Текст книги "Девушка в переводе"

Автор книги: Джин Квок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Когда?

– Да что случилось? – не на шутку встревожилась Ма.

– Я тебе потом расскажу, – сказала я по-китайски, с нетерпением ожидая от мистера Эла дальнейших объяснений.

– Предполагали снести еще в том году, – сообщил он. – Но все откладывают. Многие жалуются, пытаются протестовать. Может, лет десять пройдет, а может, все случится через год. Но я не намерен дожидаться, пока меня вышвырнут на улицу. Это все равно тонущий корабль. Вы, девчонки, славные люди, – похлопал он меня по плечу, – вам тоже надо выбираться отсюда. Владельцы ничего не станут делать для нас, никто не захочет вкладывать деньги. Вон у меня окно уже несколько месяцев разбито. Бизнес идет плохо, все уезжают.

– И когда вы уезжаете?

– Аренда у меня заканчивается первого марта. А потом отправлюсь к своему брату в Вирджинию.

Глава пятая

Дома я пересказала Ма то, о чем узнала от мистера Эла.

– Значит, Тетя Пола поможет нам переехать в хорошую квартиру, – улыбнулась Ма. – Не можем же мы оставаться здесь вечно.

– Но это потребует времени. А она знала, что этот квартал сносят. Почему же ничего нам не сказала?

– Может, не хотела нас волновать.

Я задумалась.

– Это наверняка означает только одно: Мистер Н. никогда не починит ни отопление, ни все остальное. Ма, нам нужно найти другое жилье.

– Это нам не по карману, – коротко вздохнула она.

– Но люди с нашей фабрики тоже снимают квартиры.

– Не забывай, арендная плата – лишь часть того, что мы ежемесячно отдаем Тете Поле. У нас огромный долг. А эта квартира дешевая.

– Неужели даже в Чайнатауне ничего не найдем? Там ведь не может быть слишком дорого.

– Дешевые квартиры переходят по наследству. Так просто их не получить. Я спрашивала на фабрике.

– Думаю, мы вообще незаконно тут живем, дом в таком плохом состоянии. Наверное, именно поэтому Тетя Пола заставила меня назвать в школе неправильный адрес. Ма, давай сбежим. Мы сможем найти другую работу, на другой фабрике. Тетя Пола ни о чем не узнает, – безрассудно продолжала я. Дома, в Гонконге, я никогда бы не посмела разговаривать с Ма в таком тоне, открыто спорить на такие взрослые темы, но там на мне и не лежало той ответственности, которая досталась здесь. Дома я не стремилась так отчаянно к изменению нашей жизни.

– А как же наш долг? – прищурилась Ма. – Она привезла нас сюда, А-Ким. Потратила деньги на мое лечение, на наши билеты, вид на жительство. Дело не в том, что мы не можем сбежать. Это вопрос чести и уважения.

– К ней?! – Я с досадой вцепилась в собственные волосы, разозлившись на Ма с ее честностью.

– Она предоставила нам дом и работу. Она моя сестра и твоя тетя. У каждого есть недостатки, но это не дает нам права поступать недостойно. Мы порядочные люди, и мы возвращаем свои долги.

Гнев схлынул. Как ни отвратительна была мысль о зависимости от Тети Полы, но я понимала, что Ма – другой человек, она не может изменить своему слову или отказаться от взятых на себя обязательств.

– Тетя Пола всегда такая была, даже когда вы были маленькими?

Ма помедлила. Она не любила говорить плохо о людях, тем более о родственниках.

– Когда мы подростками жили в Гонконге, Тетя Пола заботилась обо всем. Она была смышленой и находчивой. Работала у ювелира, делала листовое золото, чтобы я могла закончить школу. Это ведь я должна была выйти замуж за американского китайца. Раз уж ни на что больше не годилась, кроме музыки, и вообще меня считали симпатичной. Но потом я начала давать уроки, и твой папа предложил мне работу в школе. А вскоре мы поженились.

– Тетя Пола разозлилась?

– Да, очень. Но она всегда была практичной и рассудительной, и, когда приехал Дядя Боб, она взяла и сама вышла за него замуж.

– Так это ты должна была выйти за Дядю Боба? – Пожалуй, слишком много сюрпризов на сегодня.

– В Гонконге он встречался со многими людьми, – пояснила Ма. (Она имела в виду, что он выбирал из множества девушек.) – И наши знакомые показали ему мою фотографию. Во всяком случае, у Тети Полы тоже когда-то был нелегкий период в жизни.

Поутру на фабрике мы с Ма вновь разговаривали с Тетей Полой в ее кабинете.

– Почему ты не сказала, что весь наш квартал собираются сносить? – мягко спросила Ма.

Тетя Пола приподняла бровь, удивляясь, что нам все известно.

– Потому что это было неважно. Я ведь сказала – вы поживете там только временно. Теперь понятно, что не о чем было волноваться? Вы все равно не задержитесь там надолго, даже если хотели бы.

– Сколько времени это займет? – настаивала Ма.

– Немного, – ответила Тетя Пола, рассеянно почесав шею. – Я сообщу вам, если будут какие-то новости. А сейчас нам всем лучше вернуться к работе, – поджала она губы. – В прошлый раз вы едва не опоздали к отправке партии.

– Знаю, – согласилась Ма. – Я буду стараться, старшая сестра.

– Мы, конечно, одна семья, но я не хочу, чтобы люди считали меня предвзятой.

В словах ее звучала явная угроза, и мы поспешно ретировались.

Проходя мимо стола, где обрезали нитки, я с удивлением заметила Мэтта, работавшего в одиночку, без Парка и без матери.

– А где твоя мама? – поинтересовалась я.

– Ей иногда нездоровится, – отозвался Мэтт, не прерывая работы. Ему ведь нужно было выполнить и мамину норму тоже. – И Парк сегодня остался с ней дома, чтобы я успел справиться с работой. Наш Парк, знаешь, не лучший помощник.

– Могу я чем-нибудь помочь твоей маме? – предложила Ма. – Если проблема с легкими, очень хорошо помогает толченый шмель в соли.

– У нее с сердцем плохо, – сказал Мэтт, и глаза его потеплели. – У нее есть лекарство, но большое спасибо вам за заботу, миссис Чанг.

– А он лучше, чем я думала, – улыбнулась Ма, когда мы отошли подальше.

Я должна довести свой английский до совершенства.Я не только выписывала незнакомые слова из учебников и смотрела их значение в словаре, я решила выучить вообще все слова, начав с буквы «А». Я переписала первую страницу словаря и прикрепила ее к двери ванной. Транскрипцию я выучила еще в Гонконге, так что сравнительно легко догадывалась о произношении, но все равно делала много ошибок. Раз в неделю наш класс водили в библиотеку, и я всегда брала стопку книг, начав с неприлично тоненьких, для малышей. И медленно продвигалась к своему возрасту. Я прихватывала книжку с собой на работу и читала в метро. Вообще почти все мои домашние задания были выполнены либо в метро, либо на фабрике. Для более серьезных заданий отводились воскресные дни.

К началу февраля, когда раздавали табели с отметками, я не вошла в число лучших учеников, но успевала практически по всем предметам. Государственный тест по чтению и математике я прошла, как и все остальные, но результатов пока не знала. В табеле значились несколько «Удовлетворительно» по математике и естественным наукам, несколько «Неудовлетворительно», а остальные – «Хорошо». В комментариях мистер Богарт написал: «Кимберли следует прилагать больше старания. Прошу вас подойти ко мне на родительском собрании. Представьте справку от стоматолога!» Неужели он считает, что мы можем заплатить дантисту? Я понятия не имела, что такое «родительское собрание», но не собиралась пускать Ма на это мероприятие. Я убедила ее, что табели нам выдают раз в год, в самом конце. И подделала подпись, что было совсем нетрудно, так как с самого начала я расписывалась за нее.

Лед на оконном стекле постепенно растаял, и я вновь могла видеть, что творится в мире.

В конце февраля главный забияка нашего класса начал коситься в мою сторону. Звали его Люк, и он уже несколько раз оставался на второй год, так что был на голову выше остальных. Он вечно ходил в одной и той же серой грязной майке, свободно болтавшейся на бочкообразной груди. Ноздри его временами грозно раздувались, и даже мистер Богарт, казалось, предпочитал с ним не связываться. Люк приставал ко всем вокруг. А если ребята осмеливались дать сдачи или огрызнуться, это его только подстегивало и Люк приходил в ярость. Ноги были его главным оружием, и он любил повалить противника на землю, а потом пинать его. Ходили слухи, что однажды, когда кто-то толкнул Люка головой в живот, он вытащил нож и пырнул обидчика. А еще он произносил множество слов, которых я вообще не знала, вроде «хер» или «плять».

Я спросила Аннет, что такое «хер».

– Это всем известно, – уверенно улыбнулась она. – Это означает «какашка».

Незадолго до этого Аннет сообщила, что на следующий год собирается в частную школу «Харрисон». А я, разумеется, должна была перейти в государственную среднюю школу. Как же я без подружки?

Мы простились с мистером Элом. Грузовик увез большую часть его товаров, но несколько складных стульев и матрас он оставил нам.

– Большое спасибо, мистер Эл, – поблагодарила я. Как чудесно, что теперь у меня появилось собственное место для сна.

–  Ммм сай, – попытался он изобразить «пожалуйста» по-кантонски.

– У вас очень хороший китайский, – соврала я. К счастью, я-то знала, чему его учила, поэтому могла догадаться, что он имеет в виду.

– Ну, красотки, берегите себя. – На прощанье он крепко обнял каждую из нас. Он него пахло табаком.

– Да будете вы сильным и здоровым, как дракон, – тихо пробормотала Ма. Из хозяйственной сумки она выудила короткий деревянный меч, купленный в магазине для кунг-фу в Чайнатауне. Протянула подарок мистеру Элу.

Широкое лицо расплылось в улыбке, он провел пальцем по резьбе на рукояти.

– Она говорит «Доброго здоровья», – пояснила я, не зная, как перевести остальное. – Это надо класть под подушку.

– Зачем? Такое серьезное оружие?

– Этот меч отгоняет беспокойство и дурные сны.

– Ну ладно. Если ты так говоришь. – Он улыбнулся в последний раз и направился в сторону подземки, размахивая мечом, как ниндзя.

Грустно, что магазинчик мистера Эла опустел. Я глядела сверху на соседнее здание, приподнимая краешек пакета на кухонном окне. Хотела еще раз увидеть чернокожую женщину с ребенком, которые жили в квартире над его магазином. Матери не было в комнате, но малыш, уже подросший, сидел в детском манеже. Он вцепился в сетку, широко раскрыв ротик, – видимо, плакал, – но никто не приходил.

Мне всегда больше нравились машинки, чем куклы, а уж настоящие младенцы меня вообще не интересовали, но тут мне вдруг захотелось подхватить его на руки и успокоить.

Весь март и даже апрель Люк продолжал косо поглядывать на меня, но я притворялась, будто ничего не замечаю. Он хватал девочек за волосы и целовал, когда мистер Богарт не видел. Однажды во время ланча я проходила с подносом мимо стола, за которым расположился со своими приятелями Люк, и он выставил ногу в проход. Я молча переступила и двинулась дальше. Ножки стула проскрежетали по полу, Люк резко подскочил с места.

– Эй, китаеза!

Я не обернулась. Поставила поднос на свое обычное место, рядом с Аннет, и тут на плечо мне опустилась рука. Инстинктивно я чуть присела, разворачиваясь, и рука слетела.

– Ух ты, вот это кунг-фу, – выдохнул один из мальчишек.

– Ты знаешь каратэ? – удивился Люк.

– Нет, – ответила я. И это была чистая правда.

– Знает, – настаивал тощий парнишка.

– Я хочу тебя проверить. Давай подеремся после школы, – спокойно предложил Люк, будто приглашая меня в гости, поиграть. И вместе с дружками вернулся за свой стол.

Аннет не сводила с меня глаз. Я вся дрожала.

– Ты чокнутая? – нервно спросила она, едва не взвизгнув от волнения. – Он же тебя убьет!

– А что я должна делать?

– Рассказать кому-нибудь. Хотя бы мистеру Богарту.

Я лишь молча посмотрела на подругу.

– Ладно, забудь. – Аннет задумчиво наморщила лоб. – Мама сегодня работает, так что забирать меня будет няня. Можно рассказать ей.

Я вспомнила их няню, такую серьезную и бесстрастную. Она не из тех, кому хочется довериться. Миссис Эйвери – совсем другое дело.

– Нет, ей я не хочу рассказывать.

– Но почему?

– Она не помогать. И я не ябеда.

– Слушай, Кимберли, – прошипела Аннет, – у Люка есть нож.Это нормально – рассказать взрослым.

Я покачала головой. Я боялась Люка, но еще больше боялась взрослых. Вдруг няня Аннет решит поговорить с Ма или с мистером Богартом? И тогда выйдет наружу все, что я скрывала от Ма, – подделанные подписи, проваленные тесты, дантист, табели, родительское собрание.

– Ладно, – Аннет схватила меня за руку, – тогда просто пошли со мной. Мы сядем в машину и уедем. А потом просто подвезем тебя до дома.

Очень хотелось согласиться. Но тогда придется показать, где я живу. И Ма ждет меня на фабрике. И все равно Люк будет приставать завтра или послезавтра. И все будет только хуже.

– Нет, – заявила я. – Я буду драться с ним.

Уроки закончились, и во рту сразу пересохло. Меня никогда прежде не колотили. Я, конечно, частенько видела драки в школьном дворе, но меня ни разу не толкнули, не пнули и не плюнули. И сама я никогда никого не била. Дома я занималась тай-цзи в парке вместе с Ма, но поскольку большинству из наших спортсменов было за семьдесят, то, чему мы учились, едва ли могло помочь в бруклинских уличных потасовках.

О предстоящей драке известно было всем, и плотное кольцо ребят окружило нас. Ритмичные крики «бей, бей, бей» разносились в воздухе, как барабанный бой. Лицо Аннет растворилось среди остальных, и я осталась в центре круга один на один с Люком. Он ждал: огромный серый военный линкор. Я едва доставала ему до подбородка и весила вдвое меньше. Люк был из того района Бруклина, куда даже почтальоны не решались доставлять корреспонденцию. Я жутко боялась и готова была отдать что угодно, лишь бы исчезнуть и никогда не оказаться на этом месте.

Но я не сбежала. Бежать было некуда. От ужаса меня охватил абсолютный покой. Ледяной холод сковал пальцы, но одновременно возникло странное чувство – смесь возмущения и упрямства. Я была звеном в длинной цепи поколений истинных воинов, мои предки – одни из величайших бойцов династии Тан, и я не имела права отступить, предать их. Размеренно, едва слышно я начала проклинать его по-китайски: у тебя сердце волка и легкие собаки, сердце твое сожрал грязный пес.

– Что за херь ты мелешь? – удивился Люк.

Не отвечая, я продолжала бормотать заклинания себе под нос. Мы кружили друг против друга, тень его нависала надо мной.

– Ну и чудная ты, – сказал он. И внезапно сорвал с плеча рюкзак, размахнулся и изо всех сил стукнул меня сбоку. Удар развернул меня спиной к нему, основная тяжесть пришлась на мой рюкзак. Тогда я сдернула рюкзак и врезала ему по руке. Слева, справа, я колотила его рыхлое тело со всех сторон, куртка зацепилась за застежку моего рюкзака. Странно, но он даже не пытался ударить в ответ. Тогда я подняла правую ногу и с разворота стукнула его по голени.

– Черт! – завопил Люк. В глазах его на миг мелькнуло бешенство, но все равно он не стал давать сдачи. Просто схватил за руку и слегка толкнул, так что я отлетела на пару шагов. Потом закинул рюкзак за плечо и лениво двинулся прочь.

Аннет бросилась мне на шею.

– Я и не знала, что ты умеешь драться! Ты владеешь кунг-фу!

Я не стала разуверять ее, но сама-то знала, что и драться не умею, и не дралась вовсе. Домой я шла в полном недоумении. Он ведь запросто мог убить меня. Что же произошло?

На следующий день, прямо во время урока обществоведения, в класс вошла директор, миссис Ла Гуардия, и заявила:

– Мистер Богарт, мне нужна Кимберли Чанг.

Одноклассники хором выдохнули «ооооох» и прижали ладони ко ртам. Хотя по школе ходило множество шуточек насчет миссис Ла Гуардии и одноименного аэропорта, ее все уважали и даже боялись. В груди у меня похолодело. Я бросила взгляд на Люка, он старался не смотреть в мою сторону. Кто же донес на нас?

Мистер Богарт кивнул:

– Веди себя хорошо, Кимберли.

Я поспешила за миссис Ла Гуардией. Она прикрыла дверь кабинета, сняла очки, повисшие на длинной серебряной цепочке на груди. Устроившись на стуле напротив ее стола, я едва сдерживалась, чтобы не начать нервно шаркать по полу ногами. Я знала, что происходит с учениками в директорском кабинете. Их выгоняют.

– Только что получены результаты государственного теста. Мисс Кумар видела твои и попросила меня тоже взглянуть. Твои результаты по математике – это ничто. Ничтоудивительное. Результаты по чтению отстают.

Я пристально разглядывала собственные ногти, и кровь в жилах пульсировала все сильнее. Понятно: такая ученица – позор для школы. Меня исключат за неуспеваемость и драки. А может, они узнали и о мошенничестве с подписями Ма.

– Скажи, что ты намерена делать в следующем году?

Так вот оно что. Меня оставляют на второй год. Все перейдут в следующий класс, кроме меня. Как я сумею скрыть это от Ма? Да, дома меня ждут большие неприятности. Сжавшись в комочек, я пыталась придумать ответ, который ей понравится.

– Милая, посмотри на меня.

Слово «милая» настолько меня поразило, что я подчинилась. Я слышала, миссис Эйвери так обращается к Аннет. В Гонконге директор не произносил подобных слов в беседе с учениками. Лицо миссис Ла Гуардии без очков казалось странно обнаженным. Ресницы короткие, но глаза добрые.

– У тебя нет никаких проблем, – успокоила она.

Я чуть выпрямилась, все еще не до конца поверив.

– К сожалению, в этом районе не слишком большой выбор хороших государственных школ. Я пытаюсь найти решение, поскольку многие наши ученики заслуживают права на первоклассное образование, но пока ничего не меняется. Ближайшая государственная средняя школа довольно далеко отсюда, и район там небезопасный. Ребенок твоего муровняобычно поступает в специализированную школу, но твой английский пока несколько хромает. Знаю, до сих пор тебе приходилось нелегко здесь.

Я вновь потупилась. Обивка стула оказалась ядовито-зеленого цвета. Специализированная школа. Люк хромает. Все ясно. Меня затошнило.

Она продолжала:

– Дело в том, Кимберли, что меня очень тревожит, что может произойти, если ты попадешь в школу, где нет оплошностипомочь разбитьсятвоим способностям. От себя лично могу сказать, что тебе следует подумать о частной школе. Большинство наших выпускников не могут рассчитывать попасть туда либо не в состоянии платить, но, думаю, у тебя шансы есть.

Теперь я разволновалась по другому поводу. Наверное, миссис Ла Гуардия спутала меня с кем-то из белых детей – тех, у кого есть домработница, няня, встречающая дома с готовым обедом. Нужно взять себя в руки, пока не выберусь из кабинета, потом замести следы и смываться отсюда.

– Большое спасибо, миссис Ла Гуардия, – пролепетала я.

– Я знаю несколько хороших школ, могу по рекой давать.

Я недоуменно хлопала глазами.

– Тебе ведь нужно рекой метаться? – повторила она.

– Нет, спасибо, – чересчур поспешно ответила я.

Теперь уже она смотрела на меня озадаченно.

Странно. Никто никогда не называл миссис Гуардию бестолковой.

– Ты что, не хочешь учиться в частной школе, Кимберли? – В голосе слышалось раздражение. – Или мне лучше поговорить с твоей мамой?

Я, потупившись, помотала головой.

– Ну как хочешь, – вздохнула она.

Похоже, она сдалась, но вместо чувства облегчения меня охватила тоска и горечь.

– Мне хотелось бы, – пробормотала я. Она склонилась над столом, чтобы лучше слышать, но не перебивала. – Но там нужно платить.

– Мне следовало объяснить точнее, – вновь оживилась она. – Никто и не думает, что вы с мамой сможете все оплатить самостоятельно. Я имела в виду, что частная школа, разумеется, предоставит тебе стипендию. Обещать не стану, но будем надеяться.

– Правда? – Я и представить не могла, что пойду в такую же чудесную школу, как Аннет.

– Впрочем, надо быть реалистами, ведь сроки зачисления уже прошли. Если какая-то школа решится тебя принять, их бюджет может быть из черепа.

– А «Харрисон» из черепа? – робко поинтересовалась я. Туда собиралась Аннет.

Миссис Ла Гуардия расхохоталась:

– Что ж, ты высоко нацелилась. Давай-ка я позвоню кое-куда, и позже мы еще поговорим, Кимберли. Сейчас ступай. Но, повторяю, не стоит рассчитывать на многое. Это пока лишь общие слова.

С тех пор как я невредимой вернулась из кабинета миссис Ла Гуардии и меня не исключили, Люк приставал ко мне каждый день. Еще несколько раз мы устраивали поединки на ранцах, но вскоре другая девочка, гораздо более сообразительная, заняла мое место. Ее фигурка уже обретала женские округлости, и она была гораздо симпатичнее меня – мягкие каштановые кудри, кремовая кожа. Словно защищая меня, она подскочила к Люку.

– Не смей трогать мою подругу, – заявила она. За время учебы мы и слова друг другу не сказали, но я все равно была признательна.

И Люк обратил свое внимание на нее:

– Хочешь подраться?

Впрочем, подраться они пытались всего разок, а потом просто обнимались в уголке двора. До меня наконец-то дошло. Меня вовсе не вызывали на поединок, это было ухаживание, правила которого я нарушила, изо всех сил стукнув Люка в самый первый раз. Неловко получилось. Но, как бы то ни было, благодаря всей этой истории мне удалось заслужить уважение класса, и школа показалась мне гораздо более приятным местом.

Той весной произошло еще несколько примечательных событий: Пасха – праздник кроликов и разноцветных яиц – и школьное фото. Мы с Ма не могли себе позволить оплатить фотографию, поэтому сохранили снимок, где поперек моей груди стояла надпись ОБРАЗЕЦ. Очередное родительское собрание прошло без участия Ма и даже без ее ведома.

После Пасхи миссис Ла Гуардия сообщила, что школа «Харрисон» действительно заинтересовалась мною. Как я поняла, это означало, что они будут платить за меня, пока я не поступлю в хороший колледж. Мне это показалось вполне разумной сделкой.

Школа, куда нас с Ма пригласили, находилась в совершенно неизвестной мне части Бруклина.

Когда я рассказала о предстоящем мероприятии, Ма буквально задохнулась от восторга.

– Какая удача! Как я горжусь тобой! – Но тут же нахмурилась, узнав о дате официального визита. – Так скоро? Ведь отправка товара в тот же вечер…

– Все нормально, я могу сходить одна.

– А перенести встречу на другой день нельзя?

– Ма, мне было бы приятно пойти вместе с тобой, но не хочу, чтобы у тебя были проблемы на работе. Ты же не можешь пропустить свою смену.

Ма опечалилась.

– Как мне не хочется отпускать тебя одну, но я помолюсь и зажгу благовония на счастье.

В тот день мне разрешили пропустить занятия в собственной школе, и я отправилась в «Харрисон», с тремя пересадками на метро. Потом пришлось еще немного пройти пешком, следуя выданной карте, а потом я вдруг оказалась почти в лесу. Я и не представляла, что в Бруклине такое может быть. Совсем не похоже на все, что я видела прежде, даже на район, где жила Аннет. Здесь было так тихо и красиво, словно в деревне.

Я думала, что иду по парку, но оказалось, что это уже часть территории «Харрисон». Школа была очень старой и владела огромным участком. Деревья и кустарник сменила высокая изгородь, сквозь которую просвечивал просторный безукоризненный газон, где играли школьники. Широкие шорты делали их похожими на кубики. И дети, и их игры казались совершенно чужими. В своей школе я, по крайней мере, не была единственным не белым ребенком, и уж точно не только я росла в бедной семье. Никто из моих знакомых не играл ни во что подобное, а если я здесь останусь, мне тоже придется бегать со странной сетчатой штуковиной в руках, ловить мячи и бросать кому-то, машущему руками в отдалении. И бегать придется в таких же квадратных шортах. Мы ни за что не сможем купить такие дорогие штаны.

Я замедлила шаг и подумала было вернуться – вернуться к себе настоящей. Если узнают, что Ма шьет мне даже нижнее белье, что мы спим под кусками ткани, которую нашли на помойке, меня непременно выгонят отсюда. Я – мошенница, прикидывающаяся девочкой из богатой семьи. Но я не знала тогда, что нет нужды скрывать правду: никто не заблуждался на мой счет.

Я все же нашла в себе силы подойти к большому кирпичному зданию. Резная деревянная дверь, украшенная кусочками цветного стекла, оказалась такой тяжелой, что я с трудом открыла ее. Через цветные стекла я уже успела разглядеть молодую женщину, сидевшую за столом у подножия гигантской резной лестницы. На ней была накрахмаленная белоснежная блузка, а волосы уложены в гладкий пучок.

Я почувствовала себя совсем крошечной. Бородатый мужчина с Библией в руке внимательно наблюдал с портрета, как я иду через вестибюль, косясь на клочок бумаги в руке, хотя выучила его наизусть. Я очень много думала о том, как вести себя на этой встрече.

– Здравствуйте! Вы знаете доктора Вестон? – пропищала я.

Дама слегка удивилась, но ответила:

– Вам назначено?

– Да. – Хорошо, что меня хотя бы поняли. Дальше она возьмет на себя инициативу.

– Ты, должно быть, Кимберли Чанг.

Кивнув, я протянула стопку заполненных бланков для поступления.

– Твоя мама паркует машину? – Она глянула куда-то мне за спину.

– Нет, – потупилась я, – она болеет.

– Тогда, наверное, тебя привел кто-то другой?

Нужно было заранее подготовить ответ. Разные варианты пронеслись в голове: да, меня привезли, но ждут в машине; да, меня привезли, но уже уехали.

– Ты пришла одна?

Шестеренки в моем мозгу заклинило.

– Да.

Она помолчала, но вдруг улыбнулась:

– Наверное, ты очень устала, пока добиралась сюда. Присядь, а я сообщу доктору Вестон, что ты пришла.

Она проводила меня к одному из деревянных кресел, стоявших в ряд у стены, и оставила там с моей кучей бумаг. Не могу сказать, что со мной были нелюбезны. Но уверенности отчего-то не добавилось. Стук каблучков эхом разносился по пустому вестибюлю.

Несколько минут спустя она вернулась в сопровождении маленькой пожилой дамы с лицом бульдога – щеки свисают, глаза под тяжелыми веками близко посажены.

– Привет, я доктор Вестон, – обратилась ко мне дама.

– Добрый день. – Как здорово, что у меня был шанс попрактиковаться с миссис Эйвери. Я протянула руку, которую та, чуть поколебавшись, пожала. Ладонь ее оказалась на ощупь мягкой, если не обращать внимания на крупные блестящие перстни.

Мы прошли в кабинет, где доктор Вестон устроилась в своем кресле. На столе перед ней, на желтой подставке, красовался серебряный секундомер. Рядом лежали мои бумаги. Она улыбнулась одними губами. Вероятно, предполагалось, что это поможет мне расслабиться, но я, наоборот, еще больше занервничала.

– Обычно процедура осуществляется в письменной форме, но, поскольку ты – особый случай, я задам несколько вопросов, хорошо? Просто отвечай, как думаешь, а если ответа не знаешь, так и скажи.

Я постаралась взять себя в руки. Где твоя мать? Почему она не пришла вместе с тобой? Что надевают на Пасху? В какой руке следует держать нож во время еды? Я вцепилась в ручки кресла.

– Не могла бы ты посчитать от одного до сорока тройками? Я засеку время. Итак, один, четыре, семь…

Ну, с этим легко справиться.

– Десять, тринадцать, шестнадцать…

– Отлично. Мальчику шестнадцать лет, сестра в два раза старше. Когда ему исполнится двадцать четыре, сколько лет будет его сестре?

В таком духе она продолжала около часа. Самый странный разговор в моей жизни, но мне понравилось. Разумеется, я догадалась, что это экзамен, но, в конце концов, все подобные беседы – экзамены, а здесь хотя бы правила были ясны. В мире неопределенностей я наконец ощутила почву под ногами. Если я не понимала какое-то слово, доктор Вестон объясняла его значение. Мне лишь несколько раз не удалось ответить, и тогда она задавала другой вопрос. Когда все закончилось, доктор Вестон внимательно посмотрела на меня и сказала:

– Великолепно. И последнее. – Она протянула мне лист бумаги и карандаш: – Нарисуй что-нибудь. Что хочешь – дом, девочку, что угодно.

Рисовать собственный дом мне не хотелось. А что касается девочки… я нарисовала такую девочку, о которых читала в книжках, – принцессу. Длинные светлые волосы, корона на голове, платье Золушки – с пышными рукавами и немыслимо узкой талией.

Поглядев на рисунок, доктор Вестон коротко хохотнула. Но тут же взяла себя в руки и принялась рыться в бумагах, а я так и не поняла, что смешного она нашла. Должно быть, ее развеселило несоответствие моей собственной одежды и той роскоши, что я нарисовала.

– Результаты твоего теста настолько печать лает,что я даже забыла, сколько тебе лет. Знаешь, давай ты сейчас осмотришь школу, а потом мы еще поговорим, хорошо?

Я кивнула. В кабинет вошла первая дама и повела меня на экскурсию. Сначала мне показали витрину с наградами. Дама рассказывала о школьных победах, а я глаз не могла отвести от фотографий учеников, их завоевавших. Все в блейзерах. В моей школе никто не носил блейзер. На фабрике шили что-то похожее, но эти – совсем другое дело. Уж точно не из полиэстера. Эти блейзеры плотно охватывали плечи учеников – наверное, чтобы те не занимали больше места, чем положено.

У тех, кто на фотографиях улыбался, зубы были ровные, белые, в тон их белоснежной коже. Я что, буду единственной китаянкой на всю школу? Они заинтересовались мною именно поэтому? Фотографии классов располагались одна над другой, самые старые выпуски – внизу. На самых старых фото – одни мальчики, потом появляются и девочки, но кое-что остается неизменным: темнокожие – редкое исключение.

Затем, к моему удивлению, меня повели в другие здания, такие же огромные и просторные, со стенами, обшитыми деревянными панелями. Первое здание, видимо, и было собственно школой. В следующем я старалась не смотреть на статуи женщин с обнаженной грудью, сиявшие белизной в каждой нише; у них даже соски были как настоящие. Слишком уж по-западному. В классах, мимо которых мы проходили, было полно школьников, и выглядели они точно так же, как те, что на фотографиях.

Мы прогулялись по кампусу, и я пришла в полное замешательство – неужели в Нью-Йорке может существовать такое? Теннисные корты? Футбольное поле? Все вокруг было усыпано опавшими листьями. Я никогда не видела так много деревьев сразу, но больше всего меня поразила доступность и открытость всего вокруг. Никаких заброшенных парковок, как в нашем районе, или огороженных асфальтовых площадок, как у нас в школе, – это не было похоже даже на маленький уютный дворик Аннет. Из того немногого, что я увидела, стало ясно: здесь особенное место.