Текст книги "Иди через темный лес (СИ)"

Автор книги: Джезебел Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вот и трава заветная, – с нежной улыбкой сказал охотник. – Дальше я не помощник – самой тебе придется без железной иглы мешочек зашивать.

Я только в затылке почесала. При всей моей любви к рукоделию, я слабо представляла, что можно сделать. С трудом выдернула из рукава длинную тонкую нитку и попыталась ею стянуть тряпицу в мешочек, но он все разваливался. Приходилось следить, чтобы мелкие цветы не разлетелись.

В очередной раз скрипнув зубами, я подобрала сосновую иглу пожестче. Охотник говорил лишь про железные иголки, про сосновые речи не было. Кое-как закрепив нить, я прошила тряпицу вдоль и поперек, чтобы она не расползалась в руках. Вышел кривой и косой шарик, размером не больше грецкого ореха. Толстую шерстяную нить я зубами выдрала из подола плаща, на нее и повесила мешочек с травой.

– Вот, даже не плохо вышло, – неуверенно произнесла я, на вытянутых руках самокритично разглядывая своё творение. – Охотник, посмотри! Ты нам сильно помо... ааиий!

Судорога скрутила правую руку, на пару секунд я вообще перестала ее чувствовать.

Впрочем, мою оплошность заметить он уже не мог – пока я возилась с амулетом для волка, охотник молча исчез, даже не попрощавшись.

Волк недоверчиво косился на амулет в моих руках, в глазах так и читалось: "что, я должен буду это носить?!" Но человеком ему быть хотелось сильнее. Зверь покорно подошел ко мне и склонил голову, позволяя завязать шерстяной шнурок на загривке.

Но чуда не произошло. Волк сел, неуверенно повел лопатками, но так и остался волком.

– То ли охотник обманщик, как и любая навья тварь, – принялась вслух размышлять я, пытаясь унять разочарование, – то ли я все испортила, криво сшила... Ладно, делать нечего, пошли дальше.

Волк согласно завилял хвостом.

Пересилив брезгливость и страх, я умылась и напилась из мелкого ручейка, счистила болотистую грязь. Волк терпеливо ждал в стороне от воды, когда мы двинемся дальше.

Тропка петляла и раздваивалась, на всех распутьях я выбирала направление по наитию, шла, куда глаза глядят. Волк понуро бежал рядом. Это в сказках только одна дорога, иди по ней и иди, рано или поздно к замку Кощееву выйдешь да невесту свою назад отобьешь. Здесь же дорог множество, и тропинок, и совсем незаметных стежек, поди угадай, которая в нужном направлении ведет да посреди чащи не обрывается.

Очень не хватало камня с подробной инструкцией: "налево пойдешь – богатство найдешь", "направо пойдешь – коня потеряешь", "прямо пойдешь – сестру пропавшую найдешь". От такой подсказки я бы не отказалась! Ноги уже начали гудеть от усталости, руки, раз окоченевшие, уже не отогревались, а после ночёвки на голой земле ныла спина. И это только второй день пути! Страшно представить, что дальше ждет.

Даже с волком я чувствовала себя бесконечно одинокой против огромного, обманчивого и опасного леса, словно встала, мелкая, незаметная, против непонятного и необъятного чудища. И оно наблюдало, то ли с ленцой, то ли с любопытством, как я сама лезу ему в пасть, насаживаюсь на когти-шипы, увязаю в нем, теряю чувство направления, теряю себя.

В тяжелом безветрии тоскливо поскрипывали ветви, шорохи и шепотки то ли тянулись за мной следом, то ли звучали лишь в моем воображении. Среди редких сухих листьев я иногда замечала мелких птиц, блеклых, потрепанных, только грудки алыми – окровавленными – пятнами мелькали в ветвях.

Сквозь ажурную крону деревьев пробился золотой закатный луч, больно ударил в глаза. Я прищурилась, прикрывая рукой лицо – мне снова почудилось, что впереди какой-то просвет и лес заканчивается.

– Как думаешь, волк, – обратилась я к спутнику, уже не находя сил молчать, – скоро мы выйдем из леса?

– Нет, – ответил мне ломкий хриплый голос. – Яга твер-р-рдила, что лес всё Навье цар-р-рство занял, а ему все места мало.

Я медленно обернулась, боясь поверить своим глазам. На земле сидел вытянутый нескладный подросток, укутанный в одежду из серых волчьих шкур, капюшон-пасть скрывал его лицо. Волк... вернее, бывший волк неуверенно откинул капюшон, пригладил всклоченные жесткие волосы.

– Привет, – неразборчиво буркнул он.

Глава 8. Люди добрые, но недобрые

Вот уж не думала, что мой спутник окажется моложе меня самой! Широкоскулый, с узкими миндалевидными глазами, явно монгольского происхождения юноша выглядел почти ребенком, хотя морщинка между бровями и придавала ему вид серьезный и угрюмый.

Несколько минут мы пристально разглядывали друг друга, немного недоверчиво, словно впервые столкнулись. Волк попытался подняться, но запутался в ногах и шлепнулся обратно на землю. Я присела рядом с ним, чтоб ему голову задирать не приходилось.

– Привет, – я старательно изображала дружелюбие, словно заново пыталась приручить дикого зверя. Впрочем, лицемерить не приходилось – я действительно была рада тому, что мой спутник вернул себе тело. – Об имени тебя спрашивать смысла не имеет, верно?

– Верно, – с рычанием выговорил юноша. Язык его плохо слушался, часть звуков он проглатывал, словно забыл уже, как пользоваться человеческой речью.

– Долго же ты пробыл в звериной шкуре, – я сочувственно покачала головой, наблюдая, как он пытается разобраться с непослушными конечностями.

– Долго. Вечность.

Он даже говорил отрывисто, еще до конца не вспомнив, как это – быть человеком. Хотелось пожалеть его, обнять, погладить по волосам, но я только подала руку и помогла подняться. Волк стоял неустойчиво, пошатываясь, пытался по-волчьи сгорбиться. Посмотрела я на это дело и вручила ему свой посох. Иначе, чую, далеко не уйдем.

Когда волк чуть освоился с человечьим телом и перестал спотыкаться на каждом шагу, я принялась его расспрашивать:

– Почему ты не превратился сразу? Амулет не сработал?

– Работает амулет. Он же только человечий дух скрывает. Я сам должен был шкуры сбросить, в человека вернуться. Но забыл уже, совсем зверем стал!

Волк потряс головой, словно пытаясь отогнать иное, звериное восприятие мира. Он сам еще толком не доверял амулету, постоянно прислушивался и принюхивался, забыв, что вместе с четырьмя лапами лишился и чуткого обоняния.

– Идем. Не дело на месте стоять.

На этом волк умолк – утомился. Речь его все еще звучала невнятно, язык заплетался, да и видно было, что юноша никогда не отличался словоохотливостью. А вот ответственности ему было не занимать. Даже сейчас, прихрамывая и спотыкаясь, он шел впереди меня, бдительно вслушиваясь в любые звуки. Я даже специально сбавила шаг, чтобы юноше было легче изображать первопроходца.

Тем более мне было, о чем подумать.

Обереги Яги уже второй раз удержали меня от непоправимой ошибки. Вывод напрашивался только один: охотник, каким бы добрым и отзывчивым он ни казался, такая же навья тварь, как и мёртвая птица, похитившая мою сестру. Но вовсе не это меня пугало: в конце концов, знала куда шла, все здесь навьи твари. Настораживало другое: я не могла понять его мотивов. Втирается в доверие? Но зачем? Пытается заманить? Так нет же, он нас никуда не ведет, дорог не советует, в чащу завести не пробует. Даже волку помог... судя по тому, что на нас еще никто не набросился, не явился, учуяв запах живого человека, действительно помог. И благодарности ждать не стал, даже не намекал на нее, прекрасно зная правила.

Хочешь – не хочешь, а поверишь, что и в Навьем царстве приличная нечисть осталась, думающая не только о том, как себе пузо набить!

Вот только интуиция мне подсказывала, что верить в это нельзя.

Мы миновали глухой и темный бор с непроходимым подлеском, продрались сквозь колючки шиповника, выросшего прямо посередь тропы. Лес постепенно светлел, плавно переходил в рощицу высоких корабельных сосен с золотистой теплой корой. Идти сквозь рощу было одно наслаждение – в воздухе пахло смолой, под ногами шуршали не осточертевшие раскисшие листья, а сухая хвоя и мелкие шишки. Издали доносился звонкий колокольчиковый смех и тихий плеск волн, накатывающих на песчаную отмель. В воздухе чувствовался запах чистой речной воды и высохшей травы.

Неплохо было бы спуститься к берегу, искупаться и почистить одежду, но дорога тянулась дальше, а в сторону берега не убегала ни одна тропинка. Мне только и оставалось, что с завистью прислушиваться к смеху русалок.

– Лучше уйти отсюда быстрее, пока русалки не прибежали.

– Они так опасны?

Волк пожал плечами, не сбавляя шага.

– Яга говорила, опасны. Здесь все опасны.

Ночевать мы решили у корней высокой и старой сосны. Даже трое мужчин не смогли бы обхватить ее ствол, а корни темными арками вздымались из земли. Пока я расчищала место для сна от шишек и веток, волк чертил охранный круг, что-то бормоча себе под нос. Очень не хватало костра, но я помнила слова охотника, что огонь только привлечет голодных тварей.

Волк снова отказался от хлеба и мяса, глянул исподлобья, но смолчал. Перекусила я быстро, настороженно прислушиваясь и оглядываясь. Ни у волка, ни у меня не было уверенности, что охранный круг сработает – охотник, в конце концов, мог и по доброй воле не переступать черту.

Где-то за лесом садилось солнце, его последние лучи окрашивали стволы сосен в янтарные и кровавые цвета. Из оврагов и низин выползали клочья тумана, грязно-серые в подступающем сумраке. Тишина становилась вязкой и осязаемой, казалось, она ватой забивается в уши и нос.

– А как ты попал в Навье царство? – шепотом спросила я у нахохлившегося волка.

Мой спутник молчал так долго, что я уже и не надеялась дождаться ответа, но всё же он заговорил, так тихо, что приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы разобрать его слова.

– Со мной с детства говорили духи. Старшие считали – шаманом стану, сильным. Отец всегда против был. Хотел в город меня отвезти, чтобы на инженера учился. А я, дурак, сначала поддакивал ему, верил, что в нашем селе будущего у меня нет. Всё ждал, когда же отец обещание сдержит, учиться отправит, – волк нахмурился, подобрал палочку и начал в задумчивости ковырять землю. – Только духи не спрашивают, хочешь ты общаться с ними или нет. Они просто приходят. Ты знаешь о шаманской болезни?

Я покачала головой, глядя в землю. Я никак не могла заставить себя поднять глаза и посмотреть в лицо волку, словно заставила его исповедоваться в чем-то страшном и постыдном, хоть ничего страшного и постыдного в его словах не было.

– Это тяжелая болезнь, это зов духов и предков. От него нельзя отказаться, у тебя нет выбора. Начинается всё с бессонницы и видений, паники и припадков – это значит, духи тянут тебя в свой мир. Старики говорят, познакомиться. Тут только старый шаман помочь может, объяснить, ритуал провести, – волк вздохнул. – Когда началось у меня, мы с отцом как раз были в городе: отец институт выбирал, где мне учиться. Говорил, умным человеком буду, уважаемым, не чета суеверным старикам. Это он так шаманов наших называл. И когда болезнь появилась, я промолчал. Думал, отец узнает – любить перестанет, гордиться не будет. Думал, обойдется. Думал, не шаманская болезнь, а просто нервы перед поступлением, вот закончатся экзамены, и всё пройдет.

– И ничего не прошло?

– Да. Лихорадка началась, бредить стал, с духами говорить, с предками. Они меня учили, советы давали. Твердили, великим шаманом буду, от большой беды народ уберегу. А я… я отца подвести не хотел. Всё-таки шаманов много, а у него я единственный сын.

– И чем закончилось? Отец смирился?

Волк грустно усмехнулся:

– Он так и не понял ничего. Я просто не очнулся. Лежал в темноте, слышал далекие голоса, но что они говорят уже не понимал. Духи ведь не дураки, тоже поняли, что я не хочу шаманом быть. То ли смирились и оставили умирать, то ли разозлились и бросили в царство мертвых, древнее испытание проходить, в мир живых путь искать. Не знаю. Открыл однажды глаза, радовался, горячки нет, не болит ничего, не трясет, только в лесу стою, а лес глухой и не знакомый. И в темноте чужие глаза светятся. С трудом тогда до Яги добежать успел, хоть она помогла.

– А чего от ее ритуалов отказывался? Мог бы и раньше от нее уйти.

– Не понял сразу, где я и что со мной. Говорю же, дурак был! Пока у нее как в клетке сидел и ее бормотание слушал, сообразил уже. Сначала вообще считал, что всё, умер, съела болезнь. А уж когда ты появилась, дальше в Навь рвалась, решил, что и у меня шанс есть.

Я, наконец, подняла на него глаза, долго и молча разглядывала его мрачное сосредоточенное лицо.

– Думаешь, это твое испытание? И если пройдешь, станешь шаманом?

Волк только глазами сверкнул.

– Стану, а куда я денусь. Духи выбора не дают, – он отбросил ветку, которой ковырял землю и подался ко мне, – а правда, что ты сама в Навь пришла? За сестрой?

– Правда. Ее унесла огромная мертвая птица, и я пошла за ними, – я немного покривила душой, считая стыдным признаваться, что, потеряв сестру, я малодушно хотела умереть. – Яга говорит – это Финист. Честно говоря, я неплохо помню сказки, но даже представить не могу, зачем ему моя сестра понадобилась. Он же не Кощей, чтоб девиц похищать.

– Яга в одном права, – фыркнул волк. – Люди перестали верить в богов и богатырей, и их поглотила Навь. И она же их изменила.

Я поежилась от мерзкого ощущения, словно сотни глаз буравили мне спину. Между лопаток даже зачесалось, и я поплотнее закуталась в плащ. Ночь чудовищно преображала и без того пугающий лес. Силуэты деревьев приобрели зловещие черты, корявые ветви тянулись к нам со всех сторон. С внешней стороны охранного круга у самой земли влекло палые листья и хвою, хотя было безветренно и душно. Они скапливались снаружи, бурой и рыхлой каймой отмечая незаметную черту на земле.

Я нервно оглядывалась и прислушивалась, вцепившись в рукоять кинжала так, что побелели пальцы.

– Спи, – шепнул мне волк. – Я пока посторожу.

– А ты?

– Потом посплю, перед рассветом.

Я внимательно всмотрелась в его лицо, в покрасневшие у уголков глаза, и недовольно поджала губы, как раньше, словно не волка, спутника случайного в Нави, а Марью за бессонные ночи отчитывала:

– Ты прошлой ночью вообще спал?

Волк немного смущенный опустил глаза и ссутулился.

– Караулил, – и тут же вскинулся: – Спи первая, я потом отдохну. У Яги впрок отоспался, как в гробу.

Я свернулась клубочком на земле, не закрывая глаз. Казалось, стоит зажмуриться и из темноты выползут твари, жуткие, древние и голодные, и надо следить, смотреть пристально и неотрывно, чтобы они так и остались в своих темных норах караулить утратившую бдительность жертву.

– Спи, – снова повторил волк и легко коснулся моего плеча. Пальцы у него были сухие и горячие, я даже сквозь одежду ощутила. Мне действительно стало спокойнее, панический ужас уходил, уступая место глубокому сну.

Проснулась я сама, еще до того, как волк меня разбудил. Я резко открыла глаза, словно и не спала вовсе, и всё никак не могла понять, что же меня потревожило. Я лежала неподвижно, чувствуя, как камушек впивается в щеку, и не могла заставить себя пошевелиться. Краем глаза я видела неподвижный силуэт волка, караулящего мой сон. Издали донесся тяжёлый раскат грома. Уже почти не слышимый из-за расстояния, он, скорее, ощущался телом.

Затем раздался еще один, ближе. И еще.

Это не гром, внезапно осознала я. Это гигантская тварь шла по лесу, и земля дрожала и вибрировала от ее шагов. Я осторожно приподнялась на локте, всем телом вздрагивая вместе с землей. Волк услышал моё копошение и обернулся.

– Вот оно, – кивнул он в сторону чащи. – Смотри.

Я села рядом с ним и прищурилась. Глаза привыкли к темноте, начали различать ее оттенки и полутона. Среди серых стволов деревьев медленно двигалось что-то похожее на тучу, такое же огромное, тяжелое, неторопливое. Оно было абсолютно черным, таким, что темнело даже на фоне чащи.

– Кто это? – я почти вплотную придвинулась к волку и прошептала ему на ухо. Казалось, чудище может услышать любой звук, даже совсем тихий.

Волк ответил шепотом, но особо не скрываясь:

– Не знаю точно. Скорее всего леший, хозяин леса. У него оленьи рога на голове, присмотрись.

Я подалась вперед, едва не вывалившись за границу круга, но так ничего и не увидела. Чудище казалось огромной тушей, размытой фигурой, и этим пугало сильнее, чем сотней глаз, зубов и рогов. Оно так и не повернулось в нашу сторону, ушло дальше в лес, растворилось в темноте. Когда мелкие камушки перестали подпрыгивать от его шагов, я повернулась к волку:

– Ложись спать. Раз уж я проснулась, покараулю до утра. Всё равно теперь не уснуть.

Спутник пожал плечами и по моему примеру свернулся на земле, поглубже надвинув капюшон – волчью голову.

Караулить было скучно. Без всякого ветра деревья шевелили ветками, в слабом свете старой луны мелькали размытые тени. Иногда от реки доносились голоса и смех – скрипучие, совсем немелодичные. Листья приминались под тяжелыми шагами невидимых тварей, по охранному кругу скользили чужие алчные взгляды, не замечая нас.

Всё это уже не пугало – я устала бояться одного и того же. Да, лес был опасен, а твари, в нем живущие, опаснее в сто крат. Но волк научил меня прятаться от них, защищаться, Яга дала амулеты, предупреждающие о беде. И сводящий с ума, иррациональный страх исчез, потерял свою власть над моим разумом. Рациональная часть сознания оценила окружающую реальность, навесила на всё подходящие ярлыки и проанализировала. Теперь, когда мне угрожала опасность, я могла не бояться, а действовать, спасать себя, искать путь к сестре.

Мне было спокойно.

Вернее, это я так думала.

За пару часов до рассвета, когда солнце еще не показалось, но небо уже начало сереть, и на нем отчетливо вырисовались кривые ветви, тишину прорезал отрывистый и резкий птичий крик, знакомый мне до дрожи в пальцах. Я замерла, задрав голову, пытаясь разглядеть птичий силуэт или хотя бы определить, откуда шел звук.

Кровь гулко бухала в ушах, сердце колотилось где-то в горле, как после долгой пробежки. Почему-то в голове вертелись воспоминания о том, как я судорожно бежала домой, как обнаружила сидящую на подоконнике мёртвую птицу, как к ней с блаженной улыбкой тянулась Марья. Откинуть эти воспоминания и сосредоточиться на происходящем не получалось. Я с трудом сглотнула, пытаясь успокоить сердцебиение. Я боялась, что за шумом крови в ушах не услышу шорох перьев подлетающей птицы.

На периферии зрения мелькнула стремительная тень, и я резко, всем корпусом, развернулась в ту сторону, автоматически стиснув кинжал. Конечно же, ничего там не было. Даже листья уже не шевелились.

– Что это было? – спросил проснувшийся волк.

– Финист Мёртвый Сокол, – с трудом сдерживая злость, сквозь зубы процедила я. И не понять же, на кого злилась сильнее: на птицу, преследующую и глумящуюся надо мной, или на себя, каждый раз пугающуюся до дрожи в коленях. – Мне нужен лук.

– Лук – это хорошо, – усмехнулся волк, блеснув зубами. – А стрелять из него умеешь?

Мне оставалось только руками развести. Как бы ни хотелось приласкать назойливую мерзкую птицу стрелой в крыло, я осознавала, что мне сил не хватит даже тетиву натянуть, не то что выстрелить и уж тем более попасть.

Мы дождались, когда солнечные лучи окрасят облака в розовый цвет, и вышли из круга. Ночная жуть отступала, но холод еще держался, пришлось ускорить шаг, чтобы согреться.

– Ты хоть знаешь, где Финиста искать?

– Понятия не имею, – помрачнела я. – Сначала просто шла по дороге, думала, она единственная. Теперь вообще не представляю, где мы и куда идти.

– С этим легко, – скептически фыркнул волк. – Мы в лесу и идти нам в лес. Везде он. Яга говорила, в самом сердце Нави совсем непроходимые пущи, и твари там живут такие, что сам лес их боится, а земля не принимает.

– Бррр! – вздрогнула я. – Очень надеюсь, что нам не туда. На меня деревья уже тоску навевают! Неужели здесь больше ничего нет? Ни озер, ни полей, ни садов?

– Были раньше. Но лес всё скрыл, всё сожрал.

– К людям бы выйти, – проворчала я. – Не может же быть, чтобы никто не знал, где этого Финиста найти!

Волк согласно кивнул и ускорил шаг.

Ох, стоило сразу подумать, какие люди могут в Навьем лесу жить, если «жить» – подходящее слово для царства мертвых.

Осень чувствовалась даже здесь: с рассветом налетел пронизывающий до костей ветер, он бросал в лицо мелкий мусор и крупные капли дождя. Небо затянуло тяжелыми тучами, и даже днем было сумрачно и тоскливо, как на рассвете. Однотипный пейзаж утомлял, размеренная ходьба погружала в подобие транса. Начал сказываться недосып – веки потяжелели, я шла, засыпая на ходу, закрыв глаза, только изредка с трудом приподнимая ресницы, чтобы не вписаться лбом в дерево.

В итоге я налетела на замершего Волка, едва не сбив его с ног. Он подхватил меня под локоть и помог устоять на ногах.

– Чуешь? – тихо спросил он, принюхиваясь к воздуху. – Пахнет дымом.

Я неуверенно кивнула. Мне было далеко до его обоняния, обостренного звериной шкурой, да и спросонья я вряд ли могла унюхать хоть что-то.

– Ты уверен, что там люди?

– Нет. Но и погода не та, чтобы просто лес горел.

Мы почти бегом бросились туда, откуда тянуло дымом. С каждым шагом я все отчетливее различала его запах, но почему-то совсем этому не радовалась. Разве печной дым пахнет так горько и резко? Разве он поднимается в небо плотными черными клубами?

За несколько шагов до просеки мы остановились, боясь выходить на открытое пространство. Сквозь деревья виднелись всполохи потухающего огня, особенно яркого в пасмурный день.

– Что-то я не уверена, что нам туда надо, – дрогнувшим голосом пробормотала я, отступая глубже в тень деревьев.

– Другой дороги здесь нет, – покачал головой волк, возвращая мне посох. Он глубоко надвинул капюшон, полностью скрыв лицо и плавно опустился на четвереньки. Я моргнула. У моих ног снова сидел зверь, но теперь он уже не выглядел изможденным. Крупный, почти черный с серебристыми подпалинами, он запросто мог бы меня везти на спине, как сказочный Серый Волк. В густой шерсти на груди едва виднелся мешочек-талисман – если не знать, что искать, то и не увидишь.

– Ох, черт! – испуганно выдохнула я. – Ты всегда так мог? И в человека обратно сможешь?

Волк согласно рыкнул и осторожно подкрался к краю просеки, настороженно принюхиваясь. Я тихонько шла за ним.

Кажется, раньше здесь была деревня: на пепелище угадывались квадраты домов, догорали упавшие садовые деревья. В воздухе летал пепел, редкие последние искры поднимались к небу. Накрапывающие капли дождя шипели на еще горячей золе. Кто бы ни сжег деревню, он всё еще был здесь.

Привычная тишина была нарушена чужими голосами, резкими и грубыми. Подходить к ним не хотелось – меня не оставляло ощущение, что мы лезем в пасть зверю. Я не знала, что хуже – снова остаться одним в лесу, не зная, куда идти, или встретиться с этими разбойниками.

Я поудобнее перехватила посох, чтобы в крайнем случае им отбиваться, и покорно пошла за волком, надеясь, что он знает, что делает.

У другого конца пепелища, где еще горели дома, мы увидели толпу вооруженных людей. Выглядели они как сказочные витязи – в длинных кольчугах, перехваченных чеканными поясами, в островерхих шлемах, плотных перчатках. Вот только не казались они благородными героями и защитниками. Все воины стояли с обнаженным оружием, у кого-то в руках блестели мечи, у кого-то – палицы, чуть в стороне стояли лучники. Луки их были опущены, но на тетивах лежали стрелы, готовые в любой момент сорваться в убийственный полет.

Стоило нам приблизиться, как несколько лучников прицелились в меня – волка они, почему-то, не посчитали угрозой. Я остановилась, демонстрируя свои добрые намерения.

– Здравы будьте, – отчетливо произнесла я, и витязи замолчали. Стало достаточно тихо, чтобы можно было услышать приглушенное хныканье ребенка – как раз из середины толпы.

– И тебе не хворать. Чего здесь ищешь? – грубо ответил мне один из дружинников, вооружённый огромной шипованой булавой, демонстративно смерив меня взглядом с головы до ног.

– Заблудилась. Людей искала, дорогу спросить, – как можно спокойнее ответила я, стараясь не выдать свой страх.

– Ну, поздравляю, – усмехнулся он, показав крупные желтоватые зубы, – нашла.

Витязи расступились, и я увидела сбившихся в кучу селян. Я быстро окинула их взглядом, прикусила губу, чтобы сдержать страх, не дать ему отразиться в глазах, предательской печатью проступить на лице. Перемазанные в гари женщины с маленькими детьми на руках, понурившиеся мужчины, избитые, со связанными за спиной руками. Я прищурилась, разглядывая их, но не заметила ничего, что их отличало бы от обычных, живых людей. Но все же пока остереглась их жалеть, хорошо помня слова Яги: все здесь мертвы, всё здесь обман.

– Ну, иди к ним, девка, раз сама пришла, – грубо приказал все тот же воин, играючи помахивая палицей. – Или тебя за космы к ним кинуть?

Я покосилась на лучников и, опустив посох, покорно пошла к пленникам, не опуская головы. Если б не стрелки, я б рискнула и бросилась обратно в лес, но стрела летит явно быстрее, чем я бегу, да и на дороге по пепелищу не особо попетляешь. Волк замешкался, зарычал, но через пару мгновений крупными прыжками меня догнал.

– Эй, девка, твой зверь?

Теперь грубость витязя звучала наигранно, словно ею он пытался спрятать замешательство или страх.

– Мой, – спокойно кивнула я, проходя мимо него.

Дружинники переглянулись, но промолчали. Повинуясь едва заметному знаку воеводы, того самого, с огромной палицей, стрелки опустили луки и отвели глаза. Отношение ко мне резко изменилось – словно я из случайной пленницы превратилась в такую же случайную почетную и опасную гостью или заложницу. Меня оставили среди пленников, но не подгоняли тычками, уже не грубили и вообще старались по большей части игнорировать. Волк брел рядом со мной, почти жался к ногам и иногда недовольно порыкивал на витязей, если они подходили слишком близко.

Сами пленники на меня косились с почти суеверным ужасом. Будь у них возможность – разбежались бы прочь, как от зачумленной, как от опасной твари без поводка и намордника, но витязи пинками сгоняли их в тесную толпу, вынуждая практически прижиматься ко мне.

Интересно, кто эти воины и почему они взяли в плен простых крестьян? На монголов-работорговцев они не походили, да и вряд ли есть в Нави Ордынское Иго. Почти все витязи были светловолосые и светлоглазые, типичной славянской внешности. Хотя может это удельные князьки воюют?

У кромки леса были привязаны кони дружины, темные, крупные и в то же время изящные. В них не было хрупкости и лёгкости арабских скакунов, но и на мохнатых тяжеловозов, которых всегда рисовали вместе с Ильей Муромцем, они не походили. Учуяв волка, лошади встали на дыбы, начали громко и нервно ржать и бить копытами. Дружинники насилу их успокоили, я даже немного позлорадствовала с каменным выражением лица.

Здесь мне, наконец, удалось их пересчитать: витязей было всего четырнадцать, две седмицы, пленников же оказалось почти вдвое больше, но много ли воинов нужно, чтоб с женщинами и детьми сражаться? Дорога расширялась достаточно, чтобы могли проехать трое в ряд. Меньшая часть воинов ехала впереди, не убирая оружия, словно ожидала нападения, остальные понукали пленников, гнали, словно скот. Но никто не следил, чтоб селяне не бросились прочь с тропы под сень деревьев: хочешь – шагни в сторону да растворись в лесу, подлесок густой, ни одна стрела не найдет. Но люди и не пытался спастись, да и сами дружинники старались держаться ближе к центру дороги, подальше от обочины.

Даже местные твари боялись своей земли.

Я припомнила: охотник спокойно ходил по бездорожью, хорошо ориентировался даже в темной чащобе и не вздрагивал на любой шорох, словно всегда точно знал, грозит ему опасность или нет. Значит ли это, что дружинники опасаются напрасно, или это охотник такой особенный? Или всё дело в том, что спокойно он ходил только по лесу до границы, до избушки Яги?

– Госпожа? – кто-то легонько подергал меня за край плаща. Я повернулась, нахмурившись.

Это была совсем молоденькая девушка, худая и бледная, вся измазанная гарью, с опаленными волосами. Серо-зеленые глаза, ярко выделяющиеся на испачканном лице, смотрели на меня с мольбой.

– Госпожа?

– Чего тебе?

– Ты ведь чужая, не из этих земель, – запинаясь забормотала девушка, опустив глаза и теребя бахрому рваного рукава. – Тебе ведь нет дела до войн княгинь! Замолви за нас словечко, скажи княгине, и на нее прилежно работать будем, нам ведь одинаково, какой госпоже кланяться!

Я только головой покачала, не зная, что и ответить. Можно подумать, меня их княгиня слушать будет!

Идти пришлось долго. С дороги свернули на узенькую тайную тропку, где всадникам пришлось спешиться и вести лошадей в поводу, пленники растянулись цепочкой по одному. Передо мной шел один из мужиков, один из немногих, кто еще зыркал настороженно и зло, все выжидая момент. Если б не связанные за спиной руки – кинулся бы на конвойных, хоть кулаками, хоть зубами рвал бы. Он прихрамывал и постоянно стонал сквозь зубы – видно, сильно его избили, прежде чем связать. Пару раз он оглянулся, встретился взглядом со мной и помрачнел еще больше, в глазах исчезли даже проблески надежды. Ближе к полудню, когда сквозь густые переплетенные кроны деревьев пробились блеклые лучи слабого осеннего солнца, он не выдержал и резко рванул в сторону с тропы. Проломился сквозь колючий кустарник и исчез, даже хруста веток из леса не раздалось, словно и не было его.

Меня пробрала дрожь. Я остановилась как раз у пролома в кустах, похолодев, глядела, как расправляются ветви, исчезают надломы, заново отрастают колючки. Через десяток секунд даже следа не осталось, словно и не ломился здесь никто в лес.

– Эй, что встала, девка?! – раздался грубый окрик от одного из замыкающих дружинников. Волк раскатисто рыкнул, и воин поперхнулся очередной порцией ругательств.

Я сглотнула и на ватных ногах пошла дальше. Кольцо успокаивающе нагрелось, мол, я же говорило. Я сжалась, уставилась под ноги, страх оступиться, случайно сойти с тропы, навязчивой занозой засел в мыслях. К счастью, тропа скоро влилась в широкую дорогу, а та через пару сотен шагов – уперлась в высокие деревянные ворота, окрашенные лучами заката в зловещий багровый цвет.

Вот я и нашла людей, которых можно расспросить о Финисте.

Вот только захотят ли они мне отвечать?