Текст книги "Дети вампира"

Автор книги: Джинн Калогридис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Но все же уроки Арминия не пропали даром. Я укрепил защитное сияние вокруг сердца, потом несколько раз моргнул и различил за призрачным отцовским обликом циничные черты лица Колосажателя. Я ощупью засунул руку в саквояж и достал нож.

– Довольно страданий, – продолжал Влад, и вновь передо мной появились добрые, любящие глаза Аркадия. – Довольно, дорогой мой Брам! Неужели ты хочешь потерять в жизни все? Погибнуть сам, погубить жену, сына? Это же нелепо! Убери с шеи крест и дай мне ребенка. Я оживлю его и верну тебе счастливую жизнь. Я прошу так немного: соверши со мной ритуал, и все у тебя пойдет по-старому. Ребенок вернется домой, к матери, и радость мгновенно ее исцелит. Ты достаточно настрадался... Взгляни на сына, Брам! Посмотри, что ты сделал со своим первенцем, с родной кровью! Как жестоко ты искалечил его хрупкое младенческое тельце! Что за помутнение рассудка могло заставить отца так надругаться над собственным сыном? Что ты выберешь: оставишь его бездыханным трупом или позволишь мне вернуть ему радость жизни?

Я из последних сил оборонял сердце.

– Брам, отбрось крест. Я прошу тебя о таком пустяке. Твоя жизнь наполнена беспросветной тьмой. Я вновь верну в нее яркий свет дня, и ты наконец-то обретешь покой рядом с женой и сыном.

Его слова вонзались в меня глубже любого ножа. Я смотрел на труп сына. Волна горя затопила мою душу, и я опасался, что она в любой момент может смести последние остатки моей защиты. Аура Влада большим чернильным пятном окружила меня, подавляя и гася мою.

Я закрыл глаза, пряча под веками слезы. Я никогда еще не испытывал такого отчаяния. Оно было вне пространства и времени, вне реальности; оно прорываю завесу, отделяющую землю от небес. Я мысленно кричал... нет, я молился, взывая к Арминию, Аркадию, ко всем минувшим и будущим поколениям:

"Помогите!"

То ли предки услышали меня, то ли молитва привела мне на помощь мою же душу, – этого я не знаю. Но произошло алхимическое действо: подобно превращению груды хлама в благородное золото, мое отчаяние трансмутировалось в закаленную сталь безгранично сильной воли. Физически я был крайне слаб, каждый вдох отзывался во мне острой болью, а в легких ощущалась влажная тяжесть. Возможно, они были ушиблены или даже пробиты осколками костей. Если мне и удастся беспрепятственно выбраться из замка, я свалюсь где-нибудь по дороге.

Но как ни странно, у меня хватило сил поднять с пола тело Яна и кое-как встать на ноги. Мертвый малыш оказался тяжелее, чем был при жизни.

Влад сохранял облик Аркадия и говорил его голосом, но теперь я видел за внешним фасадом уродливое чудовище.

– Брам, – льстиво продолжал он, – отдай мне малыша.

Не отвечая ему, я заковылял к выходу, пройдя всего в паре шагов от вампирши Дуни (она не осмелилась ни преградить мне путь, ни встретиться глазами с хозяином). Я выбрался в "тронный зал". Влад двигался следом, продолжая свои елейные речи:

– Мне нравится твое упрямство, Брам. Но ты очень устал и ослаб. Твои страдания никому не нужны. Освободись от тяжелой ноши...

Сила воли и решимость – только они управляли моими ногами. Я прошел мимо орудий пыток, мимо трона и наконец выбрался в узкий коридор, ведущий к лестнице. Я брел, опираясь о стену. Кол, торчавший из тельца Яна, царапал камень, оставляя светящийся след.

Пока я шел, боль и головокружение заметно усилились, однако я не мог позволить себе роскошь растянуться на полу и погрузиться в забытье. Я чувствовал: если только остановлюсь, то уже никогда не выберусь из замка. Выйдя на лестницу, я вдруг увидел Аркадия. Он стоял на площадке и протягивал ко мне руки.

"Абрахам, сын мой, ты так устал. Отдай мне твою ношу..."

У меня мелькнул проблеск надежды: вдруг Аркадий каким-то образом выжил и теперь явился мне на помощь? Увы! Моргнув, я сразу же понял, что это – очередная иллюзия, созданная Владом Я вновь стал молиться Арминию и предкам. Как и в первый раз, ответом был прилив сил.

Морщась от боли, я переложил тело сына в левую руку, а правой поднял над головой распятие. Боль и стремление выбраться из замка полностью заслонили страх. Я не остановился перед противником, а продолжал идти, готовый, если понадобится, коснуться распятием его тела.

Я действительно намеревался испробовать силу креста, прикоснувшись им к вампиру. Нас разделяло не более фута. Я уже ощущал его зловонное дыхание. И вдруг Влад отступил.

Я пошел дальше, с каждым шагом слабея телом, но становясь все решительнее. Впереди уже сиял прямоугольник света (дверь я предусмотрительно оставил открытой). Мне оставалось сделать всего несколько шагов. Торжествуя, я из последних сил устремился к двери, радуясь живым лучам солнца.

Внезапный порыв ветра захлопнул тяжелую створку, и железный засов с лязгом вошел в паз.

– Положи свою ношу, Абрахам, – мягко, но требовательно произнес Влад. – Смирись с неизбежным и отдохни.

Вычерпывая из себя остатки сил, я добрел до двери и, не выпуская Яна из рук, припал лбом к холодному дереву. Я пытался переложить крест в левую руку, чтобы правой отодвинуть засов, и не мог. Колени подгибались. Я ловил ртом воздух, одновременно морщась от боли.

На костлявом лице Влада играла кривая ухмылка. Маскарад ему больше не требовался – я и так был выжат до предела. Я попытался поднять руку с крестом, но мои руки окаменели. Одна мысль согревала меня надеждой: возможно, я умираю, и если это так, то моя смерть уничтожит Влада.

Колосажатель был прав: я жаждал тишины и покоя. Как сладостно разом отринуть все: чувства, радость, боль, любовь, ненависть. Прекратить всякое сопротивление... Достаточно лишь закрыть глаза и покориться пустоте.

Так я и сделал. Но в наступившей тьме вспыхнул свет. Ко мне кто-то приближался. Это был Арминий. Его волосы и борода сияли. Облик старика ничуть не изменился, однако я впервые заметил, до чего же он похож на Аркадия – бессмертного, но вызволенного из ада.

"Поднимайся, Абрахам. Встань и спаси сына. Спаси всех нас".

Сама мысль о движении заставила меня вздохнуть, что мгновенно отозвалось резкой болью во всем теле. Я открыл глаза и сразу же увидел тело сына. Влад стоял совсем рядом, готовясь вырвать у меня малыша.

Я ухватился за рукоятку задвижки, встал, потом рывком отодвинул ее и наконец широко распахнул дверь.

Внутрь хлынули яркие солнечные лучи, напоив меня теплом и осветив мрачный вестибюль древнего замка и застывшего как изваяние Влада.

Он негромко вскрикнул и отступил. Воспользовавшись его замешательством, я захлопнул дверь и запечатал ее куском священной облатки, затем подхватил тело сына и, шатаясь, двинулся прочь от мрачного замка в сияющий красками жизни мир.

Глава 21

ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА

Не знаю, каким чудом я сумел вместе с телом Яна вскарабкаться на лошадь и проделать мучительно долгий путь до жилища Арминия, не потеряв по дороге сознания и не свалившись на обледенелую землю. Знаю только, что под конец путешествия я находился на грани между жизнью и смертью и, если бы не необходимость завершить печальный ритуал, чтобы освободить душу сына, я бы перешел эту грань.

Когда я въехал в укромную долину, где стоял дом Арминия, день успел погаснуть. Я слез с лошади и положил тело малыша на мягкое ложе из опавшей хвои. Под оранжево-красными лучами заходящего солнца я завершил ритуал освобождения. Сил на погребение сына у меня уже не было, и я решил попросить Арминия мне помочь.

Меня встретил пустой дом и холодные угли очагов. Но несмотря на очевидную безнадежность, я все продолжал громко звать Арминия. Затем, окончательно отчаявшись, стал призывать Архангела. Единственным ответом было эхо, повторявшее мой хриплый, исступленный голос.

Я понял, что погребение придется отложить до утра. Последние капли сил я потратил на то, чтобы разжечь очаг, возле которого свалился и заснул. Утром я набрал дров из поленницы, сложил костер и предал огню останки моего малыша. Я смотрел, как вместе с темным дымом к небесам устремляется чистая душа Яна.

* * *

Эти строки я пишу, сидя возле очага. Я должен запечатлеть на бумаге каждую мелочь, поскольку уверен, что в будущем эти записи мне очень пригодятся.

Я решил провести здесь несколько дней, чтобы восстановить силы. Во мне теплится надежда, что Арминий вернется, но интуиция утверждает обратное. Старик не зря предупредил меня тогда. Если он не появится, я возьму "Меньший ключ Соломона" и еще несколько книг и отправлюсь в Голландию. Я намерен вернуться домой, хотя и знаю, что моя прежняя жизнь окончилась навсегда.

Я смотрю на пламя и в его языках без всякой магии вижу свое будущее. Я оказался на развилке двух дорог.

Первая – та, что я отверг, ведущая к жизни любящего и любимого семьянина, окруженного детьми и заботой счастливой и верной жены, с которой он шагает рука об руку, отсчитывая годы. Жизнь, где есть смех и слезы, споры, обидные слова и слова примирения; жизнь, где меня ждали бы десять тысяч утренних поцелуев и еще десять тысяч на сон грядущий, где иногда я бы в сердцах хлопал дверью, а потом нехотя просил прощения. Жизнь, где дети незаметно вырастают, и ты гордишься ими и радуешься, что у них появляются свои семьи. А потом – звонкий смех внуков и сознание, что жизнь прожита не зря. Покойная старость и такой же покойный отход в мир иной... Все это могло бы стать моей жизнью.

Но ради тех, кого я люблю, ради тех, кого не знал и не узнаю, я не имею права избрать эту дорогу. У меня совсем другая судьба.

Меня ждет одинокая жизнь, лишенная женской любви и детского смеха (пока Влад жив, моему потомству будет грозить опасность). Меня ждут десять тысяч дней, проведенных среди угрюмой тишины кладбищ в охоте за "потомством" Влада. Десять тысяч ночей я проведу в трущобах чужих городов, спасая незнакомых людей все от того же "потомства".

Возможно, мне понадобится не один десяток лет, прежде чем я обрету силы для завершающего сражения.

Я без колебаний избираю этот путь, на который еще не ступала нога человека. Я пойду по нему, чтобы жизненные дороги других людей были прямыми и безопасными, а их сны не наполняли кошмары. Это единственная возможность спасти моих близких, чья кровь взывает ко мне, стекая с рук Колосажателя.

Justus et pius.

Я отомщу за всех.

Эпилог

ДНЕВНИК МЕРИ ЦЕПЕШ-ВАН-ХЕЛЬСИНГ

13 февраля 1872 года

Наконец Брам вернулся...

Казалось бы, я должна испытывать несказанную радость. Все страхи остались позади. Сын, с которым было сопряжено столько опасностей и ради которого принесено столько жертв, опять рядом со мною.

Но какой ценой куплено все это? Какой немыслимой ценой?

Герда давно уже обосновалась в моей спальне. Я боюсь оставлять ее одну, особенно по ночам. Часто в самую глухую полночную пору меня будит ее звонкий смех. У меня начинает колотиться сердце. Я сажусь на постели и слушаю. Этот голос мне хорошо знаком, и принадлежит он не Герде, а сестре Аркадия. Иногда в голосе Жужанны слышится раздражение, а бывает, она начинает сердито кричать.

Я знаю, на кого она кричит. На него. Он продолжает ходить по земле. Сколько ночей я лежала в темноте и тихо плакала, напрасно ожидая услышать хоть что-то о своих близких.

Чуть более двух недель назад Герда вдруг вскочила с постели и страшно закричала голосом Жужанны.

Я мгновенно проснулась. Герда стояла посреди спальни. Белая ночная рубашка делала ее похожей на призрака. Она обхватила голову руками, широко расставив локти. На бледном лице двумя бездонными колодцами темнели ее глаза.

– Убийца! Ты убил моего ребенка! Ты заплатишь мне сполна!

Герда упала на колени и зарыдала. Сквозь всхлипывания прорывались слова:

– Ян... Ян... милый мой малыш...

Я слушала, оцепенев от ужаса. Сначала меня прошиб пот, затем, невзирая на теплое одеяло, я затряслась от холода. Стенания Герды не прекращались. Они разрывали мне сердце. Я больше не могла оставаться в постели и, спешно нацепив шерстяные носки, ступила на холодный пол и опустилась рядом с Гердой.

– Герда, дорогая, кто убил Яна? Кто? Я должна знать.

Она меня не слышала. Взяв Герду за подбородок, я приподняла ее лицо. Глаза невестки бессмысленно блуждали, губы шевелились, но из них не вырывалось ни звука. Она вернулась в свое обычное состояние.

Из письма Брама я уже знала о смерти внука. Теперь я хотела знать имя убийцы. В письме об этом не было ни строчки, не было там ничего и о судьбе Стефана. И сейчас, скорбя о гибели своего единственного внука, я одновременно тешила себя надеждой: если Брам не написал про смерть брата, вдруг Стефан жив...

Через какое-то время горе уступило место ярости. Я не сомневалась: это Влад повинен в смерти нашего ангелочка. Мой гнев вспыхнул еще сильнее.

– Герда, ты мне должна ответить! Слышишь? Кто убил Яна? Кто? Говори! – потребовала я.

Мое неистовство возымело действие. В глазах Герды что-то мелькнуло, и она тихо прошептала:

– Абрахам.

Я попятилась, словно меня толкнули в грудь, и села на постель.

Нет, Брам не мог убить собственное дитя. Даже сейчас, мучаясь от неизвестности, я в этом не сомневалась. Но Жужанна почему-то считает моего сына убийцей. И если несчастный малютка погиб до того, как Брам отправил мне письмо, почему Жужанна оплакивает смерть Яна только сейчас?

Единственно возможный ответ ужасал своей очевидностью. Я увидела его в глазах Брама. За пять дней до этого я получила от него письмо из Венгрии, в котором он сообщал, что едет домой.

Позавчера я, как обычно, сидела в спальне (Герда тихо спала рядом) и смотрела в мерцающие угли очага. На душе было тяжело. Вечер этот странным образом напоминал мне другой, когда три месяца назад в мою жизнь вернулся Аркадий.

Меня отвлек настойчивый стук в дверь спальни. Я застыла, и через несколько секунд стук повторился. Я схватилась за сердце. Следом явилась тревожная мысль: почему этому стуку не предшествовали шаги в коридоре и на лестнице? Но так стучать мог только один человек – Брам. Я вскочила, бросилась к двери и распахнула ее.

На пороге стоял Абрахам. На мгновение мне показалось, что мрачное прошлое никогда не врывалось в жизнь нашей семьи и сын просто вернулся после дежурства в больнице.

Конечно же, это был мой сын и в то же время совершенно незнакомый человек. Я протянула к нему руки, но испуганно опустила их, не решившись его обнять. Передо мной, безусловно, был Абрахам: за толстыми стеклами очков скрывались родные голубые глаза. И волосы тоже были мне до боли знакомы: светлые с легким рыжеватым оттенком.

Да, внешне он почти не изменился, но вот внутренне... Я чувствовала исходящую от него громадную силу, беспредельную печаль в его сердце и окружающий его ореол какой-то тайны. В голубых глазах, вместо детской восторженной влюбленности в мир, появилась незнакомая мне жесткость.

– Мама, – произнес он.

Голос Брама тоже изменился. Он принадлежал человеку сильному и даже властному, но неимоверно уставшему. Впрочем, человеку ли?

"Вампир! – кольнула меня страшная догадка. – Вампир или их жертва, разделившая участь несчастной Герды".

Разум тут же опроверг мою догадку. Вампир явился бы ко мне обаятельным и полным сил. Не было бы ни усталости, ни морщин, избороздивших лицо сына и безвременно состаривших его. Я коснулась пальцами его лица. Теплое! Он понял меня без слов и слегка улыбнулся.

Я взяла Брама за руку, она тоже была по-человечески теплой.

– Брам, – начала я и осеклась.

Я понимала, что должна была бы встретить сына совсем не так, а вместо этого вглядывалась в его глаза, пытаясь уловить хоть искорку надежды. Я слишком долго томилась в неизвестности о судьбе других, столь же близких мне людей.

– Ты написал нам про Яна. А где Стефан? Что с Аркадием?

Брам отвел глаза и тяжело вздохнул. Мне все стало ясно без слов; в молчании сына я услышала всю страшную правду. Я застонала и тут услышала его негромкий ответ:

– Они мертвы. Оба. А Влад по-прежнему жив.

Хватит ли у меня сил, чтобы оплакать все утраты?

Аркадий, дорогой мой, почему я вместо тебя не попала в ад? Почему мне была уготована изощренная пытка: жить, сознавая, что твоя душа незаслуженно страдает в преисподней, а это чудовище продолжает топтать землю и высасывать кровь из невинных жертв? Не кто иной, как я обрекла тебя на муки, но все оказалось напрасным. Мы не уберегли нашего сына от когтей Колосажателя.

А какими слезами мне оплакать исчезновение прежнего Абрахама – веселого, добродушного, у которого не было от меня секретов? Да, сын вернулся, он со мною рядом, однако я не узнаю его. В любое время суток он может встать и отправиться неизвестно куда. Дома Брам запирается в кабинете и часами просиживает над какими-то странными манускриптами. Говорит он мало, а о Трансильвании – вообще ни слова. Но даже в те редкие минуты, когда мы беседуем, я вижу его отсутствующий взгляд. Он по-прежнему там, где томятся души Аркадия Стефана, маленького Яна, где многие поколения его предков взывают к нему о помощи.

Брам вернулся, но для меня он потерян, словно Влад еще тогда, в первый день жизни сына, вырвал его из моих рук...

Благодарности

Без помощи этих людей моя книга ни за что не появилась бы на свет такой, какая она есть. Называю их имена.

Джордж – мой дорогой и любимый муж, чью нежную руку я ощущала всякий раз, когда творческий процесс заходил в тупик. Джордж находил превосходные правополушарные решения для всех моих левополушарных проблем. Без его эрудиции, терпения, неиссякаемой любви и чувства юмора, способного довести до белого каления, жизнь не была бы столь прекрасна и удивительна.

Лита – моя двоюродная сестра и писательница, чей талант по яркости сравним со сверхновой. Я недостойна даже сдувать пыль с самых первых набросков ее произведений. Огромнейшее тебе спасибо, Лита, за твои вспышки озарения, в немалой степени оживившие ход повествования, а также за удивительную концовку, которую я вряд ли придумала бы без твоей помощи.

Кэтти О'Малли – моя дорогая подруга, спасибо тебе, Кэт, за твою постоянную любовь, поддержку и мудрые советы.

Кристин Кайсер – мой редактор. Благодарю тебя, Кристин, за уживчивость, ибо ладить с такой персоной, как я, весьма непросто. Спасибо и за твое ангельское терпение, и за гору черновой, неблагодарной работы, которую тебе пришлось проделать. Обещаю, что следующую книгу тебе не придется выцарапывать у меня в последнюю минуту.

Джинн Кавелос – еще один мой редактор. Спасибо, моя дорогая "злая тезка", за все твои комментарии и вдохновение.

Рассел Гален – мой литературный агент. Я очень признательна тебе, Расс, за то, что в трудную минуту ты всегда оказывался рядом и своим безупречным профессионализмом приводил меня в чувство вне зависимости от того, в какие бы дикие и бредовые бездны меня ни заносило.

Рене Мартинес – моя подруга и ведущая семинаров. Спасибо, Рене, за все наши долгие и не всегда приятные дебаты и за идеи, что ты так щедро предлагала, а я с энтузиазмом воровала у тебя...

Сюза Франсина – моя подруга и вечно улыбающаяся йогиня, которая снабдила меня множеством полезных сведений, касающихся Голландии и голландского языка. Спасибо тебе также за уроки йоги – они чудесным образом облегчали мои страдания, вызванные бесконечным сидением за компьютером.

Считаю своим долгом поблагодарить Ралу Флореску и Раймонда Т. Макнелли, чья книга "Многоликий граф Дракула" явилась для меня очень ценным подспорьем в создании романов о династии Дракул.

Но перед кем я в самом большом долгу – так это перед моей замечательной матерью. Ее терпение, великодушие, любовь и вера служили надежным маяком посреди любых житейских невзгод для всей нашей семьи.