Текст книги "Пикник у Висячей скалы"

Автор книги: Джоан Линдси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Джоан Линдси
Пикник у Висячей скалы

Joan Lindsay

PICNIC AT HANGING ROCK

© Joan Lindsay, 1967

© Перевод. Школа В. Баканова, 2019

© Издание на русском языке AST Publishers, 2020

* * *

Являются ли роковые события «Пикника у Висячей скалы» реальностью или вымыслом – решать вам, мои читатели. Это не так уж важно, ведь дело происходило в 1900 году, и все участники давно умерли.

Глава 1

Все были согласны, что для пикника у Висячей скалы выдался отличный день – сияющее летнее утро, теплое и безветренное. Завтрак прошел под стрекот цикад, облепивших мушмулы, что росли под окнами столовой, и под жужжание пчел, летавших над анютиными глазками вдоль дорожки. Опрятные клумбы пылали большеголовыми георгинами, склонившимися к земле, ровно стриженные газоны нагревались от поднимавшегося все выше солнца. Садовник уже поливал гортензии, что прятались в тени кухонного крыла в задней части строения. Воспитанницы колледжа миссис Эпплъярд давно проснулись, с шести часов утра разглядывали чистое безоблачное небо, а теперь порхали в своих нарядных легких платьицах, будто стайка взволнованных бабочек. Долгожданный ежегодный пикник должен был пройти в субботу, на которую выпал День святого Валентина, традиционно отмечавшийся четырнадцатого февраля посредством обмена открытками и безумно романтичными посланиями. Были они при этом строго анонимными – как дань уважения томящимся от любви воздыхателям. Правда, в течение учебного года единственными в школе мужчинами, которым можно было хотя бы улыбнуться, оставались мистер Уайтхэд, пожилой садовник-англичанин, и Том, рабочий из Ирландии.

Пожалуй, лишь директриса не получала в этот день поздравлений. Все прекрасно знали, что миссис Эпплъярд не одобряет День святого Валентина и дурацкие открытки, которые только прибавляли горничным работы – все каминные полки были ими заставлены до самой Пасхи. Вытирать пыль становилось так же трудно, как после ежегодного вручения наград. А ведь каминные полки – просто загляденье! Две из белого мрамора в вытянутой гостиной поддерживались парой кариатид, крепких, как бюст самой Мадам; остальные, из резного и гнутого дерева, были украшены тысячами переливающихся зеркал. В тысяча девятисотом году колледж Эпплъярд уже являлся безнадежным архитектурным анахронизмом среди австралийской равнины, словно здание попало не в то время и не в то место. Навсегда останется загадкой, почему для строительства выбрали именно эту часть малолесной земли в нескольких милях от деревушки Маседон у подножия горы. Тонкий извилистый ручеек, сбегавший по склону у края участка площадью в десять акров, вряд ли мог вдохновить на постройку особняка в итальянском стиле, как и вид окутанной туманом вершины горы Маседон к востоку от противоположной части дороги, открывающийся кое-где среди завесы жилистых эвкалиптов. Тем не менее, особняк был построен, да к тому же из крепкого каслмейнского камня, на долгие времена. Первый владелец, чье имя давным-давно было забыто, прожил в нем всего год или два, а потом огромное уродливое здание опустело и было выставлено на продажу.

Благодаря английскому садовнику мистеру Уайтхэду, который до сих пор здесь работал, огромная территория – огород, клумбы, свинарник с курятником, фруктовый сад и теннисные корты – поддерживалась в идеальном порядке. В каменной конюшне можно было найти несколько экипажей в отличном состоянии. Безобразные викторианские предметы мебели выглядели как новые. Мраморные каминные полки привезли прямиком из Италии, плотные ворсистые ковры – из Аксминстера в Англии. На лестнице из кедрового дерева античные статуи держали над головами масляные лампы, гостиная щеголяла роялем, а в день рождения королевы Виктории с квадратной башенки, куда вела узкая винтовая лестница, можно было даже вывесить флаг Соединенного Королевства. Особняк, стоящий на Бендиго-роуд за низкой каменной стеной, моментально впечатлил миссис Эпплъярд, приехавшую из Англии с неплохими сбережениями и рекомендательными письмами, адресованными самым важным австралийским семьям. Ее карие глаза, всегда внимательно глядевшие вокруг в поисках выгодной сделки, сочли здание идеальным местом для элитного и, естественно, дорогостоящего пансиона – а еще лучше, колледжа – для девочек. Миссис Эпплъярд немедленно приобрела дом со всем, что к нему прилагалось, включая садовника, чем привела в восторг агента по недвижимости, который, показывая ей особняк, был готов снизить цену при условии расчета наличными. Вскоре миссис Эпплъярд въехала в свое новое жилище.

Неизвестно, имелся ли у директрисы «Колледжа Эпплъярд» (именно такая вывеска в виде солидной таблички с золотыми буквами сразу появилась на железных воротах громоздкого сооружения) опыт в сфере образования. Да это и не имело значения. Седеющие волосы, уложенные в высокую прическу с валиком, и пышная грудь, контроль и дисциплина, отражавшиеся на внешности не меньше, чем в честолюбивых замыслах, камея с портретом покойного мужа… Статная незнакомка выглядела как типичная английская директриса, которую и ожидают увидеть родители, а соответствующий вид, как известно, составляет полдела в любом коммерческом предприятии, от уличных представлений до получения займа на бирже. Колледж с первого дня работы ждал успех, а к концу первого года заведение принесло хорошую прибыль. Все это происходило примерно за шесть лет до начала нашего повествования.

Святой Валентин беспристрастен в оказании знаков внимания, и не только молодые и красивые были заняты чтением открыток. У Миранды накопился целый ящик отороченных кружевом признаний в любви, однако почетное место на мраморной каминной полке занимали самодельный купидон и картинки-поцелуйчики из Квинсленда, заботливо подписанные ее отцом. Эдит Хортон, отнюдь не красавица, самодовольно насчитала одиннадцать валентинок, и даже мисс Ламли за завтраком достала открытку с нездоровым на вид голубком и надписью «БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ВЕЧНО». Видимо, это пришло от ее молчаливого брата-неряхи, который навещал сестру в прошлом семестре. По мнению взрослеющих девочек, никто, кроме брата, и не мог любить страдавшую близорукостью младшую воспитательницу, вечно одетую в коричневый шерстяной костюм и туфли на плоской подошве.

– Он относится к ней с нежностью, – сказала всегда доброжелательная Миранда. – Я видела, как они прощались в холле.

– Только вот, дорогая Миранда, Рег Ламли – просто омерзительное существо! – засмеялась Ирма, покачивая иссиня-черными кудряшками и между делом думая о том, почему же школьная соломенная шляпка такая некрасивая.

Прелестная в свои семнадцать, юная наследница не отличалась тщеславием и не кичилась богатством. Она любила красивых людей и красивые вещи и украшала пальто букетиком полевых цветов с не меньшим удовольствием, чем прекрасной брошью с бриллиантами. Порой одного взгляда на спокойное овальное лицо и прямые кукурузно-желтые волосы Миранды было достаточно, чтобы по телу разлилось тепло. Сейчас она задумчиво смотрела на залитый солнцем сад.

– Какой чудесный день! Скорее бы на природу!

– Скажет тоже, да, девчонки? Как будто колледж Эпплъярд находится в трущобах Мельбурна!

– Тянет в лес с папоротниками и птицами… – продолжала Миранда. – Как у нас дома.

– А еще с пауками, – вставила Марион. – Жаль, никто не прислал мне на День святого Валентина карту Висячей скалы. Я взяла бы ее с собой на пикник.

Замечания Марион Куэйд не переставали поражать Ирму своей странностью. Ну кому захочется разглядывать на пикнике карты? Она так и спросила у Марион.

– Мне, – честно ответила та. – Люблю знать, где нахожусь.

Большую часть семнадцати лет Марион Куэйд потратила на беспрестанную погоню за знаниями, и теперь про нее говорили, что делению в столбик она научилась еще в колыбели. Неудивительно, что с ее тонкими изящными чертами, чутким носом, который все время был настроен на поиск чего-то давно желаемого, и стремительной походкой Марион стала похожей на борзую.

Девочки начали обсуждать валентинки.

– Кто-то посмел прислать мисс Макроу открытку на листке в клеточку, исписанном примерами, – сказала Розамунд.

Вообще-то это сделал забавы ради ирландец Том, а подговорила его горничная Минни. Сорокапятилетняя «поставщица» высшей математики старшим воспитанницам жест оценила, ведь в глазах Греты Макроу цифры были куда приятнее, чем розы и незабудки. Один взгляд на листок бумаги, покрытый цифрами, приносил ей тайное удовольствие, а с ним и чувство могущества – с помощью пары взмахов карандашом числа можно было распределить, разделить, умножить, переставить и в итоге прийти к чудесным новым выводам. Хотя Том не узнал об этом, его шутка обернулась успехом. Минни же он отправил открытку с увитым розами сердцем, истекающим кровью и явно доживающим свои последние дни. Минни была очарована подарком, как и Мадемуазель – старой французской гравюрой с изображением единственной розы. Таким образом святой Валентин напомнил обитателям колледжа Эпплъярд о разнообразии форм любви.

Мадемуазель де Пуатье, преподававшая танцы и французскую речь и занимавшаяся одеждой воспитанниц, суетилась в восторженном ожидании пикника. Как и ее подопечные, она надела простое платье из муслина, в котором благодаря широкому поясу-ленте и широкополой соломенной шляпе умудрялась выглядеть элегантно. Лишь немногим старше самых взрослых учениц, Мадемуазель также ждала возможности сбежать от удушающей рутины колледжа на долгий летний день и порхала среди девочек, собирающихся на передней террасе для переклички.

– Depêchez-vous, mes enfants, depêchez-vous. Tais-toi, Irma[1]1
  Поспешите, дети, поспешите. Помолчи, Ирма (фр.).


[Закрыть], – чирикала Мадемуазель птичьим голоском, хоть и не могла всерьез ругаться на la petite Ирму, которая приносила эстетическое удовольствие своей прекрасной юной грудью, ямочками на щеках, полными красными губами, озорными темными глазами и блестящими черными кудряшками. Иногда на уроке в темной классной комнате француженка, воспитанная среди великих европейских галерей, поднимала глаза от стола и представляла свою ученицу на фоне вишен и ананасов, херувимов и золотых графинов в окружении элегантных юношей в бархатных и атласных нарядах… – Tais-toi, Irma… Мисс Макроу vient d’arriver[2]2
  Мисс Макроу идет (фр.).


[Закрыть].

Худощавая женщина в красновато-коричневой длинной накидке появилась из наружного туалета, к которому вела тайная тропинка, окаймленная бегониями. Воспитательница шла привычным неторопливым шагом, с непринужденным и гордым, как у королевской особы, видом. Никто никогда не видел, чтобы она куда-то спешила. И ни разу не появлялась на людях без очков в стальной оправе.

Грета Макроу взяла на себя обязанность по проведению пикника при содействии Мадемуазель лишь из соображений совести. Будучи великолепным математиком – слишком хорошим специалистом для малооплачиваемой работы в колледже, – она отдала бы пять фунтов, чтобы провести драгоценный праздник, каким бы чудесным он ни был, в своей комнатке с захватывающим научным трудом по математическому вычислению. Хотя эта высокая женщина с сухой кожей бледно-желтого цвета и жесткими седеющими волосами, взгромоздившимися на ее макушке растрепанным птичьим гнездом, жила в Австралии уже тридцать лет, она не обращала внимания на то, что происходит вокруг. Ни климат, ни местная мода, ни эвкалипты и желтая трава, растянувшиеся на мили, не имели для нее никакого значения, как, впрочем, и туманы и горы родной Шотландии. Воспитанницы, привыкшие к причудам мисс Макроу, оставили без комментариев ее сегодняшний наряд – вдобавок к длинной накидке, в которой ее костлявая фигура становилась похожей на евклидовый треугольник, на ней была всем известная шляпка для походов в церковь, черные сапожки на шнурках и довольно потертые красно-коричневые лайковые перчатки.

Мадемуазель же, как признанная законодательница моды, немедленно подверглась тщательному изучению, вплоть до кольца с бирюзой и белых шелковых перчаток, и получила от девочек высочайшие похвалы.

– Правда, – сказала Бланш, – меня удивляет, что она позволила Эдит надеть эти игривые голубые ленты… На что она уставилась? – Эдит, четырнадцатилетняя девушка с бледным лицом, напоминающая формами туго набитую подушку, стояла чуть поодаль и глядела на окно одной из комнат второго этажа.

Отбросив назад прямые волосы цвета кукурузы, Миранда улыбнулась и помахала маленькому заостренному личику, которое удрученно созерцало оживленную сцену внизу.

– Это нечестно, – добавила Ирма, тоже с улыбкой махая рукой, – ей ведь всего тринадцать. Не думала, что миссис Э. поступит с ней так сурово.

– Бедная Сара, – со вздохом отозвалась Миранда. – Она ужасно хотела пойти на пикник.

Вчера Сара Уэйборн не сумела прочесть наизусть «Крушение “Гесперуса”»[3]3
  Имеется в виду стихотворение Генри Лонгфелло. (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть] и теперь отбывала наказание, запертая в комнате наверху. Чудесный летний день она проведет в пустом классе, заучивая ненавистный шедевр. Колледж существовал еще не очень долго, однако уже прославился строгой дисциплиной и упором на английскую литературу.

На выложенную плиткой террасу с колоннами целеустремленно выплыла, будто галеон на всех парусах, необъятная фигура в серой тафте. Украшенная гранатами и золотом камея с портретом джентльмена с бакенбардами размеренно вздымалась и опускалась на ее груди в такт дыханию мощных легких, заключенных в оболочку из стальных планшеток корсета и тесного серого ситца.

– Доброе утро, девочки, – пророкотал голос с типичным аристократическим акцентом, привезенным из Кенсингтона, фешенебельного района Лондона.

– Доброе утро, миссис Эпплъярд, – хором ответили стоявшие полукругом ученицы, делая реверанс.

– Все на месте, Мадемуазель? Прекрасно. Что ж, юные леди, с погодой для пикника у Висячей скалы нам повезло. Так как день обещает быть теплым, я дала Мадемуазель соответствующие наставления – вы сможете снять перчатки после того, как мы проедем Вудэнд. На поляне для пикника близ Скалы вас будет ждать второй завтрак. Позвольте еще раз напомнить, что Висячая скала – очень опасное место, поэтому никаких глупостей, даже на нижних склонах. Будьте внимательны, ведь в понедельник утром вам придется написать небольшое сочинение об этом геологическом феномене. Также не забывайте, что там водятся ядовитые змеи и муравьи. Приятного дня, и постарайтесь вести себя соответствующе доброму имени колледжа. Буду ждать вас вместе с мисс Макроу и Мадемуазель к легкому ужину в восемь.

Крытый экипаж из «Конюшни Хасси» в Нижнем Маседоне, запряженный пятью восхитительными гнедыми лошадями, уже стоял у ворот. Мистер Хасси лично возил «весь колледж» на важные мероприятия с самого первого дня, когда к грандиозному открытию школы родители воспитанниц приехали на поезде из Мельбурна и пили шампанское на газоне. Этот розовощекий мужчина с добрыми и проницательными голубыми глазами был всеобщим любимчиком; даже миссис Эпплъярд называла его «мой дорогой» и приглашала к себе в кабинет на стаканчик шерри.

– Тише, Моряк… Тпру, Герцогиня… Бельмонт, ты у меня получишь… – Пять отменно выезженных лошадей вообще-то стояли смирно, будто статуи, но такова уж часть ритуала; мистер Хасси, как и все хорошие извозчики, умел произнести нужные слова ко времени и месту. – Осторожнее, мисс Макроу, не испачкайте перчатки – колесо пыльное…

Наконец, к удовлетворению закадычных друзей, врагов и двух воспитательниц, все расселись. Три старшие девочки, неразлучные Миранда, Ирма и Марион Куэйд, получили желанные места на козлах рядом с извозчиком, против чего мистер Хасси ничуть не возражал. Веселые девчушки…

– Спасибо, мистер Хасси, теперь можем ехать, – приказала откуда-то сзади мисс Макроу, внезапно осознавшая свои внематематические обязанности и приготовившаяся командовать.

Они двинулись в путь по ровной дороге, ведущей из Мельбурна в Бендиго. Из-под колес вздымалась красная пыль, и вскоре школа скрылась из виду, лишь сквозь деревья проглядывала башенка.

– Вперед, Моряк, ленивая ты скотина… Принц, Бельмонт, не рвитесь из хомутов…

Первые пару миль пейзаж оставался знакомым – по этой территории девушки частенько гуляли парами. Даже не выглядывая из экипажа, пассажиры отлично знали, что по обеим сторонам дороги тянется чахлый лес из жилистых хинных деревьев, среди которых тут и там видны открытые участки земли. Вот выбеленный домик Комптонов, чьи раскидистые айвовые деревья снабжают школу желе и джемами, а вот заросли ивняка, где ответственная за прогулку воспитательница неизменно останавливала девочек и поворачивала обратно. Прямо как с учебником по истории, где каждый раз приходилось возвращаться к повторению главы про смерть короля Георга IV, прежде чем снова изучать Эдуарда III в следующем семестре… Как только они проехали мимо зеленых ив в богатом летнем убранстве, девочки почувствовали дух приключений и начали выглядывать из-за брезентовых пологов. Среди тусклой листвы показалась яркая зелень, а затем иссиня-черные сосны и верхушка горы Маседон, чьи южные склоны с романтическими летними особняками, намекающими на далекие взрослые удовольствия, как всегда, были укрыты пушистыми белыми облаками.

Главным правилом колледжа Эпплъярд было «МОЛЧАНИЕ – ЗОЛОТО». Таблички с этой надписью висели в коридорах школы. Однако в быстром движении повозки и даже в теплом пыльном воздухе, обдающем лица, чувствовалась такая сладкая свобода, что все оживленно щебетали, как попугайчики.

Три старшие девочки, расположившиеся на сидении кучера рядом с мистером Хасси, радостно и непоследовательно обсуждали свои сны, вышивку, бородавки, салют и предстоящие пасхальные каникулы. Мистер Хасси, который проводил большую часть рабочего дня, слушая разнообразные беседы, молча смотрел вперед на дорогу.

– Мистер Хасси, а вы знали, что сегодня День святого Валентина? – спросила Миранда.

– Я не особо разбираюсь в святых, мисс Миранда. Чем занимается этот ваш Валентин?

– Мадемуазель говорит, что он покровитель всех влюбленных, – объяснила Ирма. – Он просто чудо – шлет людям замечательные открытки с блестками и кружевом. Хотите карамельку?

– Только не за работой.

Наконец-то и мистеру Хасси удалось вставить слово в разговор. В прошлую субботу он был на скачках и видел, что первой пришла лошадь отца Ирмы.

– Как ее звали и на какую дистанцию был забег? – поинтересовалась Марион Куэйд. Она не сильно увлекалась лошадьми, зато любила копить полезные факты, как и ее покойный отец, выдающийся королевский адвокат.

Эдит Хортон, не желая оставаться в стороне, наклонилась через плечо Миранды, чтобы заодно похвастаться своими лентами, и спросила, почему большую коричневую лошадь мистера Хасси зовут Герцогиней. У мистера Хасси были свои любимчики среди пассажирок, и он не всем хотел отвечать.

– А почему вас зовут Эдит, мисс?

– Потому что так звали мою бабушку, – с важным видом ответила она. – Только вот у лошадей нет бабушек.

– Да неужели! – Мистер Хасси повернул свои квадратные плечи в другую сторону от глупой девчонки.

Понемногу становилось жарче. Солнце пригревало блестящую черную крышу повозки, теперь покрытую мелкой красной пылью, что попадала в глаза и волосы сквозь неплотно застегнутые полотна занавесов.

– И все это ради удовольствия, – бормотала в темноте экипажа Грета Макроу, – оказаться во власти ядовитых змей и муравьев… Как же глупы бывают человеческие создания! – В сумке у нее лежала книга, но сосредоточиться на чтении среди девчачьей болтовни было бы трудно.

Дорога к Висячей скале резко сворачивала направо за городком Вудэнд. Здесь мистер Хасси остановился у гостиницы, чтобы напоить лошадей перед последним отрезком пути. Внутри повозки становилось невыносимо жарко, все начали снимать перчатки.

– Мадемуазель, можно и головные уборы снять? – спросила Ирма, чьи чернильные кудряшки струились из-под соломенной шляпки.

Мадемуазель улыбнулась и глянула на мисс Макроу, которая сидела напротив, закрыв глаза, но не расслабляя прямую спину и сомкнув маленькие ручки в замок на коленях.

– Ни в коем случае. Мы на экскурсии и не должны выглядеть, как цыганский табор. – Мисс Макроу вновь вернулась в мир рационального мышления.

От ритмичного стука копыт и душного воздуха в экипаже клонило в сон. Было всего одиннадцать часов, и воспитательницы попросили мистера Хасси найти подходящее место для небольшой остановки. В тени старого эвкалипта из плетеной корзины достали молоко и лимонад, сохранившие восхитительную прохладу, без лишних комментариев сняли шляпки, роздали печенья.

– Давненько я такого не пробовал, – сказал мистер Хасси, попивая лимонад. – Крепкого-то я не пью, особенно в такие важные дни.

Миранда встала и подняла кружку с лимонадом высоко над головой.

– За святого Валентина!

– За святого Валентина! – подхватили все, кроме мистера Хасси, и чудесное имя эхом прокатилось по пыльной дороге. Даже Грета Макроу, которой было все равно, за кого пить – хоть за Тома из Бедлама, хоть за персидского шаха, рассеянно поднесла пустую кружку к бледным губам.

– А теперь, если ваш святой не возражает, мисс Миранда, нам пора в путь, – сказал мистер Хасси.

– Люди помешались на идее совершенно бесполезных движений, – призналась мисс Макроу сороке, подбиравшей крошки песочного печенья у ее ног. – Только ненормальный, по их мнению, захочет для разнообразия посидеть на одном месте! – И она неохотно вернулась в повозку.

Корзина была снова наполнена, пассажиры на всякий случай пересчитаны, ступеньки убраны под половицы, и экипаж двинулся в путь. Среди серебристых теней от стройных молодых деревьев мелькали лучики золотого цвета, падавшие на напряженные плечи и темные взмыленные крупы лошадей. Подковы практически бесшумно соприкасались с грунтовой проселочной дорогой. Ни один путник не шел навстречу, пение птиц не нарушало тишину, серые заостренные листья молодых деревьев безжизненно поникли на полуденной жаре. Смеявшиеся и болтавшие девочки неосознанно замолчали, пока экипаж снова не выехал из тени на солнце.

– Сейчас, должно быть, около двенадцати, – сообщил мистер Хасси пассажиркам, глядя не на часы, а на солнце. – Неплохо продвигаемся, дамы… Я обещал начальнице вернуть вас в колледж к восьми.

От упоминания колледжа внутри нагретой повозки пробежал холодок; никто не ответил. В кои-то веки Грета Макроу приняла участие в беседе, что в гостиной для учителей случалось редко.

– Даже если мы пробудем у Скалы на час дольше, то не опоздаем. Мистер Хасси, как и я, отлично знает, что сумма двух сторон треугольника больше третьей. Утром мы проехали вдоль двух сторон треугольника… верно, мистер Хасси? – Извозчик ошеломленно кивнул. Странная она, эта мисс Макроу. – Что ж, тогда лишь остается сменить маршрут на обратном пути и вернуться по третьей стороне. В таком случае, раз мы въехали на эту дорогу в Вудэнде под прямым углом, то назад поедем по гипотенузе.

Это было чересчур для практичного ума мистера Хасси.

– Не знаю насчет гиппопотама, мэм, но если вы имеете в виду Верблюжий Горб, – он показал хлыстом на горную цепь Маседон, среди которой на фоне неба выделялся именно Горб, – то дорога через него чертовски длинная, несмотря на вашу математику. Там и дороги толком нет – одна лишь ухабистая колея через верхушку горы.

– Я имела в виду не Верблюжий Горб, мистер Хасси, но спасибо за объяснение. Не разбираясь в лошадях и дорогах, я прибегаю к теории. Марион, ты меня слушаешь? Надеюсь, ты поняла, о чем я говорила? – Марион Куэйд, единственная в классе с легкостью одолевшая Пифагора, была любимой ученицей мисс Макроу, как дикарь, понимающий несколько слов потерпевшего крушение моряка, становится любимым дикарем.

Пока они беседовали, угол зрения понемногу сместился, и взору предстала поразительная Висячая скала. Прямо впереди среди желтоватой равнины крепостью возвышалась серая вулканическая масса. С сидения кучера три девочки видели вертикальные линии отвесной скалы, изрезанной сине-фиолетовыми тенями и серо-зелеными кустами кизила. Кое-где лежали валуны, которые даже на расстоянии выглядели громадными и пугающими. Лишенная растительности зазубренная верхушка горы рассекала безмятежную синеву неба.

Кучер махнул длинным хлыстом в сторону чудесного творения природы.

– Вот она, дамы. Осталось всего полторы мили!

Мистер Хасси знал немало фактов и цифр.

– Более пяти сотен футов высотой… вулканического происхождения… из нескольких монолитов… возрастом в тысячи лет. Прошу прощения, мисс Макроу, надо бы сказать – миллионы.

– Гора идет к Магомету, Висячая скала идет к мистеру Хасси. – Странноватая воспитательница улыбалась извозчику таинственной кривой улыбкой, смысла в которой он видел еще меньше, чем в ее словах. Мадемуазель едва удержалась, чтобы не подмигнуть озадаченному кучеру. И правда, с каждым днем Грета становилась все более чудаковатой!

Повозка резко свернула направо и набрала скорость.

– Полагаю, леди захотят пообедать. Я так точно готов попробовать тот пирог с курицей, который мне нахваливали, – сказал мистер Хасси.

Девочки вновь принялись болтать, и не только у Эдит мысли вращались вокруг пирога. Ученицы высовывали головы из-под занавесов, чтобы глянуть на Скалу, которая то появлялась, то исчезала на каждом повороте, иногда представая так близко, что за порослью и высокими деревьями можно было рассмотреть два огромных валуна рядом с вершиной.

Путь к так называемой площадке для пикника у подножия Висячей скалы вел через покосившиеся деревянные ворота. Миранда, набравшаяся опыта в открывании ворот на территории семейного поместья, без спроса спустилась с сидения кучера и ловко управилась с покореженным засовом под восхищенным взглядом мистера Хасси, который заметил, как уверенно двигаются ее тонкие руки, как аккуратно она поддерживает вес ворот одним бедром. Створки распахнулись на ржавых петлях, стая попугаев с криком слетела с дерева и сине-зеленым пятном двинулась на юг, к залитым солнцем травянистым низинам близ горы Маседон.

– Вперед, Моряк… Герцогиня, тише… Бельмонт, что ты такое творишь… Вот дела, мисс Миранда, как будто они в жизни не видели проклятого попугая. – И мистер Хасси, пребывая в отличном настроении, повел пять гнедых лошадей из знакомого надежного настоящего в неизвестное будущее с той же радостной уверенностью, с какой каждый день преодолевал узкий выезд из собственного заднего двора.