Текст книги "Нимфоманка из соседнего отдела (СИ)"
Автор книги: Джина Шэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 37
– Мне позвонил Тихонов…
На самом деле это говорить было совсем не больно. С момента как я, прогуливаясь по дорожке перед рестораном, разбила телефон об асфальт, я эмоционально уже успела умереть. Во мне не было ни одного живого чувства. Я давно научилась эмоциональную боль мгновенно давить, но все что мне оставалось после этого подавления – это ледяная пустота в груди и смертельная тоска.
Этот день был хорош. Ужасно хорош. Потому что, вообще-то до меня дошло, как Венецкий ко мне относится. Да, как до жирафа. Но вот как дошло, так дошло.
– Глупая, – могла сказать какая-нибудь очень умная женщина, – ревность твоего мужика – не повод для гордости.
Наверное, так оно и было. А я… А я была как дурочка – целовала Игоря, смеясь, шепча ему какой же он балбес, чтоб не смел себя так больше изводить, а в душе замирала в легком ликовании, потому что Венецкий ревновал меня! Он действительно в себе сомневался? Думал, что я могу предпочесть другого? Мое сногсшибательное чудовище, моя личная одержимость, на самом-то деле переживал примерно так же, как и я.
Все было слишком хорошо, чтоб так и было. И знаете, я бы предпочла ничего не знать, потому что именно знание сейчас меня и сверлило, выжимало до крови.
Лучше бы я не перезванивала…
Но я перезвонила.
Трубку взяли не сразу, а когда взяли – сначала ничего не говорили, я слышала только какую-то обрывочную речь в отдалении, да рев перфоратора. И только потом…
– Ну, здравствуй, Дарья…
Сухой, неприятный голос Тихонова. Наверное, стоило бросить трубку еще тогда. Но мне, тогда еще веселой, было любопытно. Что я о нем знала? Да практически ничего, только краем уха слышала, что адвокат Игоря, продавливавший в суде мои интересы, добился для Тихонова красивого срока где-то в божественно-далекой от Москвы колонии строгого режима. Кажется – на десять лет. Не сказать, как меня радовал этот приговор.
– Разве в тюрьме есть телефоны?
– Есть нычки в местах работ. Мы тут ремонтируем старое здание пекарни, нычек тут полно. – Спокойно отозвался Тихонов. – Как дела, Дарья?
– Замечательно, – безмятежно откликнулась я. – Вам сигарет прислать, Иван Георгич? Я боюсь, что я на это денег не найду.
Никогда в жизни. Даже если сама буду миллиардершей.
– Ты же знаешь, что это Лика мне слила информацию про твои игрушки? – Вкрадчиво поинтересовался Тихонов.
– Знаю. – Я дернула плечами в ответ на это. Никто больше про мои «подручные средства» не знал. Только она. Собственно, я это поняла, как только выкроила себе час на размышления и проанализировала «совпадения». Не знаю уж из каких соображений Кудрявцева это сделала, но честно говоря – до ее мотивов мне дела не было. В конце концов, именно ей я выносила мозг, когда геосъемки она приносила в непотребном виде. Может она лелеяла надежду, что сможет занять мое место – а может попросту решила «помочь в личной жизни», и в гробу я видела ту помощь. Собственно именно из-за этого пила и рыдала накануне помолвки Венецкого и Аллы, я в компании Ленки. В «дружбу» с Ликой я уже тогда не верила.
– К чему такое благородство? – Уточнила я.
– Я говорил, что заинтересован в твоем здоровье, Дарья. К тому же, Лика была одним из информаторов Вяземской. Так что имей в виду, она сдаст тебя даже не за деньги – за шоколадку.
Вот что меня потихоньку начинало бесить так эта самоуверенность. С чего он вообще был уверен в том, что мне было интересно с ним разговаривать.
– Я учту, спасибо за информацию. Проща…
– Погоди бросать трубку, золотко. – Тихонов меня перебил. – Я же тебе еще спасибо не сказал.
– Это за что? – Не то чтобы мне это было интересно, но все-таки.
– За то, что обвинения в изнасиловании в моем деле не было. – Безмятежно произнес Тихонов. – Еще пятнадцать лет к моему приговору… Я вполне мог сдохнуть в тюрьме.
Честно говоря, это я слышала практически краем сознания, потому что в ушах у меня зазвенело.
– Обвинения в чем? – Слабо поинтересовалась я, чувствуя как слабеют пальцы, сжимающие телефон. Даже представить что этот мудак ко мне прикасался… Нет, нет, я не хотела. Я вообще старательно выбрасывала из головы все мысли, связанные с похищением и его последствиями, потому что мне было ужасно паршиво переживать все это снова.
– Значит, ты все-таки не помнила о той ночи. – Задумчиво протянул Тихонов, а у меня все сильнее кружилась голова. – А я признаться, льстил себе, что тебе понравилось.
– Вы же сказали, что ничего не было… – У меня заплетался язык, а кожа будто покрылась каким-то липким налетом. Он… Прикасался ко мне? Твою же мать…
– Я это Тоху сказал. – Фыркнул Тихонов. – Чтобы выиграть время. Он же спал ночью. Я тебя поимел еще до того, как ты очнулась. Чтобы время не терять. Могу описать твои родинки на лобке, хочешь?
К горлу начала подкатывать тошнота, но я пока держалась. Господи, лучше бы оглохнуть. К чертовой матери.
– Не боитесь, что вас услышат сейчас? – Выдохнула я. – Вроде в тюрьме насильников не любят.
– Нет, Дарья, меня сейчас не слышат. А в приговоре этого нет, так что мне ничего и не грозит. – Господи, он еще и смеялся… Я сбросила вызов и сошла с дорожки за куст. Меня вырвало. Омерзительное чувство, грязное чувство, господи, как от него избавиться? Боже, зачем ты дал мне воображение, и зачем я сейчас представляю, как мерзкие пальцы шарят по моему телу, залезают в трусы… Меня вырвало снова. Только и успела, что волосы подобрать…
Может кто-то и скажет, что я слишком уж впечатлилась от факта, когда-то случившегося перепиха, но вообще-то это был капец. Вообще-то я крайне щепетильно относилась к собственному телу, и сама мысль, что кто-то мне ужасно неприятный, аж до отвращения, мог меня трахнуть – заставляла мои ноги подкашиваться.
В сумочке снова завибрировал телефон, и я приняла вызов раньше, чем успела сообразить, что звонит мне снова Тихонов.
– Ну что ж ты, Дарья? – Едко поинтересовался Тихонов, даже не дожидаясь, пока я скажу хоть слово. – Даже попрощаться не дала. Смотри, если родится сынишка – ты хоть раз его ко мне на свиданку приве…
Телефон я швырнула на асфальт со всего размаху, а потом еще и поддела его носком туфли, отправляя в сторону тротуарного поребрика. Головокружение стало настолько невыносимым, что я просто стекла на лавочку, и прижала к пылающим щекам ладони. Так, нужно взять себя в руки, нужно взять себя в руки. Это всего лишь тупой намек. Этот урод всего лишь бесится, что я в итоге ему не дала…
Нет, было крайне легко допустить, что Тихонов меня поимел, пока я была в алкокоме. Господи, никогда в жизни не возьму в рот ни капли. Хотя, с Тихонова и Тохи сталось бы и дверь взломать, если бы я сама не вышла. Хотя, у Ленки была крутая дверь и крутые замки – Печорский явно пекся о своем «сокровище». Но про беременность… Про ребенка – зачем Тихонов вообще вякнул?
К горлу снова подкатила тошнота, но на этот раз мой желудок решил, что ему попросту нечем, а значит, он напрягаться не будет. Меня практически трясло. Я даже не представляла, как мне сейчас встать на ноги и вернуться в ресторан. На свадьбу. Твою же мать – на свадьбу. Сейчас хоть какая-то мысль о радостных счастливых за молодоженов людях, вызывала болезненную гримасу. Они не знают, они не в курсе. Иначе бы наверняка от меня шарахались. Давно я не чувствовала себя настолько грязной.
Но все же… Так, что там он орал про ребенка? С чего бы вообще? Сколько от того момента прошло? Недель шесть? Семь? Так, а месячные когда последний раз были?
И вот тут, я поняла, что дело плохо.
Потому что, честно говоря – они были, где-то за неделю до всей этой эпопеи с вибратором, до того, как я сорвалась в Венецкого, как в пропасть. А потом, все это дерьмо с Аллой, с моим похищением, утоплением… Мне было не до того. Я провалилась в Игоря, позволила себе вообще ни о чем не думать, и как-то прощелкала все вышеупомянутые сроки. А ведь должны были быть, должны…
Я понимала, что вообще-то там, в зале ресторана меня ждет Игорь. Но сейчас показаться ему на глаза было страшно. Как ему сказать? И как НЕ сказать? Свой путь до аптеки и обратно в ресторан я помню хреново. В голове был жуткий туман, голос которым я просила тест на беременность, дрожал как у первоклашки читающей стих, в виски ломило нервной болью. Господи, как же я надеялась, что это просто гормональное. Что никакая беременность не при чем, я просто перенервничала, перепутала сроки, забыла что да – были (хотя как такое вообще можно забыть?). В общем, я успела понадеяться на любой авось, даже самый невероятный, пока… Пока за первые же пять секунд мои надежды не растерла в пыль вторая красная полоска. Вот тогда я и заревела, как сопливая малолетка. Потому что…
Иногда мне казалось, что кармически я в прошлой жизни очень провинилась. Может была каким-то Джеком-Потрошителем и убила много ни в чем не повинных людей, потому что ну вот за что? За что мне вот это? Вот сейчас, после того, как Венецкий, мужчина всей моей жизни, признался мне в любви. После того, как я чувствовала себя настолько охренительно счастливой, что впервые в жизни давая право на жизнь всем тем мечтам о наивном женском счастье, паря мыслями где-то под потолком, как зефирное розовое облачко. А тут…
И… Что делать? Как сказать Игорю? Как сказать ему, что вообще-то я жутко грязная, что мало того что изнасилованная, так и забеременевшая от насильника?
Он ревновал меня даже к своему другу. Даже при том, что у него даже не было фактов. А сейчас – факт есть. Меня трахал другой мужчина. И я – залетела. Даже если… Даже если пойти на аборт – сам факт секса уже никто не отменит, не говоря уже, что после первого аборта есть большой риск кучи осложнений и на кому нужна проблемная, поиметая левым мудилой баба, когда по улице ходят красивые, здоровые – а некоторые даже не тронутые. У него – всегда есть выбор. А я – мне же нужен только он, и ему я не буду нужна вот в таком виде.
И ничего в моем мире тогда не было, лишь слезы.
А потом – была Ленка. И Игорь. И необходимость этого разговора, этого признания с каждой секундой становилась все отчетливее. Игорь смотрел на меня и ждал объяснений. Он не собирался просто взять и дать мне уйти. Хотя лучше бы дал мне на это право – исчезнуть, без лишних слов, чтобы не заставлять его испытывать боль, чтобы не видеть в его взгляде, направленном на меня отвращения. Того, что я сама сейчас в свой адрес испытывала.
И мне… Мне пришлось дать объяснения. Выложить это все ему – своим пустым, надтреснутым голосом, ловя непрошенные, так и льющиеся из глаз слезы уголком тканой салфетки. Да что там, я в эту салфетку даже высморкалась пару раз. И в душе было темно, холодно и пусто.
Игорь слушал меня, и лицо его пустело с каждой фразой. В какой-то момент он даже отпустил мои пальцы, и от этого стало особенно горько. Все, как я и думала. Он не хочет ко мне прикасаться. Скоро не захочет и смотреть.
А потом, у меня, наконец, кончились слова. И я уткнулась лицом в салфетку, и плечи снова предательски затряслись.
Вот, скрипнули ножки отодвигаемого стула. Я даже лица поднимать не стала, чтобы не смотреть, как Игорь уходит. Ну… Может хоть вещи с водителем пришлет. Потому что я ему на глаза теперь точно не покажусь. И на работу не явлюсь. Пусть хоть по статье увольняют – не выйду. Не смогу. Слишком больно…
Мне на плечи опускаются две чуть шершавых ладони, а потом и вовсе две крепких сильных руки обвивают меня, затапливая теплом. Я знаю эти руки. Его руки. И от того что я сейчас ощущаю, меня трясет еще сильнее. И еще надсаднее рвутся из груди рыдания. Эмоции будто сносят во мне все живое, все твердое. Я сейчас не сильная. Я сейчас – ничтожество.
– Ох, Дашка. – Тихо шепчет Игорь, – маленькая моя дурочка…
Разворачивает меня к себе, заставляет уткнуться в его плечо. И я цепляюсь в него, отчаянно, бездумно, как в последний раз, потому что точно знаю – потом придется разжимать пальцы. Может, что-то случилось. Может – он до конца не понял, что я ему сказала?
Не знаю, что он понял, но Игорь гладит меня по спине и тихо дышит, прижимая к себе. Ему, наверное, неудобно, ведь стоит он – наклонившись ко мне, но почему-то ему плевать и он стоит в этой неудобной позе, обнимая меня. Меня!!!
– Успокоилась? – Тихо спрашивает он, и я понимаю, что вообще-то да. Я успокоилась. Я больше не давлюсь глухими, рваными рыданиями. Я просто лихорадочно жадно дышу Игорем, пытаясь вобрать в себя как можно больше воздуха, пропитанного запахом кожи Венецкого, его охренительного парфюма, его волос.
– Д-да. – Тихо выдавливаю я.
– Тогда давай уже поговорим и подумаем спокойно. – Мягко произносит Игорь.
Глава 38
Игорь не возвращается на свое место напротив меня, он садится рядом, так, что нас не разделяет стол. Садится, и придвигается ко мне, опуская руку на спинку моего стула, будто накрывая меня своим спокойствием, своей уверенностью.
И пока я вовсю шмыгаю носом и стираю с лица прорывающиеся, но сейчас хотя бы не льющиеся рекой, слезы, Игорь молчит и смотрит на меня. И в его лице нет ни капли брезгливости. То что есть – я никак трактовать не могу, не получается. Игорь будто смотрит не на меня, а на что-то хрупкое и безумно дорогое, бесценное. И осознавать, что он может так смотреть на меня после всего того, что я ему сказала – в голове уложить никак не получается.
– Ну что, готова говорить? – Тихо спрашивает Игорь и я качаю головой. Не то чтобы я была готова говорить, но я могу слушать, и «да», и «нет» говорить – тоже. Хватит.
– Для начала, давай определим, что делает тебе хуже всего. – Игорь говорит медленно, взвешивая каждое слово. – Сам факт… инцидента? Или предположение о его последствиях.
Все. Меня трясло от всего. Я даже не знала, от чего меня трясло больше всего. От всего. И ни про что нельзя было сказать, что это мол – не так важно как предыдущее.
– Хорошо. – Верно трактовав мой ступор произнес Игорь. Официант принес нам чай, разлил его по чашкам, и я вцепилась ледяными ладонями в нагревающийся фаянс. Венецкий, кажется, понял, что от нервного напряжения я смертельно мерзну, поэтому накрыл мои пальцы своими, заставив меня нервно вздрогнуть.
– Мне сложно понять, что ты чувствуешь по самому факту – Его голос будто обладал каким-то гипнотическим эффектом, заставлял меня отстраниться и слушать. – Вот только почему ты думаешь, что для меня это будет поводом от тебя отказаться?
Как тут объяснить? Я уверена – моя мать, или Ник, или еще какой-то другой человек непременно бы мне вывез, что в произошедшем с Тихоновым – я виновата сама. Я сама носила на работу слишком облегающие юбки, переодевалась в кабинете под камерами, сама пила с Ленкой, сама вышла к Тихонову… В конце концов, если бы я была «правильной», следовала бы нормам этики и воспитания – может и действительно никакой ублюдок бы на меня не взглянул.
– Ты ревновал меня… – Сказала я совсем не то, что думала, но Игорь тут же качнул головой, отвергая этот довод.
– Есть принципиальная разница. Ты же понимаешь, ты же у меня умная девочка. Не можешь же ты не понимать, что есть разница между «ты крутишь роман с моим лучшим другом», и «тебя – без сознания… поимели».
Я нервно всхлипнула, Игорь виновато поморщился.
– Извини, просто сейчас это особо и не обсудишь иначе. Но если ты хочешь – можем в принципе эту тему сейчас отложить. Если ты не в форме.
Господи, нет, я наверное обкурилась. Венецкий в принципе всякий день дома мне рвал шаблон, а сейчас было ощущение, что он на меня лишний раз дохнуть боится. Была ли я в форме? Ну, не в той, в которой могла говорить о подобных вещах спокойно. Но в принципе – отстраненность помогала. Хотя бы держать себя в руках.
– Да какая разница. – Устало произнесла я, прикрывая глаза. – Что так, что так – чужой член в меня кончал, мать его. Хотя не должен был.
К горлу снова подкатила тошнота. Да уж. Кажется, собственной саркастичности нужно дать отпуск. Сейчас я совсем не в форме, чтобы быть безжалостной к самой себе.
– И? – Уточнил Игорь. – Факт неприятный, отвратительный – бесспорно. Мне больно за тебя, крошка, ужасно больно – но я подчеркиваю, что сам факт этого меня от тебя не отвернет.
– А чужой ребенок? – Сипло поинтересовалась я, напоминая ему о второй проблеме. – Ты настолько благороден, что станешь папой чужому ребенку?
– Давай озадачимся тем, что вообще – с чего ты взяла, что ребенок не мой? – Чуть насмешливо уточнил Венецкий, глядя на меня. Вот же… Как будто не сам презервативы пачками переводил.
– Мы предохранялись. – Произнесла я, притягивая к губам чашку с чаем. Сделать глоток даже не сразу получилось – губы тряслись.
– Ой, не всегда. – Игорь смешливо поморщил нос, пряча взгляд и улыбку. – Далеко-далеко не всегда. Даже в наш с тобой первый марафон – помнишь его?
– Помню. – Прошелестели мои губы. Я врезала в память каждую секунду с ним, а тот день вообще хранила в памяти как бриллиант. Но… Я не обращала внимания на то, предохраняется ли Игорь в каждый конкретный раз. В конце концов, мы реально часто трахались, как будто только-только распробовали всю прелесть секса и наверстывали упущенное время. Иногда, я, конечно, замечала, как Игорь отвлекается, чтобы надеть презерватив. Но чаще всего – я задыхалась, изнемогая от нетерпеливого желания ощутить, наконец, его член внутри себя.
– В общем-то, даже тогда минимум раза три было без резины. – Игорь виновато улыбнулся. – И потом было. Я искушал судьбу. Честно говорил себе, что если выйдет – значит так и надо. Знаю, это так-то по-свински, делать это без обсуждения с тобой, но все-таки.
Вообще, будь я мало-мальски в форме, это откровение бы, пожалуй, стало поводом для первого скандала с Венецким. Потому что да – приличные люди о таких «искушениях судьбы» вообще-то предпреждают. В конце концов, мы же оба знаем, сколько места в моей жизни занимает карьера и самореализация, просто так с бухты-барахты ребенка в мой ритм жизни не впишешь, только если все спланировать и обдумать. Серьезно. Нет, в общем и целом, я ради Венецкого была готова на всякое, на очень-очень многое, но он вроде как от меня больших жертв и не требовал. Я его и карьеристкой очень устраивала. Но я бы рассердилась, будь у меня иное настроение.
А сейчас, честно говоря, сил ругаться с Игорем у меня не было. В конце концов, если вставать перед ситуацией «быть беременной от любимого мужчины» и «быть беременной от изнасиловавшего тебя мудака» – понятно, что я выбрала бы, да?
– Значит, ты готов верить, что беременна я от тебя? – Тихо спросила я, глядя Игорю в глаза. Он улыбнулся, чуть пожал плечами и расслабленно откинулся на спинку стула.
– Верю ли я, что могу зачать ребенка любимой женщине? – Задрав брови просто неприлично высоко, с легкой иронией уточнил Венецкий. – Или верю ли я, что у меня куда больше шансов оказаться отцом твоего ребенка, чем у мудака за сорок лет, имеющего некоторые проблемы с потенцией – на которые он пару раз жаловался, к слову. Серьезно, чтобы у него за один раз получилось, а у меня за мои много раз – нет? Вот в это я не очень верю.
– Ты же понимаешь, что если тогда – да, то потом – нет? – Поинтересовалась я, и Игорь рассмеялся.
– Дашка, ну серьезно, если ты могла залететь тогда, то почему не решить – что все-таки от меня? Наш-то с тобой марафон никто не отменял. И он был раньше. Отличный был день, кстати. Незабываемый.
К моим щекам прилила кровь. И сама от себя не ожидала, что смогу смутиться, но все же это произошло.
– Ну вот, хоть улыбаешься. – Усмехнулся Игорь, переплетая пальцы своей руки с моими. – Видеть тебя грустной – худшее наказание, срочно хочется пойти и убить кого-нибудь, к чертовой матери. Ну, или, по крайней мере – что-нибудь сделать.
Иногда мне хотелось назвать Венецкого балбесом, но все-таки я понимала, что это не так. То, что меня сейчас медленно отпускало – было благодаря Игорю. Благодаря его спокойствию, его практически магической убедительности, и мозгам, которые, в отличие от моих, работали и в стрессовой ситуации. Причем, кажется – даже лучше чем обычно. Это он меня успокоил, заставил отступить нахлынувшую панику – потому что, честно говоря, от первой-то новости Тихонова я, конечно, была выбита из колеи, но в принципе – гораздо меньше, чем от второго заявления. И как же совпало – пипец. Вот просто угадал – так угадал, Иван Георгиевич.
– Но мы же сделаем обследование, да?
– Конечно. И генетическую экспертизу, если она потребуется. – Игорь качнул подбородком. Господи, ну какой же он… Невозможный. Ей богу, кажется, он вообще существовал в таком мире, в котором не было нерешаемых проблем.
– Игорь, а если все-таки… – Отчаянно сжимая его пальцы, выдохнула я. Договаривать необходимости не было. И не хотелось. И меня поняли.
– Если «все таки» – будем думать, что делать. – Игорь подался вперед, притягивая меня к себе. И я зажмурилась, от нахлынувшего облегчения, вцепилась в его рубашку. Только бы не расстаял этот невозможный мираж. Только бы не проснуться…
– Ты еще не передумал брать меня в жены? – Печально поинтересовалась я. Вообще – нельзя отказывать мужчинам в таких вещах. Если мужчина важен – нельзя. Не знаю, как Ленка осмелилась отказывать Печорскому, да еще и три раза, она была отчаянная, а я – даже не дав четкого ответа, смертельно боялась, что это будет фатально. Вообще, печально быть женщиной – быстро не соглашайся (сочтут легкомысленной), отказывать не смей (смертельно обидишь).
– Ты такая наивная, Дашка. – Игорь фыркнул. – Думаешь, я откажусь от возможности тебя провозгласить своей женщиной во веки веков? Чтобы всякий кто на тебя смотрит, сразу закатывал губищу, потому что ты уже будешь моя жена и мать моих детей? Ты уже готова дать свой положительный ответ, я правильно понимаю?
Разумеется, я была готова. Венецкий всегда все правильно понимал! С самого начала.
