Текст книги "Магия любви"

Автор книги: Джоанна Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4

– Почему ты назвал ее Джудит? – осведомился Джеймс у брата, говоря о своей самой младшей племяннице. – Почему бы не выбрать что-нибудь более мелодичное, Жаклин, например?

Они оба находились в детской; надо сказать, что Энтони, если он был дома, все время там пропадал. А сегодня его вообще оставили с Джудит, так как ее мать Рослин уехала навестить свою подругу леди Фрэнсис. Начал Энтони свое дежурство с того, что выгнал из детской Нэтти, старую шотландскую каргу, которая, приехав с Рослин как неотъемлемая часть ее приданого, стала и нянькой Джудит. Вздорная старуха вышла из комнаты, только когда довела Энтони до белого каления и тот уже начал угрожать ей физической расправой. Энтони всегда повторял, что надо держать прислугу и домашних в узде, иначе все они усядутся тебе на голову. Джеймс, однако, подозревал, что Рослин ездила на его брате и без всякой узды.

– Ах вот как! Для чего это? Чтобы ты мог называть ее Джеком? Нет уж, у тебя вот-вот будет собственная дочь, так лучше я подожду и сам буду называть ее Джеком.

– Чтобы доставить тебе удовольствие, сразу назову ее Джеком, обойдемся вообще без Жаклин. Энтони хмыкнул:

– Вряд ли Джордж это одобрит. Джеймс глубоко вздохнул, соглашаясь.

Энтони настаивал:

– У тебя еще есть шурины, которые тем более не одобрят.

– Тогда…

– Назовешь или нет?

– Ты знаешь, что я на все пойду, лишь бы вывести из себя этих напыщенных нахалов.

Энтони засмеялся, забыв, что у него на руках ребенок. Джудит замахала ручонками и загукала. Тони растрогался, поцеловал крошечные пальчики и снова взглянул на Джеймса.

Два брата отличались друг от друга, как день и ночь. Энтони был выше и стройнее, у него были черные волосы и голубые глаза, доставшиеся ему от прапрабабушки. А Джеймс, как и его старшие братья, был тяжеловесным блондином, а глаза его имели медово-зеленый цвет. У Джудит, по всей видимости, глаза будут такие же кобальтовые, как у Энтони, а Рослин передала ей свои роскошные волосы цвета червонного золота.

– Как ты думаешь, сколько на этот раз пробудут янки? – спросил Энтони.

– Сколько бы ни пробыли – все будет слишком долго, – был ответ раздраженного Джеймса.

– Ну конечно, не больше двух недель.

– Пока человек жив, он надеется.

Энтони теперь мог еще долго издеваться над Джеймсом по поводу приезда его родственников – если бы он этого не сделал, Джеймс решил бы, что его брат просто заболел, поскольку подобная пикировка была их любимым времяпрепровождением; нередко словесные перепалки переходили в драки не только на словах. Однако настоящую опасность они всегда встречали плечом к плечу. А пока янки еще не приехали, можно было вволю препираться с братом, поэтому Энтони, ухмыляясь, продолжал свое благое дело:

– Думаю, они захотят на сей раз остановиться у тебя, раз вы обзавелись собственным домом.

– Прикуси язык. Омерзительно само по себе уже то, что мне придется открыть им дверь. Черт меня возьми совсем, я проломлю несколько черепов, если буду их все время видеть в своем собственном доме. Боюсь, не смогу сдержаться.

– Да полно тебе. Они не настолько уж плохи. Даже я поладил с некоторыми из них. Признайся, что и ты тоже. Джейсон в прекрасных отношениях с Клинтоном, а Джереми и Дерек отлично провели время с младшими.

Джеймс приподнял одну бровь в своей излюбленной манере, что не предвещало Энтони ничего хорошего.

– А разве кому-нибудь удалось поладить с Уорреном?

– Пожалуй, нет.

– Вот уж чему никогда не бывать! На этом бы все и закончилось, если бы Энтони был способен понимать намеки.

– Они же исполнили твою мечту – женили тебя на своей сестре, даже настаивали на вашем браке. Когда ты простишь им эту взбучку, которой они тебя удостоили?

– При чем тут взбучка? Самое отвратительное, что Уоррен втянул в это дело команду и мог бы повесить многих, если бы ему удалось, – Обычное отношение к кровожадным пиратам, – заявил Энтони с издевкой.

Джеймс уже было замахнулся, но вовремя вспомнил, что у брата на руках ребенок и с местью придется подождать. Заметив его жест и разочарование в глазах, Энтони еще шире улыбнулся и дал понять, что не собирается прекращать этот разговор, столь его забавляющий:

– Я слышал, что надо благодарить Джордж и двух младших Андерсонов, что тебя не повесили.

– Пора нам с тобой посетить Найтон-Холл, – отозвался Джеймс со значением. – Неплохо бы размяться. Энтони захохотал:

– Что, крови жаждешь? Даже и не надейся. Мне хватает партнеров из Найтона, – Старина, но это же не приносит настоящего удовлетворения.

– Зато моей жене нравится моя физиономия именно такой, какая есть; вряд ли Джордж придет в восторг, если твои кулачищи передвинут мой нос на другое место. Кроме того, не хочу, чтобы твой запал прошел, пока ты дождешься янки. Не худо бы полюбоваться на этот спектакль.

– Я тебя не приглашаю, – проворчал Джеймс.

– Ничего, в дом меня пустит Джордж, она меня любит.

– Она тебя терпит, потому что ты мой брат. Энтони поднял бровь:

– Тогда тебе надо потерпеть ее братьев.

– Я и терплю. Они же живы!

Спустя некоторое время Джеймс вернулся домой, и дверь ему открыла Эми. Он не видел ее с того самого бала на прошлой неделе. Ох, уж эти проклятые балы! Хорошо, что ему не обязательно присутствовать на всех.

Джорджина упоминала, правда, что Эми навещала ее день-два назад. Как только он постучал, племянница открыла, как будто ждала его за дверью. Это было так неожиданно, что он сразу разволновался. Если бы Джеймс был другим человеком, то наверняка подпрыгнул бы на месте, но он вместо приветствия спросил:

– А где Генри? Или сегодня Арчи на вахте? Что-то я не заметил, когда уходил.

Генри и Арчи были из его последней команды. Они столько плавали вместе, что когда Джеймс решил продать свою «Мейден Энн», они захотели продолжить службу у него в доме, вместо того чтобы наниматься на незнакомое судно. Наверное, во всем Лондоне не было другой такой пары дворецких, настолько неподходящих для этого занятия. Они прекрасно справлялись, хотя своими грубыми манерами часто отпугивали гостей.

– Да, сегодня дежурит Арчи, – ответила Эми, закрывая дверь, – но он отправился за доктором.

Девушка увидела, как при этих словах Джеймс вздрогнул и бросился к лестнице. Тогда она быстро проговорила вдогонку:

– Джордж в гостиной. Он резко остановился.

– В гостиной?

– Да, пьет чай.

– Чай? – взорвался Джеймс и остановился на пороге гостиной, глядя на свою жену. – Боже милостивый, Джордж, что ты тут делаешь? Ты же давно должна находиться в постели!

– Я не хочу в постель, я хочу чаю, – донесся до Эми покойный голос Джордж.

Джеймс, казалось, был озадачен.

– Ты, никак, передумала? Уже не ждешь ребенка?

– Нет, не передумала, но я не передумаю и пить чай, а ты не хочешь присоединиться?

Джеймс помолчал, затем вошел в гостиную.

– Но, Джордж, так не делают. Ты должна лечь в постель.

– Джеймс, оставь меня в покое, – услышала опять Эми, – скоро я туда и так попаду и уже больше не смогу головы поднять. Но ты отнесешь меня туда, когда я тебе скажу.

Потом неожиданно воцарилась тишина. Эми засомневалась, можно ли ей войти: раньше она никогда не видела Джеймса таким. Все-таки она осмелилась подойти к двери и увидела, что у Джордж схватки, а у Джеймса от страха подкосились ноги. Бывший пират был бледен как полотно.

– Когда это началось? – спросил он сдавленным голосом, когда у Джордж восстановилось дыхание.

– Утром.

– Утром?

– Если ты спрашиваешь меня, почему я тебе не сказала, когда ты уходил из дому, то посмотри на себя в зеркало и узнаешь. Оставь меня, дай мне допить чай, Эми его только что налила.

– Эми! – Гнев его обрушился на племянницу. – Да что она здесь делает?

– Не смей свое беспокойство выплескивать на бедную Эми. – Джорджина шлепнула его по плечу. – Я хотела, если тебя это интересует, заняться уборкой в доме, но она убедила меня попить чаю вместо этого. Если ты не хочешь к нам присоединиться, то выпей чего-нибудь и прекрати кричать на нас.

Джеймс отпустил ее, погладив по волосам. Джорджина воспользовалась этим и вернулась к своему чаю с таким видом, как будто это и не она должна была вот-вот родить ребенка.

Через минуту Джеймс сказал, ни к кому не обращаясь:

– Мне так стыдно. Меня не было, когда родился Джереми. И вообще я предпочел бы, чтобы дети выскакивали быстро, а главное, в сознательном возрасте и сразу говорили мне «сэр». Пожалуй, меня бы это больше устроило.

Эми стало жалко Джеймса, которому пришлось что-то еще объяснять, и она быстро проговорила:

– Я бы с удовольствием помогала Джордж и дальше, но уверена, что потом меня обязательно упрекнут в неприличном поведении, поэтому я послала за матерью, тетей Рослин и Реджи, Они все устроят как надо. А Джорджина добавила с расстановкой:

– Джеймс, это только начало, поверь мне, самое трудное еще впереди. Выпей чего-нибудь. Не лучше ли тебе уехать? Может, съездишь в клуб? А я пришлю тебе записку.

– Да, дорогая, разумеется, ты пошлешь записку, и, разумеется, мне было бы лучше в клубе, но я останусь здесь, с тобой. Вдруг я тебе понадоблюсь.

Эми предвидела его слова. Джорджина, конечно, тоже. Она с улыбкой наклонилась, чтобы поцеловать мужа. Тут раздался стук в дверь.

– Уж протрубили общий сбор, войска уже подходят, – сказала Эми.

– Наконец-то, – вздохнул Джеймс с облегчением, – Шарлотта уложит тебя в постель, вот увидишь, Джордж.

– Шарлотта – закаленный боец: у нее два сына и три дочери. Она-то меня прекрасно поймет. И должна тебя предупредить, что, если ты не перестанешь говорить о постели, я тебе рожу прямо здесь, в гостиной, вот увидишь, дорогой.

Эми пошла открывать дверь, с улыбкой вспоминая слова Джордж о том, что Джеймс неплохо переносил ее беременность.

Кто бы мог подумать, что он так сломается! Ей надо было послать и за Энтони, хотя он и без того приедет вместе с Рослин. Когда Рослин рожала, на Энтони как столбняк нашел. Теперь ему неплохо было бы посмотреть, как справляется его брат. Но, открыв дверь, она увидела не членов своей семьи, а пятерых братьев Андерсон. Может, это кого-то и удивило бы, но, пожалуй, для нее здесь не было ничего странного.

Глава 5

– Привет! – раздался голос Дрю Андерсона, В дверь постучал именно Дрю, а сейчас он стоял и обворожительно улыбался Эми. – Вас зовут Эми, не правда ли? О нет, прошу прощения, леди Эми, ведь ваш отец – граф или кто-то в этом роде. Дерек рассказывал, что покойный король наградил вашего батюшку титулом за какую-то услугу. Я не ошибся?

Эми, польщенная, что ее узнали, выпалила:

– Папа дал королю совет. Он прекрасно разбирается в финансовых вопросах. – Кстати, девушка догадывалась, что унаследовала отцовские способности, поэтому никогда не держала пари против родственников и друзей, поскольку, полагаясь на свою интуицию, никогда не проигрывала.

– Вот если бы нам так повезло! – продолжал Дрю, не отрывая от Эми своих черных как угли глаз, а затем сказал:

– Вы уже совершенно взрослая и хорошенькая, как картинка, Его комплименты не смутили ее, не бросили в краску, как это случилось бы с любой другой ее сверстницей. У этого брата Джорджины по девушке в каждом порту, как говорила его собственная сестра, и его нельзя принимать всерьез. Но то, что Эми сейчас оказалась в центре внимания, не входило в ее планы. Не так представляла она себе первую встречу со своим избранником! Девушка сразу отыскала его глазами и не обнаружила в них ничего, кроме нетерпения, которое немедленно выплеснулось наружу:

– Ради Бога, Дрю, ты же не один, в конце концов! Любезничай, сколько хочешь, но пусть нас впустят в дом!

– И то дело, Дрю, – поддержал брата Бойд, добавив весьма серьезным тоном:

– Я бы хотел скорее увидеть Джорджи.

Впрочем, не так-то легко было смутить Дрю, ничуть не раскаивавшегося, зато Эми вспыхнула от смущения, вспомнив о цели их приезда и что она мешает им пройти. Однако самым неудачным было то, что, судя по его взгляду, теперь он уже сердился не на собственного брата, а на нее. Это было несправедливо, и она решила не вдаваться в подробности о том, что скоро их сестра будет вынуждена отлучиться ненадолго для весьма важного дела.

Собравшись с силами, Эми с достоинством сказала:

– Прошу покорно в дом, господа. Добро пожаловать! «По крайней мере кое-кто здесь безумно рад вас видеть», – добавила она мысленно.

И они прошли мимо нее в дом. Боже, какие они все огромные! Двое – чуть ниже, а трое – выше шести футов на добрых четыре дюйма! У двоих волосы в точности как у Джорджины, такого же темно-каштанового цвета, у остальных гораздо светлее, золотистого оттенка. Глаза у двоих – темно-карие, у двоих напоминают по цвету только что сорванные незрелые лимоны. Правда, у Дрю глаза такие темные, что кажутся черными. И все пятеро настолько красивы, что ни одной девушке не устоять, а все силы юных бедняжек уйдут на сохранение внешнего спокойствия.

Как только братья ступили в холл, Дрю закричал зычным капитанским голосом:

– Джорджи, голубка, где же ты? В ответ они услышали сдержанное рычание Джеймса и бодрый голос Джорджины:

– Дрю, я здесь. – И вполголоса:

– Джеймс, веди себя прилично.

Андерсоны без промедления устремились на голос сестры в гостиную, совершенно забыв об Эми и обо всем остальном. Но девушка была даже этому рада и тихонько проскользнула следом. В гостиной она забралась в кресло, с которого могла незаметно наблюдать за происходящим: за смехом, объятиями, поцелуями, которыми обменивались Андерсоны.

Джеймс также отошел в сторону, к камину, и стоял там, сложив руки на груди. На его помрачневшем лице была написана решимость не огорчать жену. Братья не подошли поприветствовать его, нарочитая угрюмость зятя их отпугнула.

Эми пристально наблюдала за Джорджиной: было очевидно, что схватки следовали одна за другой, но будущая мать не показывала виду, разве что легкая тень пробегала по лицу или повисала пауза в разговоре. Джеймс, слава Богу, ничего не замечал, иначе все уже полетело бы в тартарары.

Братья тоже, к счастью, ничего не замечали, чему Джорджина была несказанно рада: она слишком по ним соскучилась, чтобы тут же расстаться.

Разумеется, Эми не могла не наблюдать и за братьями. Она уже знала, что они не часто собираются вот так вместе, да еще у Джорджины. Все они уже были капитанами собственных судов, кроме Бойда, который пока годами не вышел. Они добродушно посмеивались над неуклюжестью сестры и над тем, какой англичанкой она теперь стала, а та в ответ упрекала Уоррена и Бойда, что со времени их последней встречи они так ни разу и не стриглись. Хотя братья не говорили нежных слов, их любовь к сестре со стороны заметил бы любой.

Дважды Джеймс пытался обратить на себя внимание жены, окликая ее по имени и вкладывая в это все свое беспокойство. Она каждый раз обрывала его энергичным кивком головы, давая понять, что еще не время.

Только Томас, похоже, почувствовал что-то неладное по поведению Джеймса, а остальные просто не замечали супруга Джорджины. Тут снова раздался стук в дверь. «Наконец-то этот кошмар закончится!» – явное облегчение было написано на лице Джеймса.

Джорджина, напротив, перехватив взгляд Эми, сказала ей:

– Я еще не готова. Эми, будь добра, пожалуйста… Эти загадочные слова мгновенно привлекли внимание Андерсенов, а чуткий Томас сразу спросил сестру:

– Не готова к чему, Джорджи?

Джорджина ловко уклонилась от ответа, заговорив о чем-то другом. Эми, однако, и так прекрасно поняла просьбу Джорджины и ободряюще улыбнулась, давая понять, что сделает все от нее зависящее.

Братья внимательно посмотрели ей вслед, все, кроме того единственного, чей взгляд ее по-настоящему волновал.

Оказалось, это пришла Рослин, а так как Энтони был в тот момент дома, он, естественно, пришел с ней вместе. Зная характер Энтони, Эми была уверена, что совершенно бессмысленно просить его пойти навстречу желаниям Джорджины. Все-таки для очистки совести она прошептала:

– Братья тети Джордж приехали, но она просит вас не говорить пока вслух о том, что роды уже начались.

Услышав эту просьбу, Рослин коротко кивнула, а Энтони только ухмыльнулся, и было ясно, что Энтони Мэлори не будет молчать ни за что на свете, если у него есть что сказать, чтобы ошеломить присутствующих, а затем потирать в сторонке руки, наслаждаясь произведенным фурором. Эми со вздохом провела их в гостиную, ведь не могла же она выгнать из дома собственного дядю! Она и так соблюла все предосторожности. Вернувшись в комнату, она знаком предупредила Джорджину, что с Энтони невозможно договориться. Но за время, проведенное ею в Лондоне, Джорджина успела изучить повадки Мэлори, поэтому она совсем не удивилась, что первыми словами Энтони были:

– Итак, дорогая, ты хочешь завести новую моду? Рожать детей в гостиной в присутствии всей семьи?

Джорджина бросила испепеляющий взгляд на своего невозможного деверя и проговорила сквозь зубы:

– Негодяй, я совершенно не собираюсь так поступать. – Она попробовала было что-то объяснить, свести все к неудачной шутке, но Томас первый все понял, ему хватило этого замечания, и он сказал Джорджинс с мягким укором:

– Почему ты нам ничего не сказала, Джорджи?

– Что тут происходит? – спросил Уоррен, ни к кому не обращаясь.

– Ничего, – продолжала настаивать Джорджина. Но ее брат Томас еще несноснее Энтони, поэтому он совершенно спокойно и громогласно заявил:

– Она рожает, и рожает прямо сейчас. Почему ты все-таки не в постели? – обратился Томас к сестре.

– Боже всемогущий! Первые разумные слова, которые я слышу от Андерсонов, – выдохнул Джеймс.

Тут Андерсоны вскочили все разом, заговорили, стали упрекать Джорджину, а Энтони наслаждался наступившей суматохой.

Джорджина, в свою очередь, воскликнула:

– Пусть все оставят меня в покое. Я прекрасно знаю, что и когда мне следует делать. Уоррен, поставь меня на место сейчас же!

Но Уоррен, который поднял сестру с софы, уже нес ее к двери. Он и не думал принимать в расчет ее прихоти. Он даже не отвечал ей, и Джорджина поняла, что никакие ее просьбы не помогут.

Джеймс немедленно отправился за ними, а Эми, зная, как он относится именно к этому Андерсону, предположила, что они начнут выяснение отношений прямо на лестнице, поэтому вскочила с кресла, на котором сидела, и решила перехватить дядю.

– Какая, в сущности, разница, как она попадет в спальню… если она туда попадет? – тихо произнесла Эми.

Джеймс, едва взглянув на нее, процедил сквозь зубы:

– Я не собирался останавливать его, милочка, просто это тот единственный брат, на которого я не могу положиться. Он способен снять ремень и наказать ее за своеволие.

Эми замолчала. Ей было неприятно это слышать. Господи, зачем он только это сказал? Неужели это может быть правдой? Пожалуй, его слова объясняются скорее ненавистью к Уоррену. Почему, ну почему она выбрала именно этого брата! Какая глупость! Вот Дрю, например, сразу заметил, что она уже совершенно взрослая, да к тому же очень хорошенькая. Уж она как-нибудь разобралась бы с его девушками в каждом порту. Но Уоррен! Ведь он женщин ни во что не ставит!

Джеймс помедлил на верхней площадке лестницы, в дверях собственной спальни, которую Уоррен, кстати, безошибочно нашел без всякой помощи сестры. Хозяин дома почти с сожалением наблюдал, с какой любовью и нежностью Уоррен хлопочет над Джорджиной, поправляя ей подушки и простыни. Ему было бы проще разделаться с этим негодяем, как он того заслуживает, если бы не любовь к сестре. Он услышал, как Уоррен мягко говорит ей:

– Джорджи, ты вовсе не должна развлекать нас или кого бы то ни было.

Джорджина, однако, не смягчилась:

– Упрямцы вы эдакие, вам и в голову не приходит, что мне предстоят еще долгие часы наедине с болью и что на дворе, к вашему сведению, жаркое лето, а я не хочу все это время провести в страданиях в душной комнате.

Уоррен, надо отдать ему должное, даже покачнулся от того, что предстало перед его внутренним взором и какое ей предстоит испытание.

– Если с тобой что-нибудь случится, я убью его! Джорджина очень серьезно отнеслась к словам брата, так же как она всегда ужасалась, слушая угрозы своего мужа в адрес Уоррена, но не дрогнула:

– Разумеется, это именно то, что мне так необходимо было услышать. Ты очень мне помог, а теперь отправляйся на «Нереус» и оставайся там, пока я не пришлю тебе записку, что все закончилось.

– Ну нет, только не это, – был упрямый ответ.

– А я настаиваю, чтобы ты отправился на корабль. Я не доверяю ни тебе, ни Джеймсу. Вы будете находиться в одном доме, а меня уже не будет рядом, чтобы вас разнять.

– Я остаюсь.

– Оставайся, – сказала она, теряя терпение, – но тогда обещай мне, что вы не станете грызть друг друга. Дай мне слово. Я не могу переживать еще и из-за вас.

– Хорошо, – вымолвил он неохотно.

– Учти, это значит, ты будешь более спокойно относиться ко всем словам Джеймса, чем ты обычно это делаешь. Подумай о том, как ему сегодня трудно, он сам не свой от беспокойства.

– Я уже дал слово. Не беспокойся о нас. Я буду паинькой. Услышав эти слова, она тотчас улыбнулась. Он кивнул ей и направился к двери. Только тут он заметил Джеймса.

Джеймс, со своей стороны, раздумывал о том, какие возможности откроются перед ним теперь, когда его враг связал себя словом. Одновременно с этой к нему пришла Другая мысль, что, по иронии судьбы, именно сейчас его это нисколько не волнует. Чертовское невезение! Пробил тот единственный час, когда можно было бы получить удовольствие от общения со своим родственничком, но он даже не в состоянии заметить Уоррена. Сейчас, например, до чего приятно было бы вставить ему пару-тройку шпилек, но и этого нельзя себе позволить, ведь в нескольких шагах лежит под одеялом Джорджина и напряженно прислушивается. Сам себе удивляясь, он проговорил:

– Никогда не думал, что когда-нибудь буду тебе признателен, Андерсон, но сейчас благодарю – она совершенно меня не слушалась.

Уоррен был до крайности удивлен тем, что услышал от Джеймса только это, и потому ответил достаточно мягко:

– Надо было настоять.

– Вот этим мы и отличаемся, старина. Я боюсь спорить с беременными. Если б моя жена на сносях попросила разобрать этот дом на части, я с удовольствием сделал бы это для нее голыми руками.

– Снисходительность не всегда во благо, – с неудовольствием ответил Уоррен.

– Говори только за себя, янки, я нахожу, что снисходительность иногда на руку, – с двусмысленной улыбкой отозвался Джеймс.

Уоррен слегка покраснел от негодования: Джеймс не без умысла притворился непонимающим.

– Ведь это же для ее пользы, – Довольно, дай мне побыть с женой, пока еще это возможно. Ты понимаешь, что так или иначе она не оставалась бы внизу долго. Хочешь ты того или нет, тебе придется признать, что я забочусь о жене и исполняю каждое се желание.

Помня о своем обещании, Уоррен ничего не ответил и молча вышел из комнаты. Джеймс, однако, глядя на жену, не наслаждался победой, а пытался определить, насколько она с ним счастлива. Тем не менее он лихо изогнул бровь и с невинным видом спросил:

– А что?

– Ты мог бы быть повежливее.

– Ты прекрасно знаешь, что я платил ему той же монетой. Лучше скажи мне, что я могу сделать для тебя, перед тем как Шарлотта явится и выгонит меня вон?

– Ты можешь лечь рядом со мной и принять участие, – сказала она все еще раздраженно, но затем быстро добавила совсем другим тоном:

– Обними меня, Джеймс, мне становится страшно.

Он немедленно лег под одеяло, твердо решив скрыть от нее свой страх.

– Знаешь, ведь в этом нет ничего страшного.

– Тебе легко говорить, – хмыкнула она.

– Вспомни свою мать, у нее было шестеро, и, насколько я знаю, все прошло прекрасно, при этом пять первых были, должно быть, великанами среди новорожденных, если учесть их сегодняшний рост и вид.

– Не смеши меня, Джеймс.

– Этого я и добивался.

– Знаю, но сейчас у меня как раз схватки.

– О Джордж!

– Ш-ш-ш, все нормально. Это пока еще не то, что ты думаешь, и ты прав, у меня отличные корни. – Она глубоко вздохнула и сменила тон:

– Вот что претерпевает наша сестра, расплачиваясь за удовольствия. Посмотрела бы я на мужчин, что бы они стали делать, если бы им пришлось платить, как нам.

– Прикуси язык, Джордж, неужели ты хочешь, чтобы человечество исчезло с лица земли? Она усмехнулась:

– Ну, не знаю. Я думаю, что ты бы смог, а больше в твоей семье никто, в моей, пожалуй, тоже, хотя Дрю способен смеяться, когда его бьют, он терпеливо переносит боль. Конечно, получается, вас только двое, а семей ведь так много. Ты прав, человечеству пришел бы конец, если бы мы вам это доверили.

– Тебе совсем не обязательно быть такой самодовольной.

– Если вдуматься, то мы, женщины, в самый ответственный момент остаемся в одиночестве, уповая на волю Божью. В конце концов, ты не можешь отрицать, что ответственность должны нести не мы…

– Дорогая, теперь тебе легче?

– Да. – И Джордж улыбнулась.