Текст книги "Кипарисовая аллея"
Автор книги: Джейн Эрбор
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
Глава 10
На пропускном пункте автострады служащий лихо завернул знаменитое «О, мое солнце» и подмигнул Аликс, пока Леоне платил дорожную пошлину и брал квитанцию. Машины выстроились в три длиннющие очереди, нетерпеливо сигналя друг другу – всем хотелось поскорее выбраться на шоссе Рим-Неаполь.
Солнце пекло, несмотря на ранний час. Впереди, как всегда, маячил мираж, создавая на дороге видимость влаги, а под каждым пересекавшим шоссе мостом, пользуясь драгоценной тенью, останавливались машины – водители охлаждали перегретый мотор, а сами отдыхали на травке.
Леоне гнал быстро и почти не разговаривал. Жара и монотонная езда действовали усыпляюще, но Аликс изо всех сил старалась не поддаваться. Она нарочно сидела прямо и не отрываясь смотрела на дорогу, иногда переговариваясь с Леоне. Напряженность предыдущего вечера – когда все слова, сказанные за ужином и позже, казалось, имели двойной смысл и подтекст, – до сих пор не ослабла. Венеция покинула виллу на рассвете. Аликс не спалось, и она слышала, как за ней заехал Джиральдо. Венеция умудрилась оставить после себя тягостную атмосферу, и словно контраст всем этим интригам была встреча с тетей Урсулой – сильной и надежной, так вовремя оказавшейся в Италии.
А тем временем Леоне, вероятно, забыл о своем обещании придумать по дороге подходящие объяснения относительно Аликс. Иначе он уже затеял бы этот разговор. Однако Аликс попыталась придумать собственную версию – что она смогла выбраться в Неаполь благодаря своему свободному в настоящий момент положению, что она надеется подыскать какую-нибудь работу в ближайшее время и что Леоне, друг ее друга, согласился отвезти ее в Неаполь. Она посоветовалась с Леоне, он коротко кивнул:
– Я не возражаю. – Потом спросил: – Надеюсь, вас не очень покоробило вчера мое обращение с Венецией?
Аликс смотрела на дорогу:
– Во вчерашней ситуации – не очень.
Заметив, как она слегка передернула плечами, он не стал развивать эту тему.
Они съехали с автострады, миновали грязные пригороды и вскоре влились в грохочущее уличное движение Неаполя. Проехав через город, они добрались до порта, где Аликс осталась в машине, пока Леоне ходил узнавать, у какого причала стоит нужное им судно.
Наконец он вернулся:
– Теплоход еще не прибыл – задержка в пути на три часа, а это означает, что нам надо как-то убить время. – Он сел в машину. – Куда бы вы хотели поехать?
Еще три часа она пробудет с ним наедине? И это при том, что нервы ее на пределе?
– Но зачем вам ждать вместе со мной? Вы могли бы высадить меня где-нибудь, я бы встретилась с тетей, а потом в условленном месте с вами, – предложила Аликс.
– Нет, я подожду и тоже встречу вашу тетю, – сказал он, заводя двигатель. – Нам нужно пообедать, и я знаю одно прелестное местечко возле Кумы, которое еще не успели обнаружить туристы. Думаю, оно вам очень понравится.
Им пришлось сделать порядочный крюк по Виа Карачьоло, огибающей залив, после чего дорога пошла в горы, стрекочущие цикадами и изобиловавшие тенистыми лесами. В окрестностях пещеры Сивиллы им встречалось много машин, но вскоре Леоне въехал на чистенький пустынный двор окруженной цветами таверны, сквозь открытые двери которой по освещенному коридору можно было пройти прямо в тенистый сад.
Хозяин заведения лично вышел поприветствовать Леоне как старого друга.
– Да, давненько, синьор, вы не наведывались к нам. Накрыть обед? С удовольствием! Где вы хотите – в зале, во дворе или в саду?
Леоне выбрал зал.
– Мы можем выйти в сад позже, – сказал он хозяину.
Аликс очень понравилось то, чем угощал ее Леоне, – рис, приготовленный по-итальянски, и сочная дыня со спелой розоватой мякотью. Потом был десерт из фруктов и кофе, который подал сам хозяин, заметив:
– У нас сегодня на редкость тихо и в саду никого нет. А жаль – такое приятное местечко. И очень уединенное.
Леоне рассмеялся:
– Намекаешь, чтобы мы обязательно заглянули в твой сад?
Хозяин тряхнул головой:
– Конечно, не мое дело советовать, синьор, только если бы я, старый толстяк, находился в такой очаровательной компании… – Он расплылся в широкой улыбке, налил им кофе и удалился.
Леоне снова рассмеялся.
– Звучит как королевский приказ, – прокомментировал он. – Но быть может, вы действительно хотите заглянуть в сад? У нас еще уйма времени.
Допив кофе, они вышли в сад, и, к удивлению Аликс, Леоне вдруг взял ее за руку. Лишь когда они нашли местечко и присели, он так же непринужденно и легко выпустил ее. Сквозь живую изгородь аккуратно подстриженного тиса и вьющиеся вокруг двух узловатых деревьев виноградные лозы пробивалось солнце.
– Скажите мне, – сказал вдруг Леоне, словно они никогда и не уходили от этой темы, – почему я должен оправдываться из-за той сцены с Венецией?
Аликс опустила глаза:
– Вы не должны. Это не мое дело.
Он покачал головой:
– Ничего подобного. Вы дали мне понять, что ваше, когда сказали, что я был с нею очень жесток. Что вы имели в виду?
– Мне показалось, вы не имеете права унижать ее в моем присутствии.
– А почему бы мне не сделать этого в вашем присутствии? Разве не вы стали объектом ее дурацкой оскорбительной выходки?
– Даже если и так, вы все равно не должны были игнорировать ее чувство собственного достоинства и могли отчитать ее наедине.
– Чувство собственного достоинства! – усмехнулся Леоне. – Капризы, каверзы, детские выкрутасы – это пожалуйста. Но «чувство собственного достоинства» – боюсь, глупышка и понятия не имеет, что это такое!
– Но вы-то имеете! Если она не может рассчитывать на ваше достойное обращение, то на чье же ей тогда рассчитывать? Даже со мною во всех наших спорах вы всегда были снисходительны. Разве Венеция не заслужила такой же снисходительности?
Он не ответил. Они молча наблюдали за дерзким воробышком, пытавшимся клевать виноградину, упавшую на тропинку возле их ног. Наконец Леоне медленно сказал:
– Венеция, в отличие от вас, не заслуживает от меня ничего. Ровным счетом ничего. И вы, Аликс, наверняка знаете, почему я так говорю…
Аликс потрясли странные, новые нотки в его голосе. Она посмотрела на него и, прочтя в его взгляде что-то таинственное, тут же отвела глаза.
– Об этом-то я и говорю, – продолжала она. – Мне показалось несправедливым и жестоким то, что вы отказываете Венеции в галантности, какую оказываете мне, в сущности, чужому человеку. Это при том, что наши с вами отношения гораздо более прозаические, чем те, которые связывают вас с Венецией. Ведь она и вы…
– Так-так? Что Венеция и я? Продолжайте!
Стараясь увильнуть от ответа, Аликс наклонилась, чтобы подбросить воробью другую виноградину, но Леоне вдруг крепко взял ее за плечи и повернул к себе:
– Так что же вы знаете, или думаете, что знаете, обо мне и Венеции? Что?
Аликс понимала, что должна что-то ответить, и наконец нашлась:
– Не думаю, что вы нуждаетесь еще в каких-то объяснениях. По-моему, и так все ясно. Об этом говорят все – и в клубе, и Джиральдо Торре, и даже ваша мачеха. Об этом говорит и сама Венеция своими поступками. То, как она обращается с вами, провоцирует, дразнит вас… Вот и вчера она прекрасно знала, что, как бы вы ни разозлились на нее, ей это все равно сойдет с рук, потому что вы…
– Потому что я влюблен в Венецию? – договорил он за нее, – Да? Так говорят люди? Так считает мачеха? И так убедила вас Венеция своей кошачьей тактикой по отношению ко мне?
Аликс покачала головой:
– Не совсем так.
– Не совсем так! – передразнил он ее. – Тогда что же насчет Венеции и меня?
– Ну… Не то чтобы вы обязательно были влюблены в Венецию, а она в вас. А только потому, что это подойдет вам. И она согласится, потому что это подойдет ей. Без особых чувств, только из-за выгоды.
Аликс не думала, что ее слова так заденут Леоне, но глаза его вдруг сверкнули, а рука, державшая ее за плечо, опустилась.
– Понятно, – сказал он. – И вы утверждаете, что мачеха говорила это обо мне и Венеции?
– Не совсем это, нет. Она только рассказала мне, что когда-то у вас была несчастная любовь и что с тех пор вы вряд ли любили хоть одну женщину. Она сказала, что если вы когда-нибудь и женитесь, то не по любви. Хотя и не имела в виду конкретно Венецию.
– Стало быть, другие имели в виду ее? Слухи? Джиральдо?
– Джиральдо, да. Он сказал, что знает это наверняка. Он безнадежно влюблен в нее, а она мучает его просто ради забавы. Я сама была свидетелем тому… – Аликс замолчала. – И если мои слова звучат сейчас обидно, то вы, должно быть, уже догадались, что мы с Венецией не ладим?
Леоне понимающе кивнул:
– Да, я заметил это и, если вы помните, предлагал назвать причину. Но скажите, когда вы и мачеха имели такую задушевную беседу? Или, быть может, у вас их было несколько?
– Мы говорили об этом всего один раз – в мое первое утро на вилле.
– Ваше первое утро… – Уголки его губ чуть подернулись вверх – почти улыбка, почти нежность… Он продолжал: – Предположим, все сказанное обо мне было правдой, хотя до определенного момента. До того утра, когда я храбро шагнул в холодный холл одного из пансионов на Трастевере, где встретил не менее холодный прием одной девушки-англичанки, которую намеревался презирать, но так и не смог? – Он повернулся и взял ее за руки. – Скажите мне, любимая, зачем, по-вашему, я чуть ли не силой заставил вас приехать на виллу и держал там даже после того, как сбежал Микеле?
Аликс не верила своим ушам. Любимая? Так назвал ее Леоне?
– Как зачем? Затем, чтобы я помогла вашей мачехе… Разве нет? – запинаясь, проговорила она.
Он кивнул:
– Это одна причина, но другая – и куда более жизненная для меня – заключалась в том, что я бы просто не смог отпустить вас обратно в этот огромный мир, где уже не смог бы видеть и слышать вас и мечтать о том дне, когда вы разрешите мне нежно прикоснуться к вам в порыве любви. Если бы я отпустил вас в то утро, я мог бы потерять вас навсегда. И если бы мне не удалось уговорить вас, вы могли бы подумать, что это не так уж важно для меня. Правда же?
– Думаю, да.
– Но вы позволили мне уговорить вас. Почему?
– Из чувства гордости.
– Только из чувства гордости, любимая? Тогда, а может быть, позже? Ну, скажите!
Аликс колебалась:
– Поначалу, думаю, только из гордости. Из гордости и жалости к синьоре. Позже оба эти чувства остались, но к ним прибавилось другое. Чувство страха, что я тоже больше не увижу и не услышу вас. Поэтому, когда вы все время оттягивали час моего отъезда, я не противилась, я…
Леоне опустился перед нею на колени. Аликс робко и нежно провела рукой по его волосам.
– Я не понимаю, – сказала Аликс, опустив голову. – Если… Если Венеция ничего не значит для вас, то почему вы так долго…
– Так долго не признавался вам? – подхватил он. – Боже мой, вы даже не представляете, как страстно я этого хотел!.. Как мучительно приходилось мне бороться с собой! «Кто я такой для нее? – спрашивал я себя. – Тюремщик!» Я понимал, что заставляю вас испытывать чувство вины перед моей мачехой и, что вы считаете себя обязанной отработать за эту вину. Я знал, что когда вы это сделаете, то уедете и слышать обо мне не захотите. Ведь вы же не относились ко мне как к мужчине!
– Ах, Леоне! Я не относилась к вам как к мужчине?! – Голос Аликс дрожал. – Да стоило вам только взглянуть в мою сторону или назвать по имени, и меня пронзало словно током!
– Но вы так тщательно скрывали это! – посетовал Леоне. – Однажды я назвал вас «нерастраченной». Да, вы внушали мне эту мысль. И все-таки сегодня было не первое мое признание. Помните наш разговор на дороге у озера? Помните, что вы сказали?
– Да. Но тогда мои слова ничего не значили для вас. Вы поцеловали меня так, словно сами ненавидели себя за этот поступок.
– Да, ненавидел, потому что сделал это против вашей воли!
– Вы сказали, что во всем, должно быть, виновата луна, и предложили мне забыть об этом.
Леоне рассмеялся:
– Моя дорогая, но как же еще мог я вызволить вас из неловкой ситуации, в которую сам поставил? Я постарался придать этому более легкий смысл, и вы позволили мне сделать это. Но сегодня, когда я знал, что не смогу больше удерживать вас, сегодня я решил попробовать еще раз. Поэтому и привез вас сюда. – Он кивком указал на уединенную сень сада.
– Сюда? – удивленно переспросила Аликс. – Но разве мы не ехали в порт встречать тетю? Если бы тетя Урсула прибыла вовремя, мы бы не очутились здесь! Или… – Она нежно рассмеялась. – Или ваше могущество не знает пределов и вы, быть может, радировали на судно, попросив, чтобы оно задержалось в тумане или где там еще на три часа?
В его смехе тоже звучала нежность.
– Вы мне льстите, но даже моим возможностям есть предел! Нет, я только лишь могу благодарить судьбу, что она вовремя пришла мне на помощь, хотя если бы и не пришла, то у меня все равно были свои планы. Что-то вроде шоковой тактики, внезапного удара. Помните, я говорил, что должен как-то объяснить вашей тете, кто я такой?
– Да, но по дороге вы так ничего и не предложили. Вы только выслушали мою версию и сказали, что не будете возражать.
Он нежно взял ее за подбородок:
– Потому что я собирался опередить вас. Я собирался сказать свое слово первым и назваться вашим женихом. Я и сейчас собираюсь это сделать…
– Но… – Аликс чувствовала во всем теле сладкую истому. – Но вы не смогли бы – я стала бы возражать!
– Нет, не стали бы! Секунда на размышления – и вы бы поняли, что моя версия лучше вашей. Рано или поздно вам пришлось бы рассказать тете, что вы провели лето на вилле. Так что же могло бы звучать убедительнее, чем пребывание в доме жениха? Кроме того, вы так безукоризненно воспитаны и так владеете собой, что вряд ли выдали бы меня своей тете. Так что я считал себя в полной безопасности.
– Но что было бы потом? Ведь вы же тогда еще не знали бы о моих истинных чувствах. А предположим, я бы их к вам не испытывала. Тогда?..
– Тогда… – Он пожал плечами. – Да, я знал, что этого не избежать, мне нужен был ваш ответ. Но к тому времени мы бы проводили тетю Урсулу на корабль, оставив ее в полной уверенности относительно вашего счастья. Она уплыла бы, будучи спокойной за вас.
– Ах, Леоне, но что, если… Что, если глупая гордость, или ревность к Венеции, или боязнь не оправдать ваших надежд заставила бы меня рано или поздно признаться тете в том, что все это было неправдой или что наша вымышленная помолвка распалась?
Немного подумав, Леоне сказал:
– Какое это имеет значение, любимая? Разве сами вы всегда не говорили, что правда рано или поздно откроется? Да, она могла открыться, но разве сейчас это не все равно? Вот видите? Вам нечего сказать. А если бы и было, я не позволил бы вам этого сделать! Лучше идите сюда…
До чего же коротким было расстояние до этого «сюда», где ее ждали распростертые объятия и крепкие, сильные, нежные руки… Как хорошо помнила их Аликс. Их и это сладкое щемящее чувство растворения в их мощной силе, когда лишь гордость и инстинкт самосохранения заставили ее тогда сказать «Нет».
Но это было тогда, а сейчас она могла сказать «Да!» этим сладким, неистовым объятиям, этим ждущим губам и полным страсти глазам.
Потом им, наверное, понадобятся слова – чтобы выразить друг другу благодарность и восхищение и подумать о будущем, – но сейчас они не могли насмотреться друг на друга, задыхаясь от щемящего чувства сладких прикосновений.
Наконец они вернулись на землю, осознав, что находятся в реальном мире, где их ждет грохочущий город, дороги, машины и порт с прибывающим судном.
Они протянули друг другу руки.
– Нам пора, – сказал Леоне.
Хозяин, деликатно потупив глаза, вышел на порог проводить их.
– Не забудьте, синьор, на обратном пути заглянуть в пещеру Сивиллы, чтобы она пожелала вам с синьориной счастья, – лукаво подмигнув, посоветовал он.
Леоне рассмеялся.
– Легенда гласит, что за последние две тысячи лет Сивилла не изрекла ни одного пророчества, а когда изрекала, то мало кто мог понять загадочный смысл ее слов, – шутливо посетовал он. – Лучше ты скажи мне, Пьетро, разве мое счастье не стоит сейчас рядом со мною?
– Конечно, конечно, синьор! Конечно же, вы правы! Что могут значить советы Сивиллы или мои, когда рядом с вами такая синьорина? – Толстяк улыбался им вслед, пока Леоне заводил мотор. – До свидания, синьорина… синьор! – донеслись до них его прощальные слова. – И не забывайте, синьор, у нас всегда к вашим услугам завтраки для новобрачных!
В Рим они возвращались в полной темноте. Тетя Урсула провела на берегу пять часов. Находясь под ярким впечатлением от круиза, поразившего ее воображение, она восприняла новость об Аликс и Леоне как очередную волшебную историю. Она отклонила приглашение Леоне поехать с ними немедленно в Рим, зато обещала обязательно приехать на их свадьбу.
Вилла светилась огнями в ожидании их возвращения. Но Аликс и Леоне не сразу пошли в дом. Не сговариваясь, они взялись за руки и направились по кипарисовой аллее к фонтану. Фонтан был выключен, и в парке стояла тишина. Ночная прохлада давала о себе знать, но Аликс было тепло и уютно в объятиях Леоне.
В течение последних нескольких часов Аликс как-то незаметно для себя стала, как и Леоне, называть синьору «мачеха».
– Скажи, Леоне, мы теперь откроем ей правду, почему ты на самом деле пригласил меня на виллу? – спросила Аликс, все же побаиваясь ответа.
Но этот страх был напрасным.
– Не вижу необходимости. После бегства Микеле у нас с тобой было много времени, чтобы понять, что мы любим друг друга. Кроме того, я думаю, мачеха не удивится, когда мы сообщим о своих чувствах.
– Не удивится?
– Скорее всего нет. Во всяком случае, что касается меня.
– Тебя? Ты хочешь сказать, ее не удивит, что ты любишь меня? Почему ты так думаешь? – недоумевала Аликс.
– Будто ты не знаешь.
– Конечно, не знаю.
– Можно подумать, она не дала тебе этого понять без всяких слов. – Леоне поцеловал ее в голову и крепче прижал к себе.
– Но почему так получается? – вопрошала Аликс. – Почему знали все – и мачеха, и Венеция, и кто-то там еще, кроме тех, кого это касается больше всего? Почему я не знала? Почему я не смела лелеять даже малейшей надежды? Почему?
Леоне задумчиво покачал головой:
– Это извечная тайна… Боязнь быть отвергнутым, гордость, ревность, возможно, чувство самосохранения… Если бы когда-нибудь тебя предали так же, как меня, я думаю, ты бы понимала, что такое страх быть отвергнутым во второй раз – страх, который все-таки имеет предел. Но для этого, любимая, требуется время, и ты совершенно не права, когда говоришь только о себе. Я точно так же сомневался и страдал.
– Но сейчас-то ты знаешь? Теперь-то уверен?
Леоне нежно поцеловал ее:
– Уверен, как никогда и как ни один мужчина. А ты? Ты больше не сомневаешься?
Аликс рассмеялась.
– Я никогда не сомневалась, я просто не могла знать наверняка.
– Даже когда я поцеловал тебя тогда у озера? Даже когда… – Он вдруг замолчал. – Пойдем домой, и быть может, мачеха ответит вместо тебя на этот вопрос?
Они на цыпочках незаметно прокрались в дом, и перед их глазами предстала такая картина: на террасе сидели трое.
Они сидели молча. Микеле – на полу, вытянув ноги и уткнувшись лицом в колени матери. Баптиста – в легком шелковом платье, как настоящая мадонна.
«Вот они, разные поколения семьи Париджи, – подумала Аликс. – И эта семья теперь и моя…»
Они с Леоне, взявшись за руки, вошли на террасу и влились в общую картину. Радостное сияние, которое они излучали, передалось остальным – вопросам, объятиям и чувствам не было конца.
– Вот у меня таких проблем никогда не было, – сказал Микеле.
– Ну, надо же – за один день я обрела две дочки! – сказала синьора Париджи.
– Мы с Аликс будем сестрами, – сказала Баптиста. – Ты, Аликс, будешь тетей моему малютке, а я потом стану тетей Баптистой твоим деткам.
Но высшим счастьем для Аликс были слова Доры Париджи, которыми она ответила на вопрос Леоне, заданный в парке.
– В ту ночь, Аликс, когда ты металась в бреду, – сказала синьора, – Леоне назвал тебя «любовь моя». Помнишь, я тебе говорила? Конечно, он мог сделать это только для того, чтобы заставить тебя попить. Но я все же удивилась. «А вдруг? – спросила я себя. – Вдруг Леоне…» Да, я гадала и надеялась… И оказалась права!
Со вздохом невероятного облегчения синьора обвела всех глазами – Аликс, Леоне, Баптисту и Микеле.
– А теперь только представьте, что у меня не было бы вас и мне не за кого было бы переживать!
Микеле взял ее руку и нежно поцеловал:
– Ага, так вот о чем ты мечтаешь, мама! Но не беспокойся, теперь у тебя будет вдвое больше проблем, и это только начало. Вот посмотришь!
Все дружно рассмеялись, а Леоне склонился над Аликс:
– Если, любимая, ты поняла меня в тот вечер, значит, ты все знала?..