Текст книги "Буду твоим единственным"

Автор книги: Джо Гудмэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Вы имеете в виду меня одного или всю нашу компанию?

– Вообще-то я имела в виду каждого из вас, поскольку не знала, что вы близкие друзья.

– Значит, барон и баронесса довольны, что мы почтили их своим присутствием?

– Конечно. Как вы можете сомневаться? Правда, я не со всем уверена насчет мистера Марчмена. Не припомню, чтобы я посылала ему приглашение, и не заметила, когда он приехал.

– Уэст приехал по моему приглашению – с разрешения хозяйки, разумеется. Видимо, на это письмо она ответила сама.

– Время от времени она это делает. Непонятно только, почему она меня не предупредила. – Это было действительно странно. Баронесса обычно ставила Элизабет в известность обо всех изменениях. – К тому же его не было вчера за обедом. – И его отсутствие не вызвало такого беспокойства, как опоздание Нортхэма и Саутертона. Очевидно, леди Баттенберн ждала его на пикник.

– Он приехал всего на один день. Как только мы закончим с нашим делом, он уедет.

Несмотря на вполне естественное любопытство, Элизабет не стала спрашивать, в чем заключается это дело.

– Почему вы зовете его Уэстом?

Нортхэм пожал плечами.

– Нужно же было как-то его называть, а других сторон света не осталось.

Норт, Саут, Ист, Уэст. Элизабет легко могла себе представить, как отчаянно маленькому Марчмену хотелось стать одним из них.

– Бедный мистер Марчмен.

– На вашем месте я не стал бы его жалеть. Со временем он дорастет до своего имени, как и каждый из нас.

Элизабет нахмурилась:

– Что вы имеете в виду?

– В Хэмбрик-Холле я не был Нортхэмом.

Она ожидала продолжения, но граф молчал, устремив взгляд на деревья, росшие на противоположном берегу ручья, за лугом. Элизабет взглянула на его профиль, словно высеченный смелыми ударами резца. В нем не было ничего, что служило бы признаком слабости. Решительно сжатый рот и твердая линия подбородка свидетельствовали о силе духа. Его нос с легкой горбинкой воинственно выдавался вперед. Только длинные темные ресницы, составлявшие резкий контраст с шапкой золотистых волос, наводили на мысль, что он не так уж неуязвим.

– Могу я спросить, много ли приглашений вы получили? – поинтересовалась она, прерывая затянувшееся молчание.

– Много? – Нортхэм изобразил ужас. – Мне показалось, что я попал под артиллерийский обстрел. Впрочем, вы брать было нетрудно. Я очень хотел попасть сюда.

Элизабет тепло улыбнулась:

– Баронесса будет счастлива, когда узнает об этом. Предпочесть ее прием всем остальным… Это и в самом деле высокая оценка. Не возражаете, если я передам ей ваши слова?

– Разумеется, но, думаю, лучше не говорить ей об истинной причине, которая привела меня сюда.

Улыбка Элизабет померкла, а затем и вовсе угасла.

– Что вы хотите этим сказать?

– Разве непонятно?

– Нет.

Он поднял брови, посмеиваясь над ее нетерпеливым тоном.

– Должно быть, я переоценил вашу проницательность либо проявил к вам недостаточное внимание.

– Я считаю себя весьма проницательной, милорд.

Он кивнул:

– Я тоже. Но тогда это означает, что мне не удалось ясно выразить свои намерения.

Элизабет вдруг захотелось оказаться как можно дальше от этого места. Видимо, эти чувства отразились на ее лице.

– Ну вот, кажется, я смутил вас, – улыбнулся Нортхэм.

– Нет, просто…

– О, прошу вас, не надо лукавить. Я же вижу, что мой очевидный интерес почему-то задел вас. Пожалуй, мне следует объясниться.

Элизабет не знала, куда девать глаза. Какой стыд, что он с такой легкостью читает ее мысли! Как будто она какая-то деревенская простушка. В двадцать шесть лет пора бы научиться управлять своими эмоциями, а уж тем более выражением лица. Она подавила желание отвернуться и смело взглянула ему в глаза. Жаль только, что не в силах избавиться от предательского румянца.

– Я не чувствую себя задетой, – заговорила она надменным тоном. – Просто в свои двадцать шесть лет я уже привыкла к мысли, что, как принято говорить, «прочно обосновалась на полке». Видите ли, сэр, меня считают «синим чулком» за мой интерес к чтению и наукам. И хотя общеизвестно, что за мной дают солидное приданое, ни для кого не секрет, что я предпочитаю сама распоряжаться своим состоянием. От вашего внимания также не ускользнуло, что я не слишком грациозна – проще говоря, калека. Может, я и неплохая собеседница, но совершенно не гожусь в спутницы жизни. И наконец, если всего вышесказанного недостаточно, чтобы отвадить потенциального жениха, мой отец, граф Роузмонт, отличается тяжелым характером, если не сказать больше. Я просто не в состоянии представить себе человека, который согласился бы иметь его в качестве тестя.

Нортхэм молчал, глядя на ее решительное лицо и миндалевидные глаза, с вызовом смотревшие на него. Они были почти такого же цвета, как и ее волосы, и так же искрились золотистыми бликами.

– Да уж, – сухо бросил он. – Меня совсем не прельщает перспектива породниться с графом Роузмонтом.

Какой-то бесенок подтолкнул Элизабет на язвительное замечание:

– Полагаю, он тоже к этому не стремится.

– В его глазах мелькнула ирония.

– Тем лучше.

– И я тоже, кстати, – поставила точку в этом раз говоре Элизабет.

Ситуация становилась все более забавной, но Нортхэм постарался скрыть веселье. К тому же граф был заинтригован. Он видел, что Элизабет Пенроуз восприняла его интерес к себе как ухаживание и при этом вовсе не чувствует себя польщенной. Паника – вот как можно было описать ее состояние.

– Ну что ж, значит, мы не подходим друг другу, – нарочито вздохнул он, не желая заканчивать их пикировку, от которой получал удовольствие.

– Совершенно верно.

– В таком случае можно только порадоваться, что полковник не питал подобных надежд. Не хотелось бы его разочаровывать.

– Полковник? – У Элизабет перехватило дыхание. – Вы знаете Блэквуда?

– Да. Я служил под его началом в Индии.

– Как он поживает? – нетерпеливо спросила она.

– Отлично. И очень хотел бы знать, как поживаете вы.

– Внезапно Элизабет осенило:

– Он просил вас узнать, как у меня дела?

– Что-то в этом роде. Он давно не получал от вас известий. Насколько я понял, это на вас не похоже.

– Да, я совсем запустила свою переписку.

– Наверное, потому, что были слишком заняты. Наверное, помощь баронессе отнимает у вас много сил и времени.

Элизабет не могла не заметить осуждающие нотки, прозвучавшие в его голосе.

– Что связывает вас с Блэквудом?

– Я же сказал, он был моим командиром в Индии.

– Я имею в виду отношения. – Должна же быть причина, заставившая Нортхэма проявить к ней такой интерес.

– Сразу видно, что вы не представляете себе, что такое армия. Если полковник приказывает, все подчиняются. А когда он просит об одолжении, мы не можем отказаться, даже если вышли в отставку.

Элизабет кивнула. Она знала, какую преданность и восхищение вызывал полковник Блэквуду своих подчиненных. Если бы не болезнь, приковавшая его к инвалидному креслу, Блэквуд получил бы назначение, доставшееся Веллингтону, и, возможно, командовал бы войсками при Ватерлоо. Когда она сказала об этом полковнику, тот рассмеялся без тени сожаления. «Упаси Боже, милая, – возразил он. – Если бы Бони одержал надо мной верх, где бы мы сейчас были? Лопотали бы по-французски, как пить дать! Королю бы это не понравилось. Веллингтон – блестящий полководец. И всегда таким был».

– Полковник Блэквуд – кузен моей матери, – зачем-то объяснила Элизабет. – После ее смерти он назначил себя моим опекуном. Отец встретил его заботу обо мне в штыки. Так что, пожалуй, это и к лучшему, что большую часть времени он проводит за границей. Если бы он служил здесь, мне скорей всего запретили бы с ним общаться. А так мы можем переписываться. Я, можно сказать, выросла на этих письмах.

– В таком случае вы, наверное, очень близки.

– Да. Мне нравится так думать. – Черты Элизабет смягчились. – Сегодня же вечером напишу ему, чтобы не беспокоился. Удивительно, как это он не приказал мне явиться лично?

– Он подумывал об этом, но опасался, что вы откажетесь.

– И не хотел, чтобы один из его подчиненных стал свидетелем мятежа.

– Пожалуй. То, что я больше не ношу мундир, ничего не меняет.

Элизабет крепко сцепила сложенные на коленях руки, сдерживая дрожь в пальцах.

– Так в чем же состоит ваш интерес ко мне? – спокойно спросила она. – Вы ясно дали понять, что он не носит матримониального характера.

Нортхэм не уловил в ее тоне и тени разочарования. Она даже, пожалуй, испытывала облегчение, и он решил слегка поднажать.

– Должен сказать, что я совсем неплохая партия. Не знаю, как дочек, но я предмет воздыхания всех мамаш. Мне даже доверяют такую честь, как первый вальс с юной дебютанткой в «Олмэксе».

– Да, это и в самом деле высокая оценка.

Граф пропустил это саркастическое замечание мимо ушей.

– И к тому же у меня масса достоинств. Во-первых, у меня привлекательная внешность. И неплохие мозги. Временами я даже пользуюсь ими. – Он отметил, что Элизабет, делавшая вид, будто изучает рисунок на своем платье, с трудом сдерживает смех. – Я верный друг и добрый христианин. Во всяком случае, в церкви я бываю чаще, чем на рыбалке. При случае я не прочь заключить пари, но никогда не проигрываю больше, чем могу себе позволить. Я страстный любитель лошадей и хорошо прожаренных бифштексов миссис Уэдж. Пожалуй, это единственное, что волнует мою кровь. Пью я умеренно и не люблю злословить.

– Сэр, вы просто образец добродетели, и я искренне сожалею, что полковник не взвалил на себя обязанности еще и свата. – Она посмотрела на него, не скрывая веселья. – Ну как, это удовлетворило вашу раненую гордость?

– Мне стало намного легче. Спасибо.

– Кто такая миссис Уэдж?

– Кухарка в Хэмптон-Кроссе. Она там живет с момента его основания. – Заметив скептическое выражение на лице Элизабет, он поднял правую ладонь. – Клянусь, если это и преувеличение, то совсем небольшое. Ей можно было дать сто лет, когда я был совсем мальчишкой. Остается только удивляться, как ей удается не стареть, между тем как я становлюсь все старше.

– Что вы скажете обо мне полковнику? – спросила она вдруг.

Ей не удалось застать его врасплох. Граф ожидал чего-то в этом роде – его не обманул ее преувеличенный интерес к его персоне. Элизабет, очевидно, считала, что цель его приезда вовсе не та, какую он назвал, и надеялась выяснить, в чем же она заключается на самом деле.

– Правду, что же еще? – пожал плечами он. – Что вы здоровы и наслаждаетесь пребыванием в Баттенберне. Я так же сообщу ему, что вы, хотя и не вполне одобряете собравшуюся здесь компанию, тем не менее чувствуете себя достаточно комфортно. Конечно, две недели, что я проведу здесь, это небольшой срок, чтобы сделать окончательные выводы, но я обещаю постараться. – Он выдержал паузу. – И возможно, я позволю себе упомянуть, что он зря потратил деньги на учителей рисования, поскольку у вас нет никаких способностей к этому занятию.

Глава 2

– Он сказал, что у меня нет таланта к рисованию.

Элизабет сидела в спальне баронессы, удобно устроившись в большом кресле у камина. Ноги ее покоились на мягкой скамеечке, расшитой узором из розовых бутонов и зеленых листочков. По случаю теплой погоды окна были распахнуты настежь, и по комнате гуляли сквозняки, играя складками балдахина из дамаста цвета слоновой кости.

Леди Баттенберн высунула голову из-за шелковой ширмы.

– Но у тебя действительно нет таланта к рисованию, – подтвердила она. – Ты сама так говорила, да и Харрисон не раз намекал на это. Впрочем, мой муж ничего не смыслит в искусстве, и ты никогда не считалась с его мнением о живописи, театре или поэзии. – Голова баронессы и часть белого плеча снова исчезли за ширмой, где она с помощью горничной переодевалась на ночь. – Однако надеюсь, ты поставила его на место?

– Нет, я рассмеялась. – Элизабет до сих пор удивляла собственная реакция.

Из-за ширмы появилась баронесса, полностью готовая ко сну. Ее рыжие волосы были убраны под белый кружевной чепец, круглое лицо лучилось улыбкой. Облаченная в просторную, окутывающую ее, словно облако, ночную рубашку и бархатные голубые ночные туфли, она выглядела намного моложе своих лет. Отпустив горничную, она налила чай в две чашки и уселась напротив Элизабет на диванчик возле камина.

– Как именно рассмеялась, дорогая? – В голосе ее слышалось беспокойство. – Я имею в виду интонацию. Пренебрежительно? Весело? Или растерянно? Может, ты рассмеялась, чтобы скрыть обиду? Люди часто реагируют весьма не адекватно в ответ на неприятные замечания.

Элизабет покачала головой:

– Нет, я вовсе не обиделась. Самой не верится, но мне и правда стало смешно. Возможно, все дело в том, как он это сказал. И потом – кстати, ты совершенно справедливо заметила – для меня и самой это не новость, хотя, должна признаться, довольно редко такие вещи говорят в лицо.

– Ты права, – согласилась леди Баттенберн, отхлебнув чаю. – Слишком горячий. – Она добавила молока, сделала глоток и, удовлетворенно кивнув, обратила пристальный взгляд на Элизабет. – Мне показалось, что он отнесся к тебе достаточно благосклонно. Харрисон сказал мне то же самое, когда мы возвращались домой.

– Это ничего не значит. – Элизабет съежилась под проницательным взглядом баронессы. – Не стоит делать поспешных выводов. Граф всего лишь пытался загладить свою вину.

– Ведь он испортил мой натюрморт.

– Ну, для такого проступка хватило бы простого извинения, – протянула Луиза. – А он подхватил тебя на руки и отнес на берег. Что ни говори, а это выглядело ужасно романтично.

– Умоляю, не нужно связывать с этим никаких надежд.

– Но он действительно нес тебя на руках!

– Только в самом буквальном смысле. Уверяю тебя, мое сердце все еще принадлежит мне.

Баронесса вздохнула:

– Очень жаль. – Ее взгляд упал на ноги Элизабет, покоившиеся на скамеечке. – Я заметила, что ты сегодня сильно хромала. Тяжело пришлось, да?

Элизабет пошевелила кончиками ступней, обутых в домашние туфли из мягкой кожи.

– Конечно. Спина так разболелась, что… – Она замолчала, осознав всю бессмысленность жалоб Есть вещи, которые не изменишь.

– Ты будешь делать упражнения для бедра, рекомендованные врачом?

– Да, – последовал неохотный ответ. – И для спины, так что можешь не беспокоиться.

Баронесса выгнула бровь.

– Не понимаю, что тебя так раздражает, моя дорогая. Я всего лишь поинтересовалась твоим здоровьем.

– О, ради Бога! – взмолилась Элизабет, закрыв глаза. Она откинула голову на спинку кресла и попыталась взять себя в руки. Но это оказалось сложнее, чем когда-либо в последнее время. – Я буду делать упражнения, но только не сегодня. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Как пожелаешь.

Элизабет приоткрыла один глаз и посмотрела на свою собеседницу с некоторой долей скептицизма. Ее не обманул чересчур лаконичный ответ баронессы.

– Только не надо делать вид, будто тебя оскорбили в лучших чувствах. Тебе это не идет.

В ответ леди Баттенберн пожала плечами. Вздохнув, Элизабет поднесла к губам свою чашку и отпила из нее.

– Ладно, – произнесла она после долгой паузы. – Извини, я не собиралась тебя обижать.

– Ты могла бы сказать это с большим чувством.

– Я так устала, что просто не в состоянии что-нибудь чувствовать – Это была чистая правда. Элизабет ничего так не хотелось, как удалиться в свою спальню и лечь в постель. Но баронесса имела обыкновение обсуждать по свежим следам все светские события, особенно те, что устраивала сама. Она обладала поистине неисчерпаемой энергией и буквально молодела на глазах, купаясь в недоразумениях, неизменно возникавших на подобных мероприятиях. Элизабет не сомневалась, что в предстоящие двенадцать дней ей будет не до отдыха. Вполне возможно, что жесткий график, который она выработала для себя, готовясь к приему, покажется ей затишьем перед бурей.

Смирившись, она спросила:

– Что еще ты хотела бы знать, Луиза?

Баронесса довольно улыбнулась. На ее пухлых щеках проступили очаровательные ямочки.

– Скажи, дорогая, тебе доставило удовольствие внимание графа?

– Да, хотя мы провели вместе совсем немного времени.

– Надеюсь, ты не слишком смущалась? Говорят, ему нравится ставить юных девушек в неловкое положение.

Элизабет сочла нужным заметить:

– Ну, меня едва ли можно назвать юной девушкой.

– Как сказать! – Баронесса подняла руку, останавливая ее возражения – Ладно, детка, давай сменим тему. Что тебе Известно о его друге, мистере Марчмене?

– То же самое я собиралась спросить у тебя. Насколько я поняла, ты сама одобрила его приезд.

– У меня не было выбора. Граф лично просил за него. Конечно, можно было отказать, но чего бы я этим добилась? Нортхэм отказался бы приехать, а это, согласись, никуда не водится Впрочем, мистер Марчмен, по-моему, довольно безобиден. Они ведь ровесники, не так ли?

– Да, они вместе учились в Хэмбрик-Холле.

– Вот как? – Баронесса задумчиво допила чай и поставила чашку с блюдцем на серебряный поднос. – В закрытых школах между подростками иногда, .. Ты, случайно, не дума ешь, что они…

– Нет!

– Но я слышала…

– Нет, – повторила Элизабет уже спокойнее.

– Ах, чего только не услышишь! Лорд Эфтон как-то рассказывал мне… – произнесла она почти шепотом. – Да и герцог… – Она сделала неопределенный жест рукой. – Все это не так уж важно, когда не касается тебя лично. Ты же не хочешь оказаться одной из сторон их любовного треугольника, Либби? Это не даст тебе ничего, кроме разбитого сердца.

– Луиза, там нет никакого треугольника! Я уверена, они просто друзья. Граф пригласил мистера Марчмена сюда по делу.

– По делу? Час от часу не легче! – ужаснулась баронесса. – Ты уверена, что это не связано с политикой?

– Ни в чем я не уверена. Он сказал «по делу», а это может означать что угодно. Но не думаю, что он откроет магазин в твоей гостиной и начнет торговать дешевыми безделушками.

– Да и мистер Марчмен не похож на торговца.

– Ты должна понять, дорогая, что я всегда нервничаю, когда приходится принимать в своем доме человека, о котором знаешь так мало, как я о мистере Марчмене.

– Думаю, он уже уехал. У меня сложилось впечатление, что он не останется на ночь.

Баронесса опешила, пораженная этим сообщением.

– Но он ведь даже не попрощался со мной!

– Может, он счел себя нежеланным гостем.

– Ты несправедлива ко мне.

– Ну, извини.

– Никто и никогда не мог упрекнуть меня в недостатке гостеприимства.

– Прости, Луиза, это все мой дурной язык, – примирительно произнесла Элизабет, наблюдая за баронессой, грудь которой бурно вздымалась от негодования.

– Я не могу долго сердиться на тебя, – пробурчала хозяйка дома обиженным тоном.

Элизабет оставила это замечание без ответа:

– Может, мистер Марчмен переговорил с его светлостью? Ты поднялась к себе сразу же после пикника и отсутствовала больше часа. Так что не исключено, что он принес свои извинения барону.

– Ты права. Скорей всего так и было. Надо не забыть спросить об этом Харрисона.

Подавив зевок, Элизабет рискнула бросить взгляд на часы, стоявшие на каминной полке. Время близилось к полуночи. Барон мог провести за карточным столом еще несколько часов. Элизабет искренне надеялась, что Луиза не будет заставлять ее развлекать все это время.

– А как насчет остальных? – с любопытством спросила баронесса, удобнее устраиваясь на диванчике. По сравнению с полусонной Элизабет она казалась удивительно бодрой, как будто и не провела целый день, выполняя обязанности хозяйки грандиозного приема. – По-моему, лорд Саутертон просто красавчик. – Она кокетливо захлопала ресницами и принялась обмахиваться веером с таким видом, словно ее бросило в жар. – Ты так не считаешь?

– Я провела в его компании слишком мало времени, что бы составить хоть какое-то мнение.

– При чем здесь время? – удивилась баронесса. – Достаточно было только один раз взглянуть на него. – Она улыбнулась и жеманно добавила: – Если, конечно, твои мысли не были заняты графом в большей степени, чем ты пытаешься меня убедить.

– Ты меня сватаешь или имеешь собственные виды на виконта?

– Ба! Ни то и ни другое. Как тебе не стыдно даже предполагать такое! Что касается первого, то ты сопротивляешься всяким усилиям в этом направлении. А что до последнего, то каждый знает, как я предана моему дорогому мужу.

Элизабет подумала, что она-то не «каждый», но придержала язык из опасения в очередной раз задеть чувства баронессы.

– А маркиз Истлин? Он тебе тоже понравился?

– Господи, конечно! У тебя есть какие-нибудь возражения?

– Да нет, – сухо ответила Элизабет. – Ты знала, что все они окончили Хэмбрик-Холл?

– Ты хочешь сказать, что Саутертон и Истлин тоже там учились? И мистер Марчмен? Вот, значит, где они подружились… Я слышала, что они знакомы, но не более того. Впрочем, все представители высшего света так или иначе связаны между собой. Да и куда нам деться друг от друга? Разве что сбежать в колонии? – Она картинно содрогнулась.

– Едва ли они по-прежнему именуют себя колониями.

– Баронесса пренебрежительно отмахнулась.

– Кстати, что тебе известно о невесте Истлина?

– Я даже не знала, что он обручен.

– Пока еще нет. Но, по слухам, это дело решенное.

– Это означало, что если помолвка и существует, то только в головах и на языках сплетниц.

– Интересно, а сам-то он знает, что у него есть невеста?

Помещичий дом в Баттенберне представлял собой внушительное каменное строение, главная башня которого была воздвигнута еще во времена Генриха VIII. Высокие башни и зубчатые парапеты стен придавали замку сходство с неприступной крепостью, но внутри было на удивление уютно и обстановка располагала к комфорту и неге. И хотя лабиринт коридоров и лестниц мог озадачить самого Тезея, преследующего Минотавра, гостей Баттенберна очаровывала и интриговала история дома, когда-то служившего приютом для опальных придворных. Не единожды королевская полиция, посланная в Баттенберн, дабы арестовать впавшего в немилость вельможу, обнаруживала, что тот бесследно исчез. Хитросплетение потайных ходов давало убежище графам, маркизам, баронам и даже герцогам на протяжении двух с половиной столетий.

Нортхэм и Истлин дружно обернулись, когда дверь в спальню графа приоткрылась. В образовавшейся щели мигнул огонек свечи, и в комнату шагнула темная фигура. Виконт Саутертон – а это был он – неуверенно огляделся и облегченно вздохнул, когда его взгляд остановился на обитателях комнаты.

– Слава тебе, Господи, – с чувством произнес он, притворив за собой дверь, и поставил подсвечник на тумбочку у двери. – Я уже отчаялся вас найти. А поскольку еще неизвестно, сумею ли я найти дорогу назад, то, возможно, мне придется здесь заночевать. Чья это комната? Твоя, Ист?

– Моя, – отозвался Нортхэм, сделав приглашающий жест, и указал виконту на кресло-качалку, стоявшее возле кровати. – Ист сам только что меня разыскал.

– Но я предусмотрительно разбросал крошки, чтобы найти дорогу обратно, – хмыкнул маркиз, с удобством расположившийся на мягком сиденье у окна.

– Ага, а я накапал воска, – пошутил Саутертон, с ленивой грацией опустившись в кресло, так что его длинная фигура скорее полулежала, чем сидела. Отбросив со лба волосы, он поочередно посмотрел на приятелей. – Уэст уехал?

– Уж несколько часов как отбыл, – сообщил Нортхэм. – По поручению полковника.

Саутертон кивнул, нисколько не удивившись.

– Я догадывался, что он неспроста тут объявился. Подобные развлечения не в его вкусе. Ты что, привез ему послание от Блэквуда?

– Да.

Ни виконт, ни маркиз не спросили, в чем заключалось поручение полковника. Даже если Нортхэм и был в курсе дела, он не сказал бы им больше, чем диктовала необходимость. Таков был принцип полковника Блэквуда. Не сговариваясь, приятели оставили тему, связанную с внезапным отъездом Марчмена.

Маркиз поднял стакан с виски, который пристроил на узком подоконнике, и поднес его к губам.

– Как успехи с новой знакомой, Норт? Между прочим, мы заключили на тебя пари.

Нортхэм недовольно скривился, но его приятелей это ничуть не обескуражило.

– Только слепой мог не заметить ваши манипуляции с деньгами. И каковы ставки?

– По соверену с носа, – охотно сообщил Саутертон. – Ист держит банк.

– Вот как? – сухо проговорил Нортхэм. – И вы решились доверить ему такую сумму?

Виконт смерил Истлина подозрительным взглядом, но тот только отмахнулся, не снизойдя до ответа.

– Так получилось. – Саутертон снова повернулся к Нортхэму. – Значит, ты утащил ее на берег, чтобы она не видела, как мы заключаем пари?

– Почему же еще? – Граф огляделся в поисках своего виски и обнаружил его на каминной полке. Поднявшись с кресла, он взял стакан и небрежно прислонился к камину. – И надолго вы сюда пожаловали?

Саутертон, задумчиво созерцавший графин и пустой стакан на серебряном подносе, стоявшем в изножье кровати, удивленно поднял брови.

– А в чем дело? – спросил он. – Я приехал на две недели. Ты хочешь, чтобы я уехал раньше?

Нортхэм отрицательно покачал головой в ответ на его вопросительный взгляд.

– Мне придется уехать в пятницу, – вступил в разговор Истлин. – Завтра же скажу об этом хозяевам. Оказывается, я попал в переделку, из которой нужно срочно выпутываться.

Уголки рта Нортхэма приподнялись.

– Это как-то связано с твоей невестой?

Маркиз бросил на него кислый взгляд и, вздохнув, прижал ко лбу прохладный хрустальный стакан. Этот жест, красноречиво свидетельствовавший о степени его расстройства, оказал на его друзей неожиданное действие. Они расхохотались.

– Не вижу ничего смешного, – проворчал Истлин. – У меня нет невесты. И никогда не было. Я не имею ни малейшего желания связывать себя узами брака. – Он произнес это как клятву, с теми же торжественными интонациями, с какими они декламировали латинские стихи в Хэмбрик-Холле. – Хотел бы я знать, кто распустил эти слухи.

Нортхэм и Саутертон хором откликнулись:

– Марчмен.

– Ха! Никогда не поверю. – Маркиз опустил стакан. – Уэст, может, и не прочь досадить мне лично, но он не настолько жесток, чтобы втягивать в наши разборки посторонних. А в данном случае пострадает третье лицо. – Он посмотрел на друзей и убедился, что они перестали веселиться. – Боюсь, леди София услышит о нашей помолвке раньше, чем я успею заверить ее, что все это нелепые выдумки, и будет ждать от меня предложения. Хуже того, возможно, она уже нашла священника для брачной церемонии. Дьявольская ситуация! С одной стороны, я не хотел бы угодить в ловушку, а с другой – ни одна девушка, даже такая нудная, как леди София, не заслуживает подобного обращения.

Саутертон кивнул:

– Пожалуй, ты прав.

Нортхэм добавил:

– Вообще-то Уэст просил предупредить тебя, что ходят такие слухи. Но, кажется, нас опередили.

– Леди Кэролайн отвела меня в сторонку якобы для того, чтобы расспросить о моей помолвке. Я сказал «якобы», по-скольку ее больше интересовало, где находится моя спальня.

– Ну и как? Ты отклонил или принял ее авансы? – ухмыльнулся Саут.

– Отклонил. – Истлин пожал плечами – Пришлось. Я сам не знал, как туда добраться. Кажется, меня разместили в восточном крыле на северной стороне Или наоборот Я так и не понял, просто стараюсь держаться по левую сторону от внутреннего дворика, в надежде увидеть что-нибудь знакомое. – Он глотнул виски. – В любом случае мне придется хранить целомудрие, пока все эти болтуны не поймут, что никакой помолвки не было. Это самое меньшее, что заслуживает леди София.

– А как отнеслась к этому миссис Сойер? – полюбопытствовал Нортхэм, имея в виду любовницу маркиза. – Она-то не возражает?

Истлин снова прижал стакан ко лбу, ощутив очередной приступ головной боли.

– Мои отношения с этой дамой уже двадцать дней как закончились. – Он поднес стакан к губам и проглотил остатки виски. – Кстати, мне только что пришло в голову, что все эти слухи могут исходить именно от нее.

Очевидно, та же мысль посетила и остальных. Они воздержались от комментариев, но Истлин знал, что может рассчитывать на их поддержку. Миссис Сойер никогда не пользовалась симпатией у его друзей.

Маркиз кивнул, давая понять, что правильно истолковал их молчание. Поднявшись со своего удобного места у окна, он подошел к буфету и вновь наполнил свой стакан. Затем поднял графин и вопросительно посмотрел по очереди на своих приятелей. Саутертон принял его безмолвное предложение, а Нортхэм отклонил.

– Между прочим, – заметил Истлин, протянув стакан виконту, – Норту удалось уклониться от обсуждения леди Элизабет.

– Еще бы! Он не знает себе равных по уверткам, – хмыкнул Саутертон. – Думаю, его матушка со мной согласится.

– Вообще-то это изречение принадлежит моей матери, – заявил Нортхэм с невозмутимым видом.

Саута это весьма порадовало.

– Неужели? В таком случае я с ней согласен.

Нортхэм вздохнул, когда Истлин засмеялся, поощряя глупые шутки виконта.

– Леди Элизабет куда более темпераментна, чем кажется на первый взгляд, и куда менее жизнерадостна, чем хотела бы казаться.

Истлин снова устроился у окна.

– И что это должно означать?

– Только то, что я сказал, – ответил Нортхэм. – И вообще мне не хотелось бы ее обсуждать.

Истлин и Саутертон многозначительно переглянулись. Нортхэм вытянул указательный палец и ткнул им в каждого из них поочередно.

– Прошу принять это к сведению!

Приятели дружно кивнули, расплывшись в хитрых ухмылках.

Закатив глаза, граф позволил себе еще одно, последнее замечание:

– Она ясно дала понять, что не нуждается во мне, даже если бы меня преподнесли ей на блюдечке.

Барон Баттенберн проскользнул в дверь, ведущую в комнату жены. Он все еще был в элегантном вечернем костюме – во фраке со скругленными фалдами, сером жилете в полоску, белой сорочке с высоким воротничком, острые уголки которого врезались в подбородок, и черных брюках со штрипками. Только слегка помявшийся галстук свидетельствовал о долгих часах, проведенных за карточным столом. Крахмальные складки уже не радовали глаз той пышностью, какой отличались перед обедом, и хранили зримые отпечатки пальцев, теребивших их во время игры.

Приветливая улыбка Луизы несколько померкла, когда она оценила состояние его галстука.

– Сколько ты проиграл, Баттенберн?

Несмотря на это далеко не благосклонное приветствие, Харрисон Эдмунде, достопочтенный лорд Баттенберн, проследовал через всю комнату и запечатлел почтительный поцелуй на круглой щеке своей супруги. И только отступив назад, он заметил Элизабет Пенроуз, свернувшуюся клубочком в глубоком кресле с подголовником.

– Нервишки шалят? – сочувственно спросил он.

– Нет, милорд, – отозвалась Элизабет, не покривив душой. Если ее что-то и беспокоило, так это ноющая боль в бедре и пояснице. Подумать только, в кого она превратилась! В настоящую развалину. Она отвела глаза, опасаясь, что потеряет самообладание и проявит унизительную слабость в присутствии барона.

– Оставь ее, Харрисон, – вмешалась Луиза. – Либби переутомилась. Это был длинный день. Для всех нас.