Текст книги "Последний шанс"
Автор книги: Джил Лэндис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
2
Лейн подозревал, что возвращение в Ласт Чанс – это ошибка, и за последний час убедился, что был прав. За время, достаточное, чтобы вскипел котелок, он уже привлек к себе внимание добропорядочных граждан, а потом распластал вдову покойного шерифа у передней стены ее собственного дома.
Звуки музыки, долетавшие до них в ночном воздухе, медленно замерли вдали. Крыша веранды бросала тень на половину лица Рейчел, а другую половину омывал серебристо-голубой свет луны. При этом было очевидно, что в ее глазах еще сверкает гнев, которым он не мог пренебречь, а губы, которые он только что целовал, недовольно надуты.
– Когда я был мальчишкой, я грезил целыми днями, как я вас поцелую, – откровенно сказал он.
Она не отозвалась, а он смотрел на ее темные волосы, и ему хотелось дать себе волю, распустить их, вытащив из них все шпильки. Раньше она заплетала их в толстую длинную косу, и это шло ей гораздо больше, чем дамский строгий узел, в который она уложила их сегодня. Он представил себе, как будет перебирать пальцами эти волосы, намотает их на руку и на запястье и опять притянет ее к себе.
Она пришла в такую ярость, что не смогла говорить связно:
– Я не… я никогда…
– Вы ничем меня не поощряли. Вы не могли представить себе, о чем я думаю. Вы были чертовски поглощены своим желанием стать лучшей учительницей в городе. Конечно, вам и в голову не могло прийти, что шестнадцатилетний мальчишка на задней парте смотрит, как вы двигаетесь, или задает себе вопрос: что вы почувствуете, если он когда-нибудь посмеет прикоснуться к вам.
Он оторвал взгляд от ее волос и перевел его на жилку, что билась у нее на шее. Не удержавшись, он протянул руку, обхватил ладонью ее подбородок, обвел ее нижнюю губу большим пальцем. Она отбросила его руку.
На улице раздались голоса, и Лейн увидел группу празднующих гуляк, идущих рука об руку по Главной улице. Он – не Рейчел, о ее репутации никак нельзя забывать. Повернувшись к молодой женщине спиной, он опустил поля шляпы, отошел от нее и стал на край веранды, наполовину скрытой в тени.
Мимо прошло несколько человек из оркестра. Их голоса эхом отдавались по всей улице.
Когда Лейн оглянулся на Рейчел, она уже владела собой. Вновь обретя равновесие, она стояла перед дверью. Рука ее сжимала дверную ручку так, словно молодая женщина готова была в любой момент спастись бегством.
Он должен кое-что объяснить ей. Человек не может объявиться после десятилетнего отсутствия без всяких на то причин.
– Я вернулся сюда не для того, чтобы нагнать на вас страху. Я приехал сюда, чтобы встретиться с Чейзом.
Это было все, что он мог сказать на эту тему, все, что он мог ей открыть.
– Вы останетесь здесь, пока они с Евой не вернутся из Калифорнии?
– Возможно. Если не придется ждать слишком долго.
Лейн глянул на плетеные кресла-качалки, которые были ровно расставлены вдоль террасы. Протянув руку, Лейн покачал одно из них, попытавшись представить себе ее и Маккенна – как они сидели вот здесь, рядом, глядя на закат. Эта уютная сцена настолько не соответствовала его собственной кочевой жизни, что он с трудом смог все это вообразить.
Где-то на улице засмеялись. Смех эхом отдавался от темных витрин.
– Прежде чем я увижусь с дядей, мне бы хотелось попросить вас, чтобы вы немного рассказали мне, как он жил все эти годы.
– Уже очень поздно…
– Я не имею в виду сегодня. – Он опять взглянул на нее. Распрямившись, он помолчал, а потом продолжил: – Спасибо за танец, миссис Маккенна.
Она протестующим жестом подняла руку.
– Не надо. Пожалуйста. Рейчел будет вполне достаточно.
«Интересно, может, имя Маккенна вызывает у нее мучительные воспоминания об утраченной любви?» – подумал он.
– Ладно, Рейчел.
Его мысли блуждали по невозможным, нелогичным, опасным путям. За одну минуту он утратил контроль над собой и смутил покой единственного человека, которого он знает и который этого не заслужил. Хоть он, Лейн, и живет сейчас другой жизнью, но последние несколько минут показали, что по-настоящему он никогда не изменится.
Нужно кончать с этим делом. И с Рейчел.
Он не стал дожидаться ее ответа и попрощался. Два широких шага – и вот он уже сошел с веранды и идет по аккуратной вымощенной дорожке среди розовых кустов. Он не оборачивался до тех пор, пока не услышал звук открываемой двери.
Дверь закрылась за Рейчел, и дом поглотил ее. Через мгновение газовый фонарь над входом погас. Лейн бесшумно закрыл за собой калитку и направился к дальнему концу Главной, где были расположены салуны, захудалые гостиницы и закусочные. Он знал, что в этих местах полно шахтеров и ковбоев, бродяг и распутных женщин, пахнущих мускусом и дешевыми духами.
Через несколько мгновений он вернется в свою стихию.
Рейчел Маккенна – одетая в такой жесткий черный шелк, что он почти трещал, когда они шли рядом, Рейчел с ее аккуратной прической, ее безупречной репутацией и изящными манерами – эта Рейчел Маккенна не из тех женщин, с которыми он водит знакомство. Она живет и вращается в мире, на который ему за всю его жизнь привелось всего лишь несколько раз бросить взгляд.
Лейн прошел мимо гостиницы – ветхого двухэтажного дома с запиской на двери: «Свободных мест нет». Лейн двинулся дальше, к ближайшему салуну. В эту ночь вместо неизменного пианино, издающего жестяные звуки где-то в глубине зала, там играли несколько приблудших членов «Духового оркестра» Ласт Чанса. Они собрались опять, со своими инструментами; теперь воротники их пиджаков были расстегнуты и перед каждым стояла кружка с пенящимся пивом. Разговаривать было почти невозможно – в центре зала ревели две трубы и тромбон.
В отличие от приема, оказанного ему на танцплощадке, его появление в салуне осталось незамеченным. Пройдя к бару, Лейн поставил сапог на медную подножку и подался вперед, опершись локтями об истертую деревянную стойку. Хозяин бара кивнул, давая понять, что скоро подойдет к Лейну.
Лейн заказал виски, а потом насладился второй порцией благодаря одному из оркестрантов, заявившему, что он угощает компанию за свой счет. Лейн сидел спиной к залу, но при этом не сводил глаз с зеркала, висящего на задней стене бара. Со стороны могло показаться, что он погружен в свои мысли.
Ему хватило несколько секунд, чтобы изучить всех, кто находится в зале, запомнить каждого по какой-нибудь отличительной черте лица либо одежды и выделить тех, кто мог оказаться опасным для него, Лейна.
Скоро перед ним появилась одна из гулящих женщин; она прислонилась к стойке в соблазнительной позе – локти назад, груди дразняще выставлены. У нее были волосы черные, как вороново крыло, она была недурна собой, но болезненно худа, с бледной кожей, а волосы ее явно нуждались в хорошем шампуне.
– Привет, ковбой. Не хочешь ли угостить девушку?
Он кивнул бармену. Без всяких дополнительных объяснений у локтя девушки появился стаканчик виски. Оркестранты прервали свой адский грохот, чтобы провозгласить тост. Девушка протянула руку и провела ладонью по руке Лейна призывным жестом. Он посмотрел на ее руку, потом посмотрел ей в глаза, пронзив ее таким холодным взглядом, что она тут же отдернула руку.
– Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются, – сказал он, поднося к губам низкий широкий стаканчик с виски. – Пока я сам не скажу, кто это будет делать, когда и как.
Облизнув губы, она придвинулась к нему ближе, на этот раз явно стараясь не коснуться его.
– Хочешь, пойдем со мной наверх, ковбой? Скажешь «да» – и будешь всю ночь говорить мне, когда и где тебя трогать.
Он смотрел, как она морщит и надувает губы, произнося эти слова, и подумал, что такая демонстрация губ и языка – обычный прием, используемый для разжигания клиента. Ему стало почти жаль девушку. Почти. Кто он такой, чтобы судить ее? Ведь он знает, что его душа вряд ли сверкает ярче, чем ее.
У него, конечно, особая репутация, но это еще не значит, что он неразборчив.
– Отвали, милашка, – сказал он с полуулыбкой, пытаясь отвязаться от нее побыстрее. – Я сегодня не в настроении.
Она отодвинула свой стакан и отбросила свои чернильно-черные волосы на спину.
– Ну, в другой раз, – сказала она.
– Ага. В другой раз.
Он продолжал наблюдать в зеркало за посетителями, часто задерживая взгляд на двери. С того места, где он стоял, он мог с легкостью застрелить любого, кто подумает поднять шум – еще прежде, чем тот переступит порог. Нужно всегда быть начеку, это не повредит. Заказав еще порцию, он переступил на другую ногу и позволил себе подумать о том, что ему сказала Рейчел. Он и раньше знал, что у его дяди Чейза Кэссиди двое детей, но не знал, что мальчика назвали в его честь.
Кто бы мог подумать? Как-то Ева, жена Чейза, сказала, что дядюшка любит его больше, чем он, Лейн, себе представляет. Может, это и в самом деле так, но он готов держать пари на хорошую сумму, что это была идея Евы. Он пытался убедить себя, что это ничего не значит, но это было не так. Почему-то, думая о мальчишке, которого, назвали в его честь, ему хотелось по-дурацки, улыбаться, но среди этих людей. Лейн не мог себе этого позволить.
Рейчел стояла в неосвещенной прихожей, не двигаясь, все еще не придя в себя.
Лейн Кэссиди вернулся.
Все такой же порывистый. Все такой же непредсказуемый. Все такой же дерзкий. Поцеловать ее и с такой грубой откровенностью поведать о своих мальчишеских фантазиях! Вероятно, ему и в голову не могли прийти, что любая леди оскорбится подобным разговором или что это неприлично – обращаться с ней таким образом. Равно как и ей никогда не приходило в голову, что у него могли возникнуть на ее счет такие волнующие мысли. Будучи ее учеником, он всегда был беспокойным и молчаливым, но увлечься ею? Этого она просто не могла предположить.
Пару раз она спрашивала о нем Чейза и Еву, но ответом было такое странное молчание, что она прекратила задавать вопросы.
Радуясь темноте и возможности хотя бы несколько мгновений побыть наедине с собой, она подняла руку и обвела пальцем губы. Она уже не кипела от гнева, но еще и не совсем остыла, и вдруг молодая женщина с досадой поняла: она разгневалась потому, что поцелуй Лейна подействовал на нее так, как никогда не действовали поцелуи Стюарта Маккенна.
На какое-то мгновение, когда она стояла там, у двери, Рейчел показалось, что Лейн тоже пришел в возбужденное состояние, но теперь, когда к ней вернулась способность рассуждать, а также вспомнив все, что говорил муж о ее полном неумении соблазнять – теперь она поняла, что ошиблась.
Чтобы изменить странное направление, которое приняли ее мысли, Рейчел проверила, заперла ли она дверь. Глубоко вздохнув, она настроилась на другой лад. Из кухни был слышен разговор и смех. Рейчел направилась к комнате, находившейся в задней части уютного, хорошо обставленного двухэтажного дома, который она унаследовала от своих родителей.
Этот дом был ее тихой пристанью, он весомо символизировал мир и ее место в этом мире. Когда бы Рейчел ни вошла в свой дом, ей казалось – он ее обнимает, успокаивает, оберегает, потому что она знала – все в этом доме идет своим чередом и все ей подвластно.
Она задержалась у зеркальной вешалки. Отвязывая от запястья черный шнурок с кисточкой, на котором держался веер, она увидела свое отражение в зеркале. За этот год она похудела, глаза были обведены тенями и казались чересчур большими для ее лица. Она придвинулась к зеркалу, чтобы получше рассмотреть себя, и коснулась кончиком пальца темных кругов под глазами. В слабо освещенной прихожей были не видны мелкие морщинки в уголках глаз, которые появлялись, когда она смеялась.
– Мама!
Услышав голос сына, молодая женщина сразу же забыла обо всем. Она повесила веер на крючок, пригладила волосы и поспешила на кухню, стараясь, чтобы походка ее казалась легкой, а голос – беззаботным.
– Что это вы здесь делаете?
Свою уютную кухню Рейчел окрасила в темно-зеленый и кремово-желтый цвет, чтобы она гармонировала с наружной окраской дома. Там за крепким дубовым столом, стоящим посредине, сидели Тайсон и экономка Дельфи.
– Неужели вы съели все мороженое? Надеюсь, что нет, потому что на танцах я нагуляла хороший аппетит, – сказала она.
Тай все еще был в летних штанишках и белой рубашке, которая в данный момент была вся запачкана клубничным мороженым. Одна из подтяжек съехала с его плеча. Золотисто-каштановыми волосами, темно-синими глазами, вздернутым носом, веснушками сын Рейчел походил скорее на ее отца, чем на Стюарта Маккенна. Став на стул, Тай погрузил в глубокое ведерко с мороженым ложку с длинной ручкой.
– Оно здорово вкусное. Я тебе положу, мама, пусть Дельфи даст мне мисочку.
– Пожалуйста, – подсказала Рейчел.
– Пожалуйста, Дельфи, – добавил Тай.
Филадельфия Джоунз поднялась, чтобы выполнить просьбу мальчика. Рейчел смотрела, как они слаженно действуют – ее бесценный сынок и эта женщина, от которой уже много лет она зависит гораздо больше, чем просто от экономки. Этой статной женщине с экзотической внешностью, темноволосой и темноглазой, с кожей цвета кофе с молоком, было, по ее подсчетам, около шестидесяти лет, но выглядела она гораздо моложе. Дельфи родилась рабыней в Теннесси, вышла замуж за свободного человека и вместе со своим мужем оказалась среди первопоселенцев на западе. Ей не было и сорока, когда она овдовела. У Маккенна Дельфи проработала почти восемь лет, и они с Дельфи давно были на дружеской ноге.
– Вы и вправду повеселились? – спросила Дельфи, скептически выгнув бровь.
Помедлив, Рейчел ответила:
– Вроде того.
Она попыталась изгнать из памяти поцелуй, украденный Лейном, и протянув руку к полосатой фаянсовой мисочке, опустила туда ложку и мешала ею мороженое, пока не выудила необыкновенно крупную замороженную клубничину. И сказала беспечно, прежде чем положить ее в рот:
– Меня проводил один мой старый ученик.
Дельфи внимательно посмотрела на нее.
– Ах, вот как. Сколько ему лет?
Рейчел проглотила ягоду и снова принялась шарить в мисочке.
– «Старый» означает, что он у меня учился несколько лет назад. Ему двадцать шесть.
– Ясно. Почти такой же «старый», как и вы.
– Он поздно поступил в школу. На самом деле, его скорее можно назвать моей первой неудачей. Он уехал из нашего города в тот же год, как стал моим учеником, и так и не научился читать почти ничего, кроме своего собственного имени.
Рейчел было неловко продолжать разговор и она быстро переменила тему.
– Скажи, Тай, что тебе сегодня понравилось больше всего?
Тай улыбнулся, лицо его было от уха до уха измазано мороженым.
– Это мороженое. И праздник. – Он завел глаза к потолку и добавил: – И парад. И угощение на улице.
– Мне тоже, – улыбнулась Рейчел.
– А почему бабушка и дедушка Маккенна сегодня не пришли?
Рейчел и Дельфи обменялись быстрыми взглядами. Как могла Рейчел объяснить пятилетнему сыну особенности характера своей свекрови?
– Видишь ли, бабушка Лоретта не любит праздники.
– Почему?
– Ну… из-за муравьев.
Мальчик уставился на нее, ложка замерла в его руке у самого рта. Он нахмурился.
– Я не видел никаких муравьев.
Рейчел знала, что он ждет разумного объяснения и что он достаточно сообразителен, чтобы отличить правду от лжи. Она вздохнула. Как объяснить ему, что такое социальное положение? Или то, что Лоретта Маккенна считает, будто среди жителей Ласт Чанса почти никто не стоит того, чтобы она тратила на него свое время?
– Бабушка Маккенна не любит общаться.
– Ты хочешь сказать, что она не любит бывать с другими людьми?
– Да.
– Нас она любит.
Рейчел была вполне согласна с тем, что ее свекровь любит Тая, но она знала, что ее она едва терпит.
– Бабушка, действительно, любит тебя, Тай. А теперь не кажется ли тебе, что пора спать? День у тебя был долгий и насыщенный.
Он тяжело вздохнул, но не стал спорить, будучи уравновешенным ребенком. Он слез со стула и направился к двери.
– Погодите-ка, молодой человек, – Дельфи поспешила за Таем, держа в руках мокрую салфетку и курточку под цвет его штанишек. – Не трогайте ничего, пока я не вытру вам руки.
И экономка вышла вслед за ним из кухни.
– Я приду уложить тебя и почитать на ночь, – крикнула Рейчел им вслед. Она слышала, как они дружески болтают, а потом их голоса затихли – они поднялись по лестнице.
Рейчел вернулась на кухню, чтобы убрать со стола и погасить свет. Она собирала ложки и миски, клала их в тазик, а в голове у нее неотступно вертелась одна и та же мысль.
Лейн Кэссиди вернулся.
Он вернулся, и у него хватило наглости поцеловать ее.
Даже при одной мысли о поцелуе ее щеки запылали. Она старалась не смотреть на свое отражение в окне, рядом с которым стоял таз, и поспешила вернуться к столу, стараясь занять чем-то свои руки и голову. Но уборка не требовала особого внимания, поэтому мысли ее снова и снова возвращались к поцелую на веранде.
Невыносимо было думать, что Лейн играл ею просто для развлечения. Ей очень хотелось верить, что он, наверное, поцеловал ее ради прежних дней, поцеловал, потому что когда-то она была молодой учительницей, не очень хорошо сознававшей рамки своей роли, а он – неспокойным юношей, которому отчаянно нужен был друг. Будучи его учительницей, она никогда и подумать не могла о Лейне иначе как о своем ученике.
Ее первая реакция на его поцелуй и удивила ее, и привела в смятение, потому что Рейчел отнюдь не потеряла надежду снова обрести мужа. Некий банкир, немолодой адвокат и владелец ранчо (вдовец с четырьмя детьми) – все уважаемые члены общества – давали ей понять, что, когда у нее кончится траур, они с радостью воспользуются возможностью посвататься к ней. Она не очень-то думала о них, поскольку не считала себя готовой вверить свою судьбу какому-нибудь мужчине. И вот теперь она злится на Лейна за его порывистость и огорчается тем, какие чувства вызвал в ней его поцелуй.
Тарелки были чисты, стол насухо вытерт, она выключила газовый свет и вышла в прихожую. Взгляд ее устремился к входной двери. Бессознательно она подняла руку и прижала палец к губам.
Решив забыть об этом прискорбном случае, Рейчел Олбрайт Маккенна приподняла свою длинную черную юбку и пошла наверх; дорогу ей освещал лунный свет, который проникал сквозь окно наверху лестничной площадки.
Держа в руках поводья, Лейн вел своего коня по кличке Шильд вдоль Главной улицы. Ему больше нравилось передвигаться пешком, а не в седле, и он с удовольствием глубоко вдыхал ночной воздух, оставив позади пропахший табачным дымом салун «Слиппери». У огромного сарая в конце улицы он замедлил шаги, изучая вывеску «Платная конюшня», намалеванную над широкой двойной дверью, распахнутой настежь. Внутри было так темно, что Лейн не мог разглядеть, есть ли там кто-нибудь.
Он подошел к дверям, держа руку на рукоятке револьвера, и крикнул:
– Есть тут кто-нибудь?
– Это зависит от того, что вам нужно, – звучный голос раздался прямо у дверей.
Говорящий еще не успел докончить фразы, а Лейн уже выхватил револьвер из кобуры и прицелился в тень, возникшую в правом углу сарая.
Лейн смотрел, как из тьмы появляется великан – молодой человек, поднявший руки в знак того, что он безоружен, если не считать оружием его собственные огромные руки и выпуклые бицепсы.
– Я хочу узнать, можно ли здесь оставить лошадь на ночь, – сказал Лейн.
– Для этого вам не нужен револьвер. Разве что вы собираетесь укокошить меня, мистер, но это ведь неразумно – вам придется поискать конюшню в других местах, потому что, если вы меня укокошите, то в этом случае вам придется вместе с ней убраться из города, верно? – Хозяин конюшни улыбался, но поскольку Лейн не убирал оружия в кобуру, он не опускал руки.
Потом Лейн спрятал револьвер.
– Не стоит лезть на человека без предупреждения. Можете схлопотать пулю.
В дружелюбном великане, бывшем на голову выше Лейна, не было ничего устрашающего. Улыбка у него была широкая, как небо над Монтаной. Он еще явно не переоделся после праздничного дня – на нем были твидовые брюки, белая рубашка, поверх которой выделялись полосатые подтяжки, и ботинки, начищенные до такого блеска, что при каждом движении его ног в них отражался лунный свет.
– Никогда не думал об этом. Немного найдется охотников подраться со мной.
– Вы большой, но с пулей и вам нелегко сладить, – грубо возразил Лейн.
– Вы хотите поставить сюда эту лошадь, мистер, или будете болтать здесь до завтра? Я собираюсь запереть ворота и уйти.
– Я бы хотел заплатить за одну ночь. – Человек настороженно следил, как Лейн, сунув руку в карман, вытащил монету. – Если у вас случайно найдется место, где я смог бы выспаться, заплачу вдвое.
– Вы будете спать на сеновале?
– Я могу спать где угодно. Сегодня ночью в городе не найдешь ночлега.
Человек вышел из тени и внимательно оглядел Лейна, а потом спросил:
– Вы – тот ганфайтер, которого зовут Кэссиди, да, мистер? Видел вас сегодня на танцах.
Лейн подумал: после стольких лет отсутствия немудрено, что он не узнаёт владельца конюшни, но от своей известности ему, кажется, никогда не избавиться.
– Угу, я – Лейн Кэссиди. – Лейн ждал, какая будет реакция, ждал, что великан откажет ему в ночлеге.
– Вы – родственник Чейза Кэссиди?
– Его племянник. Вы знаете Чейза?
– Я – Том Кэстор. – И, протянув руку размером с медвежью лапу, он потряс руку Лейна. – Моя жена дружит с Евой. Мы приехали сюда не так давно, и у нас малыши того же возраста, что у Кэссиди. – Он настороженно посмотрел на Лейна, и даже при слабом освещении было видно, что он хмурится. – Я не ищу неприятностей.
Лейн переступил с ноги на ногу и хлестнул концами поводьев по раскрытой ладони.
– А я и не собираюсь создавать их вам. Мне только нужно место, где я мог бы уснуть. Я заплачу вперед.
Кэстор смотрел на него еще мгновение.
– И миссис Маккенна вы тоже знаете?
– Какое вам дело?
– Видел, как она с вами танцевала, вот и все. Она тоже наш друг. Не хотелось бы мне, чтобы у нее были неприятности. – И Том Кэстор сложил свои мощные руки на груди.
Лейн оглядел улицу, а потом опять взглянул на Кэстора, очень довольный тем, что есть хотя бы один человек, который блюдет интересы Рейчел.
– Угу, я ее знаю. Мы старые друзья.
Том Кэстор отошел к стене, где на полке стоял фонарь.
– Наш дом как раз позади конюшни. Заходите завтра утром. Завтрак будет довольно плотный. Так уж у нас заведено.
Лейну хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз он получал дружеские приглашения. Это предложение смутило его, и ему стало неловко при мысли о завтраке в обществе жены и детей Кэстора. Лейн чуть нахмурился и устремил взгляд в темные недра сарая. Протянув Кэстору деньги, он сказал:
– Я плачу вперед. Скорее всего, я встану рано и уеду.
Глядя, как Том, наклонившись, подкручивает фитиль лампы, казавшейся крошечной в его огромных ручищах, Лейн опять вспомнил о медведе.
– Если это для меня, то лампа мне не нужна. Хватит лунного света, – сказал Лейн. – Мне будет спокойней. А то еще упадет на сено.
Кэстор вернул лампу на свое место.
– Договорились. Лошадь я поставлю в последнее стойло справа.
Отвязав седельные сумки, Лейн перекинул их через плечо, затем вытащил свой винчестер из чехла, висящего у седла, и, покуда Том отводил его лошадь в глубину сарая, направился к лестнице, ведущей на сеновал. Он поднялся по ступенькам, и резкий запах сена и лошадей напомнил ему о годах, когда он подростком пас гурты на ферме, где его приютили, а потом на ранчо своего дядюшки – «Кончике хвоста». И дольше, чем ему хотелось бы, вспоминал он, как выгребал навоз из конюшни.
Поднявшись на сеновал, Лейн швырнул на пол седельные сумки, а потом снял шляпу и расположился на свежем сене. Там, где в конце сеновала лунный свет падал через открытую дверь, маячил похожий на скелет силуэт крюка и блока с веревкой, с помощью которых сено поднималось наверх. Лейн сцепил пальцы и положил руки под голову, уставился на высокую кровлю огромного сарая и решил разобраться в своих мыслях, покуда еще не уснул. Если вообще он сможет сегодня уснуть.
Возвращение в Ласт Чанс было ошибкой, хотя он не мог сюда не приехать. Он чувствовал это всеми фибрами души. Встреча с Рейчел Маккенна и волнение, охватившее его при виде бывшей учительницы, беспокоили Лейна больше, чем он сам себе признавался. До сегодняшнего вечера он полагал, что оставил прошлое где-то позади, и уверял себя, что у него достанет сил явиться в Ласт Чанс и встретиться лицом к лицу со своими демонами, если они поднимут свои мерзкие головы. Но теперь его одолели сомнения.
Он-то считал, что все будет очень просто – въехать в город, задать пару вопросов и действовать в соответствии с полученными сведениями о дяде Чейзе, о том, как жил этот человек последние месяцы. Он думал, что шесть лет работы в качестве пинкертоновского сыщика – достаточное время для того, чтобы избавиться от обиды и на дядю, и на узколобых обитателей этого городишки. Он думал, что со временем приобретет уверенность в себе, необходимую для встречи с дядюшкой.
Но он ошибся. Приехать в город в разгар праздника Дня независимости, узнать знакомые лица на танцплощадке, встретить Рейчел после стольких лет – от всего этого ему начало казаться, что его без всякого предупреждения отбросили назад во времени. Лейн опять чувствовал себя незаконнорожденным, неграмотным шестнадцатилетним пареньком, каким он был в тот день, когда уехал отсюда – нарушителем порядка, о котором всей Монтане известно только одно – что он всегда готов к драке. Единственным его имуществом был револьвер, из которого застрелилась его мать.
Лейн взял сухую травинку и сунул в рот. Разминая ее зубами и языком, он заставил себя забыть о своей жизни в Ласт Чансе и сосредоточиться на задаче, стоящей перед ним сейчас. Он приехал сюда не из прихоти. Как бы ни пыталось прошлое предъявить на него права, у него здесь дело. И то, что он временно отстранен от своей должности в «Национальном сыскном агентстве Пинкертонов», не могло остановить Лейна. Ведь он был не из тех людей, кого могут остановить формальности.
Бойд Джонсон, его наставник и руководитель отдела в Денверском филиале «Агентства», знал это, когда брал его на работу. Дьявол, подумал Лейн, вздыхая, Бойд точно знал, как ему, Лейну, свойственно поступать – это была одна из причин, привлекших к нему внимание «Агентства». Именно его репутация одного из самых непредсказуемых, если не самых беспощадных, ганфайтеров на Западе, заставила Джонсона завербовать его.
– Я вижу в вас, Лейн, много своего, – сказал лысеющий усатый Джонсон в тот день, когда они познакомились. – Если вы только научитесь управлять своим буйным темпераментом, вы будете чертовски хорошим агентом.
Лейн помнил их первый разговор так ясно, будто это произошло только что. Он сидел у стола в углу переполненного бара в Альбукерке, прижавшись спиной к прохладной глиняной стене и рассматривая посетителей. В баре не было ни одного человека, который не знал бы, кто он такой, а также что с ним лучше не вступать в спор. В девятнадцать лет Лейн считал это наилучшим отзывом о своей персоне.
Он не спускал глаз с двери – по давно укоренившейся привычке, которая не раз спасала ему жизнь. Там, на Западе, хватало молодых ганфайтеров, жаждущих прославиться, а убив человека с такой репутацией, какая была у Лейна, означало ступить на прямую дорогу к славе – или к Бут Хилу. Когда в бар вошел Бойд Джонсон, Лейн кинул взгляд на этого тучного человека пятидесяти лет, одетого в аккуратный шерстяной костюм и шляпу-котелок, и выбросил его из головы.
Лейн ни разу больше не взглянул на него, пока одна из барменш не подошла к нему и не сообщила, что джентльмен у стойки – вон тот, с белыми усами и бачками – желает поговорить с ним.
Лейн не заметил, есть ли у этого незнакомца револьвер, но это еще не значило, что тот не имеет при себе хоть две хорошо скрытые пушки. Щегольски одетый джентльмен явно выглядел неуместно в таком убогом окружении. Лейн согласился поговорить с ним на улице за салуном, встал и вышел через заднюю дверь.
Он ждал в проулке, – стоя в тени, которую отбрасывал дом на противоположной стороне, – опять прислонившись спиной к стене и опершись на одну ногу. Вид у него был беспечный. Истинному его состоянию это совершенно не соответствовало.
Прошло добрых четверть часа, прежде чем появился Джонсон, пересек улицу и представился. Мужчины смотрели друг на друга как два настороженных кота, и Лейн убедился, что пожилой низенький Джонсон ему не опасен. Бойд Джонсон заговорил тихо и быстро изложил свое дело.
– Мистер Кэссиди, вы когда-нибудь слышали о «Сыскном агентстве Пинкертонов»?
Его редко называли мистером. Лейн настороженно посмотрел на Джонсона.
– Я ничего не ищу.
– Я этого и не говорил.
– Тогда кто меня ищет?
– Мы. Но вовсе не за тем, о чем вы, наверное, подумали.
Оба мужчины посмотрели на улицу, где в нескольких ярдах от них появилась шумная группа людей. Спустя мгновение Лейн сказал:
– Ну, дальше.
– Вы ищете ранней смерти, Кэссиди…
– Это вы так думаете.
– А что вы скажете о возможности применить ваши умения к делу и неплохо зарабатывать при этом? Только не говорите мне, что вы собираетесь по гроб жизни болтаться по разным городам, играть в покер и стрелять в каждого, кто начнет с вами спорить.
По узкой улице задувал легкий ветерок, поднимая в воздух песчинки и завивая их в маленькие смерчи, и Лейн засунул руки в карманы.
– Я к этому привык.
– Поверьте, эта дорога никуда не ведет.
Из окна на верхнем этаже раздался женский смех, прозвучавший тепло и гортанно в прохладном ночном воздухе. Лейн глянул на публичный дом, расположенный рядом с салуном, и нетерпеливо зашевелился.
– Говорите, что хотите сказать, и покончим с этим делом.
– Я – Бойд Джонсон, руководитель отдела пинкертоновского агентства в Денвере. Мы ищем кого-то вроде вас, обладающего такими же навыками, какими владеете вы; мы бы сделали из него агента.
– Почему?
– Мистер Кэссиди, мы имеем дело со всеми сферами жизни. Вы на виду, вы человек с установившейся репутацией. Вас никогда не заподозрят в том, что вы работаете на нас, и вы бываете в таких местах, где ни один из нас не может показаться. В случае нужды, будучи прекрасным стрелком, вы выберетесь из любой ситуации.
В одном этот старик был прав: после трех лет скитаний Лейну до смерти надоело это бесцельное блуждание. И хотя мысль об оседлой жизни по-прежнему претила ему, предложение скитаться с определенной целью показалось ему прямо-таки заманчивым.
А Джонсон продолжал описывать подробности, словно понимая, что интерес Лейна растет:
– Вам придется приехать в Денвер и больше года пробыть у меня в учениках, чтобы познать все ходы и выходы нашей работы. В качестве агента вам придется, как это принято, время от времени играть какие-то тайные роли, но человек с такими выдающимися качествами, как у вас, может быть всегда полезен и оставаясь самим собой.
