Текст книги "Возвращение повесы"
Автор книги: Джо Беверли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 7
На следующий день Саймон после завтрака сказал:
– Мне сегодня надо будет уйти, но попозже. А сейчас мы должны осмотреть комнату Исайи. Некоторые вещи он оставил в дар друзьям, и надо выполнить его волю.
Было ясно, что Саймону не хочется идти в комнату покойного, и Дженси сказала:
– Если хочешь, я сама этим займусь.
– Нет, мы вместе.
– А у тебя не будет неприятностей из-за дуэли? И что сказать о смерти дяди Исайи? Ведь от меня, наверное, потребуются свидетельские показания?
– Не думаю. Болдуин расскажет о здоровье Исайи. Сол Прити сказал ему про дуэль, а сам пошел за лошадью для Исайи. Я очень сожалею, что тебе довелось найти дядю, но не думаю, что от тебя потребуются показания.
– Мне бы не хотелось переживать все заново.
– Значит, не будешь. Что ж, я, пожалуй, пойду.
После ухода Саймона Дженси села писать извещения о смерти для тех, кто жил далеко. Когда же Саймон вернулся, она в тревоге подняла на него глаза.
– Все очень обыденно – сказал он. – Смерть от несчастного случая. Что ж, пошли осматривать комнату.
Она встала и пошла за мужем. На лестнице он взял ее за руку и тихо проговорил:
– Осматривать вещи – хуже, чем похороны.
– Да, теперь окончательное прощание, – кивнула Дженси.
Саймон открыл дверь, и они вошли в комнату. И почему-то уже не возникало впечатления, что Исайя вот-вот вернется, хотя и кровать по-прежнему была не убрана, и ночная рубашка все так же висела на стуле. Возможно, отсутствие «маленьких сокровищ» сделало комнату совсем другой. Впрочем, здесь и сейчас оставалось довольно много вещей.
– С чего начнем? – спросила Дженси.
– Тебе не обязательно это делать, дорогая. Мне помогут слуги майора.
– Нет, я сама хочу… – Она огляделась. – Будем осматривать всю комнату, но начнем с комода, шкафа и буфета.
– Согласен. То, что относится к завещанию, – в одну кучу, а то, что ты хочешь сохранить, – в другую. Остальное же…
– Остальное отдадим преподобному Строну, – сказала Дженси. – А он передаст нуждающимся.
– Да, конечно, – кивнул Саймон.
Дженси заправила кровать и выдвинула ящик комода. Он был заполнен бриджами, и она в растерянности пробормотала:
– Они тебе не подойдут по размеру.
Саймон улыбнулся:
– И я не ношу такой фасон.
Взглянув на него, она засмеялась, но тут же прикрыла рот ладонью.
– Но что же с ними делать?
– Полагаю, надо отдать отцу Строну.
– Ох, конечно. Извини. Просто…
– Я понимаю.
Они надолго умолкли, только Дженси что-то тихонько бормотала себе под нос. В очередной раз взглянув на мужа, она вдруг подумала: «А ведь мы с ним никогда еще не были вдвоем так долго, как сейчас. И он, кажется, все понимает, с ним очень легко».
В одном из ящиков буфета они наткнулись на чей-то белокурый локон, завернутый в пожелтевшую бумагу. Чей этой локон, она не знали, поэтому решили, что его надо сжечь.
Перед тем как продолжить работу, Саймон поднес к губам руку жены. Сделав вид, что потянулась к следующему ящику, Дженси украдкой погладила то место, которое он поцеловал.
С каждой секундой в душе ее нарастал бунт против несправедливой судьбы. В Саймоне было что-то необыкновенно привлекательное. Почему же она должна его бросить и провести жизнь в одиночестве? Почему не может ответить на послание, которое видит в его глазах? Если бы они с ним сейчас легли в постель, то навсегда бы скрепили свой союз.
Она взяла в руки пачку писем – и невольно ахнула.
– Что такое? – спросил Саймон.
Ей хотелось спрятать письма, но было уже поздно.
– Это письма… моей матери. – Она чуть не сказала «тети Марты»! Что же делать? – Здесь ужасно холодно. Подбрось дров в камин, а я принесу огонь.
Дженси выбежала из комнаты и бросилась к себе. К счастью, Саймон ничего не понял, подумал, что она плачет из-за горестных воспоминаний. Ворвавшись к себе в комнату, Дженси дрожащими руками развернула первое письмо. Оказалось, что Марта написала его еще до своего замужества. Дженси отложила письмо и развернула следующее. Писем было не очень много, и она быстро просматривала их одно за другим, отыскивая то, которое пришло, когда она переехала жить к Марте.
Что же Марта написала тогда брату?
Да, вот оно. Написано в сентябре 1808 года.
Как она и боялась, Марта рассказала ему все. Вшивая хаскеттка родила девочку, очень похожую на ее милую Джейн.
Дальше Марта рассказывала брату о том, как боролась с собой, пытаясь простить грех покойному мужу. И следовало признать, что эта борьба никак не отразилась на отношении Марты к приемной дочери.
Это письмо Марты было, наверное, самым длинным из всех. Возможно, далекий от нее брат являлся единственным человеком, с которым она могла говорить откровенно.
«Хотя я ненавижу ложь, – писала Марта, – девочку все будут знать как Нэн Оттерберн, сироту из семьи Оттербернов. Да простит мне Господь эту ложь и убережет нас от раскрытия обмана».
Дженси вдруг подумала, что Исайя всегда знал правду о ней, но потом поняла, что не знал. Он считал, что она – Джейн, а Нэн Оттерберн умерла во время плавания.
Она отложила это письмо в сторону и просмотрела остальные. Марта больше нигде не упоминала о Хаскеттах, ее, Дженси, называла «дорогая Нэн». И еще чаще она говорила: «Мои милые девочки». Дженси с трудом сдерживала рыдания. Какой доброй женщиной была Марта!
Последнее письмо было написано нетвердой рукой, когда Марта была уже больна. Она просила брата проявить доброту к «моим дорогим девочкам». Дженси вспомнила, что Джейн предлагала матери написать за нее, но Марта отказалась, сказала, то должна написать сама.
«Дорогой брат, они обе очень хорошие девочки, и я прошу тебя забыть то, что я написала о происхождении Нэн. Если бы я знала, что дойдет до этого, я бы ни за что не рассказала. Нэн более энергичная, чем Джейн, она даже немного дерзкая, но я даю тебе слово, в ее душе нет порчи, присущей Хаскеттам. Поверь, она хорошая девочка, и я умоляю тебя обращаться с ней как с племянницей, как с Джейн».
Дженси очень не хотелось жечь эти письма, но выхода не было – их придется сжечь. Потому что если их не…
Она вдруг поняла, что нет необходимости уничтожать все письма. В них ведь не говорилось, что она не Джейн, а Нэн. И только два письма свидетельствовали об этом. Значит, их и следовало сжечь.
Приблизившись к камину, Дженси сунула письма в огонь и подождала, когда они сгорят дотла. Вот так. Порчи Хаскеттов больше нет. Остальные письма она положила в ящик стола, потом вытащила из огня головешку и отнесла в комнату Исайи, где Саймон уже подбросил дров в камин. Вскоре пламя разгорелось, и в комнате стало гораздо теплее.
Хотя она отсутствовала довольно долго, Саймон ничего об этом не сказал. Но Дженси все-таки опасалась, что может каким-то образом выдать себя. Воспользовавшись случаем, она заглянула в Библию – вдруг Исайя сделал там какие-то записи о семье? Но никаких записей там не оказалось, а он был не такой человек, чтобы вести дневник или хранить копии писем, которые писал сестре.
– Ой, смотри! – воскликнул Саймон, Дженси в испуге вздрогнула, но оказалось, что он всего лишь держал в руке неуклюжий старинный пистолет. Улыбнувшись, Саймон положил пистолет в кучу вещей, которые следовало сохранить, и они вновь взялись за работу.
Саймону было не очень-то приятно осматривать комнату Исайи, но он прекрасно понимал, что его жене еще тяжелее. Когда же она нашла письма матери, ей стало совсем плохо, но теперь она, кажется, оправилась. И все-таки лучше им уехать отсюда поскорее, уехать к новой жизни. В Англии у них все должно быть по-другому.
Время от времени поглядывая на жену, Саймон с удовлетворением отмечал, что она стала такой же невозмутимой и спокойной, как прежде, до того, как нашла письма матери. А потом он вдруг вспомнил, как поцеловал ей руку… Ему показалось, что в тот момент по телу его словно пробежала горячая волна, но это было не вожделение, а какое-то более глубокое чувство. Но что же это за чувство? Пока он не мог ответить на такой вопрос.
Когда они закончили сортировать вещи покойного, Джейн пошла за слугами, чтобы те хорошенько прибрались в комнате. Более того, следовало заняться уборкой во всем жилище – от чердака до подвала. Во всяком случае, сама Джейн считала, что надо оставить дом покупателю в безупречном состоянии. Саймон считал, что обязан привести в порядок все документы Исайи.
Гилбрайт, пожелавший приобрести дом, сказал, что купит его вместе с мебелью, посудой и прочим, а Гор прислал клерка, чтобы составить опись имущества. Кроме того, им помогал Хэл, каждый день у них обедавший. Правда, потом майор уходил, оставляя супругов одних, и для Саймона это были самые трудные часы.
Джейн по-прежнему носила чепец, но теперь-то Саймон знал, какие чудесные волосы он прикрывает… Ему хотелось прижать Джейн к себе и вдохнуть ее запах, напоминавший аромат луговых цветов. Иногда он подолгу смотрел на нее, любуясь каждым ее движением, и в эти мгновения ему почему-то вспоминался Макартур. Что, если тот вдруг вернется и захочет продолжить дуэль? Но Саймон тотчас же отгонял эти мысли… А ночами он долго лежал без сна и с удивлением думал: «Почему же я не иду в спальню жены? Почему сдерживаю себя?»
Конечно же, дело было в том, что он собирался расторгнуть брак, когда они с Джейн окажутся в Англии. Но он все чаще ловил себя на мысли, что в аннулировании брака, возможно, нет никакой необходимости. Ведь Джейн красива, изящна, и у нее прекрасный характер. Наверняка она понравится не только его родителям, но и его знакомым. Например, Хэлу она очень нравится…
Но захочет ли Джейн остаться его женой? Временами он замечал, как она смотрит на него, как краснеет при этом, и в такие минуты ему казалось, что она ничего не имеет против.
И все-таки он, наверное, увлек бы жену в постель, если бы не одно обстоятельство. Саймон не был уверен в том, что любит ее. Да, он желал Джейн, но любил ли?
Как ни странно, но он считал, что должен любить жену, если хочет спать с ней. Да, должен любить ее… и доверять ей. Но разве он ей не доверял?
Разумеется, Джейн заслуживала доверия, однако в ней было что-то… странное, сбивавшее с толку. Правда, он никак не мог определить, что именно его смущало. Когда Саймон расспрашивал жену о ее жизни в Англии, она вроде бы отвечала, а потом вдруг выяснялось, что он так ничего и не узнал о ее прошлом. Может, она что-то скрывала? Но что же могла скрывать такая девушка, как Джейн?
Саймон решил поговорить об этом с Хэлом; Джейн же в это время находилась наверху – укладывала постельное белье, которое хотела взять в дорогу, а Тредвел и Оглторп, слуги майора, перевязывали бечевой бумаги Исайи, которые следовало оставить у Болдуина.
Саймон завел друга в гостиную и, налив два бокала вина, спросил:
– Ты когда-нибудь любил?
– Я и сейчас люблю, – ответил Хэл, немного помолчав. Саймон впился в него взглядом.
– Я задал непростой вопрос?
– Да, пожалуй. Ты ведь никогда меня не спрашивал, почему я здесь.
– Кажется, ты сказал, что сопровождал кого-то к месту службы, не так ли? Но я тогда подумал, что это выглядит довольно странно… Предпринимать столь утомительное путешествие только для того…
– Нет-нет, – перебил Хэл. – Я приехал сюда, потому что женщина, которую я люблю, не выходит за меня замуж. – Он поднял на друга глаза и криво усмехнулся. – Я решил, что разлука приведет ее в чувство, но понимал, что не смогу долго выдержать без нее, поэтому и отправился за океан. – Майор сделал глоток вина и добавил: – Мне ее не хватает больше, чем потерянной руки.
Пригубив из своего бокала, Саймон спросил:
– А я ее знаю?
– По-видимому, нет. Хотя, возможно, слышал о ней. Она актриса. Миссис Бланш Хардкасл.
Саймон едва не поперхнулся. Он прекрасно знал, что после того, как Люсьен женился, Хэл «унаследовал» его любовницу, знаменитую Белую Голубку из театра «Друри-Лейн». Но неужели Хэл решил на ней жениться?
Стараясь не выдать своих чувств, Саймон сказал:
– Да, я знаю об этой женщине. Николас Делахей писал мне о твоих делах.
– Еще бы он не написал, – пробормотал Хэл с язвительной усмешкой.
Саймон внимательно посмотрел на друга:
– Николас тебя раздражает?
– Меня все раздражают. В данный момент – даже ты. Какого черта ты заговорил о любви?
Саймон пожал плечами:
– Просто я никак не могу решить, люблю я Джейн или нет. Я солгал, заявив при свидетелях, что мы с ней давно уже собирались пожениться. Видишь ли, Исайя перед смертью потребовал, чтобы мы обвенчались, и я не мог ему отказать. А теперь не знаю, что мне делать.
– Как ты то ни было, ты женился. Связал себя узами брака.
– Может быть, есть возможность его расторгнуть? Если же нет… – Саймон вздохнул. – Понимаешь, я всегда думал, что женюсь только по любви.
– Говорят, любовь вырастает со временем.
– А как же у тебя, Хэл? – Вопрос вырвался сам собой, и Саймон поспешно добавил: – Я имею в виду, что если ты встретишь другую, более подходящую…
– Нет. – Хэл решительно покачал головой. – Другой не будет. Бланш, урожденная Мэгги Дуггинс, – дочь мясника. Она родила ребенка, когда сама была почти ребенком, а потом использовала свою красоту и тело, чтобы добиться лучшей жизни. – Он пристально посмотрел на Саймона, и в его глазах блеснула сталь. – У меня есть список всех ее мужчин. Она мне его силком вручила.
Надо было что-то сказать, и Саймон пробормотан:
– Тебе… тебе трудно ее любить?
– На этот вопрос я не смогу ответить. Зато точно знаю: мне бы очень хотелось, чтобы я встретил ее гораздо раньше. Тогда я мог бы уберечь ее от всех страданий, выпавших на ее долю. Это звучит чертовски глупо, потому что она на восемь лет старше меня, но все же… Во всяком случае, теперь она – моя любовница. Увы, пока что Бланш отказывается выходить за меня.
Саймон в изумлении таращился на друга. Хэл же тем временем продолжал:
– Она старается спасти меня от этого безумия, потому что любит. А я так несчастен, что переплыл бы океан вплавь, если бы после этого она согласилась стать моей женой. Вот что такое любовь, Саймон. Избегай ее, если можешь.
– Но чего же ты медлишь? Садись на первый же корабль…
Хэл допил вино и поставил бокал на стол.
– Я перед отъездом сказал, что выслушаю решение Бланш в день ее рождения, пятнадцатого декабря. На это у меня хватит сил.
– А если она все равно скажет «нет»?
Хэл горестно улыбнулся:
– Тогда я буду… подбирать крошки. И она должна это понимать.
На том следовало бы поставить точку, но дружба заставила Саймона сказать:
– А ты не подумал, что она, возможно, права? Как она сможет войти в наш мир?
Он сразу понял, что говорит не только про Хэла с актрисой, но и про себя с Джейн. Хэл засмеялся.
– Я не только подумал – Бланш постоянно твердит мне об этом. Ситуацию осложняет и то, что она скорее всего не сможет родить еще одного ребенка. Меня это не волнует, а она очень беспокоится.
– Тогда не будет ли для нее удобнее роль твоей любовницы?
– Возможно. Но такой уж я эгоистичный – желаю надеть кольцо ей на палец, чтобы всем показать, что она навеки принадлежит мне.
Саймон подумал о кольце на пальце Джейн. Может, он тоже хотел, чтобы жена принадлежала ему навеки? Немного помедлив, он задал очередной вопрос:
– Хэл, а тебе не приходило в голову, что миссис Хардкасл просто не хочет порывать со своей профессией? Я слышал, что она превосходная актриса.
– Ей не придется отказываться от сцены.
Саймон молча смотрел на друга – тот не переставал его удивлять. Мало того что Хэл хотел взять в жены женщину со скандальным прошлым, так он еще и не возражал, чтобы она продолжала выступать на сцене?
Хэл, вероятно, догадался, о чем думал Саймон, потому что вдруг проговорил:
– А ты знаешь, что Бланш и Бета Арден – лучшие подруги?
– Что?! Жена Люка и его бывшая любовница – лучшие подруги?!
– И верные союзницы, – добавил Хэл со смехом. – Я вижу, ты удивлен, но это чистейшая правда. К тому же обе активные участницы борьбы за права женщин.
Саймон пригубил из своего бокала и вполголоса пробормотал:
– Черт побери, сумасшедший дом…
Он набирался мужества, чтобы представить семье и друзьям дочь лавочницы, а теперь вдруг узнал, что Хэл Боумонт собирается жениться на актрисе, боровшейся за равноправие женщин.
– А смог бы ты полюбить Джейн, если бы узнал, что она – того же происхождения, что и Бланш? – неожиданно спросил Хэл.
– Я все знаю о происхождении своей жены, – проворчал Саймон.
– И все-таки?
Саймон ненадолго задумался, потом ответил:
– Полагаю, стрелы Купидона могут поразить любого и в любое время. Но нет, я бы на такой не женился. Извини, Хэл, но нет. Это было бы несправедливо по отношению к семье и будущим детям.
Тут в комнату вошла Джейн с чаем, и Саймон понадеялся, что жена не слышала его последние слова. Но все же она была чем-то встревожена. Нет-нет, ей не следовало беспокоиться. Да, ее мать держала лавку, а Джейн ей помогала. Но она же не играла на сцене…
Глава 8
Дженси слышала слова Саймона.
«Я бы на такой не женился. Извини, Хэл, но нет. Это было бы несправедливо по отношению к семье и будущим детям».
Она не знала, о ком они говорили, но была уверена: та женщина не могла быть хуже, чем Хаскетты. А вскоре она получила еще один удар.
Саймон сказал:
– Полагаю, завтра мы должны сходить в церковь.
– Зачем?
– Если этого не сделать, пойдут разговоры.
– Да, верно, – вздохнула Дженси. – Но когда новобрачная в первый раз приходит в церковь после свадьбы, это для всех событие.
– Не беспокойся, – сказал Саймон. – Мы с Хэлом составим эскорт.
– Значит, все будут мне завидовать. – Дженси заставила себя улыбнуться, но в этот вечер она ушла от мужчин пораньше, чтобы приготовиться к бою.
Прежде она ходила в церковь Святого Якова вместе с Исайей и сидела на его скамье, но никогда подолгу не задерживалась. Теперь же она будет в центре внимания, а это совсем другое дело.
Обычно новобрачные приходили в церковь в том платье, в котором были на свадьбе, но Дженси решила, что нарушит традицию – наденет траурное черное платье, довольно простое, но зато стильное. До замужества Марта была швеей, и она научила девочек хорошо шить. В Йорке Дженси умышленно надевала нестильные платья, но сейчас ей захотелось одеться иначе – ради Саймона.
Надо было лишь придумать подходящий головной убор. К сожалению, обе ее шляпки скучные и довольно старые. Одну из шляпок она повертела в руках, выискивая способ как-то обновить ее. А потом вдруг вспомнила про даму, недавно приехавшую из Англии, – на ней было что-то вроде берета с пером. Видимо, «шотландский берет» сейчас в моде. Может, сделать что-то подобное? Но из чего?
Открыв сундук, Дженси отбросила верхнюю одежду и добралась до одежды Джейн. Наверное, глупо было хранить эти вещи – ведь сама она никогда не сможет их надеть. Джейн была пониже ростом и даже в то время тоньше, чем она. А теперь любой ее лиф на ней просто лопнет.
Да, следовало оставить вещи Джейн. Какой смысл платить за их перевозку обратно в Англию? Дженси сложила вещи на полу, чтобы отдать их на благотворительность. Но, взяв в руки любимое муслиновое платье Джейн, она невольно расплакалась. Это платье сшила Дженси, потому что у нее лучше получалось, а Джейн предпочитала делать рисунки для вышивки.
Тут ей вдруг вспомнилось, как Джейн рисовала ее, когда она шила…
Немного подумав, Дженси решила оставить себе муслиновое платье. Возможно, удастся его перешить. Например, сделать по бокам вставки. Или вообще сделать новый лиф, а на подоле – оборку, чтобы удлинить платье.
Нет, ничего не получится. Джейн так любила это платье, что износила чуть не до дыр. Но материи много, и из нее получится очень хорошенькое платье для девочки. Для дочки. Для их с Саймоном дочки. Они назовут ее Джейн.
Она отложила платье в сторону и вынула утреннее платье Джейн. Оно было такое же, как у нее, и сшито из того же рулона ткани. Дженси отрезала от юбки широкий кусок – чувство было такое, как будто резала по собственному телу, – и принялась кроить мягкую шляпку без полей.
Дженси действовала методом проб и ошибок, но она всегда была мастерицей в этом деле. Она постаралась сделать тонкие швы и вскоре, посмотрев в зеркало, увидела именно то, что хотела увидеть, – «шотландский берет». Теперь требовалось какое-то украшение. У Джейн был утренний капор, и Дженси, оторвав от него черное кружево, сделала розетку, которую прикрепила сбоку.
В последний раз она примерила шляпку уже в полночь. Глаза и руки устали от работы, но Дженси осталась довольна. Завтра она не посрамит Саймона.
Но утром, когда она услышала звон колоколов церкви Святого Якова, созывающий прихожан, у нее задрожали колени, и ей пришлось заставить себя спуститься в холл, где уже ждали Саймон с Хэлом.
Саймон улыбнулся и спросил:
– Где ты взяла такую прелестную шляпку?
– Сшила, – ответила она, потупившись. – Извини.
– Но за что?
– Я уверена, что настоящие леди не шьют себе шляпки сами.
– А я уверен, что непременно шили бы, если б были так же умны, как ты. Не будь гусыней, дорогая. Подожди-ка… – Он взбежал наверх и вернулся с филигранной серебряной брошью с аметистами. – В твоей розетке будет смотреться замечательно.
Подарок. Подарок от Саймона.
Дженси сняла шляпку и приколола брошь в центр розетки. Затем подошла к зеркалу и снова надела шляпку.
– Прекрасно. Спасибо.
Она повернулась к нему, и его ласковая улыбка наполнила ее теплотой. Эта улыбка придавала ей мужества всю дорогу, пока они шли к церкви. Некоторые из прихожан поглядывали на нее с удивлением – новобрачная в трауре. Другие же улыбались им с Саймоном и кивали в знак приветствия.
После службы она бы с удовольствием сбежала, как обычно, но Саймон подвел ее к Стронам и Горам. К тем уже приближались Хамблы, ужасные снобы, которые прежде не опускались до того, чтобы ее замечать. Они глумились над всеми, кто не имел дворянского происхождения.
За несколько минут миссис Хамбл ухитрилась три раза упомянуть о своем кузене герцоге и два раза – о родстве Саймона с графом Марлоу. На Дженси же она смотрела с презрением – мол, выскочка.
Когда они уже уходили, Дженси пробурчала:
– Не понимаю, почему она до сих пор не сделала себе на лбу татуировку с гербом. Тогда бы она была уверена, что все знают о ее титулованных родственниках.
Саймон рассмеялся. Дженси закусила губы, чтобы тоже не засмеяться.
– Миссис Сент-Брайд, ведь ваш отец был шотландцем? – спросила проходившая мимо леди Чизхолм, жена офицера-шотландца.
Дженси вежливо кивнула и ответила:
– Да, миледи.
– Он из роксбурских Оттербернов?
Дженси ответила утвердительно – к счастью, она кое-что знала о семье Арчибальда Оттерберна.
– Но мы, к сожалению, никогда не навещали родственников отца, а он умер, когда мне было девять лет.
На этом следовало бы остановиться. Но допрос продолжила миссис Хамбл:
– А ваша мать была из более низкого сословия, верно, миссис Сент-Брайд?
Молодые супруги внезапно оказались в окружении дам. Засада у дверей церкви? Дженси ужасно хотелось ответить: «Да, из очень низкого. Тилли Хаскетт, моя мать, была бродяжкой».
Ее выручил Саймон:
– Миссис Хамбл, мать моей жены была сестрой Исайи Тревитта. Для меня это достаточно высокое сословие.
На щеках дамы полыхнули красные пятна, но она все же улыбнулась:
– Ах, как романтично…
Однако ответ Саймона положил конец допросу, дамы разошлись. Дженси с облегчением вздохнула.
– Спасибо, – сказала она. – Неужели в Англии меня ждет то же самое?
– Только со стороны таких, как миссис Хамбл.
– Разве меня не будут постоянно спрашивать о моем происхождении?
– Будут, конечно, но ты просто говори правду. В ней нет ничего постыдного.
– Даже лавка? Но что же нам было делать, когда кончились деньги? Неужели эти люди считают, что надо было голодать?
– Вероятно. – Саймон усмехнулся. – Но эти люди просто глупы. Не беспокойся, дома будет иначе. Хамблы и Чизхолмы останутся здесь, в Канаде.
Дженси успокоилась, вернее, сделала вид, что успокоилась. Но всю дорогу она с тревогой думала о том, что произойдет, когда Саймон узнает правду. А он непременно узнает правду, потому что она расскажет ему обо всем, как только они окажутся в Англии и сойдут на берег.
Но все-таки ей ужасно не хотелось с ним расставаться. Ах, как же ей этого не хотелось!
Дженси чувствовала, что все больше привязывается к мужу. Они с Саймоном прекрасно ладили, и временами ей даже казалось, что во многих случаях они придерживались одного и того же мнения.
Она не могла себе представить, что они расстанутся и больше никогда не увидятся. Да, они были совсем разные, но при этом очень подходили друг другу. Так следует ли им расставаться? Может, будет лучше, если она не скажет ему правду? Ведь они с Джейн были очень похожи. И если обходить Карлайл стороной и избегать тех людей, которые ее хорошо знали, то ничего страшного не случится, потому что Саймон ничего не узнает.
Борясь с искушением, Дженси спустилась на первый этаж и обнаружила Саймона за бухгалтерскими книгами.
– Я думала, мы покончили со всеми счетами.
– Да, почти.
Она уткнулась в страницу.
– Вот, осталось получить всего несколько долгов.
Он нервно барабанил пальцами по столу. Интересно, что его так тревожит? Она уже научилась чувствовать его настроение.
– Я думаю: может, мы простим им долги?
Она взглянула на список должников.
– Но почему?
– Потому что Исайя скорее всего забыл про эти долги. Возможно, у него имелись на то причины.
– Он был очень мягкий человек.
– Да и суммы невелики. Двадцать фунтов, двенадцать, даже пять. Для нас это ничто, а для должников – тяжелое бремя. Я, например, не знаю, где Сол Прити раздобудет двадцать фунтов.
Ей хотелось сказать: «За наш дом в Карлайле мы платили двадцать фунтов в год». Но вместо этого вырвался вопрос:
– Саймон, какой у тебя доход?
Он посмотрел на нее с удивлением:
– Шестьсот фунтов в год. А что?
У Дженси екнуло сердце. Ответ мужа – еще одно подтверждение того, что между ними нет ничего общего.
Для нее шестьсот фунтов – огромное состояние, но Саймон как-то сказал, что со временем его обеспечение как наследника станет еще больше. Просто отец временно отказался его выплачивать, потому что он еще не вернулся в Брайдсуэлл.
А состояние Исайи – около двух тысяч фунтов, и на эти деньги она могла бы жить всю жизнь. Для джентльмена это означало бы нищету, а для нее – очень даже неплохо. К тому же она будет шить, если потребуется.
Но правда и то, что долги, которые он считает мелкими, возможно, не дают этим людям спать по ночам.
– Да, Саймон, ты прав. Исайя хотел бы, чтобы мы простили долги этим людям.
– Отлично. А теперь давай поговорим о твоем доходе.
Она уставилась на него в изумлении:
– Что ты имеешь в виду?
– Брачный контракт. На случай, если со мной что-нибудь случится.
– Ничего с тобой не случится!
Он со вздохом пожал плечами:
– Видишь ли, все может случиться. А тебе потребуются деньги. Например, на булавки.
– Деньги на булавки?..
– Деньги на все. Неужели не понимаешь? Ведь ты можешь остаться одна.
Одна?! У нее при этой мысли даже голова закружилась.
– Я не останусь одна!
– Послушай, Джейн… – Он взял ее за руку. – Извини, я плохо объяснил. В нашем кругу так принято: все оформляется по закону, чтобы доход жены не зависел от прихоти мужа и был гарантирован на случай его смерти.
– Понятно. Но у меня есть деньги Исайи.
Он поморщился:
– Нет у тебя этих денег. После свадьбы они принадлежат мне. Но ты должна быть защищена соглашением, которое гарантирует тебе компенсацию. У Болдуина я оставил завещание, по которому в случае моей смерти деньги Исайи перейдут обратно к тебе. Учитывая твой возраст, я назвал твоим опекуном отца. Я понимаю, что это трудно, но я ему доверяю.
– Саймон, не надо! Я не хочу даже думать о том, что ты умрешь. – Она стиснула руки. – Макартур вернулся?
– Нет. Я не хочу тебя пугать, просто все это надо сделать, чтобы ты была в безопасности.
Она раздражала его своей глупостью.
– Ладно, хорошо. Спасибо. Теперь мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
– Как хочешь. Но как только мы приедем в Англию, я составлю брачный контракт. Поскольку у меня самого небольшой доход, понадобятся гарантии отца. Но ты получишь свои деньги «на булавки» и обеспечение вдовьей части наследства. Это обеспечит также наших детей. Кстати, что ты думаешь о детях?
Дженси попыталась отделаться шуткой:
– Думаю, что они очень беспокойные создания.
Саймон усмехнулся:
– Так обычно говорят мужчины. Признаюсь, мне дети нравятся. И я хотел бы, чтобы у нас с тобой было их как можно больше.
Он пристально посмотрел ей в глаза, и она, не выдержав его взгляда, опустила голову. Внезапно он привлек жену к себе и коснулся губами ее шеи.
– Саймон, не надо! – Она оттолкнула его. – Ведь мы еще не в Англии… – Дженси твердо решила, что не допустит близости с мужем, пока не расскажет ему всю правду. Возможно, она не расстанется с ним, если он сам не захочет расстаться, но правду в любом случае расскажет.
– Еще не в Англии? Джейн, ты все еще хочешь аннулировать брак? Мне казалось, все изменилось…
– Не в этом дело, просто… – Она вдруг придумала объяснение. – Понимаешь, меня на корабле ужасно тошнило. Дж… Нэн умерла. И если я во время плавания буду беременна, то, наверное, умру.
Он погладил ее по волосам.
– Тогда, конечно, пусть будет так, как ты хочешь. «Не как я хочу, любимый, а как надо».
– Спасибо, – выдохнула она и ускользнула в свое убежище – на кухню.
– Что тебя так встревожило? – спросила миссис Ганн.
– Ничего не встревожило.
– Что ж, не хочешь отвечать – и не надо.
– Какие овощи подготовить? – спросила Дженси.
– Почисть лук. Тогда сможешь поплакать.
– Мне и без лука хочется плакать.
– А может, все стало бы проще, если бы ты пустила мужа в свою постель?
– Не ваше дело. – Дженси схватила три самые большие луковицы.
– Верно, не мое. Но только вы оба ведете себя очень глупо. – Миссис Ганн с грохотом поставила кастрюлю на середину стола. – Все видят, что он сгорает от желания, хочет побыстрее заполучить тебя.
– Вот как? – Дженси пристально посмотрела на пожилую женщину.
– А ты хочешь того же, так что не притворяйся. Если бы вы не были женаты, пришлось бы запереть вас по разным комнатам. Так в чем же дело? Боишься?
– Нет, ничего я не боюсь, – заявила Дженси. Кухарка взяла острый нож и принялась разделывать оленину.
– Тогда в чем же дело?
Не придумав ничего лучшего, Дженси сказала то же самое, что сказала Саймону несколько минут назад. Затем стала резать лук.
Миссис Ганн хмыкнула:
– Я вижу, как ты нервничаешь, моя дорогая. Да, твоя кузина умерла, но это не значит, что и ты непременно умрешь во время плавания. А если тебя тошнит и от моря, и от беременности, то какая разница, от чего именно. Подумай, сколько удовольствия ты теряешь.
– Миссис Ганн!..
– Что, моя дорогая? Только не говори, что твоя мать считала это пыткой. Доверяй своим чувствам, милая, и наслаждайся.
