Текст книги " Да вспомнятся мои грехи"

Автор книги: Джо Холдеман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

 – Э–э… что все это значит?

 – Нас пригласили на поминки… Вы понимаете, будут перечислять все добрые дела, которые старушка сотворила за свою долгую жизнь, потом попросят посоветовать, куда лучше прислонить тело. Я сказал – нет, большое спасибо. Эта церемония будет тянуться целый день, а у меня назначена встреча. К тому же у меня всегда было ощущение, что присутствие людей на таких праздниках – в тягость. Но бруухиане не могут поступить иначе, потому что у них положено приглашать всех, кто оказался поблизости в момент «перехода».

 – Ну да, а уж мы так поблизости – ближе не бывает. Рад, что вы не приняли приглашение, – меня уже мутит от всех этих дел.

 – Что же, мы вольны уйти в любое время. Разумеется. Балуурн остается.

 – Пойдемте…

 Солнце по–прежнему пылало над головой, когда они вышли из хижины. Все приключение едва ли заняло больше получаса. Они не прошли по пыльной дороге и десяти метров, как Уолдо хрипло зашептал:

 – Тот соскоб, который вы мне дали… Почему вы думаете, что они не обнаружат вашего святотатства?

 – Черт возьми, не будьте таким уж конспиратором! Говорите нормально. Мы же обыкновенные туристы, правильно? Для того чтобы увидеть надрез, который я сделал, понадобится лупа. К тому же я ковырнул один из наименее доступных трупов – тот, что у самой стены. Пока у них действует табу на перемещение мумий, мы в безопасности.

 – Ну что ж, должен признать, это редкая удача. Может быть, теперь мы наконец выясним, каким образом… Послушайте, вы же были там, когда женщина умерла! Вы что–нибудь видели?

 Уставившись в землю, Кроуэлл сделал несколько шагов и только потом ответил:

 – Я уже начал было спускаться, хотел незаметно улизнуть, будучи в полной уверенности, что мое присутствие нежелательно. А они просто подошли к ней, взглянули и… сказали, что все кончено. Каким бы способом они ни бальзамировали, они должны начать процедуру, пока тело еще не остыло.

 Кроуэлл передернулся, несмотря на жару:

 – А они к ней даже не притронулись.

 8

 Кроуэлл умышленно пренебрег советом доктора Нормана и условился о встрече с послом в конце дня. Он надеялся, что к этому времени дипломат будет уже изрядно пьян.

 Ему открыл поразительно красивый человек – аристократические черты лица, седые волосы, ниспадающие на широкие плечи.

 – Посол Фиц–Джонс?

 – Да… О, вы, должно быть, доктор Кроуэлл? Входите, входите…

 Впечатления сильно пьяного человека он не производил.

 Кроуэлл очутился в изысканно обставленной комнате. Часть мозга, принадлежавшая Отто, тут же определила стиль: американский провинциальный, конец двадцатого века. Если даже это подделка – все равно: одни только транспортные расходы страшно было вообразить.

 Фиц–Джонс указал на бесформенное кожаное кресло, и Кроуэлл позволил мягкой обивке поглотить его тело.

 – Разрешите налить вам чего–нибудь. Выбирайте: бренди с водой, бренди с содовой, бренди с соком, бренди со льдом, бренди с бренди или, может быть, – Фиц–Джонс заговорщически подмигнул, – немного бургундского, «Шато–де–Ротшильд» 23–го года?

 – Бог мой! – Даже Кроуэлл знал, что собой представляет вино этого урожая.

 – Каким–то образом, видимо по ошибке, сюда забросили небольшой бочонок вместо ящика с иммиграционными бланками, в которых мы так сильно нуждаемся. – Фиц–Джонс сокрушенно покачал головой. – Такие вещи неизбежно распутствуют… ик, простите… сопутствуют нашим попыткам действовать в рамках межзвездного бюрократического порядка. Мы учимся приспосабливаться…

 Кроуэлл пересмотрел свое прежнее мнение. Судя по всему, Фиц–Джонс «приспосабливался» уже целый день.

 – Великолепно!

 Он наблюдал, как осторожно передвигает ноги посол, и поражался способности человеческого организма сопротивляться апробированным токсинам.

 Фиц–Джонс вернулся с двумя высокими стаканами для виски, наполненными вином густого красного цвета.

 – Разумеется, подходящей посуды взять негде. Впрочем, эта тоже сойдет. Вы знаете, вино двадцать третьего года не очень хорошо переносит транспортировку… И не может долго стоять. Надо выпить его как можно быстрее.

 На вкус Кроуэлла вино было отменное, но Отто сразу понял, что оно слегка подпорчено. Варварское обращение с лучшим вином столетия!

 Фиц–Джонс сделал маленький деликатный глоток, который совершенно непостижимым образом убавил вино в стакане сантиметра на два.

 – Вы хотели меня видеть по какому–то конкретному поводу? Нет, не подумайте, что я не могу оценить достойного собеседника, когда мне выпадает такой случай…

 – Скажем так: мне хотелось встретиться с кем–нибудь, кто не работал бы на Компанию. Мне нужен взгляд стороннего наблюдателя на то, что здесь происходило за последние десять лет. А произошло немало, насколько я понимаю…

 Фиц–Джонс экспансивно взмахнул рукой – еще миллиметр, и вино расплескалось бы. Отто оценил многолетние упражнения, позволившие довести этот трюк до совершенства.

 – Не совсем, не совсем… Впрочем, если бы не последний год, тогда конечно… До поры до времени здесь царила повседневная скучная рутина… Жизнь в этом, извините за выражение, мирке шла своим чередом. Вообразите, все здесь трудились в поте лица своего, а мне было совершенно нечего делать. Знай отсылай пустопорожние отчеты два раза в год.

 И вдруг начались исчезновения. Управляющий Малатеста был официальным главой планеты, титулованным правителем! Вы только вообразите, сколько на меня свалилось всяких бумаг. Каждый день я сидел на субпространственной связи часами, и наконец… Скажите, доктор Кроуэлл, вы умеете хранить секреты?

 – Полагаю, как и любой другой человек.

 – Ну да… Впрочем, это уже не секрет, с тех пор как доктор – доктор Норман – все вычислил. Вероятно, в Компании это известно всем и каждому. Словом, я переговорил с высшими чиновниками Конфедерации на Земле, и там решили послать сюда парочку следователей. Ну, те явились – блестяще разыграли роли двух ученых парней, – и только начали что–то здесь вынюхивать, как… тоже исчезли.

 – Два геолога?

 – Совершенно верно. И что бы вы думали? Раз исчезают два их человека, значит, по идее, Конфедерация должна выслать сюда целую армию, чтобы разобраться, что же здесь происходит. Но нет! Я наконец добрался до какого–то там заместителя секретаря, и он мне говорит: мы, мол, не можем терять людей из–за ваших «мелких интриг» на Бруухе.

 – Странно.

 Первым пунктом в единственном донесении, которое отправили агенты, значилось предупреждение о ненадежности посла.

 – То–то и оно. Поэтому я не думаю, что с агентами случилось то же, что с Малатестой… э–э… что они мертвы. Должно быть, у них был припрятан где–то неподалеку небольшой корабль, и когда они выяснили, что хотели, то попросту улетели. Черт подери! И знаете, что самое досадное? Мы до сих пор не имеем ни малейшего понятия, что случилось с Малатестой. Между тем они – я уверен – все выяснили.

 «Очень похоже на то, что они и впрямь–таки все выяснили»,– подумал Отто.

 – А разве не могла Конфедерация прислать новых агентов и ничего вам не сообщить?

 – Исключено. Это – нарушение законов Конфедерации. Я единственный федеральный чин на этой планете. Меня обязаны уведомлять обо всем. Кроме того, с тех пор как агенты исчезли, здесь появилось всего два новых человека. Один – помощник доктора Штрукхаймера; я уже положил на него глаз. Думаю, он тот, за кого себя выдает, – кстати, туповатый парень. Второй новичок – это, разумеется, вы.

 Кроуэлл захихикал.

 – Ха, воображаю себя шпионом! В таком случае вы, наверное, частенько будете ублажать меня вином?

 Фиц–Джонс улыбнулся, но глаза его оставались холодными:

 – Конечно! Я же сказал, что его нельзя долго хранить… Строго между нами, я жду, что новый агент объявится со дня на день. Неважно, сообщат мне об этом или нет. Им может быть кто угодно. Вы слышали о кальке личности?

 – Оборотни? – Кроуэлл повторил словечко доктора Нормана.

 – Совершенно верно. Они могут снять копию с кого угодно. По крайней мере с любого, кого в состоянии умыкнуть и держать взаперти месяц. – Фиц–Джонс допил последние капли вина. – Конечно, такая выдающаяся личность, не побоюсь сказать, такой видный человек, как вы, вне подозрений. Слишком много людей заметили бы ваше отсутствие… – Но в глазах посла Отто снова прочитал: он лжет, он подозревает.

 Фиц–Джонс выпростал себя из кресла:

 – Давайте–ка я плесну вам свеженького. Он вернулся с двумя полными стаканами.

 – Спасибо. Уф–ф–ф, пора принимать пандроксин. – Кроуэлл достал из кармана коробочку и запил вином две таблетки. Одна была гравитол, вторая – ингибитор алкоголя.

 – А–а, слабое средство. Вы здесь пробудете какое–то время? Не лучше ли принимать гравитол?

 – Нет. Разумеется, я просил, чтобы мне его выписали. Но доктор сказал, что я слишком стар и слишком толст.

 «Насколько опасен этот утонченный пьяница?»

 – У вас есть какая–нибудь версия насчет Малатесты?

 Фиц–Джонс пожал плечами и повторил свой трюк со стаканом.

 – Даже не знаю, что и сказать. Правда, в одном я уверен. Этот вздор о том, что во всем виноваты якобы твари, – просто куча… ик, простите… куча дерьма.

 – Согласен. Бруухиане органически не способны на насилие.

 – Дело не только в этом. Малатеста ходил у них в любимчиках. Он даже весьма неплохо выучил их язык. Они приняли его в одну из семей, и он стал почетным бруухианином.

 – Я не знал об этом.

 – О, он посещал множество туземных сборищ. При синклите священнослужителей он стал даже чем–то вроде советника.

 – Да–а, – задумался Кроуэлл. – Сегодня я узнал, что Малатеста присутствовал на одном из ритуалов перехода в «тихий мир».

 – Это когда они бальзамируют своих несчастных сородичей? Гм. Я не знал об этом. Интересно, почему же Малатеста никому ничего не сказал? Штрукхаймер стал бы его другом до гробовой доски.

 – Ну хорошо. Как вы говорите, бруухиане решительно не могли уничтожить Малатесту. Значит, это либо несчастный случай, либо убийство. Полагаю, что агенты расследовали обе возможности.

 – По–видимому. Такое впечатление, будто они только и делали, что шарили по пыльным ямам. Для видимости брали образцы, а на самом деле искали тело.

 Мне кажется, что подозреваемый номер один – это Киндл, новый управляющий. Но с другой стороны, он никогда не стремился к этому посту: работы в два раза больше, а прибавка к жалованью – грошовая. Помимо прочего, его очень беспокоит, как бы то, что произошло с Малатестой, не случилось с ним самим.

 – Вы его хорошо знаете?

 «Осторожнее. Я становлюсь чересчур любознательным».

 – О–о, довольно хорошо. Когда я занимал пост на Ламарре, Киндл состоял там на государственной гражданской службе. У него был большой пакет акций Компании, поэтому когда на Бруухе открылась должность помощника управляющего, он тут же перебрался сюда и принял дела. Меня перевели на Бруух всего лишь годом позже, так что мы встретились так, словно и не расставались.

 «Пора менять тему разговора».

 – Ламарр… Я, конечно же, слышал об этой планете, но никогда там не был.

 – Прекрасный мир… – Фиц–Джонс решил было снова показать свой трюк со стаканом, но вовремя удержался. – Особенно если сравнить со здешним запустением.

 Они беседовали на эту и прочие безобидные темы еще около часа.

 Кроуэлл подавил зевок:

 – Пора идти. Извините, я такой кислый собеседник… Но я действительно очень быстро устаю в этом тяготении.

 – О–о, это вы извините, что я такой невнимательный хозяин. Знаю–знаю, иногда я бываю невыносимо скучен.

 Фиц–Джонс помог Кроуэллу подняться:

 – Боюсь, что в это время суток вам будет трудно поймать таксирикшу.

 – Ничего, ничего… Здесь несколько кварталов, я могу и прогуляться.

 Они обменялись любезностями, и Кроуэлл удалился, весьма правдоподобно пошатываясь.

 9

 В его комнате кто–то учинил обыск. «Любительская работа, – отметил Кроуэлл. – Вероятно, дело рук помощника Фиц–Джонса». Сыщик не заметил ни волосков, налепленных на дверцу стенного шкафа и на крышку чемодана, ни даже карандаша, подпиравшего входную дверь. Кроуэлл вздохнул. Отто заслуживал большего.

 Во всяком случае, в самой комнате никаких улик против него не было. Кроуэлл вышел из дома, зашел в уборную на дворе и накинул крючок. Стараясь не обращать внимания на запах, он вытащил из кармана ручку и отвинтил колпачок. Теперь «ручка» испускала невидимый луч ультрафиолетового света. Кроуэлл вытряхнул из колпачка контактную линзу и вставил ее в левый глаз. С помощью линзы он мог видеть в темноте весьма неплохо, хотя и для земных светоусилителей, и для инфракрасных «многоглаз» бруухиан здесь был беспросветный мрак.

 Волосок, прилепленный поперек расшатанной доски, был на месте. Кроуэлл приподнял доску и извлек контейнер, который ранее составлял второе дно чемодана. Он вытащил из него несколько предметов, положил контейнер на место и снова примазал волосок, зафиксировав в памяти его положение.

 В полночь уличные фонари погасли. Кроуэлл надел очки ночного видения, которые заранее купил в магазине Компании, и зашагал в сторону главного склада, располагавшегося в километре от его постоя. По дороге он никого не встретил.

 Зная, что у любого сторожа тоже есть ночные очки, Кроуэлл подошел к складу по параллельной улице и, не доходя квартала, тихонько уселся за углом одного из зданий. В течение получаса он наблюдал за входом.

 Убедившись, к своему удовлетворению, что склад никем не охраняется, Кроуэлл пересек площадь, подошел ко входу и изучил замок. Это был простой висячий замок с магнитным кодом, и он легко отомкнул его с помощью десенсибилизатора и набора отмычек.

 Когда он закрыл за собой дверь, уровень освещенности упал ниже порога чувствительности ночных очков, и Кроуэллу вновь пришлось прибегнуть к ультрафиолетовой «ручке». Она предназначалась для ювелирной работы, но Кроуэлл рассчитывал на ее помощь и в данной ситуации. Направив луч в пол, он видел у своих ног яркую точку, окруженную слабым пятном света приблизительно метрового диаметра. Конечно, общего вида склада Кроуэлл представить не мог. Все, что удавалось различить, – это смутные очертания множества ящиков, составленных в штабеля. Он не искал чего–то конкретного и, в сущности, не возлагал на свою ночную экспедицию особых надежд. Кроуэлл просто выполнял один из пунктов намеченного плана – такой же обязательный, как посещение рудника. Он очень хотел бы побывать в шахте без провожатых – когда она будет совершенно пуста.

 Около часа Кроуэлл бродил по складу, отмечая множество бесполезных деталей. В дальнем конце помещения он обнаружил незапертую дверь. «Поскольку она открыта,– подумал Отто, – то вряд ли там есть что–то такое, что заслуживало бы утайки».Тем не менее для очистки совести он зашел внутрь.

 Вдоль одной из стен тянулся широкий желоб. На поверку оказалось, что он наполнен смесью песка и опилок – скорее всего, опилок железного дерева. У противоположной стены возвышалась гора пластиковых мешков, набитых той же смесью. В дальнем конце комнаты стояли большой таз и две огромные бадьи. На полке над тазом выстроились несколько жестянок размером с поллитровые банки из–под краски. Очевидно, в этом помещении готовили ту самую смесь, которой посыпали мокрый пол в шахте, чтобы бруухиане не падали.

 Кроуэлл внимательно осмотрел таз, но не обнаружил ничего необычного. На жестянках неумелыми буквами было выведено: «АНТИСЕПТИК». Он взял одну из банок и потряс: она была на три четверти наполнена каким–то порошком. Он осветил дно и крышку жестянки, и на крышке проступила слабая надпись: «Нитрат висмута кристаллический. К. Я.[2] 0,5 кг».

 От удивления Кроуэлл едва не выронил банку. Очевидно, первоначальную надпись стерли, но следы ее остались видимы в ультрафиолете. Он поставил банку на место и уселся на землю, опершись спиной на таз. Вот оно что. Это объясняло и сокращение продолжительности жизни туземцев, и их бешенную активность в шахте. Висмут был для них сильным возбуждающим средством, он ввергал рабочих в состояние эйфории и к тому же обладал свойствами кумулятивного яда. Должно быть, он впитывался в организм через подошвы ног.

 Итак, чьих рук это дело? Рабочие, которые подмешивали нитрат висмута в смесь из песка и опилок, вряд ли знали, в чем тут секрет, иначе зачем тогда заново надписывать банки? Может быть, кто–то подделывал жестянки еще до отправки сюда? Похоже на то, ибо о подозрении на висмут знали все. Надо поговорить с Джонатоном Линдэмом, новым начальником отдела импорта.

 Снаружи было все так же темно, как и в тот момент, когда Кроуэлл открыл склад. Он защелкнул висячий замок и с облегчением стянул с пальцев тонкие пластиковые перчатки.

 Позади и чуть левее Кроуэлла что–то еле слышно щелкнуло. Мозг Кроуэлла среагировал быстрее, чем в мозгу Отто мелькнула мысль «Предохранитель!» – и Кроуэлл кубарем скатился в придорожную канаву.

 Он ослеп – ночные очки отлетели в сторону, – но, подняв глаза, увидел, как ярко–красный пучок света веером прошелся над дорогой на уровне человеческой талии и, вспыхнув, погас. В руке Кроуэлла уже был миниатюрный духовой пистолет – в доли секунды он выдернул его из кобуры в кармане. Он прицелился в том направлении, где сетчатка глаза еще удерживала гаснущее остаточное изображение алой точки – дульный срез лазера, – и молниеносно нажимая на спусковой крючок, бесшумно выстрелил четыре раза подряд. Он услышал, как по меньшей мере три пули отрикошетили от стены склада, а затем до него донеслись шаркающие шаги убегавшего человека.

 Драгоценные секунды ушли на то, чтобы найти ночные очки, еще секунда – чтобы разобраться в серо–зеленой картинке и различить бегущий силуэт в квартале от него. Предел дальнобойности для его «пугача». Кроуэлл взял высоко – выстрелил и промахнулся, выстрелил и промахнулся и только с третьей попытки попал: человек споткнулся, рухнул на землю, но тут же вскочил, шатаясь, и побежал дальше, обняв раненую руку. Он все еще держал в руке лазерный пистолет, но, кажется, больше не собирался им воспользоваться.

 «Хорошо»,– подумал Отто. Будь нападавший профессионалом, он давно бы уже вычислил, насколько легко вооружен Кроуэлл. Ему ничего не стоило распластаться на земле вне пределов досягаемости «пугача» и не спеша зажарить Кроуэлла.

 Айзек внимательно разглядывал быстро уменьшавшуюся фигурку. Нет, таких он здесь еще не встречал. Не особо толстый, но и не худой, не высокий, но и не маленький. Кроуэлл признался себе, что при встрече он может и не узнать этого человека. Если только рука его не будет на перевязи или в гипсе, что весьма вероятно.

 Не успел Кроуэлл войти в свою комнату, как раздался зуммер радиофона. Он постоял возле аппарата несколько секунд, затем, мысленно пожав плечами, поднял приемопередатчик.

 – Кроуэлл.

 – Айзек? Где вы были? Это Уолдо… Я с трех часов дозваниваюсь до вас.

 – О–о, я проснулся и больше не мог заснуть… Пришлось выйти побродить, чтобы нагулять сон.

 – Ага, а я уж… Послушайте! Извините, что звоню так поздно, но… Помните тот соскоб, что вы мне дали?.. Некоторые клетки в нем еще живы!

 – Живы?! У мумии, которой двести лет?!

 – И митоз продолжается. Вы знаете, что такое митоз?

 – Да, деление клеток… Хромосомы…

 – У меня в микроскопе по чистой случайности был укреплен инкубаторный столик, а не обычный предметный, что и решило дело. Я поместил туда образец, решив не возиться с заменой столика. Там была интересная клетка – большая нервная клетка, которая, очевидно, умерла в процессе анафазы… то есть в процессе митоза. Я разглядывал ее примерно минуту, а затем отлучился за пивом. Потом вдруг увлекся ремонтом спектрометра, который давно барахлил, – словом, вернулся к микроскопу часа через два. И что же? Та самая нервная клетка находилась уже в другой стадии анафазы! Эти клетки растут и делятся, но делают это, выходит, в несколько сотен раз медленнее, чем обычные клетки бруухиан.

 – Невероятно!

 – Более чем невероятно – невозможно! Не знаю, Айзек… Я универсал, специалист широкого профиля, переучившийся ветеринар. Нам нужно сюда парочку настоящих биологов – и мы их заполучим! Да на Бруух десятки хлынут, как только мы дадим знать. Продление жизни – вот что это такое! Не удивлюсь, если через какой–нибудь год бруухиан будет изучать уже добрая сотня специалистов.

 – Видимо, вы правы, – сказал Кроуэлл.

 Только сейчас ему пришла в голову мысль, что, возможно, их разговор кто–то подслушивает. Но кто?!

 10

 – Рад, что ты зарулил ко мне, Айзек! – рукопожатие доктора Нормана было на редкость крепким.

 – Не мог упустить случая снова обыграть тебя после стольких лет, Вилли.

 – Ха! Кажется, счет был четыре–ноль в мою пользу, когда ты уезжал? Ты играешь белыми.

 Вилли убрал поднос с тарелками с шахматного столика.

 – Нет, Вилли, ходи первым ты. Учитывая твою молодость и неопытность…

 Доктор рассмеялся:

 – Передвинь мою пешку на е4, а я пока плесну тебе чего–нибудь.

 Кроуэлл передвинул кресло к шахматному столику, расставил фигуры и сделал за Вилли первый ход. Он на секунду задержал взгляд на доске, а потом начал разыгрывать свой собственный дебют.

 – Ты разговаривал сегодня с Уолдо?

 – Ты имеешь в виду эту мумию? О да! Чистая фантастка! Между прочим, он скрыл, каким образом к нему попал образец. Так и вижу, как Уолдо крадется в хижину с ланцетом в руке.

 Доктор Норман поставил рядом с Кроуэллом стакан и сел в кресло напротив.

 – Надеюсь, Айзек, ты к этому не имеешь никакого отношения?

 – Как тебе сказать, – осторожно произнес Кроуэлл, – я осведомлен, откуда у Уолдо образец. Но до поры до времени – ты прав – это тайна, покрытая мраком.

 – Мир полон тайн, – доктор сделал второй ход. Кроуэлл отреагировал почти инстинктивно: стандартный дебют.

 – Что, Айзек, гамбит Руи Лопеса?[3] На старости лет ты становишься чересчур осторожным. Прежде твои дебюты были непредсказуемы.

 – А ты рассчитываешь на прежние четыре–ноль?

 Игра продолжалась около часа, и все это время оба большей частью молчали. У Кроуэлла были и преимущество в фигурах, и более сильная позиция.

 Вдруг доктор Норман поднял голову:

 – Кто вы?

 – Что ты сказал, Вилли?

 Доктор вынул из кармана клочок бумаги, развернул его и швырнул на середину доски. Рецепт…

 – Будь вы Айзеком Кроуэллом, вы бы сейчас умирали или уже умерли – от гравитола. И не говорите мне, что вы его не принимаете: от пандроксина кожа приобретает желтоватый оттенок. У вас его нет. Кроме того, у вас не тот стиль игры: хороший стиль, но не тот. Айзек никогда не был силен в позиционной игре.

 Кроуэлл допил из стакана – там был в основном растаявший лед – и откинулся в кресле. Он сунул правую руку в карман и нацелил пистолет под столом в живот доктора.

 – Меня зовут Отто Макгевин. Я агент Конфедерации. Но, пожалуйста, продолжайте называть меня Айзеком. В этом обличье я больше Кроуэлл, чем Макгевин.

 Доктор кивнул:

 – У вас, видимо, очень хороший послужной список. Получше, чем у тех двоих. Наверное, поэтому вас и послали сюда, не так ли? Расследовать их исчезновение?

 – Расследовать причину их смерти. У каждого агента в сердце вживлен передатчик. Сигналы тех двоих прекратились.

 – Ну что ж. Нет нужды говорить, что я буду нем, как могила.

 – Вы не будете носить это бремя слишком долго. Я предполагаю через день–другой закрыть дело. Впрочем, вернемся к шахматам…

 Кроуэлл пошел конем.

 – Мат в три хода, – сказал он.

 – Да, я видел приближение конца, – улыбнулся Вилли. – Я надеялся отвлечь ваше внимание.

 – Доктор, в вас пропадает талант. – Отто немного расслабился. – Между прочим, я все раздумывал, как бы обратиться к вам, не вызывая подозрений… К вам сегодня никто не обращался по поводу огнестрельного ранения?

 – Что?! Но откуда вы…

 – Сегодня ночью кто–то устроил на меня засаду. Я ранил противника.

 – Боже мой… В руку, да?

 Кроуэлл вытащил пистолет, открыл обойму и вытряхнул на шахматную доску маленькую пульку.

 – Ранение в правую руку. Пуля вот такого калибра.

 Доктор Норман покатал пульку между пальцами.

 – Да, та была такая же махонькая. Кстати, чертовски трудно было ее извлечь. И ранение именно в правую руку…

 Доктор глубоко вздохнул:

 – Рано поутру меня подняли посол Фиц–Джонс и управляющий Киндл, чтобы я извлек пулю из руки Киндла. Они сказали, что пили всю ночь и под утро им взбрело в голову поупражняться в стрельбе по мишени на заднем дворе посольского особняка. Фиц–Джонс случайно попал в Киндла. Он очень извинялся. От обоих разило вином, но держались они как трезвые. Киндла мучила боль: похоже, они пытались сами извлечь пулю. Но она засела очень глубоко.

 – Киндл… Я его еще не встречал.

 – Вот ночью и повстречались. Трудно поверить… Он всегда казался таким тихоней…

 – Теперь вам пора узнать всю историю. Если со мной что–либо случится, постарайтесь дать знать властям Конфедерации…

 Некая группа людей, включающая посла и управляющего Киндла, но не обязательно сводящаяся к этим двоим, систематически травит бруухиан, работающих на руднике. Единственная мотивировка, которую я нахожу, – это та, что яд заставляет рабочих трудиться с убийственной отдачей, а значит, растут прибыли. Кстати, Киндл владеет большой частью капитала Компании, ведь так? Интересно, Фиц–Джонс тоже получает солидный процент?

 – Не знаю, – сказал доктор Норман. – Он утверждает, что обладает независимым состоянием. Впрочем, вполне возможно, что он вкладывает деньги и в Компанию. За последние несколько лет прибыли выросли вчетверо. А что, даже я подумывал об инвестициях. В качестве пенсионного обеспечения…

 – Лучше не надо. Очень скоро прибыли пойдут вниз.

 – Вполне может статься. Да, ужасная история. Хотя я сам не очень–то пекусь об этих пугалах. Чем я могу вам помочь?

 – Мне нужен доступ к субпространственному радио. На планете всего два передатчика – у управляющего и у посла. Если бы вы залучили одного из них к себе на часик–другой, я смог бы затребовать разрешение на арест и получить полномочия на заточение обоих в тюрьму.

 – Это довольно просто. Мы с Фиц–Джонсом как раз должны составить акт о несчастном случае и передать его чиновнику Компании для визирования. Я попросил посла зайти сегодня около трех: это займет больше часа.

 – Вы не могли бы зазвать и Киндла тоже?

 – Боюсь, что нет. Я же Киндла вроде бы как под домашний арест посадил – и вдруг приглашаю к себе поболтать. Так недолго и авторитет подорвать… Но вам Киндл не опасен. Я сделал ему глубокий разрез в правом трицепсе. Он либо на наркотиках, либо будет мучиться болью по меньшей мере неделю.

 – Не могу сказать, что я ему очень уж сочувствую. Ну что ж, нанесу–ка я визит в резиденцию посла около трех. А вы… Вот, возьмите. – Кроуэлл протянул доктору Норману пистолет. – Кажется, часом раньше я вас определил как цель второй очереди.

 Доктор Норман подбросил маленькое оружие на ладони.

 – Разве вам оно не нужнее?

 – Нет, я собираюсь прибегнуть к более тяжелой артиллерии. Прошлой ночью у Киндла был лазерный пистолет. Если бы он лучше разбирался, что к чему, он мог зажарить меня безо всяких хлопот.

 – Ладно, беру. Но я никогда в жизни не стрелял из пистолета.

 – Ничего страшного. Только будьте осторожны: у пистолета этой системы нет предохранителя. Просто прицельтесь приблизительно в нужном направлении и начинайте нажимать на спусковой крючок. Обоймы хватит больше чем на сто выстрелов.

 Доктор сунул оружие во вместительный передний карман халата.

 – Надеюсь, эта публика окажется под надежным замком прежде, чем мне он понадобится.

 – Они будут в тюрьме Компании до захода солнца.

 11

 Из окна своей комнаты Кроуэлл видел, как посол укатил в сторону амбулатории. Он открыл лазерный пистолет и проверил батарею: осталось больше половины заряда, две минуты непрерывного действия вполне достаточно, чтобы подавить взвод пехоты. Кроуэлл переложил пистолет и комплект отмычек в правую руку и накинул сверху легкую куртку.

 Прогулочным шагом он отправился по улице в сторону, противоположную дому посла, затем сделал круг и очутился у задней стороны здания. Там уже не было домов. Ничто не закрывало Фиц–Джонсу вид на пустыню, которая простиралась от горизонта до самого поселка и заканчивалась в нескольких метрах от большого обзорного окна особняка.

 Кроуэлл извлек из набора особый карандаш и начертил на окне большой черный круг. Черная линия сразу побелела, и круглый кусок пластика выпал наружу. С немым усилием Кроуэлл подтянулся и ввалился в дыру. Он проглотил таблетку гравитола – в коробочке оставалась теперь всего одна – и в очередной раз подумал, как хорошо будет, когда он вновь обретет свое собственное тело.

 Кроуэлл обошел три комнаты и, наконец, обнаружил передатчик – в кабинете посла. Передающая панель была забрана чехлом, и он громко выругался, увидев, что чехол снабжен дактилоскопическим замком. Потребуется несколько часов, чтобы справиться с ним.

 Ничего не оставалось другого, как ждать возвращения Фиц–Джонса, а затем силой заставить его открыть замок. Кроуэлл ощутил в кармане тяжесть виброножа, и им овладели несвойственные ему кровожадные мысли. В сущности, все, что требуется, – это большой палец посла…

 Побродив по кабинету Фиц–Джонса с полчаса и не найдя ничего интересного, Кроуэлл вспомнил о «Шато–де–Ротшильд». Можно недурно провести время в ожидании хозяина. Кроуэлл прошел по толстому ковру на кухню. Он нашел стакан, заткнул лазер за брючный ремень и выбил затычку из бочки.

 – Постарайся не наделать глупостей, Айзек.

 Отто медленно повернулся.

 «Старинный лазер системы «Вестингауз“ вторая модификация снят с предохранителя в правой руке дистанция три метра поставлен на полное рассеивание шансов никаких…»

 – Гм, Джонатон? Не ожидал встретить тебя здесь…

 «Рука дрожит но полное рассеивание не промахнется до сих пор не выстрелил может быть и не выстрелит думайдумайдумай…»

 – Ты меня удивил, Айзек. Так выражаться! Но ведь ты не Айзек, правда? Ты такой же Айзек, как и те двое геологи. Этой ночью, Айзек, ты присоединишься к своим друзьям.

 В пыльной яме вы сможете хорошенько помянуть старые добрые времена…

 – Заткнись! – В поле зрения Отто появился второй человек; на правую руку его была наложена вытяжная шина. – Дай–ка мне пушку.

 Он взял лазер в левую руку. Отто заметил, что он дрожит еще сильнее, чем Линдэм, но, скорее всего, больше от боли и ярости, чем от нервов.

 «Убить его использовать труп как прикрытие если бы я был в теле Отто получилось бы одно «g“ но тело Кроуэлла слишком медлительное слишком большое…»

 Джонатон вытащил у Отто из–за ремня лазер и отпрыгнул назад.

 – Не так уж ты и опасен, как предупреждал Стюарт.

 – Он опасен дай бог как! Но мы вырвали его клыки. Возвращайся в свою комнату, Линдэм. Мы с Фицем завершим дело. Ты единственный, у кого нет особых причин находиться здесь.