

– Неплохая попытка, детка.

– Но это правда! В самом деле! Почему ты уверен, что меня не было дома? Если тебе так уж хочется изображать из себя старого ворчливого медведя, позвони в телефонную компанию и спроси, действительно ли некая Мэри Смит устроила адский скандал днем в субботу. Мне из офиса передали твое сообщение, я оставила там свое на случай, если ты перезвонишь.

– По крайней мере, звучит неплохо, мисс Смит.

– Тревис, я понимаю, как ты, наверно, расстроен и зол.

– Почему из телефонной компании не приехали починить телефон?

– Они, собственно, поклялись, будто с ним все в порядке. Проверяли и проверяли, а когда я заставила их приехать еще раз, привезли инструменты и установили новый.

– Который тоже не работает. И не работал в субботу вечером.

– Я… меня не было.

– Ты сказала, уик-энд у тебя свободен. Почему же не сидела дома? А в четыре утра в воскресенье утром, детка?

– Я… мне сказали, у тебя другие планы, милый.

– Кто?

– Честно сказать, я поехала в Лодердейл, только чтобы тебя найти. Видела твою фантастическую яхту, милый. Какая, должно быть, на ней роскошная жизнь! Один человек мне сказал, может быть, ты в компании на другом корабле, я пошла, и какая-то очень странная девушка объяснила, что я тебя не застала, но ты можешь вернуться. И я стала ждать. Хочешь, выясни у тех людей. Многие, наверно, твои друзья. Очень… живая компания. Потом вернулась та странная девушка, говорит, ты ушел с другой девушкой и, должно быть, уже не вернешься. Так что… видишь, я правда старалась… – Убедительно возбужденный тон затухал постепенно, становясь монотонным, смертельно усталым.

– Даже в четыре утра тебя не было дома? Наверно, хорошо развлекалась.

– Не слишком. Но вполне… приятно. Я… позвонила одной старой подруге… и она пригласила меня к себе, и было очень поздно ехать обратно, и меня оставили ночевать, милый.

– Так когда ты явилась домой?

– По-моему… около десяти вчера вечером. Я провела у них весь день. А что, дорогой? Ведь у тебя было свидание, правда? Какой смысл мчаться домой, пыхтеть у телефона? Ты, в конце концов, мог логично предположить, будто я тебя продинамила, и сказать, ну и черт с ней, с Мэри Смит, и с ее вшивым бифштексом. Разве я не заработала никаких оправданий, отправившись в такую даль искать тебя?

– И все из-за испорченного телефона, – удивленно охнул я. – Наверно, нас злой рок преследует.

– Наверно, – согласилась она и явственно тяжко вздохнула.

– Тогда часов в девять жди гостя, милашка. Идет?

– Ой, нет, милый! Прости.

– Что теперь?

– Ну… По-моему, злой рок еще действует. Я… н-ну… у моих друзей стоит в доке суденышко. Они живут на канале, пригласили меня на катер, а я, неуклюжая идиотка, как-то споткнулась и рухнула с пристани головой вниз прямо на палубу. Честно, прямо совсем разбита. Выбралась, потому что ждала твоего звонка, приехала домой, приняла горячую ванну и легла в постель. А сегодня весь день ковыляю, как престарелая леди.

– Господи, милочка, ты, видно, сильно ушиблась. Что же ты ушибла?

Она издала усталый смешок:

– Спроси лучше, что я не ушибла. На катере куча всяких… ну, знаешь, приспособлений для ловли рыбы. Я как-то умудрилась упасть лицом, нынче утром разглядывала себя в зеркале с головы до пят, весь рот распух. Клянусь, не знаю, плакать или смеяться. Вся в ушибах и синяках. Не могу показаться тебе в таком виде. Просто страшилище.

– Мэри, такие падения бывают опасными.

– Знаю. По-моему, я растянула спину. От такого потрясения всех сил лишаешься. И все кости болят. – Она снова вздохнула. – Милый, дай время привести себя в порядок исключительно для тебя. Пожалуйста!

– Ну, конечно. Береги себя, детка. Жаль, что удача от нас отвернулась.

– Дружище Макги, мне в десять раз больше жаль. – В усталом протяжном тоне сквозила полнейшая убежденность. – Кстати, решение положительное.

– Хорошо. Сколько?

– Он сказал, в зависимости от того, как пойдет дело. Как минимум, полтора. Возможно, до трех или где-то посередине. Просил передать, будет действовать с разных счетов, разбросанных по всей стране. Спрашивал, не возражаешь ли ты, если количество будет несколько неопределенным.

– Я этого ждал. Если спекулянты чересчур разыграются, он не сможет как следует притормаживать.

– Милый позволь высказать пожелание, чтобы в следующий раз нам повезло больше.

– Конечно позволяю. Беги домой в постельку, детка. Я положил трубку, заглянул в ванную в самое время, чтобы увидеть, как Мейер высыпает в унитаз последнюю порцию конфетти и спускает воду.

– Улики уничтожены, – объявил он с широкой улыбкой и громким вздохом.

– Санто лезет все выше.

– Пускай наслаждается восхождением на здоровье. Пускай пригласит за компанию кое-кого из приятелей.

Я отдал ему свою треть квитанции, которую он тщательно спрятал в кармашек бумажника.

– Ну, до завтра, – попрощался Мейер. – Приеду в Броуард-Бич, найду местечко под названием «Аннекс», в семь буду сидеть в баре в ожидании голубка. Правильно?

– Изображая из себя важного и ловкого мошенника. Правильно.

– Не желаешь спросить, что я организовал, когда приехал обедать? Тебя это не интересует?

– Теперь интересует. Теперь ясно, что это наверняка интересно.

– Представь такую сцену. Мистер Ла Франс спешит к администраторской стойке в отеле. У него склеенная из трех частей квитанция. Он запыхался. Так?

– Руки трясутся. Не может дождаться, когда Гарри вручит ему деньги, – добавил я.

– Гарри берет квитанцию, но возвращается не с большим коричневым конвертом, а с маленьким белым. Размером с поздравительную открытку. Я все это устроил, приехав обедать, чтобы получить квитанцию, которую ты подменил, разорвал на три части и одну всучил ему.

– Мейер, ты что, не знаешь, с кем разговариваешь? Это все мне известно.

– Заткнись. Дай насладиться. Тут он спрашивает у Гарри, где коричневый конверт? Где деньги? А Гарри отвечает, что другой приятель забрал их через десять минут после вручения. Да, мистер Ла Франс, у него были три части, склеенные. Он просил не напоминать о проигранном вами пари. Знаю, мистер Ла Франс, эта квитанция тоже разорвана на три части, только это квитанция не на деньги. Это квитанция вот на этот конверт.

– И тут, – подхватил я, – ошеломленный, разъяренный и потрясенный мистер Ла Франс падает в вестибюле в кресло и вскрывает белый конверт. Давай, Мейер! Что написано на открытке?

– Не спеши. На лицевой стороне напечатано: «Поздравления от коллег по работе». Открываешь ее, а внутри сказано: «Ты этого достоин больше любого другого».

– Весьма злая шутка, Мейер.

– А подпись! Это лучше всего.

– Что ты сделал? Подделал мою?

– Не совсем. Он видел твое судно. Он знает название. В открытке он обнаружит пять игральных карт, которые я вытащил из колоды, а остальные выбросил. Пятерка, шестерка, семерка и восьмерка червей. И трефовый король. Правильно? Лопнувший флеш?[36]36
  Старшая комбинация в покере – флеш – состоит из пяти карт подряд одной масти. В данном случае пятая карта другая, поэтому флеш не вышел.


[Закрыть]

Я с восхищением посмотрел на него:

– Высший класс, Мейер. У тебя просто инстинкт на такие дела.

– На самом деле ничего особенного. Просто врожденный хороший вкус, творческое мышление, высокий интеллект. Вот это отличная подпись, когда надо кому-нибудь намекнуть, кто именно оказал ему добрую услугу.