Текст книги "Как Париж стал Парижем. История создания самого притягательного города в мире"

Автор книги: Джоан Дежан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Европейская литература не знала ничего похожего на пьесы молодого драматурга, созданные им в первые десятилетия существования квартала Маре. Это был новый вид комедии, очень «городской», юные герои которой встречаются, влюбляются и расстаются на фоне узнаваемых пейзажей Парижа – фактически тех самых памятников, которые и изменили его лицо. В La place royale фигурирует группа молодых людей из хороших семей, не скованных узами брака, которые живут на площади или около нее. Филис и ее брат Дораст являются соседями Анжелики; их общий друг Алидор тоже проживает неподалеку. Друзья проводят время вместе, родители их не контролируют; они лишь изредка участвуют в действии.

В защищенной от всех бурь гавани квартала Маре у молодых людей развиваются весьма необычные взгляды на жизнь, такие же модерновые и ни на что не похожие, как и архитектурный ансамбль площади, вокруг которой вращаются их дни. Так, Филис сообщает, что у нее «более двух тысяч поклонников», и провозглашает верность бессмысленной добродетелью. Она предпочитает встречаться не с одним, а со многими мужчинами. Алидор боится обязательств; он утверждает, что «многие люди несчастливы в браке». Оканчивается пьеса вовсе не свадьбой, как подобало бы комедии, а следующей сценой: Алидор, стоя в одиночестве посреди площади, объявляет, что теперь, когда он сумел избежать брака с Анжеликой, может «начать жить», потому что отныне он будет «жить только для себя».

С тех пор пьесы, которые сейчас мы назвали бы романтическими комедиями, – например, La Dame suivante Антуана д’Увиля или La Dame invisible Ноэля ле Бретона, сира д’Отерош – продолжали создавать кварталу Маре славу места, где молодые люди живут совершенно не так, как все, и что площадь Руаяль – лучший в мире уголок для романтических приключений и юной любви. Драматурги XVII века видели в квартале Маре нечто большее, чем скопление улиц и зданий; в своих произведениях они создавали новый образ Парижа – города, не похожего на все другие, и Маре – самого парижского из всех парижских районов.

В результате к концу XVII века словари идентифицировали квартал Маре как «часть города, предназначенную для развлечений»; эту репутацию широко поддерживали и путеводители. В 1670 году Франсуа-Савиньен д’Алькье писал, что, оказавшись там, посетителю «будет невозможно уйти». А Le Voyageur fidèle («Верный путешественник») Луи Лиже (книга с подзаголовком «Путеводитель для иностранцев с перечислением интересных мест города, а также Как найти все, что вам нужно») в 1715 году подтвердил: гостям города невероятно легко подпасть под очарование Маре.

Лиже отождествлял себя с немецким путешественником, который впервые посетил французскую столицу. Его путеводитель рассказывал о том, как осматривают Париж современные туристы. Свой первый день Лиже начал с визита в собор Нотр-Дам. Однако, пробыв там совсем недолго, он вышел оттуда и направился к ближайшей большой улице – Сент-Антуан. Там он устроился в кафе, чтобы немного подкрепиться. Оказалось, что кафе находится всего в нескольких шагах от площади Руаяль. Таким образом, Лиже закончил день в квартале Маре.

С тех пор он посвящал все меньше времени осмотру традиционных достопримечательностей и все больше – знакомству с роскошной жизнью, которой начинал славиться Париж. Как он объяснял своим читателям, лучше всего это было сделать, оставаясь в квартале Маре.

День за днем Лиже возвращался туда, чтобы исследовать район, как он выражался, à fond, то есть «глубоко». Он всегда передвигался пешком – и все свои прогулки он описывает с картографической точностью. Например, направляясь на обед на Вьей-рю-дю-Тампль, справа он замечает улицу Фран-Буржуа, а затем улицу де ла Перль. Современный турист, вооружившись путеводителем Лиже, может повторить его маршрут буквально шаг за шагом.

Лиже быстро вписался в ту молодежную культуру, что воссоздавали многочисленные комедии XVII века. Он нашел в Маре друзей; они приглашали его на поздние ужины и показывали свои любимые местечки для вечернего отдыха. Он обрел тут любовь (и потерял ее здесь же). По его мнению, квартал Маре являлся просто «лучшим местом в мире».

Из всех архитектурных нововведений XVII века в Париже площадь Руаяль, несомненно, оказала на умы наибольшее влияние. При Людовике XIV термин place royale стал обозначать любую площадь со статуей монарха в центре. «Король-солнце» построил в Париже еще две новые королевские площади – площадь Побед (1686) и Вандомскую площадь (изначально площадь Людовика Великого), 1690-е годы; и еще многие были заложены в городах по всей Франции.

Историки и путешественники распространили ее славу еще дальше. Такие авторы, как Жан Дубдо и Себастьен Ле Нэн де Тильмон, описывали и объясняли своим читателям памятники Древнего мира на примере схожих черт площади Руаяль. А в конце 1650-х, побывав во всех главных городах континента, сын богатого парижского торговца Анри Соваль начал работу над книгой по истории Парижа, сравнивая столицу с главными европейскими соперниками. Его вердикт относительно площади Руаяль был категоричен: «Это самая большая и самая красивая place в мире», «ни у греков, ни у римлян не было ничего подобного».

К тому времени, как Соваль высказал свое мнение, стало понятно, что европейские правители думают точно так же. С площадью Руаяль Париж получил первый значимый архитектурный памятник, который, как и Пон-Нёф, не являлся ни собором, ни дворцом.

Площадь была именно тем, что искал в 1556 году Гаспар де Вега: примером нового направления в архитектуре. Нечто подобное было воспроизведено и в Лондоне в 1630-х; в результате на свет появилась самая модная площадь в городе, Ковент-Гарден. Когда Петр Великий прибыл в Париж в поисках идей для нового, образцового города, который он собирался построить на Неве, свой первый день во французской столице он начал в восемь утра на площади Руаяль. А в 1617 году, всего через пять лет после того, как испанский двор увидел пышное празднование, посвященное помолвке королевских отпрысков, Филипп III начал масштабные работы по возведению грандиозной площади, о которой давно мечтали испанские монархи. Сегодня эта мадридская площадь называется Пласа-Майор, и ее сходство с парижским прообразом очевидно.

Глава 3. «Сказочный остров»: остров Сен-Луи

В 1630-х годах квартал Маре подарил парижанам новый опыт: проживание в дорогом престижном районе, своего рода анклаве, закрытом для посторонних. Из квартала Маре было легко добраться до всего нужного и интересного в городе, а еще он дарил своим обитателям ни с чем не сравнимое ощущение, что они живут в собственном, личном раю. И богатые парижане того времени не могли не обратить на это внимания.

Вскоре в сердце города возник еще один большой новый квартал, и так быстро, что некоторым показалось, будто это произошло буквально за одну ночь. Некий современник заметил, что на создание самого прекрасного района в Париже понадобилось меньше времени, чем на разрушение почти всего города во время Религиозных войн.

Те, кто конструировал новый район, учли опыт Пон-Нёф и площади Руаяль. Для него был выбран участок, расположенный посреди Сены; таким образом, у жителей была возможность наслаждаться видами реки и города – парижане быстро привыкли к этому, когда появился Новый мост. Кроме того, все строилось на пустой территории, и поэтому архитекторы могли разместить новые здания так, как им хотелось, что было гораздо труднее сделать в районе с уже существующей застройкой, вроде квартала Маре. Именно этот второй новый квартал стал самым благоприятным местом для воплощения инновационных идей городского планирования и жилой архитектуры. И эксперимент оправдал себя на все сто: распланированный и построенный с нуля район сыграл решающую роль в превращении Парижа в самый красивый город мира.

Все началось с чуда технологии, которое превзошло даже сооружение Пон-Нёф. Генрих IV сделал то, что не имело прецедентов до него и что никто не смел повторить еще почти целых триста лет: соорудил большей частью искусственный остров на главной городской реке. Сегодня и остров, и находящийся на нем район известны парижанам и гостям столицы под именем Île Saint-Louis, или остров Сен-Луи.

Остров Сен-Луи, который мы видим сегодня, – редкий, сохранившийся в почти нетронутом виде кусочек городского прошлого, замкнутая территория, которая настолько близка к оригиналу, что кажется, будто район провел несколько веков в «капсуле времени». Улицы расположены точно так же, как и раньше; большинство домов осталось с прежних времен, и они сохранили свой первоначальный облик.

Сегодня два самых романтических острова Сены – это остров Сите со шпилями собора Нотр-Дам и Сент-Шапель и остров Сен-Луи. Но со времен римлян и вплоть до начала XVII века нынешний Сен-Луи представлял собой не один остров, а два. Таких невзрачных необитаемых островков на Сене было довольно много. Больший из двух островов, остров Нотр-Дам (Île Notre-Dame), назывался так потому, что принадлежал собору. Название второго островка – Île aux Vaches, или Коровий остров, – являлось более говорящим; оно дает нам представление о той скромной роли, которую играли два этих участка в жизни Парижа. Иногда там выпасали небольшие стада овец или хранили сено; иногда их использовали как место для дуэли или строили там небольшие сараи для лодок. Карта 1609 года показывает, что на обоих островках не было никаких значительных строений.

Они никак не соединялись между собой и с берегами, поэтому не могли использоваться широко. Например, овец, которые там паслись, нужно было перевозить на острова в лодке. Но все изменилось, когда появился Кристоф Мари, выдающийся инженер своего времени.

На карте Васалье 1609 года показан участок, выбранный для постройки нового острова на Сене, и два примыкающих к нему маленьких необитаемых островка, которые должны были стать его частью

В марте 1608 года Мари решил привлечь внимание короля смелым заявлением: он предложил построить, причем не за счет казны, то, о чем давно мечтал Генрих IV: деревянный мост через Сену, достаточно крепкий, чтобы выдерживать значительные нагрузки – от современных пушек до более тяжелых карет. Взамен Мари попросил себе право взимать налог со всех, кто будет пользоваться мостом. Результат его усилий, мост Нёйи (Pont de Neuilly), имел такой успех, что Мари получил звание «главного конструктора всех мостов, необходимых всему королевству».

Когда Маттеус Мериан создавал эту карту, новый остров только строился. Мериан наметил будущие мосты, чтобы дать представление о том, как будет выглядеть район

В конце 1609 года Мари собрался возвести еще один мост, также бесплатно, и на этот раз из материала будущего – камня. Площадь Руаяль еще строилась; мост, который конструировал Мари, должен был помочь соединить ее с другим берегом Сены и справиться с возросшим транспортным потоком. Второй мост до сих пор стоит на месте и носит имя своего создателя: мост Мари.

Он стал трамплином для одного из самых амбициозных проектов Генриха IV относительно Парижа. Король купил два непримечательных острова на Сене и отдал их Мари, поставив перед ним задачу: создать новый вид современного острова, который мог бы служить образцом городского планирования и стать востребованным парижским районом.

Однако проект был отложен на годы, прежде всего из-за убийства Генриха IV в мае 1610 года. (Его карета застряла в пробке на одной из известных теснотой и узостью парижских улиц, что дало убийце возможность забраться внутрь и вонзить в короля кинжал.) В конце концов 19 апреля 1614 года Мари все же подписал контракт на постройку района на островах. Но в 1615 году кафедральный капитул собора Парижской Богоматери неожиданно попытался заявить свои права на острова. Затем начались долгие переговоры с муниципалитетом относительно специфики устройства острова. Несколько лет подряд городская управа высылала комиссии с целью прояснить вопросы вроде точного количества и размеров фундаментных свай и самого подходящего места для их расположения.

Также оценивалось влияние будущего острова на Сену и коммерческое речное судоходство. Чтобы собрать средства для становившейся все более масштабной и дорогостоящей стройки, Мари привлек к делу двух состоятельных компаньонов: Франсуа Ле Регратье и Люгли Пулетье.

Две карты, вышедшие спустя всего несколько месяцев после того, как Мари подписал контракт, показывают, какой ажиотаж вызвал новый проект среди тех, кто пристально наблюдал за процессом возрождения Парижа. Первая, автором которой являлся Маттеус Мериан, изображала ландшафт, которого пока не было на самом деле. На ней два острова еще разделены и пустынны; мосты лишь намечены – знак будущих преобразований.

Жан Мессаже называл свое изображение будущего острова и «картой», и «портретом». Однако вместо «портрета» реального места он скорее воспроизвел карту l’île passagere, или «меняющегося острова». Такой план застройщики вполне могли показывать потенциальным покупателям. Мессаже смело проложил улицы, которые еще только задумывались строителями, и дал им свои собственные имена; он изобразил набережные и мосты, пока не существовавшие в действительности. Можно сказать, что он подстегнул архитекторов к созданию идеального острова: вокруг него плавают образцовые лодки, а купальщики весело плещутся у берегов.

Но карта Мессаже не являлась абсолютным плодом его фантазии. Любой, кто взглянул бы на его «портрет» лет десять спустя, понял бы, что он, очевидно, был знаком с планами застройщика, поскольку воображаемый остров оказался удивительно близок к своему более позднему реальному воплощению.

Острова соединили вместе, придали получившемуся массиву более благородную форму и обвели его каменными набережными. Затем в речное дно забили сваи и столбы, чтобы укрепить новый остров. В конце концов были добавлены мосты, которые соединяли его с городом, мост Мари на Правом берегу и мост Турнель (Pont de la Tournelle) на Левом. Разумеется, такая крупная стройка заняла много времени.

Еще до того, как началось сооружение острова, в 1614 году Жан Мессаже нарисовал карту «меняющегося острова»

Например, только в 1623 году начались работы по выравниванию неправильных краев островков – они еще видны на ранних картах. Только тогда остров наконец приобрел четкие очертания, впервые изображенные Мессаже в 1614 году. У него появились четкие грани и характерные скосы на каждом конце, которые, как объяснил Мари, «не препятствовали течению реки и навигации».

Построив остров, Мари перешел к инфраструктуре. В самый центр все еще средневекового по планировке города он поместил маленький, но совершенный кусочек, пример идеальной планировки. Карта 1728 года показывает, как выделяются пересекающие друг друга под прямым углом улицы острова Нотр-Дам на фоне в основном беспорядочно проложенных улиц остального города. Благодаря Мари там же появились две широкие городские «магистрали»: рю де Дё Пон (rue des Deux Ponts, изначально rue Marie, улица Мари) и рю Сен-Луи (rue Saint-Louis), которая сначала называлась Гран рю (Grand Rue) имели четыре туаза, или около двадцати пяти футов в ширину. (До XVII века в Париже практически не было улиц 15 футов.) В своем путеводителе 1684 года Брис, все еще удивляясь этому факту, говорит, что улицы острова «кажется, были проложены по линейке; абсолютно ровные прямые линии вплоть до самых берегов реки».

После улиц наступил черед коммунальных удобств. В контракте 1614 года Мари обещал построить то, что он считал абсолютно необходимым: городской фонтан, бани и спортивное сооружение, jeu de paume, или зал для игры в мяч, предшественник современного гандбола. В новых документах от 1623 года к ним добавились лавки для торговцев, которых Мари надеялся привлечь для начала, – мясная, рыбная и rôtisseur, где жители могли купить уже жареное мясо, а также bateaux à lessive, лодки для грязного белья, которые швартовались у набережных, чтобы жители могли отдать свою одежду в стирку.

Однако, несмотря на инновационный дизайн и прекрасную планировку, люди не спешили покупать дома на чудесных широких новых улицах. Самыми первыми жителями квартала стали выходцы из рабочего класса, торговцы и ремесленники. В 1618 году каменщик Шарль Контес и портной Жан Жиль приобрели два первых, довольно маленьких, участка. В течение следующих нескольких лет, среди прочих, к ним присоединились кузнец Этьен Бусанго и кровельщик Клод Шевреро. Элитные покупатели обратили интерес на новый район только в 1620 году – советник Людовика XIII Пьер Ветрон начал строить дом на одной из главных улиц острова.

Но если центр острова все же постепенно заполнялся, самые большие участки по краям пустовали. Состоятельные инвесторы старались держаться подальше от района, который все еще строился; к тому же ему явно не хватало моста, соединившего бы его с основной частью Парижа. Не имея крупных продаж, застройщики начинали испытывать материальные затруднения.

Карта аббата Делагрива 1728 года показывает новый остров в процессе получения своего окончательного имени, остров Сен-Луи

16 сентября 1623 года сын Генриха IV решил, что Мари и его помощники не сумеют закончить проект к сроку, обозначенному в контракте. Людовик XIII передал острова Жану де Ла Гранжу, еще одному своему близкому советнику. Ла Гранж взял в компаньоны других приближенных Людовика; все они имели отношение к миру финансов и были гораздо богаче, чем первые застройщики. Среди них были такие люди, как Филипп де Коланж, владелец дома на площади Руаяль, будущий дед маркизы де Севинье.

Новый консорциум, однако, прекрасно понимал, что только один человек обладал достаточными знаниями и опытом, чтобы воплотить в жизнь столь амбициозный проект. Поэтому, вытеснив Мари, они очень скоро взяли его обратно, уже как платного работника, чтобы он продолжил строительство согласно своему плану.

Мост, который носит имя Мари, был возведен под его руководством в начале 1630-х годов. А в августе 1633-го инвесторы наконец заключили первую крупную сделку, удачно продав самый большой и удачно расположенный участок из предлагаемых примерно ста тридцати. Вскоре после этого новый район начал с невообразимой быстротой преобразовываться в третье чудо Парижа.

Человека, который купил тот самый большой участок, Клода ле Рагуа, можно было смело назвать клиентом их мечты. Выходец из скромной провинциальной семьи, он быстро стал одним из столпов финансового мира, где его знали как сира де Бретонвилье. (За его спиной современники шептались, что «никто не может так скоро заработать так много денег честным путем».) Он обладал состоянием и хотел построить большой роскошный особняк, который соответствовал бы его статусу.

Пустив в ход свои немалые средства (которые современники исчисляли многими миллионами), Бретонвилье подарил острову один из его главных исторических памятников. Дом был построен знаменитым архитектором Жаном Андруэ дю Серсо. Стены комнат были расписаны самым знаменитым художником того времени Симоном Вуэ, а к особняку примыкал великолепный сад. Стройка продолжалась с 1637 по 1640 год, и за это время остров Нотр-Дам успел приобрести репутацию места жительства богатых и знаменитых. За шесть лет все оставшиеся участки были распроданы, и везде быстро выросли величественные особняки.

Примерно в этот же самый период времени Франция, исчерпав все дипломатические ресурсы, решила лично вступить в Тридцатилетнюю войну. Чтобы оперативно получить необходимые средства, короне пришлось обратиться к самым богатым парижским финансистам, которые предоставили монарху краткосрочные ссуды под неимоверные проценты. Когда правительство выплатило им то, что причиталось, некоторые из наиболее сотоятельных парижан последовали примеру Бретонвилье и вложили деньги в недвижимость на новом острове.

Карта Брете – Тюрго показывает отель Бретонвилье (Hôtel Bretonvilliers), самый большой и роскошный особняк на острове (закончен в 1640 г.), с собственным садом, обнесенным стеной

Таким образом, одним из самых изящных и гармоничных архитектурных ансамблей Париж обязан войне.

Эта картина, самая ранняя попытка отобразить на полотне новый городской пейзаж, относится к началу 1640-х годов; к этому времени остров был только что закончен. На нем возникло 133 новых здания, из которых 120 являлись жилыми резиденциями. Собор Нотр-Дам возвышается слева, а справа, за Сеной, на заднем плане, можно разглядеть площадь Руаяль. Неизвестный художник изобразил остров Нотр-Дам как средоточие красоты Парижа и реки. Складывается ощущение, что на нем сфокусирован весь свет.

Эта картина начала 1640-х годов – самое первое изображение нового острова. Слева мы видим собор Нотр-Дам; резиденция Бретонвилье располагается на правом краю острова, а на заднем плане виднеется новая церковь Сен-Поль (Église Saint-Paul), площадь Руаяль и Бастилия

Драматурги тоже не остались в стороне от нового парижского чуда.

В двух комедиях 1643 года главные герои приезжают в столицу после почти десяти лет отсутствия. Герой пьесы Пьера Корнеля «Лжец» (Le Menteur) хочет отметить свое возвращение домой после длительного обучения в юридической школе прогулкой по берегу Сены. Он безмерно удивлен: там, где раньше была «всего лишь голая земля», теперь un île enchantée, сказочный остров. Джентльмен из Южной Франции из пьесы Антуана д’Увиля не был в Париже более десяти лет. Он говорит, что «всего за эти десять лет сотня дворцов была воздвигнута там, где располагался пустынный остров; теперь это город в городе».

Этот новый «город в городе» стал знаменит прежде всего благодаря радикально инновационной архитектуре, возможной только в местности, возникшей на пустыре.

В 1640-х годах большая часть улиц в Париже отличалась очень маленьким расстоянием между домами и проезжей частью и подходила только для постройки домов, характерных для европейских городов уже несколько веков. В сложившихся районах не было пространства для более современных резиденций – с комнатами нового типа, лучшим освещением и более подходящими для транспорта условиями.

На новом острове архитекторы не только заложили непривычно широкие улицы, но и нарезали местность на более просторные участки. В среднем они были в два, а то и в три раза шире, чем обычный надел земли в Париже. Таким образом, Нотр-Дам стал первым районом в столице, где площадь позволяла построить дома с более удобными пропорциями и другой планировкой этажей. Улицы острова выглядели совершенно иначе, и новый стиль жилой архитектуры вскоре получил известность как типично французский.

Квартал отличался особой гармоничностью в том числе и потому, что в основном был продуктом творчества одного человека. Луи Лево, который находился в то время на самом пике своей карьеры, одной из самых блестящих за всю историю французской архитектуры, спроектировал почти все лучшие резиденции на острове. Он начал в 1640 году с участка, расположенного рядом с резиденцией Бретонвилье; Лево руководил постройкой особняка для Жана Батиста Ламбера, сира де Сюси и де Ториньи, еще одного приближенного короля. Баснословное состояние Ламбера было совсем «новым» – он приобрел его в 1630-х годах через военные займы. Жедеон Таллеман де Рео, известный своими убийственно саркастическими биографиями богатых и знаменитых современников, писал о Ламбере, что он «буквально уработался до смерти, сгребая лопатой деньги, которыми ему так и не пришлось насладиться». Ламбер умер в 1644 году, в тот самый год, когда было завершено строительство его роскошного особняка.

После смерти Ламбера его брат Николя (Таллеман называл его «Ламбер, который богаче») заказал внутреннюю отделку особняка будущему главному художнику Версаля Шарлю Лебрену. И по сей день резиденция Ламбера выделяется среди всех других построек острова Сен-Луи; возможно, это самый эффектный частный дом во всем Париже. Он всегда принадлежал мировым финансовым лидерам; в частности, до последнего времени особняк являлся собственностью барона Ги де Ротшильда, а затем перешел к брату эмира Катара.

Работая с клиентами, обладавшими неограниченным бюджетом, Лево разработал архитектурный стиль, опередивший свое время, а придуманный им дизайн помещений продолжал оказывать влияние на декораторов даже несколько веков спустя. Лево изобрел совершенно новую планировку, например комнаты необычных форм – в частности, овальной. Вместо многофункциональных помещений, преобладавших ранее, он ввел комнаты, предназначенные исключительно для той или иной деятельности, – так появились первые в Париже столовые и ванные комнаты; возможно, они были первыми и во всей Европе. Только десятки лет спустя столица стала перенимать новшества, возникшие на острове уже в 1640-х годах.

Благодаря тому что большинство резиденций, расположенных по границе острова, были построены за короткий период времени одним и тем же архитектором, создавалось впечатление единого архитектурного ансамбля. Впервые это ощущение гармонии возникает при виде той самой яркой белизны, которую запечатлел неизвестный художник, впервые изобразивший остров. Именно на Нотр-Дам началось преобразование Парижа из города дерева в город камня и известкового раствора.

До этого камень в Париже предназначался для королевских дворцов вроде Лувра или Консьержери, а обычным строительным материалом для частных домов являлось дерево. В конце XVI века власти сделали попытку запретить его из-за повышенной пожароопасности. И тем не менее дерево не сдавало своих позиций, поскольку было традиционным, а также и гораздо более дешевым. Владельцы домов иногда просто штукатурили фасад, чтобы скрыть под ним деревянную стену. Великолепный особняк, который герцог де Сюлли построил на самой широкой в то время улице Парижа, Сент-Антуан, в 1625–1630 годах, предвосхитил появление других таких домов. Однако, как и прочие очень немногие каменные здания (отель де Санс – Hôtel de Sens, Карнавале – Hôtel de Carnavalet), прекрасная резиденция Сюлли являлась отдельным примером, а не частью ансамбля.

Именно благодаря архитекторам вроде Лево и их сказочно богатым заказчикам сооружения из камня стали привычными для французской столицы и в конце концов начали восприниматься как типично парижские. Резиденции нового острова составляли единую архитектурную группу; ярко-белый камень, более просторные дома с утонченным, изысканным дизайном говорили о том, что Париж постепенно забывает свое средневековое прошлое.

Использование камня повлекло за собой революцию в строительных технологиях. На острове применялись два совершенно разных способа строительства. Первый и более дешевый метод назывался moellon, или бутовая кладка – то есть кладка из природных камней с неровной поверхностью, которую потом покрывали штукатуркой или известкой. Второй метод подразумевал использование pierre de taille, или тесаного камня. Это было гораздо дороже; такую кладку можно найти в фешенебельных особняках, расположенных у границы воды. Pierre de taille, который до сих пор считается отличительной особенностью парижского городского особняка, был взят на вооружение благодаря новому острову.

Белый камень изменил лицо Парижа, и это тут же отметили иностранные гости столицы. Уже в 1644 году, сразу после того, как остров был закончен, Джон Ивлин, сопоставляя архитектуру Парижа и Лондона, заметил, что между «зданиями и материалами не может быть никакого сравнения; здесь все целиком из камня и неизмеримо роскошнее». В 1664 году молодой и богатый итальянский турист Себастьяно Локателли писал, что остров необходимо увидеть каждому из-за «стилистической гармонии» его архитектуры. Посетив столицу в 1698 году, Мартин Листер обратил внимание на то, что в начале века дома в городе строили из других материалов, «но сейчас это уже не в ходу». На рубеже XVIII века знаменитая английская путешественница, женщина, объехавшая много стран, Мэри Уортли Монтегю, писала, что «Париж имеет преимущество над Лондоном… все дома тут построены из камня». Еще один состоятельный итальянский путешественник, Николо Мадрисио, удивлялся «белизне» парижского пейзажа.

Архитектура нового острова выигрышнее всего смотрелась издалека, и это привлекло на берега Сены толпы желающих полюбоваться на «город в городе», современный Париж. Брошюра 1649 года описывает тех, кто собирался у реки, чтобы посмотреть на то, как отражаются в воде «эти колеблющиеся дома, которые качаются на волнах, этот новый Париж; бесценное зрелище, которому нет равных». Впервые возможность понаблюдать за отражением Парижа в Сене была сочтена достойной причиной для того, чтобы посетить этот город.

А самые богатые обитатели Нотр-Дама наслаждались своим собственным шоу.

На карте начала XVIII века изображены два самых больших дома на дальнем конце острова – особняки Бретонвилье (справа) и Ламбера. В этом месте река была особенно глубокой, а течение очень быстрым, поэтому забить в дно сваи было крайне нелегко. Это объясняет, почему к 1636 году застройщики все еще не закончили набережные в этой части острова, как сообщается в официальном докладе. Бретонвилье пришлось заплатить весьма немалые деньги за то, чтобы построить дом на желаемом месте. Брис в своем путеводителе оценил примерную сумму, в которую обошлось возведение необходимой для этого инфраструктуры, в 800 тысяч ливров. Приблизительно столько же стоил построенный несколько десятилетий спустя огромный великолепный каменный мост через сену – мост Руаяль (Pont Royal).

Взамен Бретонвилье обрел нечто поистине бесценное. Самый богатый человек в Париже получил лучший билет на шоу, которое жители столицы впервые увидели на мосту Пон-Нёф: магическое зрелище речных пейзажей.

С начала XVII века каждый парижанин, проходящий по Пон-Нёф, мог доставить себе удовольствие и полюбоваться прекрасной рекой, но только владельцы самых роскошных домов имели возможность насладиться совершенной, полной панорамой.

Карта Брете-Тюрго показывает остров со всеми его 133 строениями: два самых больших, особняки Бретонвилье и Ламбера, полностью занимают один конец острова

В двух самых знаменитых особняках на втором этаже были устроены застекленные галереи, расположенные по всей длине здания. Они служили смотровыми, и только избранные лица получали доступ к тому, что считалось «лучшим видом в мире» и «зрелищем, которое нужно увидеть, чтобы поверить в него». Один из современников Бретонвилье утверждает, что перспектива, открывавшаяся с его галереи, была столь хороша, что гости зачастую не замечали выставленные напоказ богатства и «обращали свое внимание только на виды».