Текст книги "Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы"
Автор книги: Джоанна Хиксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
5
Ужасы той ночи не шли ни в какое сравнение с кошмаром пробуждения. Я проснулась от громкого лязганья металла. Портьеры отдернулись. У кровати, потрясая обнаженным клинком, стоял воин в доспехах. Мой визг заглушили испуганные вопли детей. Малыши инстинктивно прильнули ко мне, зарываясь в по душки мадам Лабонн. Я не отличаюсь особенной храбростью, но в то мгновение ярость перевесила страх. Я вскочила, шипя, как кошка, чтобы встретиться с нашим убийцей. Жалкий, должно быть, вид – смятые простыни против сверкающей стали.
– Сюда, мессир! – заорал незнакомец, нацелив кинжал мне в горло.
Я отпрянула, запахивая у горла сорочку, и охрипшим голосом воззвала одновременно и к божьей милости, и к неизвестному врагу:
– Господи, спаси и сохрани… Кто вы? Что вам нужно?
– Успокойтесь, мадам, – сказал мужчина. – Его высочество герцог Бургундский желает с вами побеседовать.
Мне не хватило дерзости возразить, что я не готова принять высокородного герцога, да и возможности не представилось, ибо в следующее мгновение устрашающая фигура раздвинула портьеры в изножье кровати движением таким яростным, что тяжелая ткань оборвалась с карниза. Моим глазам предстал его высочество герцог Иоанн Бургундский, облаченный в кроваво-красный бархат. Не удержавшись, я снова вскрикнула.
Закованный по шею в черные с золотом доспехи, он выглядел как сущий демон ночи. Самый запах его отнимал у воздуха жизнь – не естественный запах мужского пота, но сладковатый, приторный запах фруктовой гнили. Лицо его, гармонируя с цветом лат, было темным во всех смыслах: выражение мрачное, темно-серые глаза глубоко посажены, над глазами топорщатся густые черные брови, щеки оттенены многодневной щетиной, крючковатый нос, будто мясницкий топор, навис над мясистым пунцовым ртом.
– Где дофин? – потребовал демон, глядя на крошечные пятки, торчащие из подушек за моей спиной. – Кого ты там прячешь? Взгляни-ка, Дит.
Человек с кинжалом грубо отбросил меня и вытащил Екатерину из укрытия. Храбрая малышка беспомощно запротестовала, забилась, как муха в паутине. Рыцарь разразился проклятиями, швырнул ее на постель и потянулся за Карлом, который немедленно издал душераздирающий вопль.
– Это не дофин, – заключил герцог, с неудовольствием разглядывая мальчика. – Слишком юн. Говорите немедленно, мадам, где дофин? Дит, помоги ей сообразить.
К моему облегчению, кинжал скользнул в ножны. Увы, вслед за этим незнакомец стремительно схватил меня за руку, чуть не выкрутив ее из плеча, выволок из кровати и швырнул на пол к ногам герцога. Не так страшна была боль, как его невозмутимый взгляд. В тот миг он казался воплощением зла. Не верилось, что это чудовище желало добра королевским отпрыскам. В сравнении с ним самая нерадивая мать, коей и была королева, выглядела чрезвычайно заботливой. Поэтому я решила ничего ему не говорить. Да я и не смогла бы – скованный страхом язык не слушался.
– Ну? – Герцог топнул ногой в стальном сапоге с золотым мысом. – Я знаю, кто вы, мадам. Ваша семья со мной не в ладах, так что глупо с вашей стороны испытывать мое терпение.
Тут я сообразила, что герцог принял меня за мадам Лабонн. Это была понятная ошибка, учитывая, что меня нашли в покоях гувернантки, более того, в ее постели, но в данных обстоятельствах подобная путаница грозила смертельной опасностью.
Паника вернула мне голос.
– Я не мадам Лабонн, мессир, – поспешно призналась я. Неудивительно, что гувернантка исчезла. Бог знает, чем ее родственники прогневали герцога Бургундского; я за них отвечать не желала. – Она сбежала. Почему – не знаю. Я весь вечер разыскивала ее и наставника принцев. Похоже, они уехали.
Герцог принялся расхаживать взад-вперед. На мгновение я испугалась, что он мне не поверит, однако что-то в моей речи убедило его в моем низком происхождении.
– Вот как? Уехала? – забормотал он, будто рассуждая вслух. – Неудивительно. Конечно, сбежала. Продажная, алчная тварь, как и все придворные королевы. Ничего, ее отыщут и накажут за то, что она покинула своих подопечных. Впрочем, ее судьба мне безразлична. Меня больше интересует местонахождение дофина. – Герцог небрежно ухватил прядь моих волос и задрал мне голову, принуждая взглянуть на него. – Признавайся, где он!
От резкой боли на глаза навернулись слезы. Казалось, волосы сейчас оторвутся с кожей.
– Не знаю! – проскулила я. – Я младшая нянька. Королева с герцогом Орлеанским забрали дофина, его брата и сестру. Мне неизвестно, куда они поехали.
– Не верю! – зарычал герцог и оттолкнул меня с такой силой, что я врезалась в стальные поножи его спутника. В шее громко хрустнули позвонки. Слезы ужаса хлынули из глаз.
– Не смей! – Екатерина бросилась на закованную в доспех ногу герцога и забарабанила кулачками по сверкающему металлу. Я вскрикнула и поползла вперед, но не смогла его опередить.
Он подхватил девочку и поднес к лицу. Екатерина беспомощно заболтала босыми ножками и потрясенно умолкла, завороженная хищным взором.
– А это еще что за маленькая строптивица? – прошипел герцог, гневно сверкая глазами.
– Пожалейте ребенка! – вскричала я в отчаянии. Герцог с холодным презрением взглянул на меня.
– Сокол никого не щадит, – прорычал он, крючковатым носом почти упираясь в носик принцессы. – Ты сестра дофина? Отвечай, где твой брат!
Екатерина упрямо выпятила подбородок и плотно сжала губы. Жестокое обращение герцога подстегнуло ее строптивый нрав, и я опасалась последствий.
– Ей нет и четырех, мессир, – взмолилась я. – Откуда ей что-то знать? Они с братом совсем малыши, неразумные еще.
– У меня самого есть дети, – усмехнулся герцог, – и я знаю, что они все прекрасно понимают. – Он тряхнул Екатерину так, что ее голова резко мотнулась. – Признавайся, мерзавка, куда они уехали.
– В Шартр! – шепеляво пискнул Карл.
Герцог отшвырнул Екатерину на пол, рядом со мной, и устремил взгляд на Карла. Всхлипывая, я обняла малышку, а расстроенный мальчуган отправил в рот свой большой палец. Иоанн Бургундский досадливо дернул хрупкое запястье, и Карл завопил от боли.
– Тихо! – заорал герцог, толкая мальчика к своему спутнику. – Что он там лепечет, Дит? Пусть повторит!
– Не трогайте его! – закричала я. – Да, да, Шартр! Королева сказала, что они отправляются в Шартр! Мне больше ничего не известно.
Герцог Бургундский стремительно замахнулся и ударил меня по щеке тыльной стороной ладони в шипованной перчатке. В глазах потемнело от боли, в ушах зазвенело. Задохнувшись, я упала на кровать.
– Тупая шлюха! Почему ты сразу об этом не сказала? – взревел герцог и начал отдавать Диту распоряжения: – Вели, чтоб немедленно седлали коней. Королева наверняка заночевала в Мелёне. Ничего страшного, до Шартра они не доберутся. Мы перехватим их в Этампе. Убирайся! Я скоро приду.
У меня все еще кружилась голова, но я поднялась навстречу Карлу, который бросился ко мне в объятия. Щека горела, во рту ощущался вкус крови – от удара я прикусила себе губу.
Серые глаза Иоанна Бургундского злобно сверкнули. Он уставился на меня – не на лицо, а на груди, едва прикрытые тонкой тканью сорочки. Кровь капала с обезображенной ударом щеки и, смешиваясь с по́том, холодным ручейком стекала в ложбинку между ними.
– Это послужит тебе уроком, шлюха. – Он с издевкой осклабился и двинулся ко мне.
Я похолодела под его жадным, сластолюбивым взглядом. Герцог медленно стянул перчатку с ударившей меня руки, снял с шипа полоску моей кожи. Не отрывая глаз от бледной ладони, я сжалась, думая, что он собирается меня изнасиловать. Исходивший от него приторный запах вызывал тошноту.
– Как тебя зовут, шлюха?
Многократно повторенное оскорбительное обращение лишило меня сил и воли. Я хрипло прошептала: «Гильометта» – и тут же об этом пожалела. Зачем я сказала правду? Необычное имя запомнится. Надо было назваться Жанной или Мари, затеряться в толпе.
Герцог протянул ко мне руку и, кривя губы в жестокой улыбке, наслаждался моим растущим страхом. Наконец он коснулся… нет, не груди, как я опасалась. Он притронулся к моей израненной щеке, вымазал пальцы в крови, а потом сунул их в рот и с наслаждением облизал. От отвращения меня едва не стошнило.
– Сладкая кровь, хотя и не благородная, – заключил герцог, причмокнув губами. – Жаль, мне сейчас некогда ею наслаждаться, но я тебя запомню, шлюха по имени Гильометта… – Он снова надел перчатку и деловито произнес: – В замке грядут перемены. Дела короля следует привести в порядок. За королевскими детьми присмотрит моя стража.
Он резко развернулся и вышел. Угроза эхом отдавалась в моей голове. «Я тебя запомню… Гильометта…»
Екатерина с ненавистью смотрела ему вслед.
– Кто это, Метта? – спросила она тонким, дрожащим от гнева голосом.
– Герцог Бургундский, – как можно спокойнее ответила я.
– Он плохой, – с чувством отозвалась девочка. – Я ненавижу его, ненавижу, ненавижу!
Впоследствии я часто думала, что у Екатерины возникло предчувствие насчет герцога. Только спустя много лет она снова встретилась с Иоанном Бургундским, но его образ отныне преследовал ее в кошмарах – как и меня.
* * *
К моему удивлению, большинство дворцовой челяди видело благо в пришествии герцога Бургундского, и, надо сказать, он действительно установил давно необходимый порядок. При виде символа Бургундской династии – креста святого апостола Андрея, – развевающегося на каждой башне и воротах рядом с королевскими флагами, у меня делалось тяжело на душе, но для остальных символ не таил ничего зловещего. Несметное число поваров, лакеев, посудомоек и постельничих были только рады складывать в карманы еженедельную оплату. В детскую даже явился дворцовый приказчик справиться о наших нуждах. Вскоре дети получили новую одежду, две служанки пришли дочиста выскрести полы и лестницы, а вкусную еду и горячую воду стали приносить регулярно. Получили дети и несколько предметов роскоши, включая очаровательную миниатюрную арфу, которую, как выяснилось, несколько месяцев назад прислал Карлу его крестный отец, герцог Беррийский. Похоже, люди герцога Бургундского нашли-таки мадам Лабонн и мессира Леклерка и отобрали у них наворованное добро. Испытав жестокость герцогского гнева на собственной шкуре, я содрогнулась при мысли о том, какое наказание он применил к этой воровской паре.
Детям понравилась новая одежда и вкусные кушанья; вряд ли они связывали их появление с ужасной сценой в покоях гувернантки. Они не заметили, что охрана детской удвоилась и что вооруженные солдаты тенью следовали за нами, когда мы выбирались подышать свежим воздухом. Увы, я стала заключенной и не могла больше навещать ни Жан-Мишеля, ни родителей. Только много дней спустя до меня дошли вести о том, что происходило за стенами дворца.
Трое старших детей так и не достигли Шартра; их выкрали из кортежа королевы и принудили к бракам с детьми герцога Бургундского. Знай я об этом раньше, то, вероятно, подготовилась бы к последующим событиям. Впрочем, мое невежество оказалось благом, ибо, когда Екатерина спросила про сестру и братьев, мне не пришлось говорить ей, что их увезли силой и принудили жить с детьми, которых герцог Бургундский назначил им в супруги. Людовика обручили с дочерью герцога Маргаритой и держали в Лувре с наставниками Бургундского двора, принцессу Мишель увезли в Артуа к единственному сыну герцога, Филиппу, а Жана – в Эно, к племяннице герцога, Жаклин. Королева Изабо и герцог Орлеанский, не желая признать свое поражение, собирали армию, чтобы дать отпор силам врага под стенами Парижа. Короля, чей разум так и не прояснился, по-прежнему держали в ублиетке, а тем временем на французскую землю надвигалась череда гражданских войн.
В течение следующих трех недель я единолично отвечала за Екатерину и ее младшего брата, однако жила в постоянном страхе, ожидая, что вот-вот появится новая гувернантка и захватит власть в детской. Одним сентябрьским утром я уже было поверила, что такой момент настал.
Маленький Карл всегда ел плохо, что неудивительно, учитывая, какой ужасной бурдой его кормили до сих пор. Я пыталась уговорить мальчика доесть новое вкусное угощение – творог с медом, – когда на лестнице зазвучали шаги. Дверь детской распахнулась, на пороге возникла богато одетая дама, за которой следовала дородная женщина в фартуке и чепце. Я вскочила и инстинктивно прикрыла собою детей, которые испуганно замерли.
– Я – Мария де Берри, герцогиня Бурбонская, – объявила вошедшая.
Она не улыбнулась и не поздоровалась, только едва взглянула на меня, обозначая, кому адресованы ее слова. Я отступила и преклонила колени, охваченная дурным предчувствием.
– Его высочество герцог Бургундский просил меня выполнить его распоряжения, касающиеся заботы о королевских детях.
Упоминание герцога Бургундского тревожным колоколом прозвенело у меня в голове.
– Д-да, мадам, – проговорила я с запинкой.
Екатерина услышала ненавистное имя герцога и уловила дрожь в моем голосе. Ее взгляд в панике метнулся от меня к важной гостье.
– Метта! – вскричала она, почуяв опасность. – Прогони их!
Герцогиня Бурбонская плавно скользнула вперед и опустилась на колени у табурета Екатерины. С улыбкой она попыталась успокоить дрожащее дитя.
– Не бойся, малышка, – проворковала дама. – Тебе не сделают ничего плохого. Тебя зовут Екатерина? Знаешь, тебе очень повезло. Тебя отвезут в красивое аббатство, где за тобой присмотрят добрые монахини. Там ты будешь в безопасности.
Екатерину не обманул мягкий голос и нежное прикосновение.
– Нет! Я хочу остаться с Меттой. – Она вихрем спрыгнула с табурета и подбежала ко мне. Карл с перемазанным творогом подбородком бросился следом за ней.
Все еще на коленях, я обняла детей. Слезы брызнули из глаз.
– Простите, мадам, – всхлипнула я, не поднимая на герцогиню взгляда. – В их жизни недавно случилось множество потрясений. Дети с опаской относятся к незнакомым людям.
Мария Бурбонская не обладала большим запасом терпения.
– Это королевские отпрыски, а не простые дети. С ними обращались отвратительно. Пора, наконец, заняться их достойным воспитанием. Я немедленно забираю Карла с собой. Он – крестник моего отца. Карл будет жить в нашем доме и получит образование, приличествующее принцу. Екатерину же необходимо подготовить для путешествия в аббатство Пуасси. Она уезжает завтра утром. – Она властно махнула служанке: – Забери мальчика. Нам пора.
Не успел Карл понять, что происходит, как его подхватила пара крепких рук. Он пронзительно завопил и принялся вырываться, но невозмутимая служанка не обратила внимания на жалкие усилия мальчика.
– Не смейте! Пустите его! – Екатерина подбежала к женщине и безуспешно попыталась высвободить брата. Со слезами страха и отчаяния девочка обернулась ко мне: – Метта, не позволяй его забрать! Помоги!
Чувствуя себя совершенно несчастной, я покачала головой и стиснула руки. Что могла я поделать? Я не могла противостоять мощи Бургундских, Бурбонов и Берри. Перед нами мелькнуло испуганное, перемазанное творогом личико Карла, его протянутые руки. В дверях Мария Бурбонская обернулась и, повысив голос над шумом, сурово продиктовала нам последние указания:
– Я приду за Екатериной завтра в это же время. Подготовь ее к поездке. Подобных сцен повторяться не должно. Они неприятны, вульгарны и неуместны.
– Да, мадам.
Я послушно склонила голову, однако за маской повиновения бурлили непокорные мысли. Может, убежать с Екатериной к родителям, вырастить ее как собственное дитя? Или спрятаться с ней в какой-нибудь дальней деревне? Отвезти ее королеве? Безумные идеи проносились в моей голове, но я знала, что ничего подобного не сделаю. Екатерина – дочь правящего монарха, достояние короны. Ее похищение равносильно государственной измене. Нас выследят, меня казнят – и как это поможет ей или моей семье, не говоря уже обо мне самой?! Отвезти ее к королеве я тоже не могла. Я ведь не знала, где находится королевский кортеж, да если бы и знала – как бы я туда добралась?
Пока же я была благодарна и за то, что нам довелось провести еще один день вместе, что Екатерину не забрали внезапно, не увезли в закрытом паланкине, окруженном стражами герцога Бургундского, глухими к рвущим душу крикам. За несколько часов мне следовало подготовить малышку к разлуке и убедить в том, что все это – к лучшему.
Как объяснить девочке, которой не исполнилось еще и четырех, что ничего плохого не происходит? Мы обе понимали, что это не так. Как произнести слова, которые отвергало мое сердце? Коровы в полях истошно ревут, когда у них отбирают телят. Внутри себя я ощущала такой же громкий, рвущийся наружу вопль – его услышали бы по всему королевству. Однако я должна была помочь Екатерине встретить неизбежное будущее.
Сначала она плакала, затыкала уши и терла глаза кулачками.
– Нет, Метта! Я не хочу от тебя уезжать. Меня никто не заставит. Я останусь здесь, ты вернешь Карла, и мы будем счастливы, как раньше.
Я крепко ее обняла. Катрин дрожала, захлебывалась слезами.
– Нет, Екатерина, – возразила я, терзаясь от душевных мук. – Пойми, ты должна уехать, а мне не позволено оставаться с тобой. В аббатстве тебя научат быть настоящей принцессой.
– Но почему? – с негодованием вскричала она, вырываясь из моих объятий. – Ты – моя няня! Ты должна приглядывать за мной. Ты же любишь меня, Метта!
Боже мой, как тяжело было это слышать! Любила ли я ее? Я ее обожала! Она была неотъемлемой частью меня. Мое сердце разрывалось. И все же я ответила малышке, что, хотя и люблю ее, я должна ее отпустить, ведь она – не моя дочь, а дочь короля и обязана выполнять желания отца.
– Но король безумен, – рыдала она. – Мы ведь видели его в саду! Ему все равно, он даже не знает, кто я такая.
Устами младенца… То была горькая правда. Король и королева любили дофина Карла, золотого мальчика, который давно умер, а выжившие дети не знали родительской заботы.
– О тебе печется сам Всевышний, – ответила я. – Господь любит тебя, а ты едешь в его дом, где его монахини будут присматривать за тобой и заботиться о твоей безопасности.
– А он любит меня так же, как ты? – всхлипнула она, подняв на меня полные слез глаза.
Моя дорогая малышка Катрин! Ее чарующие сапфировые глаза, даже покрасневшие и распухшие от слез, содержали в себе весь смысл моего существования. Эта картина запечатлелась в моей памяти навсегда.
– Ну конечно же! – солгала я. Пусть это звучит кощунственно, но сила моей любви к малышке превосходила любовь Всевышнего. – Он любит и печется обо всех нас. А тебе следует помнить его заповедь о почитании матери и отца. Ты должна их слушать и поступать, как они велят.
– Но та дама сказала, что ее послал герцог Бургундский. А он мне не отец. Я его ненавижу. Разве я обязана поступать, как велит он?
Право же, малютка была чересчур умна и сообразительна для своих лет.
Невольно я коснулась шрама на щеке, оставленного шипованной перчаткой Бургундского, и сглотнула горечь, вызванную проклятым именем.
– Екатерина, ты обязана ему повиноваться, потому что он кузен твоего отца и помогает ему править королевством.
Я чувствовала, как слабеет ее сопротивление. Плечики опустились, нижняя губа задрожала.
– А моя мать? Она тоже хочет, чтобы я уехала? Желания королевы мне были неизвестны. Я знала только то, что она с герцогом Орлеанским собирает армию.
– Королева согласилась бы с королем, – пробормотала я, думая, чем бы отвлечь малышку. – Давай мы с тобой погуляем? Поставим свечу Пресвятой Деве, попросим ее хранить нас с тобой, пока мы не свидимся вновь.
Я надеялась, что стражники не остановят нас, когда мы пойдем в часовню, чтобы обрести там успокоение духа. Помолюсь о чуде, думала я, хотя в сердце знала, что даже святая Мария не способна спасти нас от Марии Бурбонской.
Как я гордилась моей девочкой! Наутро мы попрощались, поплакали, обменялись долгими объятиями и поцелуями, а потом я, зашнуровав на ней новое синее платье, собрала Екатерину в дорогу. Я в последний раз расчесала ее длинные светлые волосы и, пытаясь унять дрожь в руках и не выдать отчаяния, завязала ленты белого льняного чепчика. Герцогиня Бурбонская взяла Екатерину за руку и повела к ожидающему паланкину. Малютка выглядела настоящей принцессой: послушная, милая и чинная. Только два ярких пятна на ее щеках отражали несчастье и волнение, скрытые под внешним спокойствием. По-моему, алмазная твердость ее характера впервые проявилась именно в тот момент.
У двери паланкина герцогиня с милостивой улыбкой обернулась ко мне.
– Тебя зовут Гильометта? – осведомилась она. – Должна признать, что ты хорошо позаботилась о принцессе. Надеюсь, ты понимаешь, что не сможешь научить ее тому, что ей следует знать. Ступай к главному распорядителю дворца и получи то, что тебе причитается. Детскую мы закрываем. Прощай.
Покачивающийся паланкин скрылся из виду. Меня обуяло желание побежать следом и крикнуть: «Не хочу я того, что мне причитается! Не хочу я ваших проклятых денег! Никакая плата не возместит потерю моей дорогой девочки!»
Но я этого не сделала. Я стояла, застыв, как статуя, и молилась о том, чтобы Катрин понимала: моя любовь к ней никогда не угаснет. Я просила небеса, чтобы она вспомнила свою старую няньку Метту, если судьба сведет нас вместе. Мне было девятнадцать лет, а чувствовала я себя девяностолетней старухой.
