Текст книги "Сломанная роза"
Автор книги: Джо Беверли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
4
Люди отца уже поели и приготовили снаряжение; кони были оседланы. Ждали своего часа грозный таран и баллиста таких размеров, что ее впору было заряжать обломками скал. Осаждающие намеревались сровнять его дом с землей. Галеран вошел в шатер, где его ждали одетые в кольчуги и жаждущие крови родственники. При его появлении все разговоры смолкли.
– Надеюсь, в замке не очень много людей Лоуика? – промолвил Галеран.
– Да. – Отец смотрел на него так, как смотрел бы на норовистого и, возможно, неуправляемого боевого коня. – Насколько я знаю, человек пять, не больше. Но мы не знаем, на чьей стороне остальные. Они почти все служили старому Фальку и, пожалуй, имеют больше оснований защищать его дочь, чем тебя.
– Как бы ни было, я возьму с собою только своих людей.
– Галеран, ради всего святого…
Галеран взглядом остановил отца.
– Я не желаю возвращаться домой как вооруженный захватчик. Если они убьют меня, тогда можете не оставить от Хейвуда камня на камне.
Гилберт, младший брат Галерана, изменился в лице.
– Пусть только один волос упадет с твоей головы, брат! Я поджарю этого Лоуика на медленном огне, клянусь! А что до его шлюхи…
Галеран остановил взглядом и его.
– Никто не дотронется до Джеанны даже пальцем. Никто, кроме меня.
— Отлично, – оскалился Гилберт, – но я хочу быть при этом!
Прежде, чем Галеран успел ему ответить, в шатер ворвался запыхавшийся дозорный.
– Милорды, они открывают ворота! Слава богу!..
От облегчения Галерану захотелось рухнуть на колени и возблагодарить господа, но он превозмог себя, круто повернулся на пятках и вышел из шатра, как ему и подобало, внушительной поступью жаждущего мести властителя.
Леса уже звенели ликующими птичьими трелями, восходящее солнце румянило край неба на востоке, и вот сумрак прорезали первые яркие лучи. То был первый рассвет и первый птичий хор, что Галеран слышал на родине, и, несмотря на все происходящее, его сердце сладко заныло.
Он посмотрел на Хейвуд. Утренний туман еще не вполне рассеялся, но солнце уже золотило белые стены, и открытый темный проем ворот был ясно виден даже издали.
Сегодня на стенах не было ни души. Ни стражников, ни женщин.
Галеран кликнул коня, каурого мерина, купленного в Стоктоне. Его привел Рауль.
– Тебе нет нужды ехать со мной, – сказал другу Галеран. – Отец останется здесь со всеми людьми, чтобы следить, не подстрелят ли меня. Оставайся с ним.
– Такое зрелище я не променяю даже на целую перекладину Креста господня.
– Что ж, всегда рад потешить тебя.
Сев в седло, Галеран обратился к своему отряду – малой горстке людей, возвратившихся с ним вместе из Святой Земли.
– Помните, – сказал он, – это мой замок, и удерживает его моя жена. Я рассчитываю на радушную встречу. Но мы не можем знать наверное, кто захватил власть над Хейвудом. Если суждено случиться беде, я прошу вас не лезть на рожон, а повернуть коней и вернуться в лагерь, к моему отцу. Он сумеет отомстить за меня.
Послышался недовольный ропот, но Галеран пресек его.
– Вы давали мне клятву на верность. Повинуйтесь же моему слову.
В Хейвуде все было тихо. Казалось, замок совершенно пуст. Осиянный розовым утренним светом, одетый полупрозрачной дымкой, он был похож на призрачный чертог, который исчезнет из виду, стоит солнцу подняться выше. А ведь на самом деле только несколько человек могли выбраться наружу, когда войско лорда Вильяма отошло от стен. И гарнизон, и население Хейвуда никуда не делись. В замке постоянно находились около пяти десятков народу.
Только бы Лоуик ночью убрался восвояси. Уже ради одного этого стоило отложить на день вторжение в Хейвуд. Кровопролитие лишь осложнило бы и без того непростую обстановку.
Больше всего на свете Галеран боялся, что и Джеанна, и его сын оставили замок вместе с Лоуиком.
Погруженный в раздумья, он ехал вперед с непокрытой головой, дабы никто не сомневался, что воочию видит перед собою Галерана Хейвуда, хозяина здешних угодий. И не стал бы после утверждать, что выстрелил в него по ошибке.
Но ни одной стрелы не полетело в его сторону из узких бойниц, не просвистел в воздухе пущенный из самострела смертоносный дротик. А вскоре Галеран подъехал под самую стену и перестал быть удобной мишенью для стрельбы.
Когда он вступил под арку открытых ворот, на него повеяло вековым холодом от каменных стен, и кожа покрылась мурашками. В своде арки, прямо над головой, он знал, было оставлено сквозное отверстие, откуда сейчас мог политься кипяток или посыпаться раскаленный песок…
Но ничего не произошло, и вот он уже въезжал во внутренний двор замка, где его ждал построенный в две идеально прямые шеренги гарнизон. На лицах солдат отражался смертельный ужас. Конечно, им было чего страшиться.
Галеран почувствовал, как часть невидимого груза свалилась с его плеч. По крайней мере, пока все шло как положено.
Он выехал на середину двора, осадил коня, спешился. Звяканье сбруи и звон кольчуги были единственными звуками в висевшей над строем тишине. Сделав знак своим людям оставаться в седле на всякий случай, он медленно, не говоря ни слова, огляделся кругом.
За спинами угрюмых, напряженно-неподвижных солдат толпился перепуганный люд. Женщины прижимали к себе детей; старики подслеповато щурились, и в их усталых взорax застыло покорное предчувствие грядущих страданий.
Но где Джеанна?
В толпе челяди ее быть не могло. Если бы его возвращение домой происходило в лучшие времена, она ждала бы мужа, стоя на ступенях башни, дабы приветствовать его, как заведено. Она даже могла бы выбежать во двор и встретить его улыбкой и едким словцом, так не вязавшимся с горящими счастьем глазами.
Но ее нигде не было видно.
А если она сбежала со своим любовником, должен ли он, ее муж, отпустить ее с миром?
Только если она не взяла с собою сына.
Тяжкое, вязкое молчание теснило грудь Галерана, сдавливало горло, цепенило язык, но он сделал над собой усилие сглотнул слюну, чтобы увлажнить пересохший рот, и возгласил:
– Все ли из собравшихся здесь признают во мне cвоего господина, хозяина этих владений?
Ответом ему было молчание, но молчание, просветленное надеждой.
Галерану хотелось первым делом спросить, где Джеанна, броситься в замок, найти ее, но он должен был сначала сыграть свою роль до конца. С достоинством, неторопливо двинулся он к башне и поднялся на вторую ступеньку.
Но тут, не успел он вновь заговорить, из толпы выступил какой-то человек и рухнул к его ногам, низко склоня непокрытую голову. То был Уолтер Мэтлок, капитан гарнизона.
– Будь милосерден, лорд Галеран! Ты сам оставил нас под началом леди Джеанны, а потом до нас дошло, что ты погиб. Мы служили, как велела нам совесть.
– Встань, Уолтер. Никто из вас не будет наказан за то, что повиновался своей госпоже, как было приказано.
Старый вояка поднялся с колен, и Галеран увидел в его глазах слезы облегчения. Решив дать Лоуику ночь на то, чтобы убраться из Хейвуда, он обрек этих людей и их семьи на целую ночь смертельного страха.
Он стремительно сошел со ступеней и легко коснулся щеки Мэтлока поцелуем в знак мира.
– Все остается по-прежнему, Уолтер. Нет нужды заново присягать мне.
Галеран нарочно говорил громко, чтобы слышали все, и видел, как по двору пронесся ощутимый вздох облегчения. Люди стали переговариваться, и наконец, точно освободясь от гнета, заплакал ребенок.
– Надеюсь, людей Лоуика не осталось в замке? – ровным голосом спросил Галеран.
– Они уехали ночью, милорд, – отвечал Уолтер, искоса взглянув на него, – и мы не пытались остановить их.
С трудом, но Галерану удалось улыбнуться.
– Молодцы.
Больше ему ни о чем не хотелось спрашивать, но нужно было соблюсти приличия.
– А леди Джеанна?
Лицо Мэтлока стало вежливо-безразличным.
– Полагаю, ожидает вас в зале, милорд.
И снова точно глыба упала с плеч Галерана, и ему стало легко, даже слишком легко. Земля под ногами обрела твердость.
Как бы то ни было, Лоуик уехал, а Джеанна осталась. И можно попробовать собрать осколки и скрепить их воедино еще раз.
Он обернулся к Раулю и своим людям.
– Оставайтесь в замке, распрягайте коней, отдыхайте. Ах, да, пошлите кого-нибудь сказать отцу, что все хорошо и он может прибыть сюда, когда пожелает.
Солнце щедро рассылало повсюду снопы лучей. Новый день вступал в свои права. Галеран поднялся по деревянным ступеням ко входу в башню.
В зале было сумрачно и прохладно, хотя сквозь узкие окна уже пробивались и косо ложились на стены и пол золотые полосы света. На мгновение темнота ослепила Галерана, и, когда ему навстречу кинулись его собаки, он не сразу увидел их.
Собаки запрыгали вокруг хозяина; он рассеянно гладил их, радуясь, что это нехитрое занятие позволяет ему выгадать немного времени.
Затем наконец он поднял глаза и увидел столпившихся в углу женщин – то были женщины Джеанны. Она же сама стояла поодаль, посреди зала, и у ее ног сидели две ее черные гончие. Джеанна была одета в синее с палевой отделкой платье – ее любимые цвета, – а длинные волосы аккуратно заплела в две тугие косы, перевязанные синими, как ее глаза, лентами. Она казалась совершенно спокойной, не обнаруживала ни волнения, ни страха, точно собиралась приветствовать в своем замке незнакомого путника. Джеанна никогда не падала духом.
Галеран ощутил, как к горлу подступает болезненный тугой комок, и ему отчаянно захотелось крепко прижать Джеанну к себе. Возможно, он так и сделал бы, если б у нее на руках не лежал крохотный спеленутый младенец.
Ее незаконнорожденное дитя.
Джеанна посмела выйти к нему с явным доказательством своего падения.
Но где Галлот? Галеран огляделся, но увидел лишь таращившихся на него испуганных женщин. Впрочем, Джеанна поступила разумно, если решила не делать старшего сына, который уже что-то понимает, свидетелем того, что должно было сейчас произойти. Но как же могла его умная, дальновидная жена довести себя и его до такого позора?
Галеран пошел к ней. Бряцание кольчуги болезненно отдавалось в ушах, и он слишком хорошо сознавал, что бог весть сколько дней не снимал ее. Должно быть, от него воняет. Каким видит его Джеанна? Может, он и в самом деле кажется ей чужим? Он давно не брился, щетина на подбородке уже превратилась в настоящую бороду, лицо покрывали шрамы.
Но собаки признали его сразу. Гончие жены, слишком вышколенные, чтобы без разрешения уйти от хозяйки, тоже приветственно виляли хвостами.
Только Джеанна казалась безучастной.
Но это только казалось. Стоило Галерану подойти ближе, как самообладание изменило ей, глаза расширились, их взгляд стал пристальным. Однако трудно было понять, испугало ее неожиданное появление мужа или всего лишь удивило.
Он остановился перед нею, дивясь, как мало она изменилась. Нынешняя Джеанна была совершенно та самая Джеанна, образ которой он хранил в памяти все эти годы.
От двух беременностей стан ее ничуть не округлился, хотя груди стали чуть полней: сейчас их, несомненно, распирало от молока. Возможно, она была чуть более худощавой и бледной, чем ему помнилось, но осталась такой же прекрасной. Ее кожа излучала все то же жемчужное сияние, что всегда завораживало его; глаза все так же поражали ясной синевой. Волосы Джеанны, неизменно наводившие его на мысли о золотых и серебряных нитях, сотканных пальцами фей, по-прежнему вились вокруг лица выбившимися из кос непослушными прядями.
«Почему, Джеанна? Почему?»
Если она и услышала его беззвучный вопрос, то не пожелала отвечать. Лишь молча смотрела на него. Галерану подумалось, что ей, наверное, нечего сказать, разве что коленопреклоненно умолять о прощении, как Уолтер. Но она скорее умерла бы, и он знал это. Любопытно, что бы она сделала, если б он стал угрожать ее выродку? Возможно, это поколебало бы ее спокойствие?
Но Галеран тут же устыдился столь низких мыслей.
– Лоуик? – отрывисто спросил он.
– Уехал, – сипло отвечала она, а ведь обычно голос ее был чист и звонок; Галеран заметил, как судорожно дернулось горло.
– Он хотел, чтобы ты уехала вместе с ним?
– Да. Но без Хейвуда я для него не имею никакой ценности.
«Тогда зачем? Зачем было отдаваться человеку, так мало ценившему тебя? Или он лгал тебе? Но я думал, тебе невозможно солгать!»
– Ты сама хотела уехать?
Джеанна крепче прижала к груди ребенка.
– Я боялась оставаться, – прошептала она.
– Но ведь осталась.
– Я – твоя жена, и этот дом – мой дом, – со сдержанной силой произнесла Джеанна.
Галеран оглянулся на встревоженных женщин, желая выгадать минуту на размышление. Одно лицо показалось ему скорее сердитым, чем испуганным. То было лицо Алины, строптивой младшей двоюродной сестры Джеанны. Он и забыл, что она оставила монастырь Святой Радегунды, где жила, готовясь посвятить себя Христу, ради того, чтобы делить одиночество Джеанны, пока он не вернется. Что думала о случившемся эта полумонашка и почему она хмурится? Но, возможно, сердитое выражение ее лицу придавали густые брови?..
Груа, самая умная и самая любимая его сука, уловила общее настроение и, скуля, стала жаться к ногам. Машинально трепля ее по гладкой, точеной голове, Галеран думал, как хорошо было бы, если б Алина и Груа могли немедленно поведать ему все, что знали.
Отчего он возомнил, будто первые же минуты встречи с Джеанной помогут ему найти ответы на все его вопросы? Однако кое-что он услышал: Джеанна не отрицала своего желания уехать вместе с Лоуиком и не скрывала, что лишь чувство долга заставило ее остаться в Хейвуде.
Да, Джеанна никогда не пренебрегала долгом. Она хранила свою честь ревностнее иных мужчин.
Но отчего она предала мужа?
Оттого ли, что считала мужа погибшим? Но долг потребовал бы свидетельств более достоверных, чем простой слух, и более продолжительного траура.
И, если Джеанна действительно поверила в его смерть, отчего тогда она не вышла замуж за своего дружка?
Но тут Галеран услышал вдалеке шум и топот и понял, что во двор замка въезжает его отец, громогласно браня и распекая обитателей Хейвуда, восполняя то, чего предпочел не делать его мягкосердечный сын. Потом голоса стали громче: отец поднимался по ступеням в башню, по-прежнему честя каждого встречного и поперечного за попранную честь семьи.
Лорд Вильям, который шумно бушевал и ярился, но не мог выносить, когда в его присутствии били женщину. Галеран обернулся к Джеанне.
– Отдай ребенка няньке.
Джеанна испуганно взглянула на него, но, после заметных колебаний, все же повиновалась и передала кому-то из женщин спящего младенца.
– Падай, – тихо произнес Галеран и, выждав, чтобы появившийся в дверях отец хорошенько видел все, размахнулся и ударил жену.
Ударил он сильно, не шутя, но Джеанна спокойно могла бы устоять на ногах. На миг, повинуясь безотчетному порыву, она застыла, в ее глазах сверкнула ярость, но затем повалилась к ногам мужа, прижимая ладонь к побагровевшей щеке.
Собаки кинулись защищать свою хозяйку, но Галеран схватил ее за плечо, не подумав остеречься. Он был в кольчуге, и клыки были ему не страшны.
Возможно, именно поэтому Джеанна крикнула собакам:
– Сидеть!
Галеран рывком поднял ее, но тут ему на плечо легла, предотвращая дальнейшее насилие, железная длань лорда Вильяма.
– Эй, парень, опомнись! Что бы она ни натворила, убивать ее все-таки не стоит.
Он вырвал Джеанну из рук Галерана, а его отшвырнул в заботливо подставленные объятия Уилла и Гилберта. Затем помог грешной невестке подняться, неустанно браня ее, но одновременно давая понять, что отныне она находится под его защитой и покровительством.
– Что бы тебе не поколотить ее до того, как приедет отец, – проворчал Гилберт. – Ты же знал, как он снисходителен к женщинам!
– Сейчас даже я не стал бы спорить с Гилом, – вступил Уилл. – Теперь, когда отец пообещал ей свое покровительство, ты ее и пальцем тронуть не сможешь.
– Да, но ты можешь обратиться к суду Церкви, и Церковь определит ей наказание, – продолжал Гилберт. – Тогда отец уже не сможет вмешаться. Или, когда отошлешь ее в монастырь, закажи для нее на год ежедневное бичевание…
Братья еще что-то говорили, но Галеран не слушал. Да, он умышленно ударил жену при отце, чтобы тот остановил его, ибо знал, что лучший способ смягчить отцовский гнев и залучить лорда Вильяма на сторону Джеанны – это ударить ее. Но тошно ему было совсем по другой причине: ударив Джеанну, он обнаружил, что ему приятно бить ее. Увы, он не притворялся, когда схватил жену за плечо, чтобы еще раз размахнуться и ударить больней.
Оставалось лишь взывать к господу, чтобы Он даровал терпение и силу неразумному рабу Своему.
Галеран освободился из цепких рук братьев и пошел туда, где его отец распекал Джеанну так, будто она слишком увлеклась покупками на летней ярмарке и потратила больше, чем было дозволено.
– Довольно, отец. Теперь я желаю поговорить с моей женой наедине. Обещаю больше не бить ее. По крайней мере, сегодня.
При звуке его голоса гончие Джеанны засуетились между ними, словно не хотели подпускать его к ней. Джеанна погладила их и отослала в дальний угол зала, подальше от себя.
Лорд Вильям, казалось, был взбудоражен не меньше гончих. Ему тоже как будто бы хотелось встать между супругами, но он совладал с собой и отошел в сторону.
– Ну что ж, ступайте.
Галеран схватил Джеанну за руку и поволок за собой в спальню. Он понимал, что, возможно, причиняет ей боль, но вся его ярость словно переселилась в стиснутую руку, и он ничего не мог с собою поделать. Последний раз он вот так же был не способен совладать с собою в их первую брачную ночь.
Да и в остальном происходящее живо напоминало ему ту далекую ночь. Мучительное желание, готовое в любой миг вырваться на волю, распирало его изнутри. Он снова был готов воспламениться от случайной искры, как высушенная злым солнцем древесина.
Он находился в своем праве. Он имел законное право завалить Джеанну и насладиться ее телом. Он мог бы сделать это, даже если бы потом решил прогнать ее.
Он втащил ее в спальню, пинком захлопнул дверь и с бешенством, удивившим его самого, отшвырнул от себя, так что она еле устояла на ногах. Щека Джеанны алела и начала опухать. Несмотря на обещание, данное Галераном отцу, она смотрела на него так, будто ожидала новых побоев.
Галеран поспешно отошел к стене и припал лбом к гобелену, скрывавшему грубую каменную кладку.
– Прости. Я сегодня слишком груб.
– Не думаю, что ты должен упрекать себя за это.
Джеанна говорила очень тихо, но он хорошо слышал каждое слово.
– Такая жестокость ни к чему хорошему не ведет.
– Но тот удар привел.
Он вздрогнул и посмотрел на нее долгим взглядом, скрестив руки на груди.
– Джеанна, я хотел побить тебя.
– Окажись я на твоем месте, я хотела бы убить тебя. Он искоса посмотрел на нее, будто не веря в искренность ее слов.
– В самом деле?
Джеанна отвернулась и нервно затеребила складки балдахина над ложем. Их брачным ложем. Где она и Лоуик…
– Нет, – услышал он. – Я бы не стала желать тебе смерти. Но непременно захотела бы наказать тебя. Нашла бы способ заставить тебя страдать. – Она неловко обернулась к нему. – Какое наказание ты приготовил мне, Галеран? Прошу, не играй со мной, говори!
– А что уязвило бы тебя сильней всего? Побои? Нет, пожалуй…
Да, он играл с ней, как кот играет с обреченной на смерть мышью, и отнюдь не был доволен и горд собой, но остановиться никак не мог.
– Быть может, отнять у тебя детей?..
Она вздрогнула, лицо ее стало белым, как плат.
– Галеран!
Устыдившись, он оттолкнулся от стены, чтобы подойти к жене.
– Не надо, Джеанна. Я вовсе не хотел…
– Разве тебе не сказали?
– Сказали? Но что?
Джеанна круто повернулась и кинулась в зал. Вбежав туда, подхватила ковш, полный пива, и с маху выплеснула в лицо лорду Вильяму; затем швырнула в него мраморным кувшином. К счастью, отец все еще не утратил былой ловкости; он уклонился, и кувшин с грохотом ударился в стену за его спиной.
Отец взревел, но даже его рев не мог заглушить душераздирающего вопля Джеанны.
– Почему вы не сказали ему? Как могли вы ему не сказать?
Галеран кинулся следом, сгреб жену в охапку и оттащил в сторону, пока лорд Вильям не преодолел своего векового предубеждения против битья женщин.
– Не сказать мне о чем?
Джеанна окаменела в его руках, застыла, словно неживая. Собаки вились вокруг них, тревожно поскуливая. Лорд Вильям вытер мокрое красное лицо поспешно врученной ему холстиной.
– Я подумал, хватит тебе на сегодня горя, сынок…
– О чем мне не сказали?
– Галлот умер, Галеран, – тусклым голосом промолвила Джеанна. – Все наши жертвы были напрасны. Он умер.
И в наступившей тишине Гилберт добавил:
– Но не забудь остального, ты, бессердечная тварь! Не забудь, что это ты убила его, чтобы освободить место отродью твоего любовника.
В конце концов Галеран отправил жену в маленькую комнату, располагавшуюся рядом со спальней, и приставил к дверям стражу. Он поступил так, желая защитить Джеанну, а не наказать. Он еще совсем не понимал, что произошло в его отсутствие, и пока не пытался понять. Долгий путь домой отнял все силы. Он просто не воспринимал случившееся, а скудный отдых минувшей ночи не прибавил еще сил.
Теперь, покинув всех, он сидел один и невидящим взглядом смотрел в узкое окно.
Итак, его сын, его первенец умер, и он так и не успел подержать его на руках. Кое-кто подозревает, что Джеанна каким-то образом виновна в его смерти. Вот что удалось извлечь Галерану из разноголосицы обрушившихся на него сведений прежде, чем он перестал слушать.
Потом… Он со всем разберется потом.
Его усталый взор скользил по ленте дороги, убегающей от ворот замка в леса. Дорога влекла его, манила, но он уже убегал однажды, а для взрослого мужчины бегство недостойно.
Хотелось лечь, но Галеран знал, что измученный мозг сейчас не позволит ему заснуть, да и не ко времени сон: еще не миновало утро и впереди целый день.
Его драгоценный первый день дома.
С горьким смешком Галеран отошел от окна. Нужно немедленно найти применение безумной, бесцельной жажде деятельности, и тогда, возможно, мелкие заботы вытеснят из его ума смутный образ ребенка, которого он никогда уже не увидит. Ребенка, о котором мог бы рассказать ему в Хейвуде всякий…
Слезы разрывали грудь, жгли горло, раскаленными ручьями подбирались к глазам…
Нет. Сейчас он не должен плакать. Слезы сделают его слабее, а ему нужно быть сильным.
Галеран пошел к двери, но вдруг остановился, увидев на привычном месте, на маленьком столике у стены, розу из слоновой кости. Хотелось верить, что для Джеанны эта вещица что-то значила. Неужели она лежала здесь все эти годы, даже когда Джеанна…
Галеран взял розу, и вдруг один лепесток треснул у него в руках. Вполголоса выругавшись, Галеран стал прилаживать его обратно, с силой вдавливая в скреплявший обломки мягкий воск; потом застыл с цветком в ладони, борясь с желанием сжать кулак, пусть даже острые кромки лепестков поранили бы ладонь до крови.
С глубоким вздохом он положил розу на место, так и не прикрепив лепесток.
Потом вышел в зал, сел в кресло и призвал к себе управляющих с докладом о состоянии хозяйства. Слушал он невнимательно, но понял, что без него в Хейвуде все шло как положено.
Он не мог не заметить, какими глазами смотрели они на него. На лицах у некоторых было написано презрение к незадачливому хозяину, который неспособен обойтись с греховодницей-женой, как подобает мужчине, а потому готов простить ее, даже не отругав хорошенько. Другие глядели на Галерана настороженно, будто боялись, что в любую минуту он взорвется бешенством, как неистовый берсерк перед битвой.
И те, и другие могли оказаться правы; вот почему он все-таки ударил жену, чтобы привлечь кого-нибудь на ее сторону. Отец Галерана отослал Уилла обратно в лагерь, а Гилберта – в Бром, но сам остался в замке, желая последить издали, не охватит ли Галерана новая вспышка ярости.
И Галеран был рад, что рядом с ним есть кто-то.
