Текст книги "Время уходить"

Автор книги: Джоди Пиколт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Виктор, я чую запах дьявола.

– Правда? – Я отрываю башку от стола и провожу языком по зубам, покрытым налетом. – А я чую только запах дешевого бухла.

– Я не допущу здесь никакого беззакония…

– Клянусь вам, Эбби, я как минимум лет сто не нарушал закон. – Я вздыхаю.

Такие стычки уже происходили между нами десятки раз. Я, кажется, не упомянул, что Эбигейл не только убежденная трезвенница, но и к тому же страдает деменцией, а потому с одинаковым успехом может именовать меня как Виктором, так и президентом Линкольном? Разумеется, мне это только на руку. К примеру, когда хозяйка говорит, что я задерживаю арендную плату, я вру, что уже отдавал ей деньги за этот месяц, но она забыла.

Несмотря на свою ветхость, Эбигейл – дамочка весьма проворная. Она энергично лупит палкой по диванным подушкам и даже заглядывает в микроволновку:

– Где оно?

– Что «оно»? – уточняю я, притворяясь тупицей.

– Зелье. Сатанинские слезы. Ячменный уксус. Веселящий сок. Я знаю, вы его где-то прячете.

Я улыбаюсь своей самой невинной улыбкой:

– Неужели я стал бы заниматься таким гнусным делом?

– Виктор, не лгите мне, – говорит она.

Я осеняю себя крестом возле сердца:

– Клянусь Богом, в этой комнате нет бухла! – Встаю и, пошатываясь, бреду в крошечную уборную, примыкающую к моему офисному пространству.

Тут умещаются только унитаз, раковина и пылесос. Я закрываю за собой дверь, мочусь, после чего снимаю крышку с бачка. Выудив из него бутылку, початую прошлым вечером, я делаю долгий живительный глоток виски, и тупая боль в голове сразу начинает отступать.

Прячу бутылку обратно в тайник, спускаю воду и открываю дверь. Эбби все еще здесь. Я не солгал ей, просто немного скомкал правду. Этому приему я научился давным-давно, когда меня еще натаскивали для работы следователем.

– Так на чем мы остановились? – спрашиваю я, и тут раздается звонок телефона.

– На поисках выпивки, – гнет свою линию старушка.

– Эбби, вы меня удивляете. Никогда бы не подумал, что вы тоже неравнодушны к спиртному. – Я подталкиваю хозяйку к двери, а телефон продолжает трезвонить. – Вы не против, если мы закончим этот разговор позже? Вечерком, за чашечкой кофе? – Я выставляю протестующую старушку за дверь, хватаю трубку, которая упорно пытается выскользнуть из рук, и рявкаю:

– Алло!

– Это мистер Стэнхоуп?

Несмотря на добрый глоток алкоголя, виски́ снова будто сжимает клещами.

– Да.

– Верджил Стэнхоуп?

По прошествии года, а потом двух и более я начал понимать, что Донни говорил чистую правду: если уж у копа завелся призрак, то он никуда не денется. Я не мог избавиться от Элис Меткалф, а потому ликвидировал Верджила Стэнхоупа. Думал по глупости, что если переверну эту страницу, то смогу начать с чистого листа, освобожусь от чувства вины и тревожащих совесть вопросов. Мой отец, Виктор Стэнхоуп, был ветераном войны, мэром небольшого городка, во всех отношениях достойным мужчиной. Я позаимствовал его имя, полагая, что таким образом ко мне перейдут также и его лучшие черты. Я надеялся из человека, который здорово облажался, превратиться в того, кому люди будут доверять. Вот так я и стал Виктором.

До сих пор все шло гладко, никто не задавал мне подобных вопросов.

– Теперь уже нет! – Буркнув это, я швыряю трубку на рычаг.

Стоя посреди кабинета и сжимая руками больную голову, я продолжал слышать этот голос. Он не смолк, даже когда я вернулся в уборную, достал из бачка бутылку виски и высосал из нее все до последней капли.

Вообще-то, я ни разу не слышал, как говорит Элис Меткалф. Я нашел ее лежащей на земле без сознания, в том же состоянии она находилась, когда я пришел к ней в больницу, а потом она пропала. Но в моем воображении голос этой женщины, сидящей напротив и бросающей мне обвинения, звучит ровно так же, как тот, что донесся сейчас с другого конца провода.

Нас отправили в заповедник разбираться с заявлением о смерти, которая поначалу не казалась подозрительной. И уж тем более в то утро, десять лет назад, не имелось никаких оснований полагать, что Элис Меткалф или ее ребенок пропали. Мать с девочкой могли отправиться за продуктами и пребывать в счастливом неведении о том, что творится в заповеднике. Они могли пойти гулять в городской парк. Элис звонили на мобильный, но, по словам Томаса, она постоянно забывала взять телефон с собой. Характер ее работы – изучение когнитивных способностей слонов – благоприятствовал тому, чтобы она надолго уходила в отдаленные уголки заповедника для наблюдения за животными; при этом Элис частенько, к неудовольствию супруга, брала с собой трехлетнюю дочь.

Я надеялся, что миссис Меткалф отправилась с утра пораньше в какое-нибудь заведение фастфуда и вот-вот появится со стаканом кофе, держа за руку жующую пончик малышку. Меньше всего мне хотелось, чтобы они оказались сейчас где-нибудь на просторах заповедника, по которому гулял на свободе седьмой слон.

Думать о том, что могло с ними случиться, я себе не позволял.

Через четыре часа после начала следственных действий наши эксперты собрали десять ящиков улик: корки от тыквы и пучки сухой травы, листья, почерневшие то ли от соприкосновения с пометом, то ли от запекшейся крови. Пока они трудились на месте преступления, мы с Гидеоном сопровождали тело Невви к главному входу в заповедник. Негр двигался медленно; голос его звучал глухо, как большой барабан. Будучи копом, я видел достаточно много трагедий, чтобы понять: этот человек либо действительно глубоко потрясен смертью тещи, либо талантливый актер, заслуживающий «Оскара».

– Примите мои соболезнования, – сказал ему Донни. – Представляю, как вам сейчас тяжело.

Гидеон кивнул, утирая глаза. Судя по всему, он испытывал просто адские муки.

– Давно вы здесь работаете? – поинтересовался мой напарник.

– С момента открытия. А до этого работал в цирке на юге. Там я познакомился со своей женой. Невви, теща, была моим первым работодателем. – При упоминании имени покойной его голос дрогнул.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы слоны вели себя агрессивно?

– Видел ли я это? – переспросил Гидеон. – Разумеется, в цирке. Здесь нечасто. Ну, максимум могут шлепнуть смотрителя хоботом, если им что-то сильно не понравится. Как-то раз одна из наших девочек взбрыкнула, услышав сигнал сотового, похожий на пароходный гудок. Знаете, говорят, слоны ничего не забывают? Ну так это правда. Хотя и не всегда благо.

– Значит, что-то могло расстроить одну из… девочек… и она завалила вашу тещу?

Гидеон опустил взгляд в землю:

– Думаю, да.

– Вы, похоже, не слишком уверены, – заметил я.

– Невви хорошо знала, как обращаться со слонами, – пояснил Гидеон. – Она не была новичком в этом деле. Просто… не повезло ей.

– А как насчет Элис? – спросил я.

– А что с ней?

– Она хорошо умеет обращаться со слонами?

– Элис разбирается в слоновьих повадках лучше всех, кого я знаю.

– Вы видели ее вчера вечером?

Он посмотрел на Донни, потом на меня и сказал:

– Не для протокола? Она пришла ко мне за помощью.

– Что, в заповеднике возникли какие-то проблемы?

– Нет, это из-за Томаса. Когда у нас начались финансовые сложности, он изменился. Перепады настроения, просто дикие. Все время проводил, запершись у себя в кабинете, а вчера вообще очень сильно напугал Элис.

«Напугал». Слово взметнулось в воздух красным флажком.

У меня возникло ощущение, что парень чего-то недоговаривает. Но это неудивительно: кто станет обсуждать домашние проблемы босса, если хочет сохранить работу.

– Она сказала еще что-нибудь? – поинтересовался Донни.

– Упомянула, что надо забрать Дженну и отвезти куда-нибудь, где девочка будет в безопасности.

– Похоже, Элис вам доверяет, – резюмировал мой напарник. – А как на это смотрит ваша жена?

– Моя жена умерла, – ответил Гидеон. – Из родных у меня только Невви была.

Мы приблизились к огромному сараю, и я замедлил шаг. В загоне позади него кружили пять слонов, попеременно закрывая один другого, как грозовые тучи; от их мерного топота земля дрожала у нас под ногами. У меня возникло какое-то сверхъестественное ощущение, что животные понимают каждое наше слово.

И я вспомнил Томаса Меткалфа.

Донни обратился к Гидеону:

– Как вы думаете, мог кто-то напасть на Невви? Я имею в виду человека, а не слона?

– Слоны – дикие животные, а не домашние питомцы. Всякое могло случиться.

Гидеон протянул руку к металлическим перекладинам изгороди, заметив, что одна слониха просунула наружу хобот. Она ощупала пальцы смотрителя, а потом подняла с земли камень и швырнула его мне в голову.

Донни хохотнул:

– Гляди-ка, Вёрдж, ты ей не понравился.

– Их нужно покормить. – Гидеон пролез в загон, и слоны начали трубить в предвкушении обеда.

Донни пожал плечами и двинулся дальше. Я же подивился про себя: неужели мой напарник не заметил, что Гидеон уклонился от ответа на вопрос, который ему задали.

– Эбби, оставьте меня в покое! – кричу я, или, по крайней мере, мне кажется, что кричу, так как по ощущениям язык у меня раз в десять больше, чем может поместиться во рту. – Сказал же вам: я не пьянствую.

Технически это верно. Я сейчас не пью, поскольку уже набрался.

Однако хозяйка продолжает колошматить в дверь. Или, может, это отбойный молоток на улице? В любом случае стук не прекращается, а потому я соскребаю себя с пола, где отключился, и резко распахиваю дверь офиса.

С трудом фокусирую взгляд, но передо мной определенно стоит на Эбби. Гостья всего пять футов ростом, за плечами у нее рюкзак, а на шее – голубой шарф, что делает незнакомку похожей на Айседору Дункан, или на снеговика, или уж не знаю на кого еще.

– Мистер Стэнхоуп? – произносит она. – Верджил Стэнхоуп?

На столе у Томаса Меткалфа высились горы бумаг, исписанных крошечными символами и цифрами, напоминающими какой-то таинственный код. Была там и диаграмма, похожая на восьмиугольного паука со скрюченными лапками. В старшей школе я учился плохо, но вроде бы это что-то из области химии. Как только мы вошли, Меткалф поспешно все убрал. Бедняга весь взмок, хотя на улице было не так уж и жарко.

– Они пропали, – с отчаянием в голосе заявил хозяин заповедника.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти ваших близких…

– Нет-нет, я имею в виду свои записи.

Хотя опыт расследования преступлений у меня тогда был еще мизерный, я тем не менее удивился, что человек, у которого исчезли жена и ребенок, похоже, больше тревожится из-за каких-то записок.

Донни окинул взглядом кипы бумаг на столе:

– А разве это не они?

– Нет, конечно! – резко ответил Меткалф. – Ясно же, что я говорю о бумагах, которых здесь нет.

Листы сплошь покрыты странной последовательностью цифр и букв. Это могла быть компьютерная программа; это мог быть сатанинский код. Такие значки я видел раньше на стене. Донни поглядел на меня, озадаченно изогнув брови:

– Большинство людей волновались бы о судьбе своих пропавших родственников, учитывая, что вчера ночью слон убил здесь кое-кого.

Меткалф продолжил рыться в кипах бумаг и книг, перекладывал их слева направо, явно прикидывая что-то в уме.

– Вот почему я тысячу раз говорил жене, чтобы она не брала с собой в вольеры Дженну…

– Дженну?

– Нашу дочь, – пояснил Меткалф.

– Вы с супругой часто ссорились, так?

– Кто это вам сказал? – с вызовом спросил хозяин.

– Гидеон. По его словам, вчера вечером вы чем-то расстроили Элис.

– Я расстроил ее? – удивился Томас.

Тут я выступил вперед, как мы предварительно условились с Донни.

– Можно мне воспользоваться вашей уборной?

Меткалф махнул рукой в сторону маленькой комнаты в дальнем конце коридора. Внутри я увидел пожелтевшую, в поломанной рамке газетную вырезку с заметкой об открытии заповедника. Была там и фотография Томаса в обнимку с беременной женщиной, улыбавшейся в камеру, на дальнем плане маячил слон.

Открыв аптечку, я перебрал ее содержимое: пластыри, антибиотики, жаропонижающее, болеутоляющее. Там стояли и три флакончика с препаратами, отпускаемыми строго по рецепту, на каждом наклейка с именем Томаса: прозак, абилифай, золофт. Антидепрессанты, причем все куплены сравнительно недавно.

Если сказанное Гидеоном о перепадах настроения правда, то неудивительно, что Томасу выписали такие лекарства.

Я спустил воду и вернулся в кабинет. Меткалф расхаживал по периметру комнаты, словно тигр в клетке.

– Я не вправе советовать полиции, как выполнять свою работу, – сказал он, – но неужели не ясно, что я в данном случае пострадавшая сторона, а не подозреваемый. Элис сбежала с нашей дочерью, прихватив труд всей моей жизни. Не стоит ли вам заняться ее поисками, вместо того чтобы допрашивать меня с пристрастием?

Тут в разговор вступил я:

– А зачем жене красть ваши исследования?

Меткалф опустился в кресло за письменным столом:

– Вообще-то, она и раньше уже это делала. Много раз. Элис врывалась в мой кабинет, чтобы забрать мои бумаги. – Он развернул лежавший на столе длинный свиток. – Скажу вам кое-что не для протокола, джентльмены… Я нахожусь на пороге крупнейшего открытия в области изучения памяти. Это будет настоящий прорыв. Хорошо известно, что воспоминания эластичны, пока не закодированы миндалевидным телом головного мозга, но мое исследование доказывает, что каждый раз, как воспоминание всплывает в памяти, оно возвращается в изначальное переменчивое состояние. А следовательно, можно предположить, что потеря памяти действительно происходит после извлечения из нее воспоминания, если существуют фармакологические помехи, нарушающие синтез протеина в миндалевидном теле… Представьте, что можно стирать травмирующие воспоминания с помощью химических веществ спустя годы после самого события. Это полностью изменит подход к лечению посттравматического стресса. И бихевиористские работы Элис, посвященные исследованию печали, будут выглядеть на этом фоне не наукой, а гаданием на кофейной гуще.

Донни глянул на меня через плечо и произнес одними губами: «Псих». А затем поинтересовался:

– А ваша дочь, мистер Меткалф? Где она была, когда вы вчера вечером выясняли отношения с супругой?

– Спала, – ответил он и замолчал, потом отвернулся от нас и, откашлявшись, продолжил: – Предельно ясно, что этот кабинет – единственное место, где моей жены точно нет… А потому возникает вопрос: почему вы все еще здесь?

– Лейтенант Стэнхоуп, – вежливо обратился ко мне Донни, – пожалуйста, сходите к экспертам и скажите им, чтобы они закруглялись. А я пока задам доктору Меткалфу еще несколько вопросов.

Я кивнул, а про себя подумал, что Донни Бойлену и впрямь чертовски не везет. Только мы решили записать в протоколе, что смерть наступила в результате несчастного случая и во всем виноват слон, как вдруг всплывает семейная ссора с похищением каких-то бумаг, результатом которой вполне могло стать исчезновение двух людей или даже убийство – от этого помешанного на работе типа всего можно ожидать. Я направился к месту преступления, где эксперты продолжали переписывать разный бесполезный мусор, как вдруг волосы у меня на голове встали дыбом.

Обернувшись, я увидел седьмого слона, вернее слониху, которая стояла по ту сторону шаткой переносной электрической изгороди и смотрела на меня сверху вниз.

С такого близкого расстояния слониха казалась не просто огромной, но гигантской. Уши ее были прижаты к голове, а хобот волочился по земле. Редкие волоски торчали на костистом лбу. В карих глазах светилась душа. Животное заревело, и я отпрянул назад, хотя нас разделяла загородка.

Слониха снова затрубила, на этот раз громче, и пошла прочь. Сделав несколько шагов, остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на меня. А затем повторила те же действия еще два раза.

Она как будто звала меня последовать за собой.

Я не шевелился, тогда она вернулась к загородке и осторожно просунула хобот между рядами электрических проводов. Я чувствовал пыханье горячего воздуха из кончика хобота, ощущал запах сена и пыли. А потом задержал дыхание, и она дотронулась до моей щеки. Прикосновение оказалось нежным, как дуновение ветерка.

На этот раз, когда слониха зашагала прочь, я пошел за ней, держась вдоль изгороди, но в какой-то момент животное повернуло и стало удаляться от меня. Слониха направилась в сторону долины и, прежде чем скрыться из виду, снова оглянулась.

В старшей школе мы, бывало, чтобы срезать путь, бегали через коровьи пастбища, огражденные заборами из проволоки под напряжением. Мы подпрыгивали и отважно хватались рукой за провод, потому что знали: если успеешь отпустить его до того, как ноги коснутся земли, током тебя не ударит.

Я тряхнул стариной и с разбегу перемахнул загородку. В последний момент носок ботинка зацепил землю, и в руку шибануло электричеством. Упав и прокатившись по земле, я поднялся на ноги и бросился к тому месту, где скрылась слониха.

Я обнаружил ее примерно в четырехстах ярдах от изгороди: она стояла над телом женщины.

– Вот дерьмо! – прошептал я, и животное затрубило.

Стоило мне шагнуть вперед, как слониха подняла хобот и так ударила меня по плечу, что я свалился на землю. Ясно было, что это предупреждение: она могла бы швырнуть меня на другой конец заповедника, если бы захотела.

– Эй, девочка, – прошептал я, глядя слонихе в глаза. – Я вижу, ты хочешь позаботиться о ней. Я хочу того же. Ты только дай мне подойти ближе. Обещаю, с ней все будет в порядке.

Я продолжал разговаривать со слонихой, и постепенно ее поза стала менее напряженной. Прижатые к голове уши вздрогнули и сдвинулись вперед; хобот свернулся над грудью женщины. С изяществом, какого я не ожидал от столь крупного животного, слониха приподняла массивную лапу и отступила назад.

В этот момент я по-настоящему понял, почему Томас Меткалф организовал слоновий заповедник и почему Гидеон Картрайт не стал винить одно из этих удивительных созданий в смерти своей тещи. Понял, отчего ученые пытаются разгадать, что творится в головах у этих величественных животных. Это трудно сформулировать, но я вдруг почувствовал, что слоны гораздо ближе к людям, чем мы думаем, ощутил какое-то внутреннее родство с ними.

Я кивнул слонихе, и – клянусь Богом! – она кивнула мне в ответ.

Возможно, я продемонстрировал излишнюю доверчивость или же вообще повел себя как полный идиот, но я встал на колени рядом со слонихой, достаточно близко, чтобы она при желании могла раздавить меня, и попытался нащупать пульс женщины. В волосах у нее запеклась кровь, опухшее багровое лицо было перепачкано грязью. Она ни на что не реагировала… но была жива.

– Спасибо тебе, – сказал я слонихе, потому что мне было ясно: она стремилась спасти эту женщину.

Я посмотрел вверх, однако животное уже исчезло, бесшумно ускользнув за деревья, обрамлявшие небольшую долину.

Подхватив пострадавшую на руки, я быстрым шагом направился к нашим экспертам. Что бы там ни говорил Томас Меткалф, Элис никуда не сбегала, прихватив маленькую дочь и его бесценные бумаги. Она была здесь, в заповеднике.

Однажды я так напился, что у меня случилась галлюцинация: мне привиделось, будто я играл в покер с Санта-Клаусом и единорогом, который все время жульничал. Вдруг в комнату ворвалась русская мафия и начала избивать Санту. Я убежал и стал карабкаться вверх по пожарной лестнице, но мафиози следовали за мной по пятам. Единорог был рядом со мной, и, когда мы оказались на крыше здания, он сказал мне, чтобы я прыгнул и полетел, словно Питер Пэн. И я уже занес было одну ногу над карнизом, но как раз в этот момент пришел в себя, потому что внезапно зазвонил мобильник. Я понял, что спасся лишь чудом, и решил, что это знак свыше: пора завязывать. И вылил в раковину все спиртное, какое имелось в доме.

Три дня я не прикасался к выпивке.

В это время очередная клиентка попросила меня проследить за мужем, которого подозревала в измене. По выходным он стал регулярно отлучаться из дому на несколько часов, говоря, что якобы идет в строительный магазин, но ни разу ничего там не купил; начал стирать сообщения в мобильном телефоне. «Такое ощущение, – сказала мне женщина, – что это не тот человек, за которого я выходила замуж, его словно бы подменили».

И вот в ближайшее воскресенье я проследил за этим типом, который пошел не куда-нибудь, а в зоопарк. Он был с женщиной, это верно, но на вид ей исполнилось от силы года четыре, не больше. Девочка подбежала к вольеру со слоном. Мне тут же вспомнилось, как животные, которых я видел в заповеднике, свободно бродили по обширной территории, а не были упрятаны за бетонный забор, как здесь. Слон покачивался взад-вперед, будто двигался в такт музыке, которую никто больше, кроме него самого, не слышал.

– Папочка, – в полном восторге пролепетала девочка, – он танцует!

– Однажды я видел, как слон очищал апельсин, – небрежно заметил я, припоминая свой визит в заповедник Меткалфа после гибели Невви.

Это был один из трюков Олив. Она катала плод мощной передней лапой, аккуратно придавливая его, чтобы кожура треснула, а потом ловко снимала ее хоботом.

Я дружелюбно кивнул супругу своей клиентки и, зная, что в законном браке детей у него нет, сказал:

– Какая милая у вас дочурка.

– Спасибо, – отозвался он, и я услышал в его голосе невольное удивление, обычное для человека, впервые слышащего похвалу своему ребенку, но не для того, кто имеет четырехлетнюю дочь. Похоже, он узнал о своем отцовстве совсем недавно.

Вернувшись домой, я был вынужден сообщить клиентке, что ее муж не просто загулял, но ведет целую жизнь, о которой ей ничего не известно.

Неудивительно, что в ту ночь мне вновь приснилась та давняя сцена – как я нашел бесчувственное тело Элис Меткалф и сказал слонихе: «Обещаю, с ней все будет в порядке», дал клятву, которую так и не сдержал.

На этом мой период трезвости завершился.

Не могу вспомнить во всех подробностях, что происходило в течение восьми часов после обнаружения Элис Меткалф, столько всего случилось за этот короткий срок. «Скорая помощь» привезла ее в местную больницу, все еще без сознания. Я проинструктировал сопровождавших пациентку медиков, чтобы позвонили мне сразу, как только она придет в себя. Мы попросили копов из соседних городов помочь завершить осмотр слоновьего заповедника, потому что не знали, находится ли дочь Меткалфов где-то на его территории или нет. Около девяти вечера мы заехали в больницу, где нам сказали, что пострадавшая до сих пор не очнулась.

Я считал, что нужно арестовать в качестве подозреваемого Томаса Меткалфа. Но Донни возразил, что это невозможно, ведь мы даже не знаем, было ли вообще совершено какое-нибудь преступление. Он заявил, что следует дождаться, когда Элис очнется и сама расскажет нам, что произошло и имеет ли Томас отношение к ее ранению, исчезновению ребенка или гибели Невви.

Мы находились в больнице и ждали, когда пострадавшая оклемается, и тут нам позвонил Гидеон. Он был в панике и попросил нас срочно приехать в заповедник. Через двадцать минут мы вместе с ним шли к слоновьему вольеру, освещая себе путь фонариками. Томас Меткалф стоял посреди загона – босой, в банном халате – и пытался надеть цепь на передние ноги слонихи, которая всячески уклонялась от этого. Вокруг с лаем скакала собака и кидалась на Меткалфа, чтобы его остановить. Он пнул псину по ребрам. Та, скуля, отползла в сторону.

– Нужно всего несколько минут, чтобы ввести ей блокатор U0126… – бормотал Томас.

– Не знаю, какого черта он делает, – сказал Гидеон, – но мы здесь не держим слонов в цепях.

Животные сердито урчали и топали, так что, казалось, вся земля вокруг дрожит.

– Пожалуйста, уведите его отсюда, – попросил Гидеон, – пока не пострадал кто-нибудь из слонов.

«Или сам Меткалф», – подумал я.

Целый час мы уговаривали Томаса покинуть вольер. Еще тридцать минут потребовалось Гидеону, чтобы подобраться к испуганному зверю и снять с него цепи. Мы надели на Меткалфа наручники – а как еще прикажете поступить в такой ситуации? – и доставили его в психиатрическую лечебницу в шестидесяти милях к югу от Буна. По пути мы время от времени оказывались вне зоны действия сотовой сети, а потому сообщение о том, что Элис Меткалф очнулась, я получил только через час.

К тому времени наш рабочий день продолжался уже шестнадцать часов, мы буквально валились с ног.

– Отложим до завтра, – решил Донни. – Ни от меня, ни от тебя сейчас все равно толку не будет. А завтра с утра мы первым делом ее допросим.

Так я совершил главную ошибку в своей жизни.

Той ночью Элис под расписку ушла из больницы и исчезла с лица земли.

И вот теперь я открываю дверь, на пороге стоит какая-то незнакомая девчонка и спрашивает:

– Мистер Стэнхоуп? Верджил Стэнхоуп?

Она произносит это обвиняющим тоном, словно бы называться этим именем равносильно какому-то преступлению. Мигом занимаю оборонительную позицию. Я уже давно не Верджил.

– Ты ошиблась.

– Вы никогда не интересовались, что случилось с Элис Меткалф?

Я пристальнее вглядываюсь в ее лицо, которое расплывается у меня перед глазами – выпито было немало, а потом прищуриваюсь. Наверное, это очередная галлюцинация.

– Уходи отсюда, – с трудом произношу я.

– Не уйду, пока не признаетесь, что вы тот самый человек, который десять лет назад оставил мою мать в больнице в бессознательном состоянии.

При этих словах хмель мгновенно улетучивается: теперь я трезв как стеклышко и точно знаю, кто стоит передо мной. Это не Элис и не галлюцинация.

– Дженна? Ты ее дочь?

Лицо девочки омывается светом, такое можно увидеть на иконах в соборах – высокое искусство, от которого сердце замирает.

– Мама рассказывала вам обо мне?

Разумеется, Элис Меткалф ничего мне не рассказывала. Когда наутро после трагедии в заповеднике я вернулся в больницу, чтобы снять показания, ее там уже не было. Медсестра только и могла сообщить мне, что пациентка отказалась от госпитализации, подписала все необходимые документы и упоминала кого-то по имени Дженна.

Донни воспринял это как доказательство того, что Гидеон говорил правду: Элис Меткалф действительно сбежала с дочерью, как и планировала. Учитывая, что ее муженек был типом весьма эксцентричным, если не сказать психом, такой исход представлялся ему счастливым. Донни оставалось всего две недели до пенсии, и я знал, что он хочет закончить к этому моменту все дела, включая и смерть смотрительницы Слоновьего заповедника Новой Англии. «Это был несчастный случай, – решительно заявил мой напарник, когда я предложил ему копнуть глубже. – Элис Меткалф не входит в число подозреваемых. Она даже официально не считается пропавшей, пока кто-нибудь не заявит в полицию об ее исчезновении».

Но никто так и не заявил. А когда я попытался все-таки выяснить местонахождение этой женщины, Донни встал на моем пути каменной стеной, сказав, что если я не хочу неприятностей, то лучше не ворошить это дело. Когда я возразил, что он поступает неправильно, Донни понизил голос и произнес загадочную фразу: «Поверь, это не только мое решение».

Целых десять лет мне не давали покоя некоторые детали этого дела.

И вот передо мной живое доказательство того, что Донни Бойлен был прав.

– Ну и ну, – бормочу я, потирая виски. – Не могу в это поверить.

Я распахиваю дверь, и Дженна входит в мой офис, морща нос при виде смятых оберток от фастфуда на полу и вдыхая застарелый запах табака. Трясущейся рукой я вынимаю сигарету из кармана рубашки и закуриваю.

– Это вас убьет.

– Недостаточно быстро, – небрежно бросаю я и глубоко затягиваюсь; мне нужна доза никотина.

Клянусь, иногда только это и помогает мне прожить еще один день!

Дженна выкладывает на стол бумажку в двадцать долларов.

– Тогда постарайтесь протянуть еще немного, – говорит она. – Потому что я собираюсь нанять вас в качестве детектива.

– Дорогуша, – смеюсь я, – забери свою мелочь из копилки. Если у тебя пропала собака, расклей объявления. Если парень променял тебя на девчонку погорячее, подложи чего-нибудь в лифчик и заставь его ревновать. Совет бесплатный, потому что ты меня здорово развеселила.

Однако девчонка в ответ невозмутимо заявляет:

– Я нанимаю вас, чтобы вы завершили свою работу.

– Что?

– Вы должны найти мою мать.

Есть кое-что, чего я никому не рассказывал об этом деле.

Можете себе представить, что творилось тогда в Слоновьем заповеднике Новой Англии. Для него наступили черные дни. Невви погибла, Томас Меткалф, обколотый успокоительным, находился в психиатрической больнице в состоянии полного ступора, его жена исчезла в неизвестном направлении, а единственным смотрителем остался Гидеон. Заповедник мигом увяз в долгах и обанкротился, все трещины в его основании открылись глазам широкой публики. Кормить животных было нечем, земля должна была отойти банку, но прежде следовало куда-то переселить всех обитателей заповедника, а это почти тридцать пять тысяч фунтов чистого веса.

Нелегко подыскать новый дом для семи слонов, но Гидеон вырос в Теннесси и знал о существовании там одного местечка под названием Хохенуолд, где был устроен слоновий заповедник. Его сотрудники признали ситуацию в Нью-Гэмпшире катастрофической и выразили готовность сделать для животных все возможное. Они согласились разместить слонов в сарае на карантин, пока для них не будет построен новый вольер.

На той же неделе мне на стол легло новое дело: няню, семнадцатилетнюю девушку, обвиняли в том, что по ее вине шестимесячный младенец получил сотрясение мозга. Я пробовал вынудить подозреваемую – светловолосую чирлидершу с белозубой улыбкой – признаться, что она сгоряча тряхнула крошку. Поэтому в тот день, когда Донни отмечал выход на пенсию, я сидел у себя в кабинете за столом. И тут как раз принесли отчет медицинского эксперта по делу Невви Руэль.

Я уже знал, что там написано: смерть смотрительницы заповедника произошла вследствие несчастного случая, женщину затоптал слон. Но все равно начал машинально просматривать результаты вскрытия: узнал, сколько весили сердце, мозг и печень пострадавшей. На последней странице имелся список того, что было обнаружено на теле погибшей.

Среди прочего значился рыжий волос.

Я схватил отчет и сбежал по лестнице вниз, туда, где мой напарник, теперь уже бывший, в праздничном колпаке задувал свечи на торте.

– Донни, нам нужно поговорить, – тихо сказал ему я.

– Что, прямо сейчас?

Я вытащил его в коридор:

– Смотри.

Сунув ему в руки отчет, я наблюдал, как он пробегает глазами результаты.

– Ты увел меня с отвальной вечеринки, чтобы показать то, что я и так знаю? Я уже говорил тебе, Вёрдж, оставь ты это дело.

– Но волос-то рыжий, – возразил я. – Он явно не принадлежал жертве: она была блондинкой. А это может означать, что погибшая с кем-то боролась.

– Или что эксперты повторно использовали мешок для трупов.

– Я уверен, что Элис Меткалф рыжая.

– Как и еще шесть миллионов человек в Соединенных Штатах. Но даже если этот волос и впрямь принадлежит Элис Меткалф, что с того? Женщины были знакомы, могли остаться следы их контактов. Это докажет только то, что в какой-то момент они находились рядом. Изучи-ка хорошенько учебник криминалистики. – Донни прищурился. – Дам тебе напоследок маленький совет. Не дай бог служить полицейским в городе, который, что называется, находится на взводе. Помнишь, какой переполох поднялся в Буне два дня назад, когда все только и говорили что о взбесившихся слонах, которые могут убить жителей ночью, когда те мирно спят? Теперь все вроде как немного успокоились, потому что слонов увозят в другое место. Ну что ты прицепился к этой Элис Меткалф? Она сейчас небось где-нибудь в Майами, устраивает дочку в детский сад под вымышленным именем. Стоит тебе заговорить о том, что гибель смотрительницы, возможно, является вовсе не несчастным случаем, а убийством, как в городе снова начнется паника. Когда ты слышишь стук копыт, Верджил, это, скорее всего, лошадь, а не зебра. Людям нужны копы, которые защищают их, а не те, что ищут всякое дерьмо там, где его нет. Ты хочешь стать детективом? Тогда, черт побери, не изображай из себя Супермена, а будь вместо этого Мэри Поппинс!