Текст книги "Дикая ночь"
Автор книги: Джим Томпсон
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Я, Малыш Биггер, вешаю себе на шею единственную веревку, на которой меня можно повесить!
Против меня нет ни одной улики, они не могут меня поймать. Я могу спокойно проходить мимо любого полицейского, и никто из них не скажет: «Э, да это наш старина Биггер!» Никто этого не скажет и никто не сможет доказать.
По крайней мере, пока.
Но если меня поймают при попытке убить Джейка Уинроя... если они смогут за это зацепиться и начнут все разматывать обратно...
Тогда все вознаграждение достанется Фэй. Сорок семь тысяч долларов для Фэй... и уже не будет полуслепого коротышки с беззубым ртом, готового вцепиться ей в загривок.
Меня вытащили почти точно в срок. Кендэлл нашел меня примерно без десяти шесть и с помощью еще одного пекаря доставил домой. В половине седьмого я уже лежал в кровати с двумя горячими грелками, чувствуя себя обмякшим и немного пьяным от какого-то зелья, которое дал мне доктор.
Это был тот же самый доктор, Додсон, которого Фэй вызывала к Джейку. Но со мной он не был таким высокомерным и небрежным, как с ним или с ней. Даже моя собственная мать... Короче, более милого парня трудно было найти.
Он подтянул одеяло повыше и подоткнул его мне под подбородок.
– Как себя чувствуете? Ничего не болит? Не надо, не отвечайте. Поберегите свое горло.
Я улыбнулся, и мои веки стали закрываться. Он повернулся и кивнул Фэй:
– Надо, чтобы этот паренек отдохнул. Полный покой и тишина, понятно? Больного не тревожить. И никаких эксцессов, вроде вчерашнего.
– Я... – Фэй закусила губу и покраснела. – Я понимаю, доктор.
– Хорошо. Проследите за тем, что делает ваш муж. И было бы очень хорошо, если бы вы принесли подкладное судно, о котором я вам недавно говорил...
Она вышла из комнаты.
Доктор и Кендэлл подошли к двери.
Я еще не совсем заснул, только впал в дрему. Поэтому уловил кое-что из того, о чем они говорили.
– ...все в порядке?
– На этот раз. Оставаться в постели и... Должен быть готов к...
– ...оказать помощь... глубокий личный интерес...
– Да. В этот раз... я не поставлю и гроша, что...
– ...пессимист, Дод. Почему бы в следующий...
– ...вставные зубы... линзы. Нет, лучше сделать по...
– ...хотите сказать, что он...
– ...полностью. Прямо через границу... ничего действительно хорошего... не стоит начинать...
Это было последнее, что я услышал.
Глава 16
Я пролежал в кровати до пятницы. Точнее говоря, до пятницы я не выходил из дому, потому что в постели я лежал не постоянно. Когда меня тошнило или нужно было в туалет, я ходил в уборную и как следует за собой смывал.
Всем я говорил, что чувствую себя хорошо, – только легкое переутомление и слабость. И если не считать потоков крови и мокроты, которые стали уменьшаться примерно к четвергу, со мной действительно не случилось ничего ужасного. У меня почти не было болей. Как я уже сказал, я чувствовал только слабость и усталость. И еще у меня было странное ощущение, словно большая часть меня куда-то бесследно испарилась.
С тем, что осталось, было все в порядке, но осталось не так уж много.
Фэй проводила в моей комнате много времени. Это выглядело вполне естественно, поскольку считалось, что она за мной ухаживает. У нас было время, чтобы поговорить.
Она, сказала, что Джейк теперь каждый вечер возвращается домой и ложится не позже одиннадцати. По ее словам, он вел себя как послушный ягненок.
– Как у тебя это получается? – спросил я небрежным тоном. – Я хочу сказать... как тебе удается держать его в руках? Чего он боится?
Она пожала плечами:
– Господи, милый, откуда мне знать. Наверное, боится, что я его брошу.
– Мне кажется, от того, что ты его не бросаешь, ему мало пользы.
– Разве? – Она хрипло рассмеялась и прищурила глаза. – А тебе откуда об этом знать?
Я дал разговору перейти на другие темы: что за забавный парень этот Кендэлл и кто, ради всего святого, мог соблазнить Руфь – и через некоторое время снова вернулся к Джейку.
– Деньги, которые он заработал на тотализаторе, уже давно вышли, – сказал я, – а в своей парикмахерской он, похоже, не зарабатывает ни цента. Как вы живете?
– Ты это называешь жизнью?
– Но деньги вам все равно нужны. Если учесть, сколько выпивает Джейк...
– Ну, у него все-таки есть кое-какой бизнес, Карл. Мы... – Она рассмеялась и прижала ладонь к губам. – Поначалу я боялась, что с меня просто снимут скальп. Но все знают его и его семью, так что дела кое-как пошли. Особенно по пятницам и субботам, когда другие парикмахерские закрыты. К тому же он обычно ошивается там всю ночь и работает в то время, когда уже никто не работает.
Однажды – кажется, это было в среду, когда она принесла мне ленч, – я спросил ее, не говорил ли Джейк когда-нибудь о том, что собирается вернуться в тюрьму.
Она уверенно покачала головой:
– На десять лет? Он не мог на это согласиться, даже когда ему за это хорошо платили, даже когда он знал, что о нем позаботятся после того, как он выйдет на волю. Но теперь они больше не будут с ним играть, верно, Карл? Даже если он этого захочет? Он просто сделал свое дело, и сейчас, когда его время кончилось, от него избавятся?
Я кивнул:
– Раз уж они не смогли оставить его в тюрьме... Скажи, какого черта он это сделал, Фэй? Я знаю, копы, наверно, наболтали ему про то, как они будут его защищать, и никто не посмеет тронуть его пальцем, потому что тогда им придется несладко, но...
– И что из этого вышло! Конечно, мне не хотелось прозябать на эти тюремные деньги, но я не думала... никто не думал...
– Этого следовало ожидать. Ты только посмотри, как он сразу стал сдавать. Пристрастился к спиртному и покатился под откос. Ты видела, что с ним было, когда он встретил меня?
– Да. – Она снова покачала головой. – Ты спрашиваешь, почему он это сделал? Он чуть не спятил в тюрьме. Он чувствовал, что все смотрят на него как на неудачника, на человека конченого, что все заработанные им деньги пропали зря. Вот он и...
Это было понятно. Я все это отлично понимал. Мне была знакома каждая фраза, и я наперед мог угадать, что случилось и почему.
Но я хотел, чтобы она рассказала мне об этом сама.
– Почему бы ему не сесть на время в тюрьму? Не оставаться за решеткой до тех пор, пока не закончится суд?
– Зачем? – Она удивленно на меня взглянула.
– Я же тебе сказал. Если он так уверен, что я... что я человек, который должен его убрать, чтобы заставить его молчать, то почему...
– Но, милый, какой в этом смысл? Потом они все равно доберутся до него.
– Да, верно, – сказал я. – Так оно и будет.
Она нахмурилась еще сильней:
– Милый... Ты немного нервничаешь?
– Из-за него? – Я заставил себя рассмеяться. – Ни капельки. Он уже в мешке, и мне осталось только его зашить.
– А как ты это сделаешь? Расскажи мне, Карл.
Я не собирался рассказывать ей об этом так рано. Было намного безопасней держать свой план при себе до самой последней минуты. Но... я ее немного растревожил своими вопросами. И решил, что лучше показать ей, что я по-прежнему на коне, пока она не начала тревожиться еще больше.
– Вот как все будет, – сказал я. – Мы выберем вечер уик-энда, когда Руфь отправится к своим родным, и...
Она, Фэй, должна будет подготовить Джейка. Она встретит его в городе и проследит за тем, чтобы он не слишком напился. Потом она пойдет домой, но сначала будет с ним ласкова и как следует его раззадорит, чтобы он с нетерпением ждал того, что она ему пообещает.
– Заставь его поверить в это, – сказал я. – Пусть у него слюнки потекут от одного только предвкушения. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю. Продолжай, Карл.
– Хорошо. Ты отправишься домой. Он подождет несколько минут, потом пойдет следом. Я буду наблюдать за вами из двери пекарни и направлюсь за ним. Подскочу к нему сзади на ступеньках крыльца, сломаю ему шею и брошу вниз головой. Потом я вернусь назад в пекарню, а ты найдешь его на крыльце. Сделаешь вид, что услышала, как он споткнулся на ступеньках, как это часто бывало раньше. Вот и все.
– А как ты... ну... его шею?..
– Это очень легко. Можешь не волноваться на этот счет.
– Господи. Это звучит так... просто!
– А тебе хотелось бы сложнее?
– Конечно нет... – Ее брови сразу разошлись, и она рассмеялась. – Когда мы это сделаем, Карл?
– Я скажу когда. Через несколько недель.
– Забавно, – сказала она улыбаясь. – Представляешь, я подумала, что ты немного исп... что ты занервничал.
– Серьезно? – спросил я.
– Забавно! – Она снова улыбнулась. – Ах ты, маленький крутой ублюдок!
* * *
Кендэлл навещал меня, как минимум, два раза в день. Он суетился вокруг меня, словно я был маленьким ребенком, щупал мой лоб, спрашивал, чего я хочу на обед, и журил меня за то, что я слишком много курю и плохо забочусь о своем здоровье.
– Так нельзя, мистер Бигелоу. Слишком многое зависит от вашего здоровья, – говорил он мне.
И я отвечал:
– Да, мистер Кендэлл, да, сэр. Я понимаю.
Время от времени случалось, что кто-нибудь запирал себя в холодильной камере, и, похоже, Кендэлл принял на веру, что точно так же произошло и со мной. Он решил, что я зачем-то открыл боковую дверь в пекарне, а потом забыл ее запереть.
Разумеется, я не стал его поправлять. Не сказал ему, что он сам открыл эту дверь, когда пробовал свой новый ключ.
Кендэлл обычно всегда находился поблизости, когда меня навещал доктор, но они мало разговаривали после первых двух визитов. Кендэлл не хотел и слышать о том, что я в неважной форме, а Додсон, похоже, был из тех людей, которые не любят зря бросать слова на ветер. Поэтому, когда Кендэлл начинал с ним спорить и называл его пессимистом, доктор только делал гримасу и помалкивал. Иногда он отвечал, что на этот раз со мной все будет в порядке, но... После этого «но» он не прибавлял ни слова.
Тогда Кендэлл начинал краснеть и раздражаться и кипятился до тех пор, пока доктор не выходил из комнаты.
– Что за пессимист! – возмущался он. – Во всем он видит только дурную сторону... Вам ведь стало лучше, верно, мистер Бигелоу?
– Конечно. Я чувствую себя просто замечательно, мистер Кендэлл, – отвечал я.
В четверг вечером он раз двадцать спросил меня о том, не стало ли мне лучше и не думаю ли я, что смогу встать уже на следующий день. После этого он на время успокоился. Когда он заговорил в следующий раз, речь зашла о его маленькой хижине в Канаде.
– Мне кажется, она вам прекрасно подойдет, мистер Бигелоу. Я хочу сказать, если вам станет хуже и вы не сможете... э-э... выполнить то, что запланировали...
– Со мной все в порядке, – ответил я. – Я смогу выполнить то, что запланировал, мистер Кендэлл.
– Я в этом уверен. Ничего страшного, даже если не сможете. Но на всякий случай... она идеально подойдет вам, мистер Бигелоу. Вы можете взять мою машину, жизнь там стоит дешево, и... я не сомневаюсь, что у вас есть деньги, но буду счастлив помочь...
– У меня осталась большая часть суммы от продажи бензоколонки, – сказал я. – Хотя с вашей стороны очень любезно...
– Ну что вы. С удовольствием помогу вам всем, что в моих силах... Что вы скажете об этом предложении, мистер Бигелоу? Если рассматривать его как более или менее удачное решение неудачных обстоятельств? Там вам будут предоставлены полный покой и самые благоприятные условия для отдыха и для учебы. Ближайший город находится в сорока милях – на машине это немного, но все-таки достаточно далеко, чтобы никто не тревожил вашего уединения. Как вам моя идея?
Идея была прекрасная. Я не мог представить себе лучшего места, чтобы смыться, а мне пришлось бы смыться, если бы я решил бросить свою нынешнюю работу.
– Звучит отлично, – сказал я. – Но я вряд ли туда поеду. Останусь здесь, буду ходить в колледж и... и выполню все, что запланировал.
– Разумеется. Естественно, – кивнул он и встал. – Я просто хотел, чтобы вы об этом подумали.
Я об этом подумал.
Было уже почти час ночи, когда я смог заснуть.
Следующий день – то есть день, наступивший после этой ночи, – был пятницей. Я был все еще очень слаб и изможден, но решил, что больше лежать не стоит. Фэй снова начнет беспокоиться. Кендэлл снова будет спрашивать, смогу ли я выполнить свою работу или нет. И если у него возникнут какие-то сомнения, очень скоро они появятся и у Босса.
Я встал пораньше, и мне хватило времени, чтобы одеться, а потом позавтракать с Кендэллом. Из дома мы вышли вместе, и я отправился в колледж.
В то первое утро с Кендэллом – утро понедельника – я почти не обращал внимания на других студентов. Конечно, я их замечал, некоторые проходили мимо нас, и мы проходили мимо них, пока бродили по колледжу. Но никакого впечатления они на меня не произвели. Точнее говоря, они меня не беспокоили. Кендэлл чувствовал себя легко и непринужденно, и это настроение передавалось мне.
Но в это утро все было по-другому. С самого начала я чувствовал себя не в своей тарелке.
Студенты стекались к колледжу сплошным потоком, и я был среди них. Но не одним из них. Я был сам по себе, несмотря на то что они окружали меня спереди и сзади, подталкивая друг друга под локоть, когда думали, что я их не вижу. Они смеялись, шептались и переговаривались – о моей одежде, о том, как я выгляжу... обо всем на свете. Потому что все во мне было не так.
Я вошел в свой класс, и у учителя был такой вид, словно он видел меня в первый раз. Он спросил меня, уверен ли я, что попал туда, куда нужно, и почему с таким опозданием начинаю свои занятия. Это был один из тех болванов, которые задают вопросы, не слушая ваших ответов; мне пришлось несколько раз объяснять одно и то же, пока другие студенты сидели и посмеивались, глядя на меня.
Наконец до него дошло. Он вспомнил, что меня представил Кендэлл, и почти извинился за свою забывчивость. Но к занятиям меня все равно не допустил. Я отсутствовал три дня и должен был сходить к декану факультета, чтобы получить разрешение на возобновление учебы.
Я проглотил и это – то, что они называли «отшить», – и вернулся в класс секунд за тридцать до конца урока. Я как раз садился на место, когда прозвенел звонок.
В классе поднялась целая буря. Можно было подумать, что со мной случилась самая забавная вещь на свете.
В другом классе мне пришлось пересаживаться раз двадцать, потому что все время оказывалось, что это место уже кем-то занято. Не успевал я опуститься на стул, как появлялся какой-нибудь идиот и заявлял, что он здесь сидит. Ясное дело, для них это было чем-то вроде игры, они хотели выставить меня еще большим дураком, чем я сам себя чувствовал, но все, что я мог поделать, – это переходить с места на место, пока не появился преподаватель и не вызвал меня к доске.
Третий урок, за которым следовал обед, оказался хуже всех. Это была английская литература, и каждый из учеников должен был вслух прочитать какой-нибудь отрывок. Когда пришла моя очередь, то из-за того, что я одновременно читал и смотрел вниз, у меня немного сдвинулась челюсть, поэтому все, что я говорил, звучало как ребячий лепет. Смешки и хихиканье становились все громче, пока преподаватель не приказал мне сесть.
– Очень смешно, мистер Бигелоу, – сказал он, бросив на меня взгляд, который мог бы заморозить целый сад. – Интересно, мистер Кендэлл знаком с вашими способностями к звукоподражанию?
Я пожал плечами и ухмыльнулся – а что еще, черт возьми, я мог сказать или сделать? Преподаватель нахмурился и кивнул следующему студенту. Чуть позже – хотя мне совсем не показалось, что это было «чуть позже», – зазвенел звонок.
Выходя из класса, я остановился у учительского стола и объяснил насчет зубов. Он повел себя очень любезно, извинился, что неправильно понял ситуацию и все такое. По крайней мере, теперь я мог надеяться, что он не станет жаловаться на меня Кендэллу. Но...
Я направился к выходу из здания, и все вокруг, казалось, смеялись и говорили только обо мне. Конечно, отчасти в этом было виновато мое воображение, но только отчасти. Это был маленький колледж, местные студенты, наверное, любили позубоскалить, и новости распространялись быстро.
Я пошел к дому, спрашивая себя, какого черта мне туда идти, если я все равно ничего не смогу съесть. Я старался держаться тихих улочек, по возможности избегая людей, и проклинал себя за это.
Она выскочила из какого-то переулка, когда я проходил мимо. Задним числом я могу предположить, что она поджидала меня там нарочно.
Я сказал: «А, привет, Руфь» – и пошел дальше.
Она крикнула:
– Карл! Подожди минуту.
– Да? – нахмурился я и остановился, выжидая.
– Я знаю, ты на меня за что-то сердишься, но...
– Сержусь? – переспросил я. – Честно говоря, мне все равно, жива ты или нет.
– Да, – пролепетала она. – Понимаю. Я с тобой не об этом хотела говорить. Я только хотела сказать насчет... насчет колледжа. Не обращай на них внимания. Просто делай, что должен, и все наладится само собой.
Она улыбнулась, по крайней мере, сделала такую попытку. Потом кивнула и взялась за свой костыль.
Я знал, что должен дать ей уйти, тогда это был бы полный и окончательный разрыв. Но не мог так поступить. Я ее остановил.
– Мне не все равно, жива ты или нет, Руфь, – сказал я. – Совсем не все равно.
– Д-да... Все в порядке, Карл. Наверное, я просто...
– На самом деле я хотел с тобой порвать. Я тебе не пара. Не тот человек, какой тебе нужен...
– Нет! – Ее глаза вспыхнули. – Ты прекрасный человек!
– И есть еще миссис Уинрой, – продолжал я. – Мне кажется, она что-то подозревает. Если она догадается, что между нами что-то есть, то немедленно тебя уволит.
– О... – произнесла она дрогнувшим голосом. – Я... разве она что-то говорила? Я не могу потерять свою работу, Карл! Если...
– Тогда будь осторожней, – сказал я. – Вот почему я должен так себя вести, Руфи. Это единственная причина. Ты мне очень нравишься.
Она стояла, краснея и дрожа, вцепившись искривленными пальцами в рукоять костыля.
– Обстоятельства против нас, Руфь. Не забывай об этом. Я считаю тебя замечательной девушкой. Но этого не показываю, потому что не могу.
Она кивнула, глядя на меня, как собака смотрит на хозяина.
– Ты можешь оказать мне маленькую услугу, – сказал я. – Если захочешь. Я сейчас неважно себя чувствую, но не хочу возвращаться в дом, чтобы все вокруг меня суетились, так что...
– Почему бы тебе этого не сделать, Карл? Я хочу сказать – не остаться в постели еще на один день?
– Со мной все в порядке, – ответил я. – Просто мне не хочется идти в колледж после обеда. Если ты скажешь Кендэллу и вообще любому, кто об этом спросит, что я пообедал в кафетерии, ничего не говоря о том, что у меня что-то не так...
– У тебя все будет хорошо. Все наладится.
– Не сомневаюсь, – сказал я. – Но на сегодня с меня хватит. Лучше я пару часов поброжу по городу и постараюсь собраться с мыслями перед рабочей сменой.
Она колебалась, нахмурив брови.
– Ты не... ты не очень обескуражен, Карл? Не собираешься бросить колледж и...
– Ни в коем случае, – ответил я. – Пирдэйл никуда от меня не денется, а я никуда не денусь от Пирдэйла. Просто сегодня я не в настроении.
В конце концов она вернулась в свой переулок, а я направился вверх по улице в этот хорошенький тихий бар, который приметил в тот день, когда был с Кендэллом. Сел за ближайший столик и не вставал из-за него до трех часов дня.
Мне было наплевать, что меня увидит здесь шериф или кто-нибудь еще, – я всегда мог сослаться на то, что неважно чувствую себя в первый день, проведенный на ногах. Но в баре не появилось ни одного знакомого лица. Здесь вообще почти никого не было. Я сидел за столиком один, пил и курил, погрузившись в свои мысли, и чем дольше я сидел, тем легче и спокойней было у меня на душе.
К тому времени, когда я вышел, мне стало совсем хорошо.
Вернее, стало хорошо той части, которая от меня осталась.
Я отработал свою смену в пекарне. На следующий день, в субботу, проработал полных восемь часов, и со мной все было в порядке. Я чувствовал себя нормально. Почти.
Поскольку, как я уже сказал, от меня мало что осталось.
Я спрашивал себя, что произойдет, если со мной случится что-нибудь действительно серьезное, требующее всей моей энергии и сил. Что-то такое, с чем я не смогу справиться по-своему – продвигаясь каждый день по чуть-чуть, как обычно делал свою работу.
А потом наступило воскресенье, и я начал кое-что понимать.
Глава 17
Шериф Саммерс рыгнул и откинулся в кресле.
– Отличный обед, Бесси, – сказал он. – Не помню, когда я последний раз так много ел.
– Сегодня за завтраком, – ответила миссис Саммерс, нахмурив брови. – Еще кофе, Карл? Судя по звукам, его высочество предпочтет выпить немного соды.
– Бесси, ну зачем же...
– Довольно, сэр. Больше ни слова. И перестань, пожалуйста, ковыряться в сладком пироге!
Шериф робко улыбнулся и подмигнул мне:
– Не женщина, а кремень, верно, сынок? Бьюсь об заклад, такой командирши на всем свете не сыщешь.
– Я этого не говорил, – рассмеялся я.
– Разумеется, не говорили. На это способен только его высочество.
– Он просто старается быть вежливым. – Шериф снова мне подмигнул.
– В отличие от тебя, не так ли? Замолчи. Мы с Карлом больше не хотим с тобой говорить, правда, Карл?
– Да, мэм, – ответил я улыбаясь.
И они оба рассмеялись и посмотрели на меня с улыбкой.
Как ни крути, это был хороший день. Прохладный, но солнечный, с легким ветерком, шевелившим побуревшие листья на деревьях. И начался он неплохо. Накануне Кендэлл загрузил меня большей частью воскресных заказов и убрал их в холодильную камеру, а потом настоял, чтобы я взял себе полный выходной. Он действительно на этом настоял – не так, как люди, которые делают вам предложение, ожидая, что вы от него откажетесь.
У шерифа и его жены я чувствовал себя почти так же уютно, как у той пожилой пары в Аризоне.
Шериф Саммерс сказал, что не прочь немного соснуть, а миссис Саммерс ответила, что она нисколько его не задерживает. Он направился в переднюю часть дома, где находилась его спальня. Мы еще какое-то время посидели за столом, беседуя и попивая кофе. Потом она повела меня посмотреть свой дворик.
Их дом был одним из тех старых, хаотично спланированных коттеджей, которые никогда не выглядят старомодными, как бы давно их ни построили. Двор занимал полквартала в ширину и целый квартал в длину, и она попыталась по возможности украсить его цветочными клумбами и садом камней, расположенным в дальнем конце.
Я рассказал ей, как устроил свою лужайку в Аризоне, и она ответила, что просто видит ее собственными глазами и она кажется ей чудесной. Потом мы перешли к разговору об их лужайке, и тут нам было о чем поговорить. Я дал ей несколько советов, и она порозовела от удовольствия.
– Это замечательно, Карл! Может быть, вы как-нибудь поможете мне обустроить эту лужайку? Скажем, во время выходных? Если я вам заплачу?
– Нет, мэм, – ответил я. – Только не за плату.
– Но я...
– Я сделаю это ради собственного удовольствия. Мне нравится все украшать и приводить в порядок. Я уже начал кое-чем заниматься возле дома Уинроев, там есть над чем поработать...
– Знаю. Это еще мягко сказано!
– Однако мне показалось, что моя помощь не особенно приветствуется, скорее наоборот – что я вмешиваюсь в чужое дело. Поэтому я только поправил ворота, а все остальное оставил как есть.
– Ах, эти люди. Не сомневаюсь, они вас за это даже не поблагодарили, верно?
Я покачал головой:
– На самом деле я сделал это не столько для них, сколько для себя. С воротами было совсем плохо, но меня беспокоят и ступеньки на крыльце. В один прекрасный день на них кто-нибудь убьется.
Это была правда. Ступеньки в самом деле были плохи, и кто-нибудь действительно мог на них убиться, сам собой, без посторонней помощи. Но я сразу пожалел о том, что это сказал. Когда я упорно думаю об одной и той же вещи, то все, что я делаю или говорю, в конце концов сводится к этой самой вещи.
– Ладно, – сказал я. – Если говорить о работе, то самое время заняться мытьем посуды.
Мы немного побеседовали, сидя на заднем крыльце дома. Потом я встал и протянул ей руку.
Она взяла ее и заставила меня сесть обратно на ступени.
– Карл...
– Да, мэм, – улыбнулся я.
– Я... мне хотелось бы сказать, как сильно я... – Она рассмеялась, качая головой, словно удивлялась сама себе. – Нет, вы меня только послушайте! Веду себя как Билл, который и слова не может сказать без какой-нибудь неловкости. Но... вы поняли, что я хочу сказать, Карл.
– Надеюсь, что да, – ответил я. – Я хочу сказать, что был очень рад побыть вместе с вами и шерифом, и надеюсь, что вы тоже...
– Да, и мы тоже, Карл. У нас никогда не было детей, и мы не заботились ни о ком, кроме себя. Возможно, поэтому мы... В общем, это не важно. То, что нельзя исправить, нужно принимать. Но я подумала... я размышляла о вас с прошлого воскресенья и подумала, что если бы обстоятельства сложились по-другому, если бы у нас был сын, то сейчас ему было бы примерно столько же лет, сколько вам. И он... если бы он был таким, каким я его представляла... он мог бы стать таким же, как вы. Вежливым, учтивым человеком, всегда готовым прийти на помощь, не считающим меня самой большой занудой в мире и...
Я не мог произнести ни слова. Боялся, что у меня дрогнет голос... Мне – и быть ее сыном! Мне!..Господи, почему все сложилось не так, а по-другому?
Она снова заговорила. Сказала, что была «очень сердита на Билла за то, как он повел себя в прошлое воскресенье».
– Все в порядке, – сказал я. – На его работе надо быть очень осторожным.
– Осторожным? Чепуха! – выпалила она. – Он поступил неправильно. Я в жизни не была так разгневана. Я чуть не набросилась на него с кулаками, Карл! Я сказала ему – Билл Саммерс, если вы хотите, чтобы вас дурачили эти Филдсы, люди заведомо ничтожные и вредные... вместо того чтобы доверять собственным глазам, я...
– Филдсы! – Я повернулся и взглянул на нее. – Единственные Филдсы, которых я знал, уже мертвы.
– Я говорю об их сыне, о нем и его семье. У них были родственники, которые переехали в Айову. Билл им телеграфировал в тот же день, когда наводил справки...
– Вот как? – сказал я. – Я этого не знал. Возможно, вам не следовало мне об этом говорить, миссис Саммерс. Если сам шериф этого не сделал, значит, и вам не нужно было.
Она задумалась. Потом мягко спросила:
– Вы действительно так считаете, Карл?
– Да, я действительно так думаю, – ответил я.
– Очень хорошо. Я ожидала, что вы это скажете. Но он знает, что я собиралась вам это рассказать, и не возражает. Вся эта история с самого начала выглядела абсолютно нелепой! Даже если ему не стало ясно с первого взгляда, что вы за человек, у него были прекрасные отзывы о вас от судьи и начальника полиции, и...
– Не понимаю, – вставил я. – Не могу представить, что их сын мог сказать против меня. Я заботился о них больше, чем о собственных матери и отце. Миссис Филдс переписывалась со мной до самой смерти и...
– Догадываюсь, что послужило главной причиной такого отношения. Ревность. Родные не любят, когда чужакам уделяют больше внимания, чем собственной семье. Не важно, кто вы такой и что вы сделали, они все равно будут считать, что вы обманули их родителей. Втерлись к ним в доверие, ограбили или еще что-нибудь похуже.
– Но... я просто не понимаю, как...
– Все ясно как божий день. Еще до встречи с вами я поняла, что на беспристрастность тут рассчитывать не приходится. В ответ на запрос они прислали телеграмму в пятьсот слов, где очернили вас с ног до головы. Разумеется, Билл не поверил всему целиком, но он подумал, что какая-то правда тут есть. И вот... Наверно, мне вообще не стоило об этом говорить. Но это было так несправедливо, Карл, и так вывело меня из себя, что я...
– Может быть, вы расскажете мне об этом поподробней, – сказал я. – Если вы не против.
Она рассказала мне все в подробностях. Я слушал, и сначала мне стало не по себе, а потом совсем плохо. Чем дальше я слушал, тем хуже мне становилось.
Он – этот сынок Филдсов – утверждал, что я обкрадывал его отца и мать все время, пока работал на заправочной станции, а потом просто выкинул их из дела, заплатив половину того, что оно стоило. Он говорил, что я угрожал его родителям и все прибрал к рукам, а они были слишком испуганы, чтобы жаловаться. Он сказал – или, точнее, намекнул, – что я фактически убил мистера Филдса, заставляя его выполнять всю тяжелую работу, пока его здоровье не надломилось и он не умер от разрыва сердца. Он сказал, что я планировал сделать то же самое с матерью, но она согласилась на условия, что я ей предложил, и я позволил ей уехать «с совершенно расстроенным здоровьем». Он сказал...
Короче, тут было все, что можно придумать. Самые худшие вещи, которые может представить и сочинить мелкий неудачник из провинциального городка.
Разумеется, это была ложь, от первого до последнего слова. Я работал на этих людей за гроши и согласился бы скорее обокрасть самого себя, чем причинить им какой-нибудь ущерб. Я заплатил миссис Филдс больше, чем смог предложить любой из покупателей, когда она выставила свой бизнес на продажу. Даже делал за миссис Филдс большую часть домашней работы. Заставлял мистера Филдса лежать в постели, ухаживал за ним и выполнял массу других обязанностей. Перед смертью он целый год пролежал в кровати, и она почти не касалась дел, а я...
И теперь этот тип говорил обо мне такие вещи!
Мне стало тошно. Я заботился об этих людях больше, чем о ком бы то ни было на свете. И вот как все повернулось.
Миссис Саммерс коснулась моей руки:
– Не переживайте так, Карл. Я знаю, что вы были очень добры к этим людям, и то, что он о вас говорит, ничего не меняет.
– Знаю, – кивнул я. – Но...
Я рассказал ей, как много я думал о Филдсах и как старался проявить к ним свою заботу. Она сидела, сочувственно вздыхая, и время от времени бормотала что-то вроде «Разумеется» или «Да, я понимаю» и тому подобное.
Очень скоро я обнаружил, что говорю не столько с ней, сколько с самим собой. Я уговаривал сам себя. Потому что я знал, что сделал, но не знал почему. Раньше мне казалось, что я это знаю, но теперь понял, что это не так.
Конечно, он лгал: ложь заключалась в том, как он преподносил факты. Но ложь и правда не так уж далеки друг от друга: можно начать с одного и прийти к другому, а где-то в середине их пути пересекаются.
Можно было сказать, что я втерся в доверие к Филдсам. Они вовсе не нуждались в моей помощи, и, будь они немного помоложе и не так добросердечны, возможно, я и не получил бы эту работу. Можно было сказать, что я принуждал их к тяжелому труду. Два человека могут неплохо жить на доходы от маленькой бензозаправки, а трое – уже не могут. Я старался брать на себя основную часть работы, но все равно им приходилось трудиться больше, чем до меня. Можно было сказать, что я их обкрадывал – одним своим присутствием. Можно было сказать, что я заплатил миссис Филдс слишком маленькую сумму. Потому что все, что у меня было, я получил от них, и для меня это место значило гораздо больше, чем для человека со стороны. Можно было сказать...