Текст книги "Неудачник"

Автор книги: Джим Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава 16

В то лето я получил за свои рукописи от разных издательств несколько чеков на небольшие суммы, а маме перепало скромное наследство. Она и Фредди приехали в Оклахома-Сити и привезли с собой мою жену и ребенка, и все вместе мы направились дальше, в Форт-Уэрт в Техасе. Папа получил там какую-то работу. Вскоре после нашего приезда и я устроился привратником в одной гостинице. На мне лежала обязанность встречать клиентов и отгонять их машины на автостоянку. Это место оказалось едва ли не самым плохим из всех моих занятий.

Я работал по двенадцать часов все семь дней недели, без выходных. И получал-то всего четырнадцать долларов минус произвольные вычеты в размере от двух долларов и больше. Даже при существовавших в то время низких ценах этого недельного заработка едва хватало, чтобы прокормить семью из трех человек.

За всю смену мне не разрешалось даже присесть, не говоря уже о перерыве для отдыха. Конечно, я мог пойти перекусить или сходить в туалет, но если за время моего отсутствия подъезжал гость, то его расходы за парковку автомобиля вычитались из моего заработка. Однажды я был вынужден заплатить по счету одного джентльмена девять долларов из своих двенадцати, после чего предпочитал вообще не покидать свой пост.

Пропуск перерыва на ленч не очень меня огорчал, все равно мне не на что было покупать еду. Но бесконечное стояние на тротуаре и вынужденное игнорирование природных потребностей организма превратились в настоящее мучение. Пожалуй, закончу рассказ об этой работе: мне никогда не нравилось вспоминать о столь мучительном периоде жизни.

Откладывая по нескольку пенни, я сумел скопить достаточную сумму, чтобы взять напрокат пишущую машинку и приобрести кипу бумаги. Я обошел множество деловых издательств и получил несколько заданий. Мама и Фредди занимались сбором необходимых мне материалов. А я писал по результатам их опросов очерки в «свободное» время. От очерков на темы бизнеса я постепенно перешел к более прилично оплачиваемым репортажам о преступлениях. И через год с небольшим смог оставить работу привратника. На всю жизнь у меня остались напоминания о ней – опухающие суставы и, что гораздо серьезнее, ослабленные почки.

Долгое время я испытывал свойственное молодым людям восхищение настоящими техасцами, но мне не удавалось соответствовать высоким нравственным требованиям Техаса. Теперь же, по прошествии многих лет, когда я стал разъезжать по всему штату в поисках криминальных случаев, казалось, появились кое-какие признаки моего совершенствования или это произошло с исконными техасцами. Я прекрасно ладил с ними, и в свою очередь они относились ко мне по меньшей мере терпимо. Я уже почти укрепился в уверенности, что сумею установить прочные дружеские отношения с этими славными ребятами, когда однажды в Далласе мне дали понять всю безосновательность столь приятных надежд.

Историю о каком-либо преступлении нельзя продать журналу без фотографий, и я решил, что мне необходимо обзавестись знакомством с фотокорреспондентами. Они имели доступ к моргам, куда вообще чрезвычайно трудно пробиться, и ничего за это с меня не требовали. Мы становились старыми приятелями – старыми техасскими приятелями, выпив несколько рюмок, после чего даже речи не заходило о том, чтобы оказывать друг другу платные услуги. Правда, напитки, которыми я их угощал, и постоянно одалживаемые им небольшие суммы пробивали довольно угрожающую брешь в моем бюджете, но, помня о великодушии моих «старых приятелей», я закрывал на это глаза.

Так вот, после одной из таких поездок за фотографиями с одним из таких «старых приятелей», во время которой мы уничтожили кварту виски и приступили ко второй, он предложил посетить участниц самой древней на земле профессии. Я нерешительно отказался. Тогда он попросил одолжить ему денег.

– Дай мне взаймы пару долларов, Джим, старина. Больше и не нужно. А ты можешь подождать в холле и выпить в свое удовольствие.

– Но... Хэнк, старина... у меня нет двух долларов... то есть двух баксов, – сказал я. – Я их истратил... Взял и потратил все деньги на эту последнюю бутылку виски.

– У тебя что, вообще нет денег?

– Ну, вот только сорок пенсов, и все.

– Так давай их мне. Пойду поставлю на девчонку. Я чувствую, что мне повезет.

– А если нет?

– Что ж, тогда как-нибудь обойдусь. А что еще делать?

Я пробормотал, что, по-моему, это не очень этично.

– Ты думаешь, Хэнк, стоит это делать? Ведь если не повезет, ты не сможешь ей заплатить, ты обманешь ее.

– Подумаешь! – презрительно фыркнул он. – Зато я преподам ей очень ценный урок. Не говоря уже о том, сколько это будет ей стоить в будущем!

Я пошел с ним, а он поставил сорок центов на девушку и выиграл.

Это была громадная, обрюзгшая женщина, уже пережившая расцвет юности. Точно сказать не берусь, как давно это с ней случилось, но смею предположить, что, какой бы древней ни была эта профессия, она была одной из ее основательниц.

Проклиная свое везение, она отвела моего друга в комнату и захлопнула дверь. Я уселся на скамью, заказал себе большую порцию виски и принялся рассматривать фотокамеру. Потом закурил и заказал еще одну порцию, за которой последовал очередной стаканчик. Мой интерес к фотоаппарату не ослабевал.

И тут мне в голову пришла идея, показавшаяся великолепной.

Осторожно пройдя по коридору, я тихонько повернул ручку и слегка приоткрыл дверь комнаты, где скрылись мой приятель с матроной.

Затем медленно поднял и нацелил объектив.

Не знаю, была ли эта дама чужда условностей, была ли ее поза продиктована прихотью или профессиональной необходимостью. Во всяком случае, она стояла на коленях поперек кровати, повернувшись кормой к моему другу, и томно глядела вниз, на ночной горшок.

Сообразив, что мне понадобится вспышка, я повернулся, чтобы сбегать к скамье.

При этом я случайно скрипнул дверью.

Женщина испуганно обернулась. Какое-то мгновение она тупо смотрела на меня. Затем, задыхаясь от злобы, открыла рот и выдала истошный крик ярости. Этот рев закончился свистящим плеском, когда ее вставная челюсть выскочила и упала в горшок.

Соскочив с кровати и прикрыв рот рукой, чтобы мы не видели ее в неприличном виде, она рыкнула моему приятелю – мол, одевайся и убирайся ко всем чертям. Я помчался за ним вниз по лестнице.

– Джим, – сурово сказал он, тяжело дыша и застегивая рубашку, – Джим... мы с тобой... мы больше не друзья.

– Ну, – сказал я, – не нужно так серьезно все воспринимать, Хэнк, старина. Давай вернемся в отель, и я достану тебе пять долларов. Ты сможешь пойти в хорошее заведение.

– Нет, сэр, – твердо заявил он, – я больше и цента у вас не займу, даже если мне больше не к кому будет обратиться. Я считал тебя, Джим, своим другом...

– Так оно и есть, Хэнк.

– Своим техасским приятелем.

– Верно, я уже давно здесь живу, – подтвердил я.

– Но ты не техасец. – С мрачным удовлетворением он покачал головой. – Сколько бы техасец ни выпил, он ни за что не станет подглядывать за парнем, когда тот с женщиной. Джим, ты не... ты без... без... – Он еще немного позаикался и наконец выпалил это ужасное оскорбление.

Из всех моих критиков он был единственным, кто назвал меня... бессмертным![2]2
  Игра слов: в английском «безнравственный» («immoral») и «бессмертный» («immortal») отличаются лишь одной буквой.


[Закрыть]

Глава 17

Весной 1936 года мне стало известно о прославившемся начальнике полиции из небольшого городка Оклахомы. Я запросил журнал и получил согласие на очерк. Я съездил к нему. Оказалось, он вполне соответствовал ходившим о нем слухам, и даже больше. Он совершил так много славных подвигов, что их хватило бы на целую серию очерков. Я сообщил об этом издательству, и они снова одобрили замысел.

Конечно, они не обещали мне наверняка приобрести эту серию очерков. В издательском деле почти не бывает безотзывных обязательств. Но они считали, что может получиться очень привлекательный сериал, и с удовольствием посмотрели бы его. Мне и этого было достаточно.

Мы с семьей переехали в Оклахома-Сити (предстояло провести много времени в судебных архивах столицы штата). Там я и писал свои очерки, наезжая в городок, где жил этот полицейский, и беседуя с ним. Работа была очень долгой и изматывающей. За три месяца посещений архива и поездок к герою очерков я почти истратил мои скудные финансовые запасы. Однако я не сильно беспокоился. У меня набралось материала на сорок тысяч слов на самую интересную криминальную историю. Если вычесть оплату фотографов, я должен был получить за нее около двух тысяч долларов, а тогдашние две тысячи равны шести или восьми тысячам нынешних.

Я был в прекрасном настроении, когда сел в автобус, направляясь к моему герою. Я знал, что легко получу у него одобрение моего труда, а как только мы уладим эту формальность, работу можно будет считать законченной. Правда, чек я получу не раньше чем через две недели, но это не страшно. Я мог заложить свою пишущую машинку и на полученные деньги как-нибудь перебиться эти две недели.

Я прибыл на место назначения. Мечтательно улыбаясь, я поднялся в полицейский участок. Две тысячи долларов – ничего себе! И так кстати! Мы с женой могли бы приобрести собственный домик для второго ребенка, которого тогда ждали.

Итак, я вошел в участок, расплываясь в улыбке, как дурак. И через некоторое время вышел оттуда, пошатываясь, настолько потрясенный и разбитый, что едва не свалился с лестницы. Мои очерки оказались ничего не стоящими. Ни один журнал в мире не примет их даже в качестве подарка. Потому что все сорок тысяч слов расписывали моего начальника полиции как образцового служаку – человека безупречной честности, целиком преданного своему долгу. И все это оказалось ложью. Он лгал многие годы, и наконец-то эту ложь пресекли, вывели оборотня на чистую воду.

Я подошел к мусорному контейнеру и швырнул в него толстую, тщательно подготовленную рукопись. И сел в автобус, который повез меня в Оклахома-Сити.

Шеф полиции – и глава шайки грабителей, охватывающей несколько штатов и занимающейся угоном автомобилей! Шеф полиции – заключенный в собственную тюрьму! Смешнее ничего не придумаешь, но мне почему-то не хотелось смеяться.

Вернувшись в Оклахома-Сити, я обрушил эту новость на мою бедную жену. На следующее утро, заложив пишущую машинку, я начал искать работу. Мне позарез нужно было найти хотя бы временную. Профессия свободного журналиста, как и многие другие, требовала капитала.

В первой же газете, куда я обратился, – а это была ежедневная ведущая газета города, – мне сразу отказали. Я пошел в редакцию другой газеты, и редактор отдела городских новостей, хотя и несколько странный и церемонный, пригласил меня сесть.

– Может, мы и найдем что-нибудь для переделки, – сказал он. – Ничего определенного, но... Кстати, давно ли вы здесь живете?

– Около десяти лет, – сказал я, утаив тот факт, что этот период в основном падал на мое детство.

– Нас не очень устроило бы, если бы вы недавно сюда переехали, – пробормотал он. – Мы не хотим нанимать временных работников. Наша газета предназначена для коренных жителей города.

Я заверил его, что я как раз тот человек, который ему нужен.

– Я уезжал на несколько лет на учебу в колледже...

– Отлично. Дайте мне ваш номер телефона, и я позвоню вам через пару дней.

У меня не было своего телефона, а номер телефона нашей домохозяйки я не помнил. На другие вещи у меня довольно прочная память, но телефонные номера в ней просто не удерживаются.

– Я... Думаю, мне нужно будет посмотреть его, – промямлил я. – Понимаете, мы только что переехали, и...

– Тогда назовите мне свой прежний номер телефона. Оператор переключит меня на вашу новую квартиру.

– Гм-м... Дело в том...

Я проклинал себя последними словами. Мне следовало сразу сказать ему, что у меня нет телефона, но я совершенно растерялся и не подумал об этом.

– Гм-м... – Он внимательно посмотрел на мое покрасневшее лицо. – То место, где вы сейчас живете, этот ваш адрес. Он сразу за деловым кварталом, не так ли? Это что, пансион?

– Д-да, сэр, но...

– У вас есть жена и ребенок... вы постоянный житель нашего города – и при этом проживаете в пансионе? А где вы жили раньше?

Лгать было бессмысленно. Теперь, когда я вызвал у него подозрение, он проверил бы мои сведения в городском справочнике, который имеется в каждой редакции, и моя ложь была бы тут же обнаружена.

– Делать нечего, – сказал я. – Буду с вами честным, сэр. Я...

– Так я и думал, – оживился он, откидываясь на спинку кресла. – Сожалею, но у нас для вас ничего нет. Нет, нет, это все. Абсолютно ничего.

Я двинулся к выходу, совершенно удрученный, как можно догадаться. Какой-то пожилой редактор вышел за мной в коридор.

– Очень жаль, сынок, – посочувствовал он. – Если вас не смущает маленький заработок, я бы указал вам на другую возможность.

Я заверил, что в настоящее время буду рад любому занятию. Он сказал мне, где можно найти эту работу, и я снова сник.

– Программа помощи писателям? Но ведь это благотворительная работа, не так ли? А я не являюсь клиентом программы для безработных.

– У них уже есть несколько подобных вам – людей, которые разбираются в писательском и редакторском деле. Нечто вроде руководителей для непрофессионалов. Там работает один из наших, которого уволили отсюда.

– Что ж, – неуверенно сказал я, – думаю, не повредит заглянуть туда.

– Конечно нет! – Он ободряюще хлопнул меня по плечу. – У них там огромный штат в сто пятьдесят человек. Может, вы еще станете боссом всего заведения!

Я кисло улыбнулся и поблагодарил его за доброту. Неохотно и не питая никаких надежд, я обратился в контору, ведающую писательским проектом.

И меня тут же приняли на работу!

Через полтора месяца меня назначили директором – «боссом всего заведения».

Вот так и произошло это событие, изменившее всю мою жизнь только потому, что я не смог вспомнить номер своего телефона...

За исключением очень маленького штата исполнительных служащих, членом которого я мог стать не раньше чем через год, остальные сотрудники проекта работали только две недели в месяц. Моя зарплата была слишком мала, чтобы обеспечить потребности нашего растущего семейства, и вначале я предполагал отсюда уйти, как только мне удастся напечатать один-два рассказа. Но меня ценили – а для писателя это что ухоженная почва для зернышка. К тому же постоянный заработок, как бы он ни был ничтожен, многое значил для моей жены. После фиаско с серией очерков о начальнике полиции она стала относиться к профессии свободного писателя с оправданным недоверием. Если уж такая многообещающая история могла разлететься в ничто, говорила она, тогда мы ни в чем не можем быть уверены, а с двумя детьми на руках так жить невозможно. И я полностью с ней соглашался.

Я продолжал трудиться на этой работе, а в свободные от нее недели сочинял детективные рассказы. Мало-помалу мы достигли кое-какого достатка. Следующей весной она с детьми съездила к родителям в Небраску. А я посетил Форт-Уэрт, намереваясь собрать материал для очередного рассказа. Мои родные жили в довольно тесной квартирке, поэтому я остановился в доме моей сестры Максин.

Однажды днем я сидел в спальне, заканчивая отделку рассказа, когда Максин объявила, что ко мне пришли.

– Очень приятный молодой человек, – невинно сообщила она. – Некий мистер Эллисон Иверс. Он приехал на роскошном лимузине с откидным верхом и...

– И это может означать беду, – мрачно прервал я сестру. – Этот парень может украсть у тебя столовое серебро и выбросить его на помойку. Просто так, ради смеха!

Элли несколько раз появлялся в Форт-Уэрт в мою бытность там привратником, и я знал, что теперь он является управляющим таксопарком и авторемонтной мастерской по обслуживанию машин, сдающихся напрокат. Памятуя о прохладных отношениях между нами, я удивился, что он нашел меня в доме моей сестры. И надо сказать, его визит вовсе меня не обрадовал.

Я все еще любил его и охотно позабыл бы о нашей ссоре. Но его появление в чужом для него доме показалось мне слишком нахальным. Он решил воспользоваться определенным преимуществом, думалось мне, поставив меня в положение, когда в присутствии сестры я вынужден был держаться с ним вежливо, нравится это мне или нет.

Я холодно пожал ему руку. Он достал из-под пальто длинный бумажный сверток и почтительно вручил его Максин.

– Это бутылка охлажденного коктейля, – пояснил он. – Может, если ваш отец не будет возражать, мы немного выпьем.

– Мой отец? – недоуменно переспросила Максин, затем весело рассмеялась. – Ты слышишь, Джимми? Он думает, что ты мой отец!

– Ничего такого он не думает, – сказал я. – Он самый отъявленный лгун во всей стране и набрался наглости явиться сюда...

– Дорогой мой! – Элли изумленно уставился на меня. – Такие выражения при молодой девушке!

И сестра с упреком воззрилась на меня. Она принесла стаканы, и я неохотно позволил налить себе напиток. Элли вел благопристойный разговор с Максин.

– Такая замечательная погода, – говорил он сюсюкающим голосом пай-мальчика. – В такую погоду я люблю поехать за город и полюбоваться на птичек и на цветы.

Он вздохнул и трепетно взмахнул ресницами. Максин восхищенно посмотрела на него.

– Ты слышишь, Джимми? Почему мы с тобой не интересуемся природой и... всякими приятными вещами, как это делает мистер Иверс?

– Мистер Иверс, – сказал я, – просто здорово навеселе.

– Ничего подобного, Джим! Думаю, я могу определить, когда человек пьян.

– Насчет Элли этого никогда не скажешь, – возразил я, – пока не узнаешь его так же хорошо, как я. Что ж, может, он все-таки скажет, зачем явился сюда...

– Как? – Казалось, Элли действительно обижен. – Джим, а я думал, мы с тобой покатаемся на автомобиле. Думал, мы сможем загладить кое-какие шероховатости. Я знаю, ты прошел в жизни большой путь, а я все еще на прежней дороге. Но...

– Постой, – смущенно сказал я. – Ты знаешь, я не стал бы задирать перед тобой носа, Элли. Просто это такой вопрос...

– Так как насчет прогулки? Это машина нашей компании. Ты даже отсюда можешь разглядеть на ней табличку с номером торговой лицензии.

Я выглянул через затянутую сеткой дверь.

– Ладно, – пробурчал я. – Давай покатаемся.

Мы отъехали от дома и взяли направление на Седьмую Западную улицу. Элли вел машину превосходно – успокаивающий, но удивительный факт. В отличие от большинства людей выпивка на нем никак не сказывалась. Единственным следствием выпитого было еще большее обострение его и без того очень развитого чувства юмора.

Оказавшись за городом, на автостраде он развил большую скорость. Постепенно Элли заговорил. Он рассуждал о том, что я стал высокомерным задавакой, который не желает идти ни на какие компромиссы со своими старыми друзьями. История с жульничеством в отношении издательства в Оклахома-Сити была ярким тому примером. С его стороны она была ошибкой, и он сразу бы это признал – если бы у меня сохранилось более терпимое отношение к людям, свойственное мне раньше. Но я утратил это чувство и, вместо того чтобы пошутить, обругал его, заставил его считать себя униженным и ничего не стоящим человеком. И при наших следующих встречах продолжал держаться высокомерно и отчужденно.

– А ты сам-то? – отозвался я. – В тот вечер в Оклахома-Сити ты повел себя просто по-хамски.

– Это дело другое, и ты это знаешь. Порой я могу наговорить черт-те что, но это ничего не значит. Кто я такой вообще-то? Но когда ты стал на меня орать, как сейчас в доме своей сестры...

– Да ладно тебе, Элл и, – усмехнулся я. – Я же просто шутил, и ты это знал. Да и вообще, ты первый начал.

– Я тебе сказал, что это другое дело. Если человек идет с палочкой, ты не станешь над ним смеяться из-за того, что он хромает.

Я смутно понимал, к чему он ведет, но не знал, что делать, и признался ему в этом.

– Во-первых, можешь хоть время от времени посмеяться. И вылезь из этой раковины, в которую ты забрался, и начни вести себя как нормальный парень.

– Я смеюсь, когда есть над чем смеяться, – сказал я, – и люди считают меня вполне нормальным человеком.

– Ну а я с ними не согласен, – возразил Элли. – Я... Эй! Посмотри-ка вон туда!

Я повернулся и посмотрел на прерии в том направлении, куда он указывал.

– На что здесь смотреть? Я не вижу...

– Да гляди же, самолет – вон там, над этими облаками! И только что из него выпал человек!

Я прикрыл глаза ладонью и начал пристально всматриваться в облака, но так и не увидел ничего напоминающего самолет или летящего к земле человека.

– Что ты пытаешься мне... – Я повернулся на сиденье. – Элли! – заорал я. – Элли!

Кровь отхлынула у меня от лица. Я чуть не умер от страха. Потому что внезапно машина набрала скорость, но Элли за рулем не было!

Он расслабленно сидел на заднем сиденье, на коленях у него валялась куртка, а голова безвольно перекатывалась с боку на бок.

Вдруг машина свернула и помчалась к кювету. Выровнявшись в последнее мгновение, она вильнула и понеслась к кювету с противоположной стороны шоссе. Я взвыл и бросился к рулю. Он не поворачивался, его заклинило.

Это последнее обстоятельство должно было послужить мне намеком на происходящее, но я не был в состоянии рассуждать. Пока машина мчалась по дороге и ее отчаянно кидало из стороны в сторону, я мог думать только об одном: выпивка все-таки сказалась на Элли, и в результате мы оказались в невероятно сложной ситуации.

Мы неслись на слишком большой скорости, чтобы я мог выпрыгнуть из машины. Мои испуганные крики и мольбы не вызывали у Элли ничего, кроме приступов пьяного смеха. Я попытался нажать на тормоза. Никакого результата. Я повернул ключ зажигания – но машина продолжала рваться вперед. И с каждым ярдом набирала скорость.

Не знаю, что думали другие автомобилисты, когда мы с ревом проносились мимо, – наверное, им казалось, что у них что-то со зрением. Я орал во всю мочь, безуспешно пытаясь справиться с рулем. Элли продолжал валяться на заднем сиденье, очевидно не понимая, в какую историю мы попали.

Казалось, прошли часы, но все это заняло лишь несколько минут. Когда я уже не мог больше кричать, когда мой ужас сам по себе истощился и я стал покорно ждать неизбежного конца, – тогда только эта безумная гонка закончилась. Машина медленно свернула к обочине и мягко затормозила.

Я недоверчиво протер глаза. По спине у меня побежали мурашки, и я обернулся назад.

Конечно, Элли не был пьян. Усмехнувшись мне, он откинул с колен куртку и указал себе на ноги. Я посмотрел туда и принялся бурно его проклинать.

– Двойное управление! Элли! Я убью тебя за твои проделки...

Я захлебнулся яростью. Затем внезапно наступила реакция, и я начал хохотать. Я смеялся до тех пор, пока не стал задыхаться, а по лицу моему ручьем текли слезы.

– Элли! – выдавил я из себя наконец. – И сколько тебе стоило это устройство?

– Ерунда! – Он пожал плечами. – Что-то около шестидесяти долларов. Правда, снять его будет стоить подороже.

– И ты сделал это только для того... Только для того, чтобы сломать лед отчуждения между нами? Неужели для тебя это так много значит?

– Ну...

– Почему бы нам не пойти вечером в город? – сказал я. – Выпьем как следует пива, как в старые времена, заглянем к девочкам, а потом...

– Возвращаясь к твоему вопросу, – сияя улыбкой, сказал Элли и перебрался на водительское место. – Да, это того стоило.